По следам любви, или Амнезия

Глава 1

«Кот из дома – мыши в пляс», – вспоминается поговорка, как только дверь захлопывается за спиной Полуниной. Можно и расслабиться. Только свобода меня не радует. Сердце сжимает тревога, и отнюдь не беспричинная. Дисциплину я не выношу, но готова потерпеть, лишь бы в рамках держали и моих недоброжелателей. Из двух зол, как говорится, выбирают меньшее. В данном случае меньшее зло – это наша руководительница, держащая нас в ежовых рукавицах.

Несколько минут после ухода Оксаны Михайловны в кабинете стоит тишина – начальница терпеть не может пустой болтовни в рабочее время. Стоит ей заподозрить, что специалист загружен не полностью, она находит для «бездельника» занятие, зачастую бесполезное, но требующее сосредоточенности. В отделе же трудятся исключительно женщины, которые по восемь часов к ряду держать язык за зубами не могут априори. Для сплетен используют каждую минуту отсутствия шефа. А если Полунина отлучается надолго – например, как сейчас, на совещание – отрываются по полной программе: успевают не только косточки коллегам перемыть, но и чай попить. Чаепитий на рабочем месте ПОМ (или Помпадурша, как еще называют Полунину Оксану Михайловну остроумные подчиненные) тоже не одобряет, но в обеденный перерыв они не запрещены, так что чайник в кабинете имеется.

– Жалко девку, красивая была, яркая, – первой подает голос Серафима Даниловна, будто продолжая прерванный разговор. Может, он и в самом деле имел место – утром, до начала трудового дня – но был прерван Помпадуршей. Я об этом разговоре не знаю, так как слегка опоздала, за что была встречена презрительной усмешкой начальницы и завистливыми взглядами коллег, любая из которых на моем месте наверняка получила бы выговор. Но я протеже вышестоящего руководителя, благодаря чему Оксана Михайловна относится ко мне лояльнее, чем к остальным канцелярским крысам (мы, кстати, реально трудимся в канцелярии, так что это прозвище подходит нам идеально).

– Тоже мне красавица! Расфуфыренная. И волосы у нее, зуб даю, крашеные, – возражает Даша. – Если б Помпадурша не была на дресс-коде помешена и позволяла на работу нормально одеваться и краситься, я б круче выглядела.

– Ничего особенного в ней нет, по-моему, – поддерживает подругу Настя. – Мы с Дашкой на самом деле симпатичнее. Да и первая не фонтан была. Не представляю даже, что он в ней нашел!

– А разве и ее новостях показывали? – заволновалась Серафима Даниловна. – Как же я пропустила!

– Да не, фотку второй, то есть первой жертвы в сетях выкладывали, не помню на каком сайте, – просвещает коллегу Юлия Борисовна. – Тоже рыжей была. Но та поскромней выглядела.

– Рыжая, говоришь? Значит, на цвет волос он и клюет. Фетишист проклятый! – с ненавистью шипит Серафима Даниловна.

– Вы так на этого маньяка злитесь, будто одна из рыжих была вашей родственницей, – смеется Даша.

– Вот тебя зажмет в переулке, тогда по-другому запоешь, – предостерегает Мытищева.

– Меня не зажмет. Что я, рыжая что ли, по переулкам по ночам шастать? – хмыкает Даша.

– Вот именно, – снова вступается за подругу Настя. – Что эти дуры ночью в парке забыли? Сами виноваты!

– Сучка не захочет – кобель не вскочит! – неожиданно встревает Юлия Борисовна.

– Может, он их и не насиловал даже, про это в новостях не говорили, – делает попытку отстоять честь неизвестных девушек Мытищева. Серафима Даниловна вообще дама сердобольная и за всех заступается, даже за Помпадуршу, которую никто не любит. – Может, этот маньяк вообще не сексуальный, – добавляет она на полном серьезе.

Я, не удержавшись, хмыкаю, невольно напоминая о своем присутствии. И рой ос переключается на меня.

– Ты-то чего ржешь? – кривится Юлия Борисовна, вероятно, пытаясь меня передразнить. – Думаешь, раз за тобой прынц на мерине каждый день приезжает, то тебе и море по колено? Я б на твоем месте космы перекрасила и ходила с оглядкой.

– Я не над девушками, это я свое вспомнила, – оправдываюсь, машинально касаясь ладонью волос.

– Уже прихорашиваешься? Боишься, на тебя и маньяк не взглянет? – хмыкает Даша, заметив мой жест.

– Ему на внешность, кажись, плевать, лишь бы на клоуна была похожа. Так что ты, Ларис, вне конкуренции. – Настя тоже не упускает возможности кинуть камушек в мой огород.

