Отрывок из книги «Моя фиктивная жена»

Глава 1

Хельга

- Все, мать, неси икону заступницу. Пришла беда, пробил час.

Примерно так мой отец отреагировал, когда я сказала, что уезжаю в Холинбург – искать работу и творить.

Мать поддержала: выбежала с иконой святой Марфы, которая избавляла от глупости, стукнула меня по лбу и воскликнула:

- Дурища! Тебе о чем надо думать? О замужестве! О детках! О том, как мужу помогать? А ты?

- А она только о книгах! – поддержал отец. – Над одними чахнет до утра, все никак не начитается, а вторые пишет! Потому, видать, и тоща!

Да, да, да. Так всегда было. Родители с раннего детства считали меня позором всего гномьего рода. Порядочной девочке из приличной гномьей семьи надо играть в куклы одной рукой, держа во второй руке большой пирог с мясом и луком. А в куклы я не играла и пироги ненавидела – я носилась по полям и садам, которые лежали у нашей горы, ловила бабочек и придумывала сказки.

Дальше, с точки зрения родителей, все стало еще хуже. Я не набрала приличного гномьего веса, мои рыжие косы не лежали на груди параллельно полу, как у сестер и всех подруг, а желания и мечты не крутились вокруг семьи и замужества, как у правильной гномихи. Я хотела стать писателем – мои детские сказки давно остались в ящиках стола, теперь я писала о приключениях отважных воительниц и верила, что мои книги обязательно будут изданы, когда я повзрослею.

- И ладно бы писала о любви! – всхлипнула мать, глядя на икону, словно рассказывая обо всем доброй святой и ища ее поддержки. – О свадьбе, о муже с детками, о приличных и приятных предметах! Это бы еще ничего, так ведь нет! Все у нее там какие-то принцессы с топорами носятся, вот где ты, Хельга, видела принцессу с топором?

- Нигде не видела, - вздохнула я, укладывая в чемодан свои юбки и рубашки. Пожитков набралось очень много, надо было решить, что взять, а что можно оставить. – Мам, пап, ну вы сами мне всегда говорили: я позор гномьего рода, я тощая жердь, я никогда не выйду замуж. Вот и ладно. Я буду жить в Холинбурге и писать книги. Я уже совершеннолетняя, имею на это право.

Мать снова стукнула меня иконой, словно святой заступнице требовалось вразумить дурищу. Примерно так меня называли, когда я говорила, что в жизни много других занятий, и не надо все сводить к свадьбе и дитачкам.

- О сестрах подумай! – воскликнула она. – Кто их замуж возьмет, если у них сестра в городе книжонки пишет! Мартин, ты-то не молчи, скажи ей!

Мой старший брат, у которого борода была такой длины, что уже можно заплетать в ней косы и украшать золотыми колечками, кашлянул в кулак.

- Хельга, ну правда. Ты на себя-то посмотри, какой из тебя писатель? Оставайся дома, выйдешь замуж хоть за Олава…

Я кинула в него пеналом с карандашами. Попала. Сам пусть выходит замуж за Олава, он дурак и пьяница. Но у гномов считается, что лучше муж-выпивоха, чем никакого мужа.

- Мало я тебе косы драл, клянусь святым Николасом, - вздохнул отец. – А теперь уж поздно, выросла дочка…

Воспользовавшись возникшей паузой, я подхватила вещи и вылетела на улицу. Все семейство высыпало за мной, крича, рыдая и умоляя, но я быстрым шагом двигалась к выходу из горы. Соседи выглядывали из окон и дверей – да уж, им теперь будет, о чем поговорить.

Я не оборачивалась. Незачем.

Прощай, прежняя жизнь. Здравствуй, Холинбург, город людей и эльфов, я обязательно устроюсь, как надо.

Дорога заняла полтора часа: трясясь в почтовом дилижансе в обнимку с чемоданом, я повторяла себе, что у меня все получится. Я найду жилье – деньги у меня были, как у всякой гномихи. Глупо пускаться в путешествие, не отложив приличного золотого запаса. Я найду и работу – работы я не боялась и готова была взяться за любое дело, благо руки росли, откуда нужно. А потом, когда устроюсь на новом месте, отправлюсь в издательство.

Родители всегда говорили, что гномиха-писательница это дурь и несусветная блажь. Ну вот и посмотрим, кто из нас прав, а кто нет.

В сравнении с Подгорьем Холинбург показался мне маленьким и каким-то приплюснутым, что ли – зато в нем было много зелени, а я обожала сады и парки. Расплатившись за проезд, я неторопливо побрела по широкой светлой улице, которая текла среди бесчисленных магазинов и кафе: надо было осмотреться и прикинуть, что к чему. Я уже бывала здесь, но одно дело просто таращиться по сторонам, как и положено туристам, и совсем другое – искать кров и заработок. 

Вот висит табличка на двери ресторана: «Требуется судомойка» - прекрасно, запомним, может, пригодится. Вот еще одно объявление: «В ювелирный магазин требуется продавщица» - о, а это уже интереснее. Гномы лучше всех разбираются в золоте, я тут точно справлюсь, главное, не упустить свой случай.

Толкнув дверь, я скользнула в сверкающее царство витрин и роскоши, и меня тотчас же окликнули:

- Эй, гномиха! А ну-ка на выход!

Я увидела, что ко мне движется возмущенный мужчина в красном сюртуке – не продавец, охранник с усами-пиками.

- Давай, давай, шагай отсюда! Здесь не подают! – рыкнул он, и от обиды и возмущения я залилась багровым румянцем, от него даже глазам сделалось горячо. Меня приняли за нищенку? За побирушку?

Осмотревшись, я едва не выругалась: магазин был эльфийский, занесло же меня! И если люди относятся к гномам, как к равным, то эльфы нас на дух не переносят. Мы им извечные конкуренты по золотодобыче, мы гораздо лучше работаем с драгоценностями, да и вообще история нашего противостояния очень долгая и не слишком приятная. Охранник был человеком – выслуживался перед хозяевами – а вот все продавщицы были эльфийками, и единственный покупатель, который склонился над витриной, тоже был эльфом.

- Сам ты попрошайка! – парировала я. Надо было не сдаваться и не уходить отсюда с опущенной головой и капающими слезами. – Я ищу работу! Сюда ведь нужна продавщица!

Эльфийка в синем форменном платье поджала губы, протянула покупателю бумажный пакет с гербом магазина и пропела:

- Она еще и неграмотная! Написано же ясно: требуются только эльфы!

Вот тут я едва не расплакалась – с таким пренебрежением и ледяной ненавистью это было сказано. Да что плохого я сделала, чтобы выставлять меня отсюда, как воровку или нищенку? Почему не сказать нормально: спасибо, ничего не нужно?

Воспользовавшись моим замешательством, охранник подхватил меня под локоть и выставил из магазина. Молодец, выслужился, возьми сладкую косточку у добрых хозяев. 

Мне было так обидно, так горько, что я почти без сил опустилась на ступеньки. Нет, не плакать, ни в коем случае не плакать – эти остроухие дряни наверняка смотрят и ждут, что я расплачусь, а город катится себе мимо со своими домами, витринами, парками и зеваками, и все в нем советует: возвращайся домой, дурища, выходи замуж за Олава, строй обычное гномье счастье…

- Барышня, - окликнули откуда-то сверху. Я подняла голову и увидела эльфа-покупателя: он вышел из магазина и задумчиво рассматривал меня с высоты своего роста. Долговязая тощая громадина, холеное лицо театрального красавца, очень дорогой костюм – не магазинный, а пошитый по мерке: этот эльф был не каким-нибудь банковским клерком, а кем-то на очень высоком месте.

- Ищете работу? – спросил он. Я кивнула. Почему-то, несмотря на привычное эльфийское презрение к миру, в этом мужчине было что-то располагающее. Он, возможно, был не таким вредным, как его сородичи. И не так ненавидел гномов. Если бы ненавидел, то не заговорил бы со мной.

- Да, ищу, - кивнула я. Встала – незачем рассиживаться на ступеньках – и оказалась ростом как раз до середины груди незнакомца.

Неудивительно, что эльфы вырастают такими вот махинами. Господь создал их в березовых рощах и поселил среди ветра, листьев и ручьев, а нас выкопал из горных пещер, да так там и оставил: ройте золото да уголь, плодитесь и размножайтесь.

- Магии боитесь?

Магия, вот оно что. Эльф был артефактором – покупал в магазине золотые и серебряные пластинки для работы. Тогда неудивительно, что он такой холеный и важный: артефакторы очень богаты.

- Нет. Почему спрашиваете?

Эльф снисходительно окинул взглядом мое платье и чемодан и ответил:

- Мне нужна помощница. Тридцать крон в месяц, плюс комната в моем доме для проживания. Плюс еще работа на кухне. Стряпня, закупка, мытье посуды и все в таком духе. Согласны?

Мне захотелось сплясать от радости. Два часа назад я покинула родительский дом – и вот у меня уже есть работа и крыша над головой. Обида, нанесенная в ювелирном магазине, поблекла перед тридцатью кронами – хорошие деньги, этот артефактор не жадина.

Дела налаживались. Вот только если отец узнает, что я работаю на эльфа – проклянет.

Ну и ладно. Пусть проклинает. Я и так позор семьи, потому что тощая, пишу книги и не хочу замуж.

- Согласна, конечно, - улыбнулась я и спросила: - В двух словах, в чем моя работа?

*** 

Анарен 

Сначала я подумал, что она человечка – потом посмотрел на золото в косах и на шее и понял, что ошибся. Из магазина вытолкнули гномку. Неудивительно – ей стоило смотреть внимательнее, куда она идет. Эльфы на дух не переносят гномов, особенно если те трутся рядом с эльфийским золотом.

Если бы отец узнал, что мне стало жаль ее, эту девчонку с рыжими косами, круглым лицом и огромными карими глазами, то проклял бы меня еще раз. А я ее пожалел – никто не заслуживает того, чтобы его выкидывали едва ли не пинками.

