Отрывок из книги «Любовь (не)красавицы»

Глава 1

— Ты не любишь меня.

Слова прозвучали как шутливый укор. Я не думала так всерьёз, и хотя привыкла к нелюбви, верила, что мне улыбнулась удача.

— Ева, послушай! — Тим выглядел усталым. Конечно, мы ведь провели бурную ночь, занимались любовью, пока в окна не заглянул рассвет.

Не помню, кто в этот раз сделал первый шаг. Он или я. Я или он. Но в итоге оказались в одной постели. Снова. И так продолжалось уже целый год. Он стал моим вторым мужчиной, а я одной из его женщин. Не узнать опытного любовника было бы сложно даже такой простушке и дурнушке, как я.

— Ты же не любишь говорить после этого, — произнесла я и потянулась.

Мы лежали полуодетыми в его спальне. Вчера вечером я заявилась к нему после целой недели ссоры. В квартире пахло выпивкой и другими женщинами. Обидно, Тим мне изменяет, впрочем, какое это имеет значение, когда он вот так смотрит, вот так гладит, вот так берёт, будто во всём мире выбрал меня одну! Несмотря на внешность, скучный характер и комплексы.

— Нам надо, — с нажимом произнёс он и улыбнулся. Ох, эти ямочки на щеках сводили меня с ума. Хотелось плакать от умиления и одновременно раздеваться.

— Валяй.

Чтобы он там ни задумал, я не стану расстраиваться. Потому что слова — это слова, а любовь, даже такая больная, как у меня к нему, кандалы. Я впервые полюбила по-настоящему, ощутила, что нужна и желанна, пусть и не только я. Верность мужчины — облако, кажется, что оно реально, сделано из ваты или чего-то мягкого, а на самом деле — дым.

— Сварю тебе какао, — предложил Тим так соблазнительно, будто ласкал языком. — Напоследок.

— Выгоняешь?

Я не испытывала боли, потому что привыкла к ней. Меня никто не любил. Ни мать — признанная красавица, ни отец, в породу которого я и уродилась таким гадким утёнком, ни дедушки с бабушками. Они находили меня недостаточно своей внучкой.

А Тим, которого я повстречала в супермаркете, долго смотрел, потом решился и подошёл. Я думала, что он меня прямо там и поцелует, но он лишь попросил номер телефона. А узнав моё имя, сказал, что это судьба.

Не знаю почему. Неважно.

— Нет, провожаю, Ева.

— Надолго?

Я встала и начала одеваться. Можно было пойти в душ, но не хотелось смывать его запах.

— Навсегда, ма фам. Навсегда.

Я обернулась с улыбкой, но наткнулась на серьёзный колючий взгляд.

— Я прочитал тебя, моя книга, — сказал он таким тоном, будто речь шла о скучной инструкции. — Ты была занятной, но перечитывать, когда в мире так много неиспробованного, не буду. Прощай, Ева! Оденешься, выходи на кухню. Какао будет готов через пару минут.

Он округлил рот и, подойдя ближе, щёлкнул меня по носу.

— Вы, дурнушки, таите в себе массу сюрпризов.

Он вышел из комнаты, а я так и осталась стоять с рубашкой в руках. Блин, это же его рубашка!

Наскоро одевшись, я сунула её в пакет, впрыгнула в балетки и выбежала в подъезд. Как вор, как любовница женатого. Тим тогда не был женат, окольцевать себя он решил гораздо позже. Через четыре года, когда мы увиделись вновь.

Невестой бывшего оказалась моя мать.

***

Я помню, как я впервые увидела их вместе. В тот весенний день всё шло не по плану, начиная с того, что мама пригласила поужинать вместе в ресторане, предупредив, что познакомит меня со своим новым избранником.

— Будущий пятый муж? — с иронией спросила я.

Некоторые никогда не меняются, но я не осуждала маму. В свои пятьдесят с небольшим она была красива, умна и кокетлива. А также слыла богатой вдовой. Два мужа из четырёх умерли от сердечного приступа, в том числе и мой отец, оставив жену с приличным наследством.