– Отстаньте от Стрельцовой, завистницы, – вступается за меня Мытищева, и мне становится стыдно, что я не удержала смешок, когда она ляпнула про маньяка двузначное «не сексуальный».

– Было б чему завидовать! – фыркает Даша. – Тому, что на работу по блату взяли? Так какой ценой! Я бы с ее «принцем» в постель не легла даже за миллион долларов.

– Вообще-то я здесь и все слышу, – напоминаю, намекая на то, что при мне обсуждать мою личную жизнь как минимум нетактично.

– Пардон за прямоту, – поджимает губы Даша. – Я в глаза говорю, зато за спиной не судачу.

Если б это было так! Но я-то уже несколько раз была свидетельницей, как она промывала косточки коллегам в их отсутствие. Даже верная Настя не была избавлена от этой участи.

– Мне твое мнение фиолетово, – сообщаю «прямолинейной», – придержи при себе.

– Не ссорьтесь, девочки, – просит Мытищева. – Мы должны быть командой. А то Оксана Михайловна недовольна будет. За нездоровую обстановку в коллективе она и рублем наказать может.

– Она все равно найдет, за что депремировать, – огрызается Даша, но дискуссию прекращает.

– Давайте лучше чай пить, – предлагает Юлия Борисовна, чтобы разрядить обстановку.

– А давайте! – соглашается сластена Настя. – У меня шоколадка есть.

– А у меня вафли, – подхватывает Даша.

– А я вас пирожками угощу, с яблоками, – суетится Серафима Даниловна, доставая большой шуршащий пакет.

Я молча вынимаю из сумки пачку шоколадного печенья и нехотя присоединилась к серпентарию. Негативного отношения ко мне сотрудницы канцелярии не скрывают, но я все еще пытаюсь найти с ними общий язык. Хотя бы со старшими, которые кажутся мне более адекватными. За что меня так ненавидят Даша и Настя, я понять не могу. Коровина и Тельцова ненамного меня старше, и на работу в городскую администрацию тоже, скорее всего, попали по знакомству. Но ведут себя так, будто они всего добились своим трудом, а я пришла на все готовое. Хотя я дорогу никому не перебегала, и взяли меня в канцелярию специалистом первой категории, даже не ведущим. При этом обязанности у меня почти такие же, как и у остальных.

– Снова печенье? – презрительно тянет Настя. – Тебе что, твой жених денег даже на конфеты не дает? На фига ты тогда с ним связалась? Он же на самом деле страшненький!

– Я с ним не из-за денег и не из-за внешности, – отвечаю, поморщившись.

– За что же тогда? – щурится Настя, будто готовясь к новой насмешке.

Я ненадолго задумываюсь. Действительно, почему я принимаю ухаживания Константина? Можно сказать коллегам, что с ним весело и интересно, но это неправда: чувством юмора он не обладает, собеседник скучный. Можно соврать, что с ним комфортно и спокойно, хотя на самом деле уютно мне рядом с Костей не бывает, даже наоборот: наедине с женихом я испытываю беспричинный страх и с ужасом представляю, что со мной будет, если мы все-таки поженимся.

– Колись, он в постели чумовой? – подсказывает Даша. – Сколько у него сантиметров?

Я краснею. Этот намек тоже неприятен, тем более что настолько близки мы с женихом не были. Точнее, когда-то мы с ним спали, и, по словам Кости, нам вместе было просто обалденно. Но сама я этого не помню. А после прошлогоднего происшествия, из-за которого я частично утратила память, секса я вообще избегаю, и Костя, нужно отдать ему должное, относится к этой моей прихоти с пониманием, не торопит.

– Он добрый, внимательный, заботливый. За ним я как за каменной стеной, – отвечаю почти честно.

– Добрый, говоришь? – вздергивает брови Юлия Борисовна. – Блажен, кто верует.

Я удивленно взираю на нее, не понимая, на что она намекает.

– Разбирайте пирожки, – сменяет тему Серафима Даниловна. – И давайте, пока Полуниной нет, подумаем, как 23 февраля отмечать будем.

– Да никак! У нас же одни женщины в отделе! – хмыкает Даша.

– Или кто-то из наших в армии служил? – высказывает предположение Настя. – Не удивлюсь, если у Помпадурши воинское звание имеется. Нас, словно солдат, муштрует.

– Нет, Оксана Михайловна не служила, – информирует нас Серафима Даниловна. – Но ведь есть же отделы, где в основном мужчины работают! Почему бы нам с ними не объединиться? – подмигивает она.