У девчонки был большой чемодан, нарядное по гномьим меркам платье и неукротимая решительность. Мне даже показалось, что над ее головой сверкали маленькие молнии. Она готова была расплакаться от обиды, но старательно сдерживала слезы – достойное поведение. Интересно, ее изгнали из Подгорья или она сама отправилась на поиски новой жизни? Если верно второе, то она бунтарка, такая же, как я.

- Работа состоит в том, что вы будете помогать мне в лаборатории, - ответил я, когда мы пошли по улице. Горожане смотрели в нашу сторону с нескрываемым удивлением: надо же, гномка идет рядом с эльфом, и они не скандалят и не дерутся. – Чистить пробирки, мыть столы, раскладывать инструменты. Отправлять мою почту и заказы. Получать мою почту и заказы. Покупать реактивы и камни по списку. Работы много, не сомневайтесь.

Отец проклял меня, когда я сказал, что хочу быть артефактором. Магия, которая жила во мне, была намного больше, чем у остальных эльфов, и постоянно требовала выхода – отец сказал, что можно пойти, например, по военной стезе, если уж мне настолько невтерпеж угробить жизнь на волшебство. Можно, допустим, стать боевым магом, который расшвыривает войска ударом посоха – это и медали, и деньги, и звания, все, как полагается. Артефакторика – это грязная наука для людей, которые обучились управлять течениями магических полей, и эльфам не положено ей заниматься.

- Хорошо, - кивнула гномка. – Я никогда ничего такого не делала, но думаю, что справлюсь. Меня зовут Хельга Густавсдоттир, а вас?

- Анарен Эленандар, - с достоинством представился я. На какой-то миг остро захотелось, чтобы отец вдруг оказался здесь и увидел бы меня в такой компании. На сегодня моя потребность в бунтарстве была бы удовлетворена, а отец кричал бы так, что с веток падали бы птицы, почти лопаясь от гнева. Эльф из благороднейшей семьи королевства – мало того, что я стал артефактором, так теперь еще и завожу дружбу с гномами, земной грязью.

Отец и вся семья считали гномов и людей пылью на своей обуви – это очень эльфийская точка зрения, и мы можем ее себе позволить с нашими деньгами и властью. Но я придерживался другого мнения: нельзя презирать кого-то просто за то, что он родился не таким, как ты. Надо брать все лучшее у всех – у людей, у гномов с кирками, даже у орков с их лошадиными табунами и степными юртами – только тогда ты сможешь подняться выше.

- Это магия в нем говорит, - вздыхала мать. Отец только за голову хватался. Какое-то время он пытался выбить из меня глупость своей тростью, потом понял, что это бессмысленно. Я переносил побои без криков и слез и стоял на своем: съезжаю из родительского дома, поступаю в академию артефакторики, учусь и работаю.

- Так и шел бы тогда в армию, если ему так приспичило работать с артефактами! В боевые маги! Так ведь нет. Ох, какой стыд… Что скажут главы эльфийских семей? Как нам пережить этот позор?

- А какие артефакты вы делаете? – спросила Хельга. Я вырвался из задумчивых размышлений, увидел, что мы почти подошли к моему дому, и ответил:

- Я работаю с магией исцеления. Делаю артефакты для детских больниц всего королевства, часть идет за рубеж. Для каких-то болезней есть лекарства, но есть и такие, где справляются только артефакты.

Гномка ахнула. В карих глазах мелькнуло искреннее уважение, и я неожиданно отметил, что она смотрит на меня без неприязни и зависти, как остальные ее сородичи. Это был не вечный недруг, а просто девушка с длинными косами и лучистым взглядом – артефакторы-люди всегда красуются перед такими, и я надеялся, что не делаю этого. Просто рассказываю о том, чем занимаюсь, вот и все.

- Маленьких лечите? Вот вы молодец! – одобрила она. – Достойное дело.

- Да, лечу маленьких. И иногда помогаю коллегам с большими, - снисходительно улыбнулся я, открыл ворота и пропустил Хельгу в сад. Она пошла по дорожке к моему дому, и было видно: девчонка в восторге. Ей нравились и пышные плетистые розы всех оттенков желтого и розового, которые кивали тугими головами, и яблони, которые опускали тяжелые ветви к земле, рассыпая плоды на траву, и старинные статуи, что сопровождали идущих любопытствующими взглядами. Дом, который утопал в зелени сада, я приобрел три года назад, когда смог заработать и скопить достаточно денег: белый, старинной архитектуры, он сразу пришелся мне по душе. В нем было что-то очень загадочное, с его балкончиками, лесенками и высокими окнами – и в то же время в доме таилось нечто радостное, по-настоящему гостеприимное. Он словно негромко приглашал: входи, тебе здесь будет хорошо.

Не столица. Далеко не столица. Но – это место было моим, и мне в нем было хорошо.

Отец ждал, что я приду, склоню голову и обращусь к нему за помощью – он, конечно, поможет во всем, пристроит меня на непыльную работу и выделит в личное пользование один из столичных дворцов, но для этого я должен буду отказаться от артефакторики. А я не собирался этого делать: работал, копил, жил так, как считал нужным.

- Вон видите те два окна? – указал я. – Ваша комната. Напоминаю, помимо помощи в лаборатории вам придется готовить. Садом занимается специальный человек, приходит раз в неделю.

- Я справлюсь, - решительно заявила гномка. Я заметил, что ее чемодан приоткрыл пасть, выпуская край тетради, и поинтересовался:

- Это ваш дневник хочет сбежать или вы пишете книги?

На круглых щеках Хельги снова выступил румянец, сделав девушку совсем юной и трогательной. Она застегнула чемодан и с поистине королевским достоинством сообщила:

- Я пишу книги. Вот устроюсь и обязательно пойду в издательство.

Я улыбнулся. Надо же, какую диковинку повезло найти: юная гномка, которая мало того, что уехала из своей горы, так еще и пишет книги. Гномки ничем таким не занимаются: у них слишком много забот с домом и многочисленными детьми. Когда ты одной рукой мешаешь суп, а другой пеленаешь пятого ребенка, то тебе будет не до творчества и книг. Видно, мой взгляд вышел слишком выразительным, потому что румянец Хельги сделался еще гуще, она гордо посмотрела мне в лицо и отчеканила:

- Да, я пишу книги. Да, я уехала из дому, потому что не хочу идти замуж за пьяницу, раз тоща, как стиральная доска, и хороший жених на меня не взглянет. И если вы будете надо мной смеяться, то я…

Дальше она не придумала, лишь решительно засопела, давая понять, что в случае насмешек меня ничего хорошего не ждет. Открыв дверь, я пропустил девушку в гостиную и спросил:

- Наподдадите мне как следует? Впрочем, я не собираюсь смеяться над вами. Я и сам своего рода бунтарь.

Хельга осторожно прошла по старинному светлому ковру, рассматривая мебель из белого дуба с перламутровой инкрустацией. Зеркала перебрасывались ее отражением, и на мгновение показалось, что гномка идет под водой. Мы поднялись по лестнице на второй этаж к дверям, которые вели в ее комнату, и Хельга полюбопытствовала:

- Бунтарь – это как?

Я усмехнулся. Моя история была не той, которую рассказывают о себе мужчины из благородных семей, когда беседуют с барышнями. Впрочем, это гномка – и она не та барышня, которой мне стоит стесняться.

- Моя семья порвала со мной, когда я стал артефактором, - сообщил я, стараясь говорить как можно равнодушнее. – Это не дело для достойного эльфа, а грязная человеческая работа. Но она мне нравится, моя душа ей радуется, так что теперь я здесь.

Глаза Хельги распахнулись еще шире – и в них я удивленно увидел уважение. Надо же, еще ни один гном на свете не уважал эльфа – а мне вот повезло.

- Устраивайтесь и приступайте, - сказал я строже, чем собирался, чувствуя, что в душе что-то дрогнуло, наполняясь звоном. – Сегодня с вас ужин.

 

*** 

Хельга

Кухня сверкала чистотой, белизной всех поверхностей и абсолютной пустотой. В шкафах ничего не было – ни соли, ни сахара, ни кофе, не говоря уж о мясе, овощах и специях. Эту кухню словно привезли из мастерской дорогого мебельщика, собрали и больше на ней не появлялись. Я растерянно посмотрела на сковороду, которую повесили на крючок и ни разу не взяли в руки и спросила:

- А как же вы едите?

А ведь тут одно удовольствие готовить! Здесь отличная плита, в которой огонь разжигается сразу же, стоит только похлопать в ладоши. Здесь замечательные сковороды, которые стоят целое состояние – на них никогда ничего не пригорает. А кастрюльки, а салатницы, а фарфоровые тарелки, расписанные цветами и птицами! Все это так и просило: Хельга, приготовь еду! Хельга, наполни нас!

- Заказываю все в ресторане, - ответил Анарен. – Но у них сменился повар, так что вы очень вовремя.

Я вздохнула. Этот эльф питается в ресторанах, вот уж глупость так глупость. Денег, видно, некуда девать.

А денег у него немерено, это ясно с первого взгляда. Дом был огромный, старинный, все в нем дышало и сочилось роскошью. Такую мебель, ковры и зеркала я видела только в журналах о богатой жизни дворянства и королевской семьи, которые в Подгорье читали, как диковинку и подумать не могла, что когда-нибудь окажусь рядом. Кровать и шкаф в моей комнате были антикварными, из южного черного дерева с позолотой и вензелями – на них дышать-то жутко, не то, что спать и раскладывать вещи.

- Тогда давайте денежки. Тут надо много чего купить.

Эльф кивнул, вынул из кармана бумажник и, отсчитав на стол пятьдесят крон, небрежно произнес:

- Покупайте все, что потребуется. Не хватит денег – скажете. Я ужинаю в семь. Успеете?

Я покосилась на часы, которые показывали ровно три. Успею. И накормлю его так, что он будет дышать через раз. Рестораны, заказы – тоже мне, выдумали моду. Разве там приготовят нормально?