Личная жизнь моей мамы тоже была гораздо насыщеннее, чем моя. Ну и ладно, я была за неё рада, пока не увидела Тима.

Я сразу узнала его, хотя прошло четыре года, но этот профиль, посадка головы, мощная и в то же время изящная шея — всё это вызвало ощущение, будто меня хорошенько так приложили по голове чем-то тяжёлым. Я продолжала стоять у входа в зал и ошеломлённо таращилась на них.

Он и она. Она — красивая, с золотистыми волнами длинных волос, которым позавидовала бы любая диснеевская принцесса, точёный профиль мамы почти не тронуло время, а счастье и влюблённость освещали её лицо изнутри, делая его ещё более привлекательным. Он — мой бывший, Тимофей Баринов, младше матери на двадцать лет, держал её за руку и улыбался.

Он всегда так улыбался, будто ты лучшая девушка в мире!

Это ошибка, дурной сон, сейчас проснусь и разревусь, потому что Тим ушёл из моей жизни, признавшись, что наши отношения ему нужны как собаке пятая нога, и что всё это он замутил от скуки. «После сдобной булочки иногда тянет на корку ржаного хлеба». Нет, это он сгоряча, не всерьёз.

И вот он сидит и целует её пальцы, словно меня не было. А если и была, то это так, не то и не с теми.

Я хотела развернуться и уйти. Гордо запахнуться в плащ и раскрыть зонт, чтобы прохожие принимали слёзы за капли дождя. Он сейчас такой косой и хлёсткий, что всё время норовит обидеть, залезть за шиворот и колючими иголками причинить боль и холод.

Но мама заметила меня и помахала рукой, а он не обернулся, продолжал смотреть на неё, как на новую игрушку. Машинку в упаковке, которую пока не развернул. Или развернул, но не успел насладиться звуками и запахами новой вещи, которые пока ещё та хранила.

И всё же сейчас мы встретимся. Я думала, что всё забыла, оставила в прошлом и законопатила наглухо дверь, а теперь моя уверенность трещала по швам.

— Дорогая, как я рада!

Мама встала, мягко высвободив руку, и поцеловала меня в щёку. Очередное показное лицемерие!

— Познакомься, это мой Тимофей!

«Мой», — только и успела мысленно повторить я, словно эхо, как наши с ним взгляды встретились.

— Очень рад с вами познакомиться, Ева! Ника много о вас рассказывала, — вежливо сказал он, а потом неторопливо поднялся и отодвинул передо мной стул, чтобы поухаживать.

Тим, которого я когда-то знала, никогда не был галантен, скорее нарочито груб, это в нём и притягивало. Звериная сущность варвара, считавшего, что жизнь — это череда битв, в промежутках между которыми надо брать как можно больше женщин, чтобы их тела заставили забыть запах крови.

— Взаимно. Чем вы занимаетесь? — спросила я в лоб, смотря прямо в глаза будущему отчиму.

— Строительным бизнесом. Уже давно, — усмешка у него была всё такой же кривой. Значит, и в остальном мой бывший не изменился.

Я вообще не верила, что кто-то способен измениться. А тем более Тим.

— А ты, Ева? Чем занимаешься?

Он так резко перешёл на «ты», что я вздрогнула и как нашкодившая, но хорошая девочка посмотрела на мать. Та слегка поморщилась и вернула мне сердитый взгляд. «Ты сама во всё виновата», — говорил он. Я привыкла виниться, но обычно не чувствовала вины, а теперь всё было иначе. Я была виновна, потому что позволяла бывшему гладить свою коленку под столом. И потому что мне хотелось замурчать от счастья.

Помнит, он меня не забыл. А у меня не было никого после него. Не считать же за кого-то того парня из полутёмного туалета в сомнительном баре. От него пахло сигаретами и чем-то ещё, какой-то дрянью, а я представляла, что это не он меня имеет, а Тим, внезапно нашедший и теперь сомкнувший сильные руки на моей талии.