Эта идея наших «телочек» так заинтересовывает, что про меня они напрочь забывают, переключившись на обсуждение мужчин из дружественных структурных подразделений. Наконец, выбор останавливают на юридическом отделе. Дама там есть, но одна и замужняя, хоть и бойкая. Зато мужиков аж пять штук, разного возраста и комплекции. Так что на всех хватает. И на бабушку-одиночку Серафиму Даниловну, и на энергичную вдову Юлию Борисовну, и на двух барышень на выданье с коровьими фамилиями. А замужнюю мымру из юротдела и меня в расчет можно не брать.

Надо ли говорить, что вернувшись в канцелярию, ПОМ находит своих подопечных в приподнятом и совершенно не в рабочем настроении. Однако узнав, в чем причина веселья, тоже приободряется и даже решает ни на кого не спускать кабеля. Остаток рабочего дня проходит без эксцессов.

Глава 2

Только меня предстоящее развлечение не отвлекает от мрачных мыслей. Новости я вчера не смотрела, но по разговору коллег поняла, что в городе завелся маньяк. Его жертвами стали уже две рыжеволосые девушки. Это если считать тех, про которых стало известно полиции. Но я подозреваю, что их больше. И одной из них, возможно, даже первой, была я. Хотя на тот момент я еще не красила волосы, была натуральной, то есть русой.

Несчастье произошло почти полгода назад – в самом начале сентября. Что именно случилось – не помню: из-за полученной травмы, физической и психологической, я потеряла память. Не всю, по счастью, а частично: из головы вылетел предшествующий трагедии период продолжительностью около полутора лет. И об этом промежутке времени, и о страшном происшествии я знаю лишь со слов близких мне людей.

 

Около двух лет назад наша семья проживала в небольшом городишке в сорока минутах езды от областного центра. За исключением меня. Я снимала комнату в столице нашего региона, так как училась в универе. И встречалась с Костей Чесноковым.

Когда-то мы с ним жили по соседству, учились в одной школе, а наши отцы дружили. Потом мой папа умер от инфаркта, а Костин переселился в областной центр. Спустя пару лет тот же недуг унес и отца Константина.

Покойный Чесноков завещал сыну довольно прибыльный строительный бизнес. Наш же отец семейства после себя почти ничего не оставил – только дом, в котором мы проживали всей семьей.

Когда я заканчивала универ, мама с братом решили продать наш особнячок и переселиться в областной центр – ко мне поближе. К тому же Костя помог Андрею устроиться на неплохую должность.

Денег, вырученных от продажи дома, хватило на трехкомнатную квартиру, и я со съемной хаты переехала к своим – так было экономнее. Места хватало: Андрей с Таей (так зовут его супругу) заняли большую комнату, мы с мамой – комнаты поменьше. Кухня была большой, и мы свободно помещались здесь всей семьей.

После окончания университета Костя взял меня на работу своим помощником, а после свадьбы, которую мы планировали сыграть в минувшем октябре, обещал создать для меня отдел дизайна интерьера – я закончила вуз по этой специальности.

Заявление в ЗАГС подать мы так и не успели. Костя как раз собирался устроить мне романтический ужин и сделать официальное предложение с вручением кольца, когда произошла катастрофа всей моей жизни.

Жених назначил мне свидание в парке, но нашел меня в невменяемом состоянии несколько в стороне, в безлюдном месте за гаражами. Как я там оказалась, неизвестно. Может, шла с той стороны. Может, кто-то меня туда заманил. Может, забрела в это место уже после того, как меня ударили по голове в сквере, куда я пришла раньше назначенного времени. Так или иначе, я была без шляпки, с растрепанными волосами, в грязной одежде и никого не узнавала. Прогулки под луной с последующей идиллией не состоялось.

Косте пришлось срочно звонить матери – Татьяна Олеговна работала в здравотделе областной администрации. Та организовала мне экстренное обследование, и было установлено, что я получила черепно-мозговую травму. То ли из-за нее, то ли из-за стресса у меня случилась амнезия.

Меня направили на лечение к лучшему местному специалисту – Зинаиде Андреевне Володиной, у которой была частная практика. Это позволило не ставить меня на учет в психоневрологическом диспансере и не портить мне биографию. Ведь я оставалась дееспособной, и полученные в универе знания никуда не делись. Между тем, справка о моей ненормальности могла закрыть передо мной многие двери, тем самым испортив карьеру.

С целью сокрытия моего диагноза и защиты меня от других травмирующих факторов в полицию о происшествии в парке мы решили не заявлять. Я бы все равно не смогла рассказать следователю ничего вразумительного, да и напавшего на меня человека не узнала бы. Только переживала бы напрасно. Лишняя нервотрепка мне была ни к чему.