Все гномы умеют готовить и делают это не левой рукой из-под правой пятки, а так, что можно взять сковороду с любой гномьей кухни, отнести в столовую к королю-батюшке и наслаждаться одобрительными возгласами его величества. Я никогда не была такой объедалой, как мои сестрицы, способные съесть запеченного поросенка и закусить пирожками да салатом, но стряпня была моей сильной стороной.

Особенно хорошо готовить, когда не нужно высчитывать монетки и кромсать несчастную курицу на пятнадцать блюд – просто идешь в лавку или на рынок и покупаешь самое лучшее. Что душенька пожелала, то и берешь.

Прилавки городского рынка так и ломились от всяческого добра – лавкам и лавочкам нашего Подгорья не сравниться с тем великолепием, которое лежало здесь на столах. Не каждый поставщик и фермер отправится к гномам, которые прижимисты и бьются насмерть за каждую монетку, требуя скидок и критикуя товар на все лады, чтобы сбить цену. Я набрала круглопузых мясистых помидоров и пупырчатых огурцов – сделаю салат, эльфы любят салаты. Если верить моим родителям, они ничего не едят, кроме салатов, ну да это мы еще посмотрим. Ни один мужчина, эльфийский он, гномий или человеческий, не откажется от хорошего ужина.

Я купила славный кусок свинины, попросила разрезать – скручу из него рулет с сыром, луком и грибами: вот, кстати, и грибы, крепенькие боровички со смуглыми шляпками, только что собранные, которые так и просятся на сковороду. Лук, чеснок, картошечка – куда же без жареной картошки? Без картошки это не ужин, а так, скудный перекус на один зубок. А на завтрак возьму говяжьи колбаски и бекон – пожарю с яичницей и овощами, день нужно начинать с сытым животом и хорошим настроением.

А вот и оливковое масло – южное, очищенное, как золотая слеза. А икра? Сверкающая, рассыпчатая, ляжет горкой драгоценностей на подсушенный хлеб и пасту из авокадо с каперсами – и еще перышко лука сверху, как завершающая точка. Рыбка! Куплю тяжеленные стейки, положу на холод, приготовлю завтра на обед. А к рыбке нужны лимончики, розмарин, черный рис – они с рыбкой лучшие друзья. А к черному рису надо особые специи, от одного взгляда на которые душа начинает танцевать. И кофе, кофе обязательно!

Как он вообще жил, ничего не готовя, этот эльф? Правильно про них говорят, что они со странностями. Подхватив тяжеленные корзинки и купив почти у выхода с рынка длинные хрустящие багеты, которые только что вынули из печи, я пошла домой: предстояло еще готовить.

- Мармелад, красавица! Ай, что за мармелад! Купи, не пожалеешь!

Я не сразу заметила, откуда меня окликнули – таким маленьким был столик со сладостями. Он едва не падал от разноцветных гор фруктового мармелада, которые пахли так, что голова начинала кружиться от восторга, а рот наполнялся слюной.

- Фруктовый, свежайший, сладкий, как первая любовь! – низкорослый чернокожий продавец, укутанный в пестрое покрывало, выхватил бумажный пакет и принялся проворно наполнять его прозрачными мармеладными кубиками. – Арбузный, сливовый, яблочный, дынный, персиковый! Нежный, как твоя щечка! И всего пятачок!

Я протянула ему монетку и, с трудом найдя место для пакета среди покупок, подумала: не попробовать ли кусочек сразу? Нет, потерплю, оставлю на вечер. Сварю кофе, сяду за стол и буду писать новую главу в своей книге о пиратской принцессе, которая высадилась на таинственный остров сокровищ, окутанный туманом черной магии…

Удивительно, но Анарен не смеялся, когда узнал, что я пишу книги. Все смеялись надо мной – родители, брат и сестры, соседи, одноклассники – а он даже бровью не повел. Гномка пишет книги – ну и ничего удивительного. Он смотрел так, словно это нормально, даже правильно, а раз так, тогда я приготовлю ему такой ужин, что он с ума сойдет и пальцы до локтей оближет!

- Красавица! – окликнул меня продавец мармелада. – А поцелуешь – скажу секрет. Хочешь?

Я нахмурилась. Нечего тут! Я приличная девушка, а не из всяких там!

- Сиди уже! – посоветовала я и тряхнула один из пакетов. – А то тебя сейчас вот, свинячьи копыта поцелуют по голове!

- Все, все, молчу! – продавец примиряющим жестом вытянул вперед руки. – Не было у нас тут раньше таких боевых гномок!

- Вот и молчи, - пробормотала я и направилась к выходу с рынка. В груди откуда ни возьмись появилось неприятное тревожное чувство.

Вот ведь нахал какой! Городской, сразу видно.

 

Глава 2

Анарен

Я готовил исцеляющий артефакт, сверяясь с большой картой пациентки, которая стояла на специальной подставке. Вот результаты исследования крови – и на золотую пластинку ложится завиток заклинания. Вот точнейшие расчеты опухоли, которая разрастается в теле – и новые нитки магии укладываются на золото. Ничего, пациентке придется потерпеть совсем немного – скоро артефакт будет готов, и она забудет и об опухоли, и о боли. Девочка семи лет будет жива и здорова: пойдет в школу, откроет книги, станет играть в игрушки как раньше.

Еще немного. Последний завиток. Точка – и дело сделано.

Я отправил закрепляющее заклинание в золото и какое-то время сидел за столом, ничего не видя и не слыша. В ушах шумело, лаборатория плавала в тумане – так всегда бывает, когда заканчиваешь артефакт, и магия выскальзывает из души, оставляя только пустоту. Потом она, конечно, заполнится, но пока надо просто посидеть и опомниться. Проведя ладонями по лицу, я нашарил на столе стакан воды и торопливо сделал несколько глотков.

Мир прояснился. Готовый артефакт сверкал золотом и причудливыми узорами – новенький, яркий, он был похож на оригинальное украшение. Подождав, пока пальцы перестанет жечь, я снял его с подставки, аккуратно упаковал в плотную коричневую бумагу и, обвязав тонкой нитью, взялся за сургуч, чтобы поставить личную печать.

Пятнадцать тысяч крон, вот сколько он стоил. Сейчас артефакту предстояло отлежаться, а завтра утром я отнесу его на почту и отправлю заказчикам. Такое важное дело нельзя было поручить новой помощнице.

Сейчас, когда я подумал о Хельге, мне сделалось как-то странно. Я, эльф из достойной и благородной семьи, поступил, мягко говоря, оригинально: пригласил в свой дом гномку и дал ей работу. Но что-то подсказывало мне, что я поступил так, как нужно, когда не прошел мимо девушки, которая с трудом сдерживала слезы обиды.

Любой другой эльф на моем месте плюнул бы ей на голову – а пусть не лезет туда, куда ей, как до звезды небесной. Наверно, отец прав: я эльф с искаженной, изуродованной природой.

Но сейчас это казалось правильным.

Упаковав артефакт в пересылочный пакет, я словно бы очнулся и понял, что все это время кругом царил дразнящий запах.

Мясо.

Эльфы практически не едят мяса, считая его тяжелой пищей простонародья, зато орки, люди и гномы не мыслят без него нормальной трапезы. Запах был словно прикосновение ласковой руки к волосам. Охваченный им, я вдруг представил большой и теплый дом, накрытый стол и семью за этим столом – семью, где все друг другу рады и принимают близких такими, какие они есть.

Семью, которой у меня никогда не было, несмотря на дом, родителей и брата.

Поднявшись из-за стола, я расправил завернутые рукава рубашки, надел сюртук и подумал: кажется, мне повезло, что сегодня я встретил эту Хельгу Густавсдоттир. Глупая мысль, конечно. Очень глупая и не-эльфийская.

В столовой уже накрывали ужин, и сперва я подумал, что пригласил кого-то и забыл об этом. Нет, конечно, у меня нет таких друзей, с которыми можно разделить ужин, но такое количество еды для меня одного? Хельга успела переодеться в темно-зеленое клетчатое платье, уложила рыжие косы в корону вокруг головы и сейчас хлопотала над фарфоровым блюдом, нарезая что-то похожее на мясной рулет. Это именно он источал удивительный запах. Компанию рулету составляла большая ваза с салатом из помидоров, огурцов и зелени, и я невольно вздохнул с облегчением: хоть что-то эльфийское! На столе красовались аккуратные тосты с икрой на подушке из авокадо, какие-то мисочки с соусами и соленьями, рыжее облако чего-то морковного, громадное блюдо с жареными ломтиками картофеля, и я удивленно спросил:

- Вы кого-то пригласили, Хельга?

Гномка, которая выводила узор из соуса по ломтю мясного рулета, удивленно подняла на меня глаза.

- Нет. Как бы я смела кого-то приглашать в чужой дом?

- А кому тогда столько еды?

Она растерянно отставила соусницу в сторонку, окинула взглядом стол и ответила:

- Ну как же… ужин. Вам.

- Так много! – ободряюще улыбнулся я. Хельга нахмурилась.

- Разве это много? У меня отец бы сел, съел и сказал: ну ничего так закусил, а есть ли чего пожрать?

Я рассмеялся, сел за стол и уточнил:

- Это ведь жареная картошка, верно?

Картошка была вся золотая, в смуглых луковых завитках – Хельга проворно наполнила ею мою тарелку, уложила рядом мясо и сказала:

- Это вот был же стишок такой: 

Пусть сегодня день печалил нас немножко.
Как сказал мне старый орк перед таверной,
Лучше мяса – только мясо и картошка.

- Взгляд, конечно, очень варварский, но верный, - улыбнулся я. – Давайте ужинать.