За ужином я умирала от голода. Руки дрожали так, будто не ела дней пять, не меньше. Голод был, он проснулся во мне, но не физический. Мысли путались, я отвечала невпопад, краснела, а потом думала о том, что теперь буду видеть Тима чаще, значит, и… Ничего это не значило.

Только то, что он и она решили пожениться.

— Это правда? — спросила я, глядя маме в глаза. Они у неё были такими красивыми, миндалевидной формы и насыщенно-голубого цвета, как у принцессы. Или прекрасной королевы. — И сколько вы вместе? Прости, но я должна задать этот вопрос.

— Конечно, дорогая. Не волнуйся, Тим сделал мне предложение буквально вчера, и я ответила согласием. Я знаю, что ты сейчас думаешь. Что я сошла с ума, что Тимофей Александрович намного меня младше…

Она продолжала оправдываться, кажется, я действительно смутила её, впервые в жизни, но сама думала совсем о другом. Я словно губка впитывала любую инфу о Тиме. Оказывается, у него отчество Александрович.

Больше за весь вечер я в общем разговоре не участвовала. Тим и мама смеялись, рассказывали друг другу интересные подробности прошедшего дня, а я чувствовала себя чужой. Поэтому находила утешение на дне тарелки. К счастью, я была худой от природы. Должно же было хоть в чём-то повезти!

Мама всё время мне в этом завидовала. Она не могла позволить себе и лишнего кусочка хлеба, но делала вид, что это мы с ней не можем позволить съесть пирожного.

И вот теперь в наши и без того сложные отношения вмешался Тим, ворвался ураганом и задурил головы обеим. Не он виноват, и всё же я твёрдо решила в ближайшие дни рассказать всё матери и попросить её не делать нас врагами. Потому что в ином случае быть войне, в которой не будет победителей!

Глава 2

— Ну, было и было, — легкомысленно пожала плечами мама, когда я всё ей рассказала. И о том, как мы с Тимом познакомились, о наших совместных мучительных днях и сладких ночах, о расставании и моих страданиях. Словом, всё до последней слезинки, чтобы мама не думала, что я вредничаю и не желаю ей добра. Или ревную её, как маленькая девочка.

Не её я ревновала , а Тима, но признаваться в этом не хотела. Меня этот гад отверг, год отравлял кровь страстью и нежностями, вперемежку с демонстрацией полного пренебрежения. Будь я не внутри ситуации, а рассуждала бы со стороны, непременно сказала бы: «Зачем вообще нужна такая любовь?»

Так другой и не было. Так бывает, не случилось у нас с Тимом долгой совместной жизни.

— У тебя ещё всё впереди, — мама притворно вздохнула и налила себе в стакан крутого кипятка. Все наши разговоры всегда велись на кухне.

— Пойми, это мой, возможно, последний шанс.

Мама кокетливо запахнула халатик на груди. Она и сама не верила в то, что говорила, сознавая и пользуясь своей красотой на полную катушку. Мне иногда казалось, что она даже рада такой неказистой дочери, потому что не приходилось соперничать со своей молодой копией.

— Тимофей, он просто невероятный. У меня будто вторая молодость началась, — закончила мама свой рассказ и медленно пригубила зелёный чай, который сама составляла, добавляя в него разнотравье. Я знала, что она ездит к какой-то бабке, чтобы та заговаривала их на продление красоты и женской силы.

— Ты не сердись, Ева, но я выйду за Баринова, против ты или нет. За наследство не беспокойся, никто в мои деньги не залезет. Да и потерпеть тебе лет пять или десять, потом он сам отвалит. Сама понимаешь, я не всегда буду такой прекрасной, — мама захохотала и поднялась с места, томно потянувшись.

А потом подошла ко мне, пьющий свой чёрный кофе без сахара, и потрепала по щеке, как в детстве.

 — Хочешь, добавлю тебе на машину? Тысяч двести. Немного, конечно. Да сама понимаешь, свадьба впереди, надо не ударить в грязь лицом. Зато меньше выплачивать в кредит. А на день рождения ещё подкину, досрочно погасишь, платёж уменьшится.