Зинаида Андреевна надеялась, что память ко мне вернется быстро, но этого не произошло. Даже сеансы гипноза не помогли мне толком восстановить в сознании выпавший из него период. Мелькали лишь какие-то эпизоды, не позволявшие составить цельную картину, так что приходилось опираться на рассказы родственников.

Пару месяцев я сидела без работы. Место помощника Кости за это время заняла жена моего брата. Смещать ее я не собиралась, тем более что вскоре выяснилось, что она беременна и весной уйдет в декрет. После этого жених планировал меня на прежнем месте восстановить, но пока что я превратилась в домоседку и домработницу. И это не отвечало моим амбициям, которые, несмотря на природную скромность, у меня все-таки были.

Чтобы я не скучала без дела, Костик через друга семьи, занимавшего высокий пост, устроил меня в канцелярию местной администрации. Веселой эту работу назвать было никак нельзя, но меня она устраивала. Лучше, чем сидеть на шее пенсионерки-матери и брата, стесняясь просить у них деньги на бумагу, карандаши и краски – скетчинг, привлекающий меня, они считали блажью и, наверное, были правы. Раньше, кстати, я подобным творчеством не баловалась, а то бы нашла в доме хотя бы несколько рисунков. А так их не было.

Я вообще, похоже, после травмы изменилась. Вместе с памятью я как будто потеряла часть себя и взамен прежних привычек приобрела новые. В детстве я ходила в художку и любила акварель, но потом увлеклась дизайном интерьеров, рисовать же бросила. А теперь вот тянет изображать что-то самой, а не обставлять комнаты. Или вот еще пример: мама говорит, что я в последнее время была помешана на чистоте, а сейчас ненавижу убираться. И, самое печальное, что у меня куда-то пропало чувство к моему бывшему возлюбленному. Умом я понимаю, что Костя хороший, заботливый и вообще завидный жених. Но сердце к нему уже не лежит, и физического притяжения тоже к нему не испытываю. Может, у меня просто темперамент изменился? Может, меня не только к Косте, а вообще к мужчинам не тянет после травмы? Это бы, наверное, все объяснило.

 

Занесение корреспонденции в журнал учета не требует больших умственных затрат – за три месяца я научилась делать это на автомате. Так что размышляю о превратностях судьбы одновременно с выполнением должностных обязанностей. Никто, наверное, даже не догадывается, что мысли мои витают далеко от рабочего места, администрации в целом и канцелярии в частности.

– Ускорьтесь, Лариса Игоревна, а то Вас Константин Альбертович уже дожидается, – прерывает мои размышления недовольный голос Помпадурши.

– Не волнуйтесь, Оксана Михайловна, – успокаиваю начальницу, – раньше, чем закончу, не уйду. Костик сам виноват, что так рано подъехал, он же знает, во сколько у меня рабочий день заканчивается.

– Только не жалуйся тогда, что я тебя силком на работе держу, – морщится Полунина, будто я заставила ее съесть лимон.

Пожав плечами, продолжаю работать. Честно говоря, меня  раздражает манера Кости распоряжаться моим временем без согласования со мной. Бесят такие ранние приезды за мной без предупреждения. И вообще неприятно, что жених каждый день забирает меня с работы, как отец ребенка из яслей. Как будто не доверяет и боится, что я сверну не в ту сторону. Даже понимая, что Костик ради меня все это делает и временем своим жертвует ради моей же безопасности, хочу подсознательно ему чем-нибудь досадить. Вот хотя бы заставить ждать меня долго-долго.

Глава 3

Задерживаюсь не сильно – минут на двадцать, но кабинет покидаю последней. Сдав ключ, выхожу из администрации и с прищуром смотрю вправо: если Полунина разглядела машину Костика в окно, значит, припарковался он где-то с той стороны. Вообще-то, это места для муниципального транспорта, но когда замглавы администрации – любовник твоей матери, на эти условности можно наплевать. Что Костик, собственно говоря, и делает.

Сколько ни таращусь, черный гелендваген с дьявольским номером 666 разглядеть не могу. Может, Помпадурша ошиблась? Хотя вряд ли: когда Чесноков опаздывает, всегда предупреждает и просит дождаться его. Выуживаю из кармана смартфон, проверяю, не пропустила ли звонок жениха. Да нет, ни пропущенных вызовов, ни эсэмэсок.

Мать твою! Увлекшись изучением телефона, не замечаю, как кто-то подкрадывается сзади, хватает за плечи и тянет на себя. От неожиданности роняю смартфон и, неприлично выругавшись, откидываю голову.

– Прости, не хотел напугать, – раздается знакомый голос, и хватка слабеет.