Я никогда не ел за одним столом с гномом и теперь заинтересованно смотрел, как ест Хельга. Отец говорил, что гномы обжоры и объедалы: когда они берут в руки вилку и нож, то лучше держаться от них подальше, чтобы не сожрали за компанию. Хельга ела быстро, но очень аккуратно, ножом и вилкой орудовала так, как принято в порядочных домах, знала, как пользоваться салфеткой – было видно, что она прекрасно воспитана. Картофель получился выше всяких похвал: сверху золотая поджаристая корочка, внутри ароматная мякоть. Мясо было приготовлено с луком, грибами и приправами, оно таяло во рту, наполняя меня даже не сытостью – каким-то глубоким удовлетворением, которое так и зовет спеть что-нибудь. Неудивительно, что у гномов столько застольных песен, если такое пиршество – их обычный ужин.

- Очень вкусно, - одобрил я. Икра и авокадо придавали душе легкости, а рыжее облако, которое оказалось запеченной морковью, поставило в трапезе этакую невесомую точку. Я вдруг понял, что вряд ли смогу выйти из-за стола. Хельга смущенно улыбнулась.

- Рада, что вам понравилось. Мне хотелось приготовить получше, потому что… ну вы эльф. А отнеслись ко мне по-хорошему.

- Вы прекрасно готовите, - искренне произнес я. – Если ваши книги так же хороши, как этот ужин, то я уверен, вас ждет великое писательское будущее.

Хельга снова покраснела и опустила глаза к своей тарелке, крутя вилку в пальцах. Кажется, я был первым, кто ее похвалил. Странно: гномы любят своих детей, не нарадуются на них, пылко хвалят все их успехи, даже самые маленькие.

Впрочем, писательские старания Хельги хвалили бы, будь она мальчиком. А она девочка, и ей на роду написано совсем другое.

- Я хочу в это верить, - призналась она. – Потому что это то, для чего я живу, и...

Хельга осеклась, словно решила, что сказала лишнего. Встав из-за стола, она принялась убирать опустевшую посуду, и я удивленно обнаружил, что мы на пару съели все приготовленное. Удивительное дело!

- Все у вас получится, - твердо сказал я. Хельга выставила на стол чашки и чайник, от которого нежно веяло земляникой. На десерт полагался мармелад – разноцветные брусочки были выложены на поднос и присыпаны сахарной пудрой. Хельга взяла один из них, надкусила и, прожевав, сообщила с удивительной твердостью:

- Это здорово, что вы в меня верите. Вот немножко обустроюсь и пойду к издателю. У меня…

Я не сразу понял, почему она вдруг качнулась и стала заваливаться в сторону. Рванувшись к девушке, я успел подхватить ее за мгновение до того, как Хельга рухнула на ковер. Где-то в стороне загрохотал по мрамору пола отброшенный мной стул, запах чая с земляникой и мармелада скользнул прочь, и я увидел, как от губ гномки поднимаются зеленые завитки тумана.

Бервенунский змей, так назывался этот яд. 

Он танцевал на губах девушки, и надо было не дать ему проникнуть глубже.

*** 

Хельга

Кругом все качалось и плыло. Волны шипели, то подбрасывая меня к низкому темному небу, то накатывая и таща за собой в глубину, а я была настолько слабой и беспомощной, что не могла им сопротивляться. Мысли были похожи на глину – вязкую, текучую.

А потом я вдруг поняла, что меня кто-то целует в губы.

Это было настолько неожиданным, что я буквально вылетела в реальность. Это было одновременно словно оплеуха и самое нежное, самое невесомое прикосновение. Меня еще никто и никогда не целовал, это было так жутко, неправильно и сладко, что все во мне сперва оцепенело, а потом окуталось огнем, вспыхнуло, расплескивая жар. Я очнулась, стряхнула с себя тьму и поняла, что лежу на полу, Анарен обнимает меня и…

У него были очень сильные руки. Крепкие и сильные. Руки наездника и фехтовальщика, а не кабинетного ученого – каждая мышца в них была наполнена мощью.

У него были мягкие губы. Мягкие, ласковые, очень осторожные. Мне вдруг показалось, что я лежу на берегу южного моря, и мир переполнен счастьем и негой. «Наглец…» - скользнуло в голове. Никогда я не думала, что буду целоваться с эльфом, что мой первый поцелуй будет вот таким – с запахом апельсинового мармелада и тонкой ноткой яда, потому что…

- Вот ты где, дрянь мелкая! – выругавшись, эльф оторвался от меня, и я увидела, что он сжимает в зубах что-то похожее на зеленую змейку. Перехватив извивающуюся гадину, Анарен поднес ее к глазам, и в его взгляде была такая густая ненависть, что было больно смотреть. – Вот ты где!

Мармелад. Я съела кусочек мармелада, а потом потеряла сознание.

Эта змея была в мармеладе?!

Я хотела было заговорить, но с губ сорвался лишь едва слышный стон. Анарен отбросил змейку в сторону – в ту же минуту ее охватило пламенем, и кухню наполнил истошный визг. Когда змейка рассыпалась хлопьями смрадного пепла, то эльф склонился надо мной и похлопал по щекам.

- Хельга! Хельга, слышите меня?

«Слышу», - хотела было ответить я, но сил не хватило. Поцелуй остывал на губах, и я, кажется, никогда прежде не чувствовала себя такой растерянной. Анарен невнятно выругался по-эльфийски – я не знала эльфийского, но судя по взволнованному тону, это была именно брань – поднялся и почти бегом бросился прочь.

«Не уходите, - подумала я. – Не уходите, пожалуйста, не оставляйте меня тут одну…»

Снова нахлынула тьма – и откатилась прочь. Анарен поддерживал меня под голову, из фиала в его пальцах сочились сиреневые капли, и отравленный морок растаял. Я дернулась, села и спросила:

- Что случилось?

Анарен нахмурился, заглянул мне в лицо с таким видом, словно боялся увидеть что-то пугающее, и улыбнулся.

- Все уже хорошо. На наше с вами счастье я не ел этот мармелад первым.

Вот уж точно! Я бы сроду не догадалась, что пострадавшего надо целовать, выхватывая у него изо рта зеленую змею. Кричала бы, потом бросилась на улицу звать полицию и врача, и все кончилось бы тем, что Анарен умер в кухне на полу.

- Я его купила почти у выхода с рынка, - призналась я, понимая, что утром покинула родительский дом, а вечером по уши влезла в неприятности. – Балагур такой с юга, продавал его.

Анарен усмехнулся. Помог мне встать – я снова подумала, что у него сильные руки. Прикосновение будто бы под кожу проникало – и дальше шло к душе. Оно будило то, о чем я даже думать боялась.

- У меня много недругов, - признался Анарен. – Конкуренты в работе, как правило, у которых я перехватываю заказы. Видите, как быстро они все узнают?

Вот это точно. Узнали, что я работаю у Анарена, и мигом подсуетились, подсунули отраву.

- Если бы вы умерли, то все свалили бы на меня, - мне сделалось так страшно, что я машинально сжала руку эльфа – и он ее не отнял. – Это ведь я принесла мармелад…

Эльфы и гномы терпеть не могут друг друга. Меня обвинили бы в том, что я проникла в дом Анарена и убила его из исконной неприязни. И я не смогла бы доказать свою невиновность, это точно. Анарен ободряюще погладил меня по плечу.

- Все уже хорошо, Хельга, все в порядке. Как вы себя чувствуете?

Я не знала, что тут можно ответить. Как можно себя чувствовать после того, как эльф – длинные белые волосы с тонкими косами, пристальный взгляд хрустально-голубых глаз, тонкие черты лица, словно у древнего бога – целовал, пытаясь спасти от неминуемой смерти…

- Нормально, - откликнулась я. – Спасибо вам, Анарен.

- Идти сможете? – спросил он с искренней заботой.

- Не знаю, - честно ответила я. Вроде бы все уже было хорошо, но стоило мне шевельнуться, как голова начинала наполняться звоном, а ноги делались непослушными, словно набитыми ватой.

Анарен понимающе кивнул, и я сама не поняла, как он смог так ловко подхватить меня на руки.

- Тогда отнесу, - улыбнулся он. – И да, ужин был замечательным, и эта змея его не испортила.

- Я тяжелая, - испуганно призналась я. Да про такое даже в книжках не пишут, потому что все понимают, что это вранье, и такого вот совсем не может быть. Утром я уехала из Подгорья, а вечером эльф носит меня на руках!

Я ведь и правда была худой по гномьим меркам, но совсем не пушинкой. Однако сейчас, в руках Анарена, я вдруг почувствовала себя легкой, почти невесомой. Сердце пропустило удар, стукнулось где-то в горле, сорвалось вниз.

- Да прекратите, - усмехнулся эльф, вынося меня из столовой. – Никакая вы не тяжелая, Хельга. Кстати, почему вы не плачете?

Я удивленно посмотрела на него. Анарен прошел через гостиную и стал подниматься по лестнице на второй этаж – я невольно обхватила его за шею и спросила:

- А почему должна?

- Обычно прекрасные барышни всегда плачут после таких опасных приключений, - объяснил он. 

Вот, значит, как. Понятно.

- Прекрасной барышни здесь нет, - хмуро ответила я. Толкнув плечом дверь, эльф вошел в ту комнату, которую назначил моей, осторожно уложил меня на кровать, и я внезапно поняла, что вот сейчас как раз готова разреветься – слишком сильные и горячие чувства кружили в груди, подступая к глазам.

Нет. Ни в коем случае нельзя показать, что я раскиселиваюсь. Да, это было опасное приключение, но оно хорошо закончилось – вот и замечательно, можно ложиться спать. Все.

- Отдыхайте, - негромко произнес Анарен и направился к дверям. Глядя на свой чемодан, который я за делами так и не распаковала, я сказала:

- Вот ведь свалилась я вам на голову…

Эльф рассмеялся – тихо, мелодично, словно весенний ручеек запрыгал по скалам.

- Бросьте вы. В каком-то смысле это меня даже радует.

Я хотела было спросить, что именно Анарен имеет в виду – но он выскользнул из комнаты и закрыл за собой дверь.

*** 

Анарен

Нет, ну а что еще тут можно было сделать?