Я кивала и продолжала глотать горький полуостывший напиток. Да, окупиться от меня деньгами стало для мамы привычным ходом.

Так и совесть спокойна, и дочь не брошена на произвол судьбы, и можно дальше нести свой превосходство надо мной в мир. Топтать шпильками мою серую мелкую гордость, ничего, я-то привычная.

Неудачная во всех отношениях. Даже профессию себе избрала не такую воздушную и прекрасную, как у мамы. Она — дизайнер по цветочным букетам, я — переводчик с финского и шведского.

— Ты скажи, как считаешь, какое цвета платье лучше выбрать? Розовое, сразу нет. Не к лицу уже, может, нежно-голубое? Белое тоже вроде как перебор.

Мама принесла свадебные каталоги и принялась щебетать мне над ухом, тыкая наманикюренным пальчиком то в одну, то в другую фотографию. Можно подумать, в первый раз замуж выходит! Неужели непонятно, что мне тошно от одного вида этих счастливых невест!

— А ты не боишься, что он изменит тебе со мной? — спросила я, задрав голову и посмотрев маме в глаза. Вероника Набатова всегда была уверенной в себе особой, вот и сейчас ни капельки не смутилась.

Лишь погладила меня по голове, как девочку, задавшую глупый вопрос от незнания жизни.

— Нет, дорогая. Не боюсь.  Во-первых, это будет проверкой на его любовь ко мне, во-вторых, у нас всё хорошо, ты понимаешь о чём я, не останется у него сил на прочих.

Я ухмыльнулась. Мама не сказала главного: кто же после меня, позарится, дочка, на тебя! Наверное, даже считала себя деликатной особой, охраняющей самолюбие дочери. Которого давно нет.

Мне двадцать пять лет, но как-то все родственники уже решили, что замуж я не выйду и останусь старой девой. С лица воду не пить, это точно, но смотреть неприятно, а главное, зачем, если рядом столько привлекательных и готовых на многое девиц моего возраста.

Я и сама поверила, что уродина, хотя зеркало показывало вполне обычную внешность: тёмные маленькие глаза, круглое лицо, жидкие волосы невнятного серого цвета. Ску-учно, как говорил Тим.

— Мне пора, — ответила я, и распрощалась с мамой. К счастью, мы жили порознь. Отец, кроме сомнительной внешности, оставил мне двушку на окраине Москвы. И за это спасибо!

— Ты не сердись на меня, — улыбнулась мама, стоя в прихожей. Она прижалась плечом к стене и склонила голову набок, будто смущённая девушка. Сейчас при тусклом свете ламп она была женщиной без возраста. — Станешь старше — поймёшь.

«А если нет?», — подумала я, зашнуровав кроссовки и махнув рукой на прощанье, чтобы скорее сбежать вниз по лестнице и выйти на свежий воздух.

Нет, я понимала, что мама отчаянно боится перейти в разряд женщин «кому за пятьдесят» и делает вид, что «возраст — это только лживая цифра в паспорте», но то, что она даже не отреагировала на моё заявление касательно общего прошлого с Тимом, задело сильно.

И все эти уверения, что я найду себе ещё, из её уст звучали особенно фальшиво. Я понимала, что она думает: радуйся, что Тимофей Баринов вообще на тебя взглянул! Ладно, постараюсь взять отпуск и махнуть на дачу в Подмосковье. Подальше от этих двоих!

Где-то в глубине души я понимала, что эта идея неудачная, потому что сбежать от самой себя и воспоминаний невозможно.

Можно запихнуть их поглубже, только теперь и это не удастся. Я давно уверила себя, что Тим уехал куда-то за рубеж и соблазняет там местных красоток на пляже, а теперь вот так вот случилось. И что с этим делать, я не представляла.

Напиться разве что!

А вечером позвонил Он сам. Мне, той, кого оставил четыре года назад.

***

— Я так и знал, что ты не сменила номер, — начал он разговор так, будто мы только вчера расстались. Или на прошлой неделе. — Давай увидимся.