Развернувшись, гневно смотрю на Костю, потирающего подбородок.

– От тебя не ожидала. Считала тебя умнее, – шиплю. Хотя ему, кажется, и так досталось: по челюсти затылком я ему врезала прилично. Ему больно, а мне хоть бы хны. Удивительно после черепно-мозговой травмы. Голова у меня вообще крепкая. Не знаю, как меня тогда в парке умудрились так сильно огреть, что я вырубилась и лишилась памяти.

– Прости, – испуганно шепчет Костик и протягивает руку к моей макушке. Инстинктивно отстраняюсь и улыбаюсь виновато:

– Это ты меня извини, пугливой после того случая стала.

– Сильно ушиблась? – спрашивает озабоченно, все-таки дотянувшись до моей головы и погладив шапку.

– Совсем не ушиблась, – успокаиваю. – Где твоя Дьяволица?

Дьяволицей Костя ласково называет свой автомобиль. Потому что черный и с соответствующим номером. Только не подумайте чего-нибудь плохого: мой жених не сатанист какой-нибудь, а нормальный человек. Просто по молодости раз выпендрился, купил себе блатной номер, вызывающий, а потом все привыкли, что у него три шестерки. С тех пор этот номер на свои тачки и ставит.

– Дьяволицу в сервис пришлось отвести, помял маленько, – поясняет виновато. – Я на такси.

– И меня на такси провожать будешь? – интересуюсь насмешливо.

– А, может, пешком? Погода хорошая, – неожиданно предлагает Костя.

– Можно и прогуляться, – соглашаюсь. – Здесь не больше получаса идти.

Константин галантно подставляет мне локоть, и я вцепляюсь в него, будто боюсь упасть. Хотя, конечно, боюсь. Не хватает мне еще раз затылком об асфальт приложиться. Чтоб окончательно все забыть, ага!

Идем молча. Словоохотливым моего жениха назвать нельзя, да и сама я какая-то неправильная женщина, неразговорчивая. Да и тем для беседы у нас с Костей нет. Погоду, считай, уже обсудили. Осталось спросить, как на работе дела. Эту тему оставляю напоследок, когда он доведет меня до подъезда, и я приглашу его на чай. Это уже стало ритуалом, и нарушать его нельзя – доктор не велит.

Проходя мимо кафе, Костя предлагает посидеть немного, погреться. Я бы предпочла поскорее оказаться дома: не терпится посмотреть вчерашние новости про маньяка – но отказать жениху не могу. Тем более что нечасто он меня куда-нибудь приглашает. Так что соглашаюсь.

Свободный столик находим без труда – в кафе немноголюдно. Официантка окидывает нас оценивающим взглядом. На спутника моего она смотрит с уважением, на меня – с пренебрежением. И как только умудрятся так быстро менять выражение лица?

Пара мы с Костей на самом деле странная. Он одет с иголочки, выглядит дорого. На лицо некрасив – в этом мои «телочки» правы, но зато высок, широкоплеч, подтянут: то есть выглядит вполне респектабельно. Я же хоть и миловидная, но с покрашенной в кроваво-красный цвет взлохмаченной шевелюрой и в дешевом китайском пуховике, который хорошо сидеть ни на ком не может априори. Я бы на месте официантки подумала, что мой спутник мне никто, а так – снял на час. За стакан кофе с чизкейком, которые я, собственно говоря, и заказываю. Костя от десерта отказывается, просит сделать ему только экспрессо. Он вообще у меня молодец: лишнего себе не позволяет, следит за фигурой, почти не пьет и вообще весь из себя правильный. Аж до оскомины.

– Как дела на работе? – приходится задать жениху прибереженный на вечер вопрос.

– Поставки сантехники задерживаются, пришлось понервничать из-за этого. А так все путем, – отвечает немногословно и спрашивает, как прошел день у меня.

– Обычно, – отвечаю, – у нас вообще редко что происходит. Сидим, молча бумажки перебираем.

– Сергеич сказал, что коллектив у вас сволочной подобрался, но без профильного образования больше никуда тебя пристроить не смог, – извиняющимся тоном говорит Костик. Вероятно, почувствовал, что я не в духе, и догадался, что настроение мне испортили коллеги. А кто же еще мог?

– Работа как работа, и коллектив обычный, – успокаиваю жениха. – Цепляются иногда, но жалят не больно. Так что сойдет. Спасибо Воронцову передай, что помог с трудоустройством.

– Передам, – кивает. И замолкает, надолго. Ждет кофе и смотрит на меня телячьими глазами. Я тоже его рассматриваю, пытаясь понять себя.