Пальцы неминуемо вызывают рвотный рефлекс, если пробовать выцепить змейку именно с их помощью – а рвота не выбрасывает, а наоборот, помогает змейке проникнуть глубже. А эти змейки любят быстро перескочить на кого-то еще – и та, которая была в съеденном кусочке мармелада, тоже перескочила.

Я спустился в столовую, прошел в кухонную ее часть и принялся мыть посуду. Ничего не имею против обычного домашнего труда, хотя, как правило, в эльфийских домах им занимаются слуги или домовые. Но домовой, который обитал в этом доме, сегодня намаялся с уборкой, и я решил не тревожить его по пустякам. Пусть спит в своем углу на чердаке.

Да, Хельга наготовила гору еды – и удивительно, что я съел все предложенное. Обычно эльфы так много не едят, но то, что лежало на тарелках, было настолько вкусным, что невозможно было отказаться. Я улыбнулся, вспомнив, как гномка покраснела, когда я заговорил о писательском будущем.

Удивительно. Я пошел в магазин за основами для артефактов и по пути нашел помощницу, повариху и писательницу. Все это в одной гномке, худенькой по гномьим меркам.

Странно. Я привык жить один, но сейчас присутствие другого в доме – девушки! – меня совершенно не смущало и не причиняло неудобств. Я сам себе удивлялся и чувствовал, что все это как-то правильно. В моем доме есть кто-то еще – добрый, хороший, с сильным духом.

Бервенунский змей не редкость среди магического оружия, его часто размещают как раз в сладостях. Домыв посуду, я прошел к столу, подцепил кубик мармелада с подноса и скользнул по нему направленным заклинанием. В розовой глубине с ароматом арбуза шевельнулась тень, поплыла, изящно шевеля тонким хвостиком. Я послал в мармелад еще одно заклинание – нет, ничего. Ни следа того, кто хотел отравить меня.

Нам сегодня очень повезло. Гномка попробовала мармелад первой, а я успел поцеловать ее и спасти. Бросив кусок на поднос, я прищелкнул пальцами и превратил груду яда в россыпь пепла. И Хельга испуганно и неумело откликнулась на мой поцелуй – или я ничего не понимаю ни в девушках, ни в поцелуях.

Мне почему-то сделалось смешно.

Следующие два часа я провел в лаборатории, создавая ловец ядов. У меня получилась кружевная серебряная сеть, натянутая на деревянное кольцо. Я добавил к ней несколько необработанных хризолитов, подвешенных на тонких цепочках, и в их зеленой глубине сверкнули искры: теперь любая отрава будет обращаться в пепел, как только попадет на кухню.

У меня был такой ловец некоторое время назад – но потом мои конкуренты и враги как-то поутихли, и я снял его за ненадобностью.

И снова здравствуйте, как говорится.

Дом погрузился в темноту. Ранняя осень – еще почти лето, в каждом уголке мире еще есть его приметы. Цветы уверенно поднимают головы, небо наполнено хрустальной синевой, в теплом воздухе плывет запах яблок, но вечера уже утопают в бархатной тьме. Скоро пойдут дожди, потом все укутается в снежный плед и, замерев в гостиной и бездумно глядя в окно, на сонную громаду сада, я вдруг обрадовался, что встречу зиму не один.

В столовой горела маленькая лампа, и я точно ее не зажигал. Бесшумно скользнув к дверям, я заглянул внутрь и увидел Хельгу за столом. Набросив шаль поверх домашнего платья, она сидела над тетрадью и что-то торопливо записывала изящной золотистой ручкой. Рядом стояла хрустальная чернильница. Казалось, гномка сейчас не здесь, не в моем доме, а где-то совсем в другом месте, там, куда ее привело воображение. Я всмотрелся и увидел, как над ее головой проступила картинка: северные пираты в жутких масках бросались в бой, сталь гремела о сталь, торжествующие крики и возгласы умирающих сливались в песню боя. Впереди уверенно двигалась девушка – высокая, беловолосая, наполненная жуткой красотой богини войны. Принцесса-воительница привела армию, чтобы забрать дом, который принадлежал ей по праву.

Это было то истинное творчество, которое умело открывать врата в новые миры. И я смотрел и понимал, что мне очень повезло прикоснуться к нему сегодня.

Хельга шевельнулась, потерла глаз и вздрогнула, поняв, что уже не одна. Пираты и их предводительница растаяли. Хельга порывисто попыталась закрыть тетрадь и спрятать ее, и я ободряюще улыбнулся.

- Все хорошо, работайте. Не нужно ничего прятать.

Хельга раскрыла тетрадь и вдруг рассмеялась. Я тоже улыбнулся – нельзя было не улыбнуться, настолько трогательно и мило она сейчас выглядела.

- Вы знаете, я всегда тетрадки прятала. Потому что если видели, что я пишу, то принимались бранить, - призналась она и сказала уже другим тоном, явно пародируя матушку или тетушку: - Хельга, вот тебе нечего делать! Ты должна думать о том, как выйти замуж, а не как писюльки свои выписюкивать!

Я не удержался от смеха, надеясь, что он не обидит мою помощницу.

- Примерно то же самое мне говорили мои родители, - сказал я. – Эльфу из благородного и достойного семейства не следует думать о магии. Раз уж она есть, то ее надо запереть поглубже, а не лепить артефакты на коленке. В эльфах, видите ли, слишком мало магии, чтобы извлекать из нее деньги. А раз нельзя на чем-то заработать, то лучше от этого вообще отказаться.

Хельга подперла щеку ладонью и посмотрела на меня так, словно увидела в первый раз – и ей понравилось то, что она увидела.

- Получается, мы с вами похожи. Вы эльф-бунтарь… ну потому что только бунтарь гномку в дом впустит. А я гномка-не-такая-как-все.

- Поэтому и поладили, - улыбнулся я. – Как вы себя чувствуете, Хельга? Вам бы лучше полежать сейчас, бервенунский змей коварная отрава.

Хельга пожала плечами. Я ни с того ни с сего вспомнил, что нести ее было совсем легко.

- Я как-то не привыкла бока наминать, - призналась она. – Есть минутка – иду писать книгу.

- Это правильно, - одобрил я и, в последний раз проведя ладонями по ловцу ядов, мягким движением отправил его к люстре. Хельга завороженно уставилась на искры в хризолитах и сделалась похожа на ребенка, который не может оторвать глаз от новогодней елки.

- Красота какая, - восхищенно промолвила она. – Что это?

- Ловец ядов, - объяснил я. Надо же, утром я получил заказ на артефакт, и все шло, как всегда, своим чередом – а вечером стало ясно, что моя жизнь изменилась, потому что в ней появился кто-то новый и очень хороший. – Теперь никто нас не отравит.

Хельга машинально провела пальцами по губам, и в ее глазах мелькнуло какое-то очень далекое чувство, которого я не смог распознать.

- Вам пора спать, - сказал я: что-то шевельнулось глубоко в груди, и я торопливо решил оттолкнуть его, пока оно не стало выбираться к свету. – Завтра у нас большой день.

 

Глава 3

Хельга

Утро началось с того, что я услышала шелест и негромкий голос:

- Гномка! Гномка в эльфийском доме! Вот так дела!

Открыв глаза, я обнаружила, что за окном сереет рассвет, а на ковре перед моей кроватью сидит некто, похожий на кота – серый, пушистый, с круглыми золотыми глазами и широкой пастью. Домовой! Гномы не заводят домовых для уборки, так что я никогда их не видела, только читала в книгах.

- Гномка! – повторил домовой. – А ну, держи ответ: ты чего это тут делаешь? Ты откуда это тут такая завелась?

- Ух ты, домовой! – обрадовалась я. Он был такой жирненький, с такой лоснящейся шерстью, что устоять было невозможно: я схватила его, как нашего домашнего кота, и принялась тискать и гладить.

- Ну тебя! Хватит! Перестань! – домовой извивался в моих руках, но было видно, что он не против ласканий и чесаний. – Ладно, пузо еще почеши. И уши не трогай, укушу!

- Ладно, - сказала я, оставив уши в покое. – Что ж ты хороший такой! Ты здесь живешь?

- Живу, - решив, что с него довольно объятий, домовой вывернулся у меня из рук и сел на одеяле. – А ты кто такая?

- Я Хельга Густавсдоттир, - представилась я. – Помощница господина Анарена.

Домовой принюхался и спросил:

- Так это ты давеча мясо в духовке запекала?

- Я. Сейчас пойду завтрак готовить, яичницу с колбасками и овощами. Будешь?

Домовой довольно мурлыкнул и растянулся на одеяле кверху пушистым брюшком.

- Буду, все буду. Чудеса, конечно, творятся: эльф впустил в дом гномку, а она ничего не сломала в радость древней дружбы.

- Чудеса, - согласилась я и вынырнула из-под одеяла. Рассиживаться нечего: надо готовить завтрак, потом делать дела, которые для меня подготовит Анарен, а там и до обеда недалеко. – То ли еще будет!

- Это точно, - согласился домовой, скатился с кровати и исчез.

Приведя себя в порядок и переодевшись в темно-синее платье с вышитым воротником, я спустилась на первый этаж. Дом еще спал – да и вся улица спала, выглянув в окно, я не увидела ни единого огонька в соседних домах. Выходной день – сегодня все будут валяться в кровати до обеда. Осень самое сонное время – и самое книжное!

Надо же, этот эльф не смеется и не издевается над тем, что я пишу книги. Я не переставала этому удивляться после всех дразнилок, которыми меня щедро осыпали брат и сестры, и всей ругани, которую мать с отцом выливали мне на голову. И теперь можно сидеть над тетрадью и не бояться, что кто-то подбежит, выхватит ее и издевательски зачтет: «…принцесса оказалась опытной противницей, и впервые в жизни генерал понял, что может и проиграть…»

А теперь издеваться некому. Я буду писать книгу и не прятаться.