— Давай, — согласилась я, подумав, что если откажусь, буду жалеть. Знала ли я о том, к чему всё приведёт? Надеялась, так будет сказать лучше всего.

И дело совсем не в моей матери. Дело в том, что мы не завершили отношения. Я сбежала, больше Тим мне не звонил, посчитав, что уже отдал все долги. Себя, любовь и внимание.

Осталось лишь угостить какао, который я так любила. Вот именно этот напиток он мне и задолжал.

— Только не воображай, что я увидел тебя и расчувствовался, — добавил он осторожно, а я засмеялась.

— Не буду. Только и ты не думай, что я приду и разденусь, как прежде. Угостишь меня какао?

— Договорились. В кафе через час?

Он всегда не любил откладывать дела в долгий ящик и ещё не любил меня. Но сейчас это было неважно, гораздо интереснее будет услышать, что он теперь думает по поводу женитьбы на моей матери.

И то, что Тим назначил встречу в людном месте, меня успокаивало. Значит, не будет искушения снова оказаться в одной койке.

Спать с Тимом я не планировала. Ох уж эти планы! Я вся из них состою, только когда встретила его, всё пошло к чёрту! Но теперь я уже не та дурочка, которой была раньше. Как там, «разбитую чашку не склеить»?

И всё же я не шла, а летела на встречу. Посмотрела на себя в витрину магазина и решила, что непременно схожу в дорогой салон и сделаю модное окрашивание.

Перепрыгнула лужу и, взглянув на туфли, дала себе слово с ближайшей получки купить новые. Просто так. Должна же быть от появления Тима в моей жизни практическая польза!

Но вся моя решимость растаяла, как мороженое под солнцем, стоило войти в стеклянную дверь кафе-ресторана и увидеть его. Он встал и пошёл навстречу. Я представила, как мы встречаемся на средине, смотрим друг другу в глаза и начинаем танцевать танго. Как в старом фильме.

Я отправилась учиться аргентинской страсти после того, как Тим оставил меня. Чтобы занять время и заглушить боль. Выплеснуть в полутёмном помещении нерастраченные чувства и невысказанную страсть.

Получилось неплохо. Обнимая партнёра, я каждый раз представляла, что продолжаю диалог с Тимом, отвергнувшим и покинувшим меня. Обнимаю его за плечи, смотрю в нахальные серые глаза и отвергаю его, мучаю неопределённостью и улыбаюсь так, словно обещаю себя, но не ему.

— Хорошо, что ты вовремя, — сказал он, ухватив меня за локоть. И от нашего соприкосновения по моему телу пробежал электрический разряд.

— Хорошо, что ты решил поговорить, — ответила я. Надо больше слушать и меньше болтать.

— Не о нас, дурочка, — улыбнулся он пресыщено.

Неужели верил, что я буду умолять вернуться? Нет, Тим, ты моя болезнь, а с недугами борются.

—А я думаю как раз о нас. О нас троих. Ты не можешь не понимать, что теперь, в свете выявленных обстоятельств, вам с моей матерью не по пути. Бедняга, наверное, первый раз в жизни влюбился, а теперь такой облом.

Я улыбалась и ехидничала, цепко смотря в его лицо, наблюдая за реакцией и думая о том, как много времени прошло с момента нашей последней встречи.

Не той, что произошла на днях в кафе, другой, когда мы ещё были близки и одновременно так далеки друг от друга.

— Почему облом? — спросил Тим, закуривая и прищуриваясь. — Твоё родство с моей невестой ничего не меняет.

Я немного опешила. Мы сидели друг напротив друга за столиком в дальнем углу, он был расположен так, чтобы входившие не сразу нас замечали, только если бы намеренно искали.

— И тебя, конечно, ничто не смущает? — продолжила я, стараясь казаться равнодушно-холодной, хотя внутри всё бурлило от ненависти. Вернулся в мою жизнь, чтобы служить напоминанием о прошлом? О том самом прошлом, которое я пыталась изжить из памяти, выжечь из сердца?!  — Скажи честно, неужели ты и в самом деле влюбился в мою мать настолько, что готов терпеть под боком её дочь?