Вообще-то, он не страшный, не урод вовсе. Русые волосы модно подстрижены, лежат аккуратно. Борода тоже аккуратная, волосок к волоску – видна рука мастера. Овал лица грубый, почти квадратный, с выпирающим вперед подбородком. Выглядит вполне себе мужественно. Мне такие лица больше нравятся, чем круглые и смазливые. Правда, нос непропорционально мал, хоть и широк. Выглядит так, будто его обрубили. И широкие ноздри усиливают этот эффект, невольно вызывая ассоциации с пятачком кабанчика. От этого кажется, что волосы у Кости не свои, будто краденые. А на самом деле должны быть грубыми и жесткими, точно пакля, и торчать в разные стороны. Чувственный Костин рот не кажется мне соблазнительным. Наверное, потому что он слишком сочный, слишком яркий и порочный, чрезмерный какой-то. И зубы тоже чрезмерные: крупные, белые, выпирающие, хищные. И глаза мне его не нравятся: блеклые, мутные, невыразительные. В таких и захочешь – не утонешь.

Что я в нем нашла? Ведь если замуж за него собиралась, то, наверное, был он мне как минимум симпатичен. Почему же теперь не могу избавиться от неприязни?

Раздражает меня в нем все: и как сидит напряженно, брезгливо глядя на край стола, будто боится о него испачкаться, и как берет чашку жилистыми неровными пальцами с выпирающими на сгибах косточками, и как подносит ее ко рту, раздвигая малиновые губы, и как глотает – пошло, звучно. Настолько неприятно смотреть, как Костя пьет кофе, что аппетит у меня пропадает. Сделав пару глотков, отодвигаю от себя чашку капучино.

– Невкусно? – озабоченно спрашивает Костя.

– Да нет, просто боюсь вечером много кофе пить. И так сплю неважно.

– Может, попросить Володину снотворное тебе выписать?

– Не стоит, я и так два месяца на каком-то «зепаме» сидела, мне не понравилось, – пробую пошутить, вставая.

Костя помогает мне надеть пуховик, галантно распахивает передо мной дверь, на улице снова подставляет локоть. Ругаю себя за неприязнь к обходительному кавалеру и стараюсь вести себя так, чтобы он ничего не заметил. Не хочется обижать мужчину, который готов меня на руках носить. К тому же я была его невестой. Впрочем, почему была? Нашу свадьбу пришлось отстрочить, но никто ее не отменял. Так что Костя на самом деле мой жених, а я взаправдашняя невеста. Почему-то только меня это совсем не радует.

Глава 4

По счастью, Костя, похоже, решает, что сегодня провел со мной достаточно много времени, и долго у нас не засиживается.

Проводив жениха, иду на кухню: мама просит приготовить ужин. Она почему-то вбила себе в голову, что стряпня – не ее: вечно у нее все убегает, подгорает, выходит пресным или острым, недосоленным или пересоленным. Готовит она, действительно, неважно, хотя раньше за ней я этого не замечала. То ли аппетит у меня в детстве лучше был, то ли она подходила к делу более творчески, но ее стряпня меня раньше устраивала. И Андрея тоже. С возрастом же она прям-таки совсем разучилась готовить – бывает же такое!

Тая тоже кулинарией не увлекается, к тому же из-за беременности остро реагирует на запахи. На готовую еду смотреть может, а на сырые ингредиенты нет – тут же хватается за горло и бежит в ванную.

Не знаю, как они справлялись, когда я жила отдельно, но теперь стряпня полностью лежит на мне. Остальные могут только готовое разогреть в микроволновке. Вот и ждут несчастные, когда я с работы приду и накормлю их чем-нибудь вкусненьким.

Достаю заранее купленные творог, яйца, муку и жарю сырники. Параллельно нарезаю колбасу, грибы и сыр. Укладываю их на смазанный кетчупом корж для пиццы, заготовленный еще с выходных, и пихаю итальянский пирог в раскаленную духовку. На все про все у меня уходит не больше часа. Я голодна, но терплю, а вот остальные ноют. Как будто я нарочно затягиваю процесс. На самом же деле мне самой не терпится поскорее освободиться: услышанное на работе не дает мне покоя, и хочется поскорее разузнать подробности.

 

Наконец, со стола убрано, посуда вымыта, и я могу заняться своими делами. Хорошо бы, конечно, лечь спать, тем более что и голова уже не работает. Но заранее знаю, что раньше полуночи мне не заснуть: будут лезть в голову разные мысли, и я буду мучительно пытаться вспомнить.