Купленные колбаски оказались диво как хороши: не слишком пресные, не слишком наперченные и жиру как раз столько, сколько нужно для веселого шипения на сковороде. Ловец ядов молчал: с остальной едой, которую я вчера купила, все было в порядке. Зеленые кольца перца и красные дольки помидоров вытекали из-под ножа; интересно, пойдет ли Анарен в полицию? Да даже если и пойдет, вряд ли тот торговец останется сидеть на прежнем месте. Не будет он ждать полицейских, которые сцапают его за тощую задницу.

Так, теперь яйца. Они были как раз такими, как я люблю: крупные, с оранжевыми желтками. Пир снова получался на весь мир. Гномы всегда говорят: завтракать надо плотно, чтобы во рту не было скучно – это от работы отвлекает.

- Кому это столько?

Я обернулась: Анарен стоял в дверях, сонный и взлохмаченный. Темно-красный домашний халат был так пышно расшит золотом, что вполне сгодился бы на мантию для гномьего князя.

- Завтрак! – ответила я. – Присаживайтесь, пожалуйста, осталась минутка.

- Вообще, эльфы не едят так много, - сообщил Анарен, устраиваясь за столом. Я расторопно придвинула ему чашку кофе; он сделал глоток и добавил: - Но у вас тут все так пахнет, что я невольно превращусь в обжору. В обжору и толстяка.

- Не превратитесь, - пообещала я. – От мяса и яиц не толстеют, а на обед я приготовлю рыбу с рисом. Клянусь, что сделаю чуточку.

Я понятия не имела, как готовить чуточку – гномы едят много, вкусно и со смыслом – но хотела верить, что справлюсь. Тарелка с завтраком встала перед Анареном; он разрезал сардельку и улыбнулся.

- Пахнет удивительно, - одобрил он. – Сегодня выходной, так что у вас не очень много дел. Отправите мои письма и купите смеси в артефакторной лавке, я дам список. Кстати, можете пользоваться библиотекой, там замечательный стол.

Я не сразу поняла, что эльф имеет в виду.

- Стол, - повторил он. – За ним намного удобнее писать, чем здесь.

У меня, кажется, лицо сравнилось по цвету со свеклой. Впервые, впервые кто-то задумался о том, чтобы мне было удобно заниматься творчеством. Это было наполнено такой трогательной глубиной, что вот сейчас я едва не разревелась.

Неужели он, эльф, понял, что для меня по-настоящему важно?

- Вы неправильный эльф, - сказала я, сумев-таки справиться с волнением. – Таких не бывает.

Анарен улыбнулся – у него была очень светлая, легкая улыбка.

- Бывает, как видите. Но мой отец говорил мне то же самое. Наверно, если ты просто относишься к другим хорошо, то этого хватает для неправильности.

Свекла. Я просто свекла с рыжими косами и сейчас сгорю от стыда, волнения и неловкости.

- Я рада, что вчера зашла в тот магазин, - призналась я, понимая, что сейчас могу наговорить лишнего и все испортить. Бывают минуты, когда лучше помолчать – но молчать я не могла. Бывают слова, которые сожгут тебя изнутри, если ты их не скажешь. – Рада, что мы познакомились.

- А я-то как рад! – искренне откликнулся Анарен. – Меня теперь кормят, как гномьего короля. И…

По дому раскатился мелодичный звон: на пороге стояли ранние гости. Все во мне замерло и покрылось льдом – я точно знала, что они не принесли ничего хорошего.

Все воздушное счастье, которое успело наполнить меня, готово было раствориться без остатка.

*** 

Анарен

Я давно привык к тому, что выходной день не может пройти просто так: он обязательно принесет что-то, что мне придется расхлебывать всю неделю. Поднявшись из-за стола, я прошел через гостиную, открыл дверь и понял, что все прежние выходные с их приключениями и проблемами были просто легким развлечением.

- Ну разумеется. Он и двери открывает сам. На прислугу денег нет. Ничего нового, впрочем.

Мы не виделись четыре года, и мои родители нисколько не изменились. Все то же поистине эльфийское презрение к миру во взглядах изумрудных глаз, все те же попытки сразу же пробить мою оборону бесцеремонным замечанием. Хорошо, что на меня это уже не действует.

- Доброе утро, отец, - беспечно ответил я. – Доброе утро, матушка.

Матушка стояла на крыльце с таким видом, словно ее туфелька, расшитая бисером, погрузилась в коровью лепешку. Да, в сравнении с родительским дворцом мой дом был просто дряхлой развалиной – но я жил в нем так, как считал нужным и делал то, что хотел.

У эльфов очень крепкие семейные узы – этим мы похожи на гномов, которые живут огромными кланами. Даже если ты давным-давно повзрослел, отделился, создал свою семью, ты все равно не можешь сказать родителям, что они больше не могут тебе приказывать, как жить. Не дожидаясь приглашения, отец прошел в гостиную, осмотрелся, брезгливо поджав губы, и, обернувшись ко мне, произнес:

- Тебе пора остепениться, Анарен. Хватит, ты достаточно бунтовал.

Не расставаясь с беспечной улыбкой, я опустился в кресло – родители разместились на диване, и было ясно: матушка готова закричать от того, что ее сын погружен в такую бездну отчаяния и нищеты. Да, по эльфийским меркам я был нищ, гол и бос, раз не имел десятка слуг и отхожего места, украшенного золотом.

- Кажется, я это уже слышал, - ответил я. – Тогда мы остановились на том, что ты назвал меня идиотом, и сказал, что я еще приползу на коленях.

Я прекрасно знал: то, что я не приполз на коленях, раскаиваясь в своем самодурстве и посыпая голову пеплом, раздражает моих родителей до разлития желчи. Они видели меня юристом, банкиром, финансовым воротилой – одним словом, приличным эльфом, эльфом-как-полагается. То, что я стал знаменитым артефактором и поднимаю умирающих детей со смертного одра, казалось им какой-то глупой прихотью. Пустяком.

- Я, как видишь, не приполз, - моя улыбка сделалась еще шире. Послышался шум воды и звон – Хельга принялась мыть посуду, и я в очередной раз похвалил ее кулинарные таланты. Беседовать с родителями на голодный желудок было бы невыносимо. – Так что вы хотите сейчас? Вы ведь не просто так приехали из столицы в этот медвежий угол, верно?

Матушка вынула из сумочки платок, демонстративно дотронулась до края глаза. Пантомима называлась: «Видишь, что ты наделал, мать снова плачет из-за тебя». Когда-то давно это будило во мне стыд. Теперь осталась только досада с примесью горечи.

Однажды я крикнул им, что я не их вещь. Жаль, что они так этого и не поняли.

- Хорошо, не будем ходить вокруг да около, - согласился отец. Вздохнул. – Помнишь семью Валендар?

Я помнил. Личный флот, десять поколений торговли чаем и пряностями по всему миру. 

- И что с ними случилось, что вы приехали ко мне? Кто-то болен, и понадобился артефакт?

Брови матушки взлетели к прическе, и она прижала руку к груди, изображая возмущение. Отец устало вздохнул.

- Хелевин Валендар хочет, чтобы наши семьи породнились. Ты и Арлен. Я дал предварительное согласие на вашу свадьбу.

Теперь уже мои брови взлетели к волосам. Конечно, дом Эленандар – древний, знатный и богатый, мой отец – официальный поставщик драгоценностей пяти королевским домам, но до денег Валендаров нам очень далеко. В каком-то смысле они снизошли до нас, осталось только понять, почему.

- Арлен кокетка, - произнес я. – Ветреная кокетка, и ветер надул ей что-то очень интересное. Что-то, что надо прикрыть браком, пока последствия не слишком заметны.

Отец едва уловимо кивнул. Матушка снова прикоснулась платком к глазам. Хельга выключила воду, и я отчего-то очень обрадовался тому, что она здесь, словно юная гномка могла меня поддержать.

Вот только как? И чем?

- Это кто-то женатый. И из такой семьи, что Валендары со своими деньгами и всей властью не могут там командовать, - продолжал я. – Им нужны такие, как Эленандары: семья, в которой уже есть изъян. Нас можно купить и закрыть рот, чтобы мы закрыли собой чужой грех. Вернее, я закрыл.

Когда-то я знал Арлен – она была исключительной красавицей и такой же исключительной дурой, которую, как говорится, поцеловал божок любви, и с тех пор она не знала в ней никакого удержу. Мне придется приобрести пилу побольше, чтобы справляться с рогами.

- Партнерство в торговле пряностями, не говоря уж о приданом, - произнес отец. – Ты наконец-то займешь свое место в жизни, Анарен. Хватит, ты потратил достаточно времени на пустяки и глупости. Пора вести ту жизнь, которая положена тебе по праву рождения. Нормальную эльфийскую жизнь.

Эльф не может встать, взять своего отца за воротник сюртука с золотым шитьем и вежливо, но твердо выставить за дверь. Да, я не мог этого сделать – зато способен был поступить иначе.

- Все бы ничего, - сказал я, предвкушая, какой будет взрыв. – Но я уже помолвлен и готовлюсь к свадьбе.

Матушка приоткрыла рот. Закрыла. На ее лице отразился миллион вопросов, возникшая было радость тотчас же перемешалась с недоумением. Не тратя времени даром, я поднялся и быстрым шагом двинулся в столовую – родители потянулись за мной, сдерживая желание сказать, что кухня является частью столовой только у полной бедноты.

Хельга вытирала тарелки. Когда мы вошли, она обернулась, удивленно посмотрела на нас, и я подумал лишь одно: держись, девочка. Держись. И помоги – мне сейчас очень нужна твоя помощь.

- Вот, прошу, - улыбнулся я и широким жестом указал на гномку. – Хельга Густавсдоттир. Моя невеста.

 

Глава 4

Хельга

- Господь всемогущий… - пролепетала эльфийка и лишилась чувств, зашелестев шелками, жемчугами и кружевами модного лилового платья. Отец Анарена едва успел ее подхватить, не позволив упасть на мраморные плиты.

