Отрывок из книги «Второй шанс (Трилогия)»

Пролог

Небольшой городок неподалеку от границы почти уснул. Вязкую тишину захолустья  на темных кривых улочках лишь изредка разрывали лай собак да пьяная ругань припозднившихся гуляк.

Впрочем, тишина соблюдалась не везде. У самых ворот города расположилось крупное строение в два этажа. Единственное место в городе, где ночью бурно кипела жизнь.  Стены  здания из толстых, кое-как обработанных бревен не могли полностью приглушить крики подгулявших гостей, стук кружек и  бряцание мандолины. Над дверью заведения покачивалась скрипучая вывеска: «Приют наемника».

Вот и сегодня прокопченная дымная таверна из числа тех, которые посещают в основном грабители и скотогоны, была заполнена почти до отказа.  В ней стоял резкий запах перекисшего пива и копченой селедки.

Рослые агрессивные мужчины, бряцающие шпорами и оружием, сидели за столиками. Они хлестали огромными кружками пиво и сидр, закусывали раками и мелкой соленой рыбешкой, ели крутую кашу с салом и шумно переговаривались, иногда даже через стол.

- Инира! Тебя тут Старый Башмак спрашивает! – неожиданно раздался вопль у  самой входной двери.  Крупный парень в потертом дублете обращался к стройной беловолосой женщине у стойки.

- Пошли его лесом, Пир! – лениво отозвалась наемница, рассматривая на свет мутный стакан с подозрительным пойлом. Отставила в сторону стакан и сделала выбор в пользу пива.  - Сегодня я гуляю. У меня в кои-то веки выходной, -  заявила единственная дама, одетая здесь по-мужски – в штаны, рубаху и длинный жилет.

За широким поясом девушки, как у всех присутствующих мужчин, торчала рукоять тяжелого ножа, который годен и мяса нарезать, и в кабацкой драке защититься. Более серьезное оружие в таверне  не допускалось.

- Ини! Ну что тебе стоит? – стал канючить парнишка.

Наемница смерила настырного посланника пристальным взглядом и опять уткнулась в свою выпивку.

- Он сейчас сам подойдет. Сказал -  в пятом нумере ждать будет, - снова встрял курносый глашатай. Видать, хорошие чаевые парню посулили.

«Нумерами» тут называли небольшие комнатки для приватных бесед. Наемница, пораженная необычной настойчивостью слуги, все же оторвалась от напитка и задумалась.

- Так пойдешь? – Парень продолжал переминаться поблизости, но на расстояние удара благоразумно не приближался. Все знали Ледышку. Заедет в лоб тяжелой глиняной кружкой - и неделю потом с шишкой ходить придется.

- Ладно, уговорил! - прихватив кружку, Инира вошла в ближайшую дверь, украшенную цифрой «пять».

Инира

Привет от Башмака был откровенно некстати. Впрочем, подумала девушка, выпить можно и тут.

Трактирщик, бдительно замечавший все, что творилось в его заведении, тут же подослал в комнатку мальчишку с кувшином пива и блюдом закусок. Мелочь – угодить хмурой клиентке, а глядишь, стены будут целее.

Инира чуточку расслабилась, выцедив кружку холодного темного пива и закусив куском жареной колбасы. Когда она уже осоловело откинулась на широкой лавке и взгромоздила ноги в мягких сапожках на скамеечку, дверь скрипнула, приоткрываясь.

- Бог с тобой, Башмак, заходи! Я на тебя почти не сержусь, – девушка отодвинула пустую кружку и развернулась  навстречу незваному гостю.

- Кх-х-м-м-м… - В дверь опасливо просунулся мясистый нос, давший в свое время прозвище его обладателю. Вслед носу появились маленькие выпуклые глазки и румяные от избыточного пристрастия к спиртному щеки.

Брутальная девица переменила позу и опять застыла, выжидая.

- Кх-м. Вечеряешь, Инира? – осторожно поинтересовался посредник.

- Собираюсь, Башмак.  Быстро выкладывай, что тебе надо, и проваливай.

Невысокий упитанный старичок самого благообразного вида потоптался у порога, помял в руках коричневую суконную шапку  и, наконец,  пробормотал:

- Заказ есть, Инира.  Как раз по тебе.

- Башмак, - наемница  вновь взялась за кружку. - Я только что закрыла контракт и собираюсь надраться, как сапожник. Чтобы зеленые феи с нетопырями мерещились. А ты мне мешаешь.  О найме начну думать не раньше следующей недели.

- Так, того… заказчик  только согласия требует.  Ехать как раз через три дня.