 — Под боком? Интересное предложение.

Тим говорил так, как всегда общался с женщинами,  с издёвкой, открыто и провокационно. Ему нравилось вгонять меня в краску, но это было тогда, когда мне минуло двадцать один, с тех пор я стала более циничной и научилась прятать свои чувства за пустыми фразами и шуточками.

— Сейчас ты настоящий, — сказала я, отхлебнув заказанный какао. — А вчера был другим. Что тебе надо от моей матери? Деньги, конечно.

— Не только. Ника мне нравится, приятная, ладная, угождающая. Довольная тем, что имеет и тем, кто имеет её, плюс не требует ничего взамен. И настоящая красавица. Мужчины любят глазами и руками, ма фам.

Последняя фраза была произнесена с особым нажимом и насмешкой, она больно хлестнула по лицу, как пощёчина. Ну ладно, ты ещё узнаешь на что способны дурнушки!

Я слушала его издёвки, прокручивала в голове планы мести, конечно, неосуществимые, но душу они согревали. А она за все последние годы превратилась в хрустальную льдинку.

Слёзы красивой женщины вызывают у мужчин желание утешить и оказать покровительство, слёзы дурнушки — омерзение. Мол, разве она не понимает, что и так непривлекательна, зачем ещё ревёт?!

Я разучилась плакать даже в одиночестве.

— Но этого недостаточно, чтобы жениться на женщине гораздо старше, — прошипела я, наклонившись к нему через столик и особенно выделив слово «недостаточно».

— Не твоё это дела, Ева! — хмыкнул он, но не отодвинулся, напротив, перехватил рукой моё запястье, причинив лёгкую боль.

Тим умел делать больно, чтобы жертва оцепенела, но не захотела вырваться.

— Я позвал тебя сюда, чтобы сказать: твоё появление на моём горизонте ничего не меняет. И если ты не станешь слишком часто попадаться мне на глаза, быть может, я и окажу тебе как-нибудь тёплый приём.

В его глазах зажёгся огонёк, который я слишком хорошо знала. Желание поставить на вещи клеймо с оттиском «была подо мной», вот тогда можно и оттолкнуть её, женщину-вещь, в сторону, чтобы не мельтешила под ногами.

— Обойдёшься!

Я выдернула запястья из его цепких длинных холёных пальцев, электрический разряд кольнул в грудь, отчего та начала ныть, как у ревматика перед бурей.

— Я не позволю тебе, дорогой, облапошить мою мать. Потому что, знаешь ли, её деньги — это немного и мои.

Я специально говорила о деньгах, этот язык Тим понимал лучше прочих.

— Пожалуй, провожу тебя, — внезапно предложил он. — До двери. Не люблю, когда женщина убегает, не получив на то моего разрешения.

Намёк понят, речь шла о нашей последней любовной встрече, когда я сбежала, не дождавшись обещанного какао. Вот сегодня я его выпила, правда, сварил его не Тим, но что нас теперь связывает? Только моя мать. К сожалению.

Я не возражала, чтобы пройти несколько метров рядом с ним. Можно закрыть глаза и притвориться, что прошлое воскресло, или что мы расстались друзьями.

Нет, дружить с Тимом я не хотела, только поскорее выдворить его из своей жизни и забыть. Стать снова серой, ни к чему не чувствующей тепла женщиной.

Мы вышли в апрельскую оттепель, солнце на миг ослепило глаза, я зажмурилась и отвернулась, чтобы тут же почувствовать осторожное касание его пальцев к своим губам. Миг, — и всё кончено.

— Не прощайся, — услышала я над своим ухом и открыла глаза. Тим ушёл обратно в кафе, наверное, ждал кого-то ещё. Что мне за дело?

Я судорожно вздохнула и побрела к остановке. Надо записаться в салон красоты, чтобы обрести иллюзию, что я ещё хозяйка своей жизни. Тим снова оставил последнее слово за собой, но это в последний раз.