Я едва не села на пол от таких новостей. Анарен бросил на меня очень выразительный взгляд, который означал одно: поддержите, не выдавайте.

А как тут было поддерживать? Я понятия не имела, что делать, потому что сейчас это выглядело ну вот полным бредом. Полным и набитым. Вчера родители пытались вразумить меня иконой по лбу, а сегодня я оказываюсь невестой эльфа!

- Урод! – пророкотал отец, выпустил супругу, которая уже успела опомниться, и одарил Анарена такой оплеухой, что он отлетел в сторону, сбивая стулья. Я бросилась к нему – эльф сжал мое левое запястье и шепнул:

- Поддержите.

Я прикрыла глаза, кивнула – поддержу, что ж еще мне остается делать. Из носа Анарена сочилась кровь; я помогла ему сесть на стул и бросилась смочить полотенце водой.

- Ничтожество! Позор! Какой позор! – продолжал бушевать отец Анарена, с болезненной гримасой тряся рукой, которую отшиб о лицо сына. – Выбрал себе человеческое занятие, осрамил нас на все королевство и никак не может остановиться! Гномка! Гномка! Тумбочка на ножках, неполноценное существо! Я не думал, что можно упасть ниже!

- Можно, можно… - простонала мать Анарена. – Господи, я не вынесу этого, я сейчас умру… Анарен, скажи, что ты пошутил! Что ты просто хочешь позлить нас с отцом!

Конечно, это было невозможно. Эльфы считают гномов неполноценными, недоделанной расой – брак с гномкой для эльфа это что-то вроде брака с коровой. Я протянула Анарену влажное полотенце – он посмотрел на меня с искренним теплом, прижал его к носу и гнусаво произнес:

- Я не пошутил. Мы с Хельгой обручены и собираемся пожениться через две недели.

Отец снова замахнулся на него – Анарен выставил руку, закрываясь, и над его пальцами расплылось золотое облако. Эльф прошипел что-то сквозь зубы.

- На отца с магией, значит, - произнес он уже громче. - Вот оно что. Дожили! Впрочем, чего от тебя ждать, если ты свел общение с гномами.

- Откажись, сынок! – умоляюще заговорила мать, сцепив пальцы в замок перед грудью. В ее глазах сверкали слезы, голос дрожал. – Все это… все это ведь ничего не значит! Выгонишь эту… - эльфийка махнула рукой в мою сторону с таким видом, словно я значила меньше крошек на столе. – Выгонишь и наконец-то заживешь, как нужно, как правильно!

- Сколько можно сопротивляться? – поддержал ее отец. Анарен поднялся, расправил плечи и с невероятной гордостью и достоинством ответил:

- Валендарам это не понравится, но я не собираюсь жениться на Арлен. Это мое последнее слово. Я выбрал жену сам и не собираюсь давать свою фамилию потаскушке потому, что вам это выгодно.

Я знала фамилию Валендар – ее знали все, кто хоть раз покупал коробку с чаем или стеклянные мельницы с приправами. Значит, Анарену предлагают жениться на девушке из семьи чайных королей – а он отказывается.

Упрямый, словно гном. От этой мысли сделалось тепло на душе.

- Ты просто издеваешься над нами, - сказал отец Анарена, бросив взгляд в мою сторону. Только эльфы умеют смотреть так – сквозь тебя, словно ты стеклянный. Или туманный призрак. Под таким взглядом невольно чувствуешь себя ничтожеством, которое недостойно даже чистить эльфийские туфли – но присутствие Анарена придало мне упрямства, и я тоже расправила плечи.

- Да, издеваешься, - продолжал отец. – Мы уже привыкли к тому, что тебя не сдвинуть с места, если ты не захочешь. Мы скрепя сердце позволили тебе заниматься этой дурацкой артефакторикой. Но сейчас, Анарен, ты заходишь слишком далеко. Валендары не те, с кем можно шутить или играть.

Он прошел туда-сюда, и я поняла, что этот холеный красавец с крупными бриллиантами в перстнях на точеных пальцах нервничает.

Впрочем, еще бы он не нервничал. Сын решил жениться на гномке и отвергает завидную невесту из эльфийской семьи – будешь тут и кричать и беситься. Мой отец тоже за розгами побежал бы, если бы мне пришла в голову блажь выйти замуж за эльфа.

Впрочем, может, и не побежал бы. Хоть и за эльфа – а все же замуж.

- Они всегда получают то, что хотят, - вздохнул отец Анарена, и мать тотчас же закивала. Теперь в ее глазах были настоящие слезы, шелковый платок с монограммой дрожал в руках. – Неужели ты хочешь, чтобы из-за твоего каприза наша семья лишилась бы всего, что поколения твоих предков наживали непосильным трудом? А Хелевин Валендар сможет пустить нас по миру, даже не сомневайся!

Анарен вздохнул.

- Почему бы тебе не развестись, если Валендару так нужен этот брак? – предложил он. – Разведись с моей матушкой и женись на Арлен.

В столовой повисла тишина – звонкая, острая, злая. Эльф сжимал и разжимал кулаки, примериваясь, как лучше ударить строптивого сына, эльфийка беззвучно ахнула и прижала руку к груди, словно ее пронзила сердечная боль.

- Как ты смеешь говорить такое? – свистящим шепотом спросил отец Анарена. – Как ты смеешь?

- Ну вот и не предлагай мне того, что меня оскорбляет. И не услышишь взаимных оскорблений. Нужно родство с Валендарами – так и женись на этой шлюхе. Или прикажи Виолену развестись с Майяли. Он всегда тебя слушался, и в этот раз послушает тоже.

Анарен прошел в гостиную, и я услышала, как открылась дверь. Эльфы покинули столовую – я подалась за ними и увидела, что Анарен указывает в сторону выхода.

- Не хотелось бы, конечно, быть невежливым, - сказал он. – Но я прошу вас удалиться. У меня много работы.

Его отец негромко произнес что-то по-эльфийски, и Анарен не то что побледнел – посерел. Это явно было не оскорбление, а что-то похуже. Мать поддержала – эльфийские слова, которые срывались с ее губ, казались мне пропитанными ядом.

- Всего доброго, - отчеканил Анарен, и эльфы вышли, больше не говоря ни слова. Закрыв за ними дверь, Анарен прошел к дивану, сел и устало уткнулся лицом в ладони. Он выглядел так, словно весь день махал кайлом в каменоломне. Помедлив, я присела с ним рядом и ободряюще погладила по плечу.

- Что они вам сказали?

Анарен усмехнулся. Откинулся на спинку дивана, прикрыл глаза. Вот у некоторых прямо талант, портить другим настроение.

- Старинную формулу отказа от потомства. Я им больше не сын, они мне больше не родители. Право на фамилию оставили, право на наследство забрали, - он вздохнул и признался: - Мне не нужно наследства, но все равно это довольно болезненно.

- Ну еще бы, - согласилась я. – Это ведь родители. 

Некоторое время мы сидели молча, а потом Анарен сказал:

- Я рад, что вы были со мной, Хельга. Что поддержали меня. Это очень важно.

Я улыбнулась. Ну еще бы я его не поддержала – того, кто пожалел меня, дал работу и… и поцеловал.

- Можете во мне не сомневаться. Я всегда вам подыграю… даже притворюсь вашей женой, если понадобится.

Анарен кивнул и, поднявшись с дивана, произнес:

- Вот и замечательно. А пока давайте возьмемся за насущные дела. Сходите на почту?

*** 

Анарен

Это, конечно, было безумием, называть гномку своей невестой – и я расплатился за него разорванными связями с семьей. Lavaehn ta talan-da, теперь я не сын своему отцу. Lavaehn ta talan-me, теперь я не сын своей матери.

Раньше до такого не доходило. Меня проклинали, но не отрекались.

Забрав пакет с артефактом, я отправился в отделение мгновенной доставки. Это не обычная почта, когда посылку везут дирижаблем или поездом – платишь десять крон, треть заработка Хельги Густавсдоттир за месяц, и послание погружают в тьму-желе, уникальный состав, который перебрасывает его через пространство прямо в руки получателю.

Тьма-желе была редкостью, стоила дорого, и обычная почта не боялась конкуренции – зато те, кто не мог ждать, выкладывали деньги.

День выдался солнечный, совсем летний. В воздухе летали паутинки, во всех кухнях пекли яблочные пироги, и из соседнего дома вышли Браунберги, семейная пара с детьми, плетеными корзинками и собакой – подались собирать грибы. Я кивнул им в знак приветствия, и отец семейства спросил:

- Как насчет боровиков, дружище?

Я улыбнулся. Их младший родился с опухолью мозга: если бы не артефакт, который я создавал прямо в больнице, в соседней палате, то мальчик не выжил бы. А теперь вот – стоит рядом с сестрой, грызет леденец, получает только отличные оценки в своей школе.

- Как-нибудь в другой раз, - ответил я. Сбор грибов – не то занятие, которому я готов посвятить день. Меня не привлекает ходить по лесу с ножом в руке.

- Анарен, дорогой мой, - заговорщицким тоном промолвила госпожа Эмма Браунберг, - а кто та милая барышня, которая вчера несла пакеты с едой?

Я мысленно вздохнул: всем очень интересно, что происходит у меня дома. Так всегда было. Впрочем, Браунберги могли задавать такие вопросы: после того, как я вылечил их младшего, мы стали кем-то больше, чем просто соседи.

Друзья? Не знаю. У эльфов нет друзей, только деловые партнеры, и я не до конца определился с тем, что в это слово вкладывают люди.

- Моя помощница, - ответил я. – Предупреждая ваши дальнейшие вопросы: да, она гномка, да, мы прекрасно ладим.

Я вспомнил, с какой искренней тревогой Хельга подавала мне полотенце для разбитого носа, и в очередной раз подумал о ней с теплом.

- Вот и замечательно! – одобрила госпожа Браунберг. – Сразу видно, что девушка хорошая, серьезная. А там…

Муж легонько толкнул ее под локоть, намекая, что не следует развивать тему. Мы обменялись мнениями по поводу прекрасной погоды и разошлись.