Зинаида Андреевна говорит, что частичная амнезия – не такая уж большая беда. К ней можно привыкнуть, с ней много жить. Нет такого человека, который помнил бы все. Например, детские воспоминания – они у всех полустерты. И никто по этому поводу не сходит с ума. Я забыла совсем небольшой отрезок своей жизни, и все существенные факты этой части моей биографии мне напомнили близкие. Мне нужно лишь смириться с тем, что этих воспоминаний нет, не мучить себя бессмысленными попытками воскресить в памяти события, предшествующие травме. И тогда качество моей жизни особо не снизится. И на место утраченных воспоминаний придут новые, ведь жизнь-то продолжается! Это как потерять флэшку с какими-то дорогими сердцу данными: досадно, но не смертельно.

Вероятно, Володина права. Как это бывает, знаю не понаслышке. Как-то раз, давно, когда я еще в школе училась, у моего компа сгорел винчестер. На нем много информации было, которую не восстановить: подростковые стихи, фотографии. Жалко было до слез. Но прошло совсем немного времени, и об этой утрате я забыла. То есть перестала из-за этого сильно расстраиваться. Конечно, до сих пор немного жаль, что все пропало бесследно, но жить мне это абсолютно не мешает. Написала новые стихи, снова нафоткалась.

А потом и новые  свои опусы с новыми снимками потеряла: они исчезли вместе с ноутбуком, который я зачем-то поперла с собой на то злополучное свидание, перед которым меня оглушили, ограбили и хорошо, если не изнасиловали. Врачи говорят, что на честь мою злоумышленник не покушался, но как-то неуверенно говорят. Почему-то мне кажется, что просто не хотят добивать меня. Могу допустить, что решили: знать мне об этом незачем. Не заразилась, не забеременела – ну и ладно. До недавнего времени мне самой казалось это несущественным. Главное, что отношение жениха ко мне не испортилось. Если ему все равно, то мне тоже не сильно важно. Хотя, конечно, не хотелось бы. Даже представить такое неприятно.

На фоне потери памяти возможное изнасилование без каких-либо негативных последствий для моего организма казалось мелочью. До недавних пор казалось. Теперь же все изменилось. Если предположить, что на меня напал тот самый маньяк, который убил двух рыжеволосых девушек, информация обо всем случившемся со мной может быть для полиции важной. Вдруг какая-то мелочь, о которой мы с Костей можем рассказать следователю, поможет остановить монстра? Нужно будет посоветоваться с мамой, как лучше поступить. Она у меня умная, дальновидная, так что плохого не посоветует.

Впрочем, сейчас меня больше волнует не помощь полиции, а собственная безопасность. И тревога связана, в частности, с пропажей моего ПК.

Исчезновение ноутбука волнует меня теперь не потому, что жалко информации. То есть не это главная причина. И не финансовый момент меня беспокоит: к Новому году Костя подарил мне новый ноутбук, круче старого. Меня тревожит то, что похититель гаджета многое мог узнать обо мне. А если это был не вор, а маньяк? Вычислить, где я живу, с кем общаюсь, куда хожу, ему не составит труда. В ноуте же наверняка есть и фотографии, и сканы документов, и много чего еще, делающего меня легкой добычей.

 

С трудом подавив тревогу, включаю новенький ноутбук и выхожу в Интернет, нахожу сайт местной телекомпании, пролистываю вчерашние новости. Быстро нахожу нужную: «Полиция допускает вероятность, что в городе орудует серийный убийца. Мы уже сообщали, что 15 февраля в беседке на Набережной был обнаружен окоченевший труп 20-летней Марии Мимозовой. Мобильного телефона, денег, документов и драгоценностей при ней не было. Это навело полицейских на мысль о нападении с целью ограбления. Новое преступление заставляет посмотреть на гибель Марии под другим углом. Второй жертвой маньяка стала…» Слов ведущего я уже не слышу: на экране всплывает фотография рыжеволосой девушки. И я ее знаю, знаю хорошо. Это Света Черемисина, моя школьная подруга. Лучшая. Уши закладывает гул, перехватывает дыхание. Вцепляюсь в край стола так, что белеют пальцы. Только бы не потерять сознание!

Глава 5

Новость пересматриваю трижды, как будто надеюсь, что скудной информации с новым просмотром прибавится. Как? За что? Кто? Почему именно Света? Ответов не нахожу.

Труп моей подруги обнаружили рано утром в сквере того маленького городишки, из которого я уехала сразу после окончания школы – учиться в универе. Светка осталась дома, закончила колледж и устроилась парикмахершей. Поначалу мы с ней переписывались, изредка даже встречались – когда я навещала маму. Но дружба наша постепенно слабела. Ловлю себя на мысли, что даже не знаю, вышла ли Света замуж, есть ли у нее дети. За последние полгода я о ней вообще ни разу не вспомнила.