Инира резко встала, ласково, с голодным оскалом гиены посмотрела на посредника  и очень четко сказала:

- Башмак, сколько лет ты меня знаешь?

- Де-десять, – старичок попятился под пристальным взглядом.

- И я хоть раз нарушила свои планы? – Губы девушки исказила не то усмешка, не то просто гримаса.

- Так заказ-то какой!  - завопил посредник, закатывая круглые глаза. – Клянусь подолом луноликой, такого еще никто у нас не получал! – затем Башмак снизил громкость и почти прошептал приседая от благоговения: - Граф   Бедфорд ищет наемника для сопровождения!

- Кто-о-о? – девица поставила на стол недопитую кружку  и уставилась на старика с недобрым прищуром. – Повтори!

- Г-граф Бедфорд… - пробормотал старик, приседая от ужаса.

-  Бедфорд, значит,  -  блондинка прикусила губу.

Ее лицо сморщилось от сильной эмоции, но она сдержалась. Стремительно отвернулась от старика,  выхватила из ножен кинжал, а из подсумка  оселок, устроилась в глубокой тени и принялась мерно, с противным скрипом водить железом по  камню.

Прошла минута ритмичного скрипа и скрежета, от которого сводило скулы. Другая. Наконец девушка подняла голову от оружия, проверила остроту кромки и, продолжая заточку, более спокойным тоном поинтересовалась:

- А что ему надо?

- Сопровождение, - зачастил Башмак. Он  надеялся все же  уговорить строптивицу и получить желаемый процент. – В столицу.  Охранять его светлость, слуг и  телегу с грузом. 

- А груз какой? – наемница не прекращала своего дела, и это заставило посредника мечтать о побеге.

- Малый груз, карета и трое слуг, - почти прошептал он, натягивая поглубже свою войлочную шляпу.

- А наемник требуется один? – В ледяном голосе  наемницы прозвучало все, что она думает о такой экономии.

- Сказал, троих можно, - жмурясь, как кот, пробормотал посредник и торопливо уточнил: - Но под одним командиром.

- А чего ко мне прибежал? – Инира отложила в сторону кинжал. В голосе послышалась несвойственная девушке сварливость: -  В зале вон  Сиг и  Кварт  сидят, давно найма ждут. Их бы осчастливил, небось еще и спасибо скажут.

- Дык… -  Старик поморщился: вечно эта подлая девка наизнанку все вывернет! - Наниматель просил кого потолковее.

Инира взглянула повнимательней в блеклые водянисто-голубые глазки посредника и поняла, что Башмак брешет, как сивый мерин. Очевидно и то, что правду не скажет, хоть режь. Не зря же лучшим в этих краях считается. Репутацией дорожит, она в провинции порой дороже денег!

- Ладно, Башмак, повезло тебе… сегодня я гуляю, -  наемница кивнула на заставленный блюдами и бутылками стол. - Послезавтра можешь привести нанимателя, познакомимся.

- Так, это… - забормотал радостный  старик. - Наниматель просил к нему пожаловать, в  дом  губернатора, он там остановился.  Говорят, по королевскому  поручению!

Инира только хмыкнула: скорей всего, сиятельный граф велел прибыть «этому отребью»   к его покоям в назначенный день, а посредник смягчил смысл   послания, как мог.

Знает, шельма, с кем дело имеет - Инира подобного оскорбления не спустит. Что ж, Башмаку придется сделать это снова. Пусть и с ее стороны смягчает обороты и отбрехивается. Знать, судьба у старого пройдохи такая.

Сегодня Инира будет пить, а завтра болеть с похмелья.   Вот послезавтра, когда душевная боль поутихнет, а злость выползет наружу, подстегиваемая тяжкой головной болью, она и пойдет на знаменательную встречу к барону Фредерику Константайну Эрику Бедсфорду. Есть у них одно общее старое дело…

 

 

Пятнадцать лет назад

Высокая для своих пятнадцати  лет и очень худая девушка в светлом платьице,  отделанном шитыми кружевами,  осторожно выглядывала из полукруглой арки балкона, увитого розами. Ее взгляд блуждал среди карет, лакеев и прибывающих гостей в поисках гербов графа Бедсфорда. 

Через пару часов в доме ее отца начнется очередной  прием, и юная леди Аннелора хотела точно знать, что граф прибыл. Словно  в ответ на ее молитвы, старинная резная карета темного дерева въехала  на круг и остановилась у крыльца. Из глубины экипажа выбрался стройный молодой человек лет двадцати. Светловолосый и голубоглазый, в скромном сером камзоле, с щеголеватыми  кружевными манжетами и  воротничком. 