В отделении мгновенной доставки никого не было. Муха жужжала под потолком, фикус красовался в кадке, сверкая свежевытертыми листьями, да клерк, Николас Пикльби, дремал за деревянной стойкой. Я прошел к нему, нажал на пуговку звонка, и Пикльби встрепенулся и воскликнул:

- А, господин Эленандар! Доброе утро! Новая отправка?

В Холинбурге совсем немногие используют тьму-желе. Я кивнул, продемонстрировал пакет с артефактом и спросил:

- У вас новые клиенты? Чувствую запах одеколона с зеленым чаем.

- А, да! – клерк нырнул под стол, вынул банку, старательно укутанную в темную плотную ткань, и, выставив ее на стол, принялся разворачивать. – Так надушился, что второй день никак не выветрится. И вот вы знаете, я раньше его не видел. Вы готовы?

Я снова утвердительно качнул головой и уточнил адрес в записной книжке. Пикльби раскрыл тьму-желе и я, заглянув в бархатный сиреневый мрак в серебряной банке, подумал: что, если новый клиент, который облился дорогим одеколоном, как раз тот, кто подсунул Хельге отравленный мармелад? И использовал аромат для того, чтобы замаскировать нити своей ауры от тех, кто решит его искать?

- Фиксируем канал связи, - сосредоточенно произнес клерк, скользя пальцами по банке. В сиреневом мраке мелькнули искры, рассыпались золотые блестки, словно в глубине тьмы-желе зарождалась новая вселенная. Затем искры слились в ровный тихий огонек – канал установился, можно было отправлять посылку. Через мгновение после того, как она покинет Холинбург, ее получат в месте назначения, больнице Никельбрунн. Я представил врача, который ждал артефакта, и родителей девочки, что молились за свою дочь и мою работу, и Пикльби довольно сказал:

- Готово. Называйте адрес.

Я отчеканил адрес, и огонек налился зеленым: посылку готовы были принять. Пакет с артефактом вынырнул из моих пальцев, погрузился во тьму-желе, и огонек побелел – посылка доставлена и получена.

Я улыбнулся. Вот и хорошо. Скоро девочка поправится, а я получу свои пятнадцать тысяч крон. Довольный клерк принялся заворачивать банку в ткань, я отсчитал деньги на стойку и небрежно поинтересовался:

- Строго между нами, этот новый клиент отправлял или получал?

Пикльби посмотрел по сторонам, словно хотел убедиться, что нас не подслушивают.

- Получал. Вы знаете, господин Эленандар, я даже немного испугался. Он выглядел, как джентльмен, а повадки у него были самые, что ни на есть разбойничьи. Влетел сюда, кричит: вынимай тьму-желе, я жду посылку! А в руках телеграмма. И глазами зыркает так, словно прикидывает, как с меня удобнее кожу снимать. Коробка вышла небольшая, но она подпрыгивала! Я десять лет на почте работаю, три года с тьмой-желе, но ни разу не видел, чтобы посылки прыгали.

Так. Все понятно.

- От коробки случайно не пахло лимоном? – уточнил я. Пикльби кивнул.

- Пахло чуть ли не сильнее, чем его одеколоном.

Значит, там были капсулки с бервенунским змеем – именно они имеют лимонный аромат и привычку подпрыгивать на месте. Я вынул очередную купюру, протянул ее Пикльби за беспокойство и по-прежнему негромко произнес:

- Николас, вы мне очень поможете, если опишете этого человека. Как можно подробнее.

*** 

Хельга

Я отправила письма, заглянула в пекарню за свежим хлебом, и кофе, который там варили, пах так ароматно, что я не удержалась: взяла стаканчик и присела за столик. Вот и пошла жизнь потихоньку – я работаю, у меня есть крыша над головой и друг. Да, Анарена можно было называть другом – после того, как он дал мне работу, а потом спас жизнь. И тот поцелуй…

- Госпожа Густавсдоттир?

Я обернулась на голос. Мужчина, который подошел к столику, выглядел каким-то блеклым, несмотря на хорошую стрижку и приличный костюм. Увидишь такого на улице – и забудешь, что увидел.

- Что вам нужно? – сухо спросила я. Незнакомец приподнял светлую шляпу, приветствуя, и представился:

- Можете называть меня Питером. Позволите присесть?

Я кивнула. Ощущение каких-то липких неприятностей так и зазвенело в груди. Питер опустился на стул, отмахнулся от пекаря, который из-за своей стойки предложил было кофе с булочкой, и сказал:

- Мне известно, что вы писательница, госпожа Густавсдоттир. Семья Эленандар предлагает вам деловое соглашение.

Вот даже как. Быстро же они работают! Мигом узнали все – и кто я такая, и чем занимаюсь. Анарен не упоминал при родителях, что я пишу книги – значит, навели справки в Подгорье. Какой-нибудь Олав-пьяница почесал язык за мелкую монетку на опохмел. Или даже не за монетку – просто ради болтовни.

Дурное предчувствие сделалось еще гуще.

- Что за соглашение? – небрежно осведомилась я. Питер улыбнулся – должно быть, обрадовался моей заинтересованности.

- Ваши книги издают у «Геллерта и Маркони», - ответил он. – Все, что вы написали, самым крупным тиражом.

Я с трудом сдержала удивленный возглас. «Геллерт и Маркони» были крупнейшим издательством королевства, владели огромной сетью книжных магазинов по всей стране, и подписать с ними контракт было заветной мечтой любого писателя. Сверкающие вывески над входом в их магазины казались вратами в пещеру с сокровищами. Если ты издаешься у «Геллерта и Маркони», то не просто поймал удачу за хвост – это значит, что ты пишешь по-настоящему хорошие книги, других они не брали.

Принцесса Эрна, отважная воительница во главе пиратской армады, чтобы вернуть трон своего отца и честь семьи, заняла бы место на книжных полках. Ее мир сделался бы настоящим – таким, который можно взять в руки.

Это было самой жизнью. Это было намного сильнее и больше всего, что когда-то со мной случалось.

В носу защипало. Я готова была заплакать – или закричать во все горло.

- Более того, - продолжал Питер. – Вы получите не только издание, но и продвижение. Издательство найдет для вас читателей и организует ваш личный книжный тур по королевству. Самые крупные города, выступления перед читателями, солидный гонорар за каждое выступление и статьи в прессе, разумеется, хвалебные. В дальнейшем планируется адаптация книг для театра.

Это была мечта. Огромная тропическая бабочка, которая раскрыла крылья у меня на ладони, рассыпая сверкающую пыльцу. Это было то, что я представляла себе, всхлипывая в своей комнате после очередной обиды: однажды я пробьюсь. Однажды мои книги будут изданы, и те, кто надо мной смеялись, навсегда закроют свои рты.

- Звучит заманчиво, - сказала я, надеясь, что говорю достаточно непринужденно. Незачем было показывать волнение. – Что требуется от меня?

- Взамен семья Эленандар желает, чтобы вы немедленно расторгли помолвку с господином Анареном, - негромко ответил Питер. – Навсегда исчезли из его жизни и никогда больше в ней не появлялись. Как только вы покинете его дом, «Геллерт и Маркони» подпишут с вами контракт.

Я задумчиво смотрела в кофе в своем стаканчике. Чтобы моя мечта исполнилась, мне нужно предать того, кто единственный из всех отнесся ко мне по-хорошему. Того, кто спас меня от отравы.

Значит, родители Анарена всерьез восприняли его слова о нашей свадьбе. Настолько всерьез, что сделали мне предложение, от которого невозможно отказаться. Ни один писатель не откажется от контракта с «Геллертом и Маркони» - особенно если этот писатель юная гномка, которая мечтает увидеть свои книги на полках, а потом на сцене.

Сто дьяволов из самого темного пекла, как же заманчиво это звучало!

- «Геллерт и Маркони» обязательно издадут меня, - с небрежной улыбкой сказала я, и в моем голосе сейчас звенела лишь упрямая гордость. – Это будет, но я добьюсь этого своим талантом и трудом, а не предательством дорогого мне мужчины. Передайте, пожалуйста, семье Эленандар, что их предложение очень заманчиво, но я слишком порядочна, чтобы его принять.

Питер усмехнулся. Посмотрел на меня, как на дуру набитую. Да я и была дурой – все мои родственники сейчас сказали бы, что это шанс, который выпадает раз в тысячу лет: использовать эльфов, получить деньги и славу и дать фигурального пинка еще одному эльфу.

И я не могла этого сделать – потому что тогда стала бы не собой, а кем-то другим.

- Поблагодарите семью Эленандар, - улыбнулась я, и мне действительно стало намного легче. Я знала, что поступаю правильно, и это придавало мне сил. – Всего доброго, рада была знакомству.

Ухмылка Питера сделалась еще шире.

- Ну и дура, - произнес он. Я поднялась из-за стола и парировала:

- Пусть дура, зато честная. И не обзывайтесь, господин хороший, а то полицию позову.

Я вышла из пекарни, не оборачиваясь. Шла по улице, сжимая в руках пакет с хлебом – моя мечта рушилась за спиной, и я слышала грохот, но боли не было. Я понимала, что поступила правильно, но от этого было горько. Невыносимо горько.

«Кто он тебе, этот эльф? – спросил внутренний голос с отцовскими интонациями. – Кум, сват, брат? Могла бы книжонки свои пристроить, денежек получить, да еще и эльфу нос натянуть. А ты вот правда, что дура, да еще и набитая».

«Он меня спас, - ответила я сама себе. Не хотелось представлять хохочущие физиономии сородичей – но они так и вставали перед глазами. – Он мой друг, а друзей не предают».

Почему, когда ты поступаешь правильно, бывает настолько обидно и больно?

Принцесса Эрна, которая убирала меч в ножны в предпоследней главе моей книги, не могла мне ответить.

Никто, наверно, не мог.