За то время, пока мы не виделись, Светка похорошела: заметно похудела (а то была аппетитной такой пышечкой), перекрасила волосы. От природы она, как и я, была русой, теперь тоже стала рыжей, и огненная копна волос, контрастируя с ее светлой кожей и голубыми глазами, делала ее яркой, эффектной. Стиль она тоже, похоже, сменила. Раньше одевалась романтически, с рюшами и воланами, а теперь перешла на спортивный стиль и добавила в свой лук этнические мотивы, всегда любимые мною. И вообще она стала похожа на меня. Совпадение? Наверное. Света была не из тех, кто подражает. Она всегда знала, чего хочет, и шла к цели, не сдаваясь. Например, она планировала подцепить богатого парня на малой родине, утверждая, что предпочитает быть «королевой в деревне, а не служанкой в столице». Интересно, успела ли она достичь этой цели?

Светино тело нашли ранним утром собачники и сразу же вызвали полицейских. Умерла девушка от асфиксии – попросту говоря, ее задушили, но перед этим оглушили (вероятно, чтобы не сопротивлялась). Сумочки при Свете не было, но личность ее установили легко. Преступник не знал, что помимо громоздкого сотового она всегда носила в кармане маленький кнопочный телефон. В нем полицейские и нашли номера ее родителей. Те опознали дочь.

Молодых женщин полиция просит не паниковать, но соблюдать осторожность и воздержаться от поздних прогулок.

 

Немного отойдя от шока, выхожу из комнаты.

– Мам, – заглядываю в комнату моей главной советчицы. – Случилось кое-что, нужно поговорить.

– Заходи, – приглашает, приглушив звук телевизора. – Да на тебе лица нет! – восклицает, обернувшись, и вскакивает, уступая мне единственное в комнате кресло.

– Сиди, мам, со мной все в порядке, – успокаиваю ее, присаживаясь на кончик кровати. – Не в порядке со Светой.

– С какой еще Светой? – уточняет мама. – С Черемисиной что ли?

– С ней, – киваю.

– Звонила? Просила помощи? Влипла в историю и вспомнила о  тебе? А пока все в порядке было, не звонила и не писала!

– Да подожди ты! – останавливаю маму. – Она не звонила и ничего не просила. Ей вообще уже не помочь. Умерла она.

Губы у меня начинают дрожать, на глаза наворачиваются слезы.

– Рак? – высказывает догадку мама и сокрушается: – Онкология помолодела.

– Ее убили, – сообщаю. И начинаю реветь.

– Кто убил? За что? Ты ничего не путаешь? Кто тебе сказал такое? – забрасывает меня мама вопросами.

– В новостях по телеку было, – отвечаю, всхлипывая.

– Успокойся, вытри слезы, – мама достает из кармана платок и пересаживается ко мне поближе. Пока я промокаю глаза и подавляю всхлипы, она обнимает меня за плечи, гладит по спине, как в детстве.

Мама дожидается, когда я окончательно успокоюсь, и только потом продолжает расспросы.

– Кто Светку-то убил? Сожитель, небось?

– Не, маньяк, – сообщаю. И на глаза снова наворачиваются слезы.

– Какой еще маньяк? – строго говорит мама. – Не выдумывай! Нет у нас в городе никаких маньяков.

– Это раньше не было, а теперь есть, – спорю. – Пойдем ко мне, я тебе новость покажу, чтоб ты убедилась, что это не мои фантазии.

 

Репортаж мама просматривает молча.

– Не повезло девчонке, – констатирует, когда заканчивается сюжет. – Я как чувствовала, что доиграется она. Больно любила приключения на свою пятую точку искать.

– Мама! – осаждаю ее. – Так нельзя! Как ты не понимаешь? Свете сейчас и так плохо! А ты ее еще и осуждаешь!

– Свете сейчас не плохо, ей уже никак. И рот ты мне не затыкай: что думаю, то и говорю, – недовольно ворчит мама. – От меня-то ты что хотела?

– Посоветоваться, – вздыхаю.

– О чем?

– Может, зря мы про нападение на меня в полицию не заявили? Может, и на меня тот же маньяк тогда напал? Я вот думаю: не сходить ли мне хотя бы теперь в полицию? Лучше поздно, чем никогда.

– С какого перепуга ты решила, что эти случаи связаны? Вы разные, живете уже давно в разных городах, и происшествия в разных городах были. Не надо никуда ходить! Даже не вздумай!

– А вдруг все-таки связано все это? – продолжаю сомневаться.

– Со стороны видней, – отрезает мама. – Сомневаешься – спроси Андрея.