Встав на ровно уложенные камни  подъездного круга, молодой человек  надел шляпу с пышным плюмажем и огляделся. Многочисленные лакеи бросились помочь новому гостю: принять багаж, проводить в комнаты, предложить напитки и легкие закуски перед торжественным ужином. Вся эта суета вокруг него доставляла юному графу огромное удовольствие.  

Зажмурившись, он на миг представил себя владельцем этого богатого поместья: и высокого дома из  белого камня,  и  неохватных взглядом садов и виноградников, и  оливковых рощ,  и многочисленных стад  и полей.

В это время один из лакеев уронил на ногу другому тяжелый саквояж с вещами молодого господина.  Очнувшись от грез, юноша разразился бранью и даже замахнулся на неловкого паренька.

Увы, леди Аннелора этого уже не видела – за ней прибежала нянюшка и повела  одеваться к  встрече  гостей.

Тем же вечером, пользуясь шумом и толкотней,  юный граф утащил наследницу  в уголок между двумя колоннами.  Отсекая  спиной шум переполненного гостями зала, он   признался сероглазой девчонке в любви, одарив заодно парой  манерных поцелуев. А для  гарантии подкрепил свои слова изрядной порцией любовного зелья в кубке с легким вином.

 Дела его семьи были совсем плохи. Устав бегать от кредиторов отца и деда, он стремился поправить положение удачным браком. Только вот, в отличие от многих наследников знатных, но обедневших родов, не желал брать в жены купчиху.  Его честолюбие простиралось гораздо дальше: почему бы не обаять единственную дочь  и наследницу знатнейшей в королевстве фамилии?

Аннелора таяла от восторга, ей хотелось петь от счастья!   Отхлебнув из  предложенного возлюбленным кубка, она  спросила:

- Ты пойдешь просить моей руки прямо сейчас?

- Сейчас не смогу, любимая, - граф  потупился и задержал дыхание, боясь,  что рыбка сорвется с крючка. Умело надавил: – Кто я и кто ты? – Трагично закатив голубые глаза,  указал рукой на заполненный нарядно одетыми гостями зал. А теперь побольше отчаянья в голос! - Твой отец не станет даже слушать меня!

- Но ты можешь просить моей руки с отсрочкой брака, - подумав,  выдала хорошо образованная девочка. – Папа не будет возражать, ведь ты сможешь поступить на службу. Сейчас  благоприятное время, - повторила девочка слышанные в разговоре слова.

 - Ты права, мой сероглазый цветок, это так. – Фредерик провел пальцем по светлому, почти белому девичьему локону, потом коснулся тонкой кожи виска. Ответил громко и решительно: - Я попробую! – И тише: - Сегодня в вашем доме праздник, такие разговоры будут неуместны.  Я подойду  к твоему отцу завтра. Ты ведь поддержишь меня, любимая?

Несколько поцелуев,  жаркий шепот на ушко – и юная леди пообещала сама подготовить почву для разговора.  Она готова даже проводить графа в кабинет отца в самое благоприятное для беседы время.

В своих мечтах Анни  уже  кружилась в танце со своим любимым, а  легчайшая газовая фата летела за ее спиной по воздуху.  И все вокруг желали им счастья. Мама утирала слезы радости, а отец прижимал к груди свою внезапно повзрослевшую дочурку и строго посматривал на счастливого жениха. Затем она махала рукой близким, уезжая в поместье мужа, а  любимый Фредди обнимал ее талию и целовал так сладко, что кружилась голова!

А потом она, как мама!  В красивом, но очень простом  платье обходит дом, отдавая распоряжения экономке и повару. Следит за порядком в гостевых спальнях и  приносит горячий кофе в кабинет супруга, который,  несомненно,  будет расположен в точности, как и рабочий кабинет отца – рядом с маленькой гостиной.

Юный граф тоже позволил себе замечтаться, ведя в танце хрупкую фигурку: вот он получает от тестя огромное приданое и гасит все долги отца и деда. Отправляет маман и сестриц на модные морские купания и забывает о вечных требованиях денег от торговцев и посредников.

  Вот  король, прислушавшись к рекомендациям герцога Керленского,  назначает его зятя на солидную должность, весь труд на которой заключается в  подписании бумаг да  придворных увеселениях.

 Вот его юная жена отправляется в дальнее поместье – вынашивать и рожать наследников.   И небывало возвысившегося графа окружают  придворные опытные прелестницы, у которых на костях гораздо больше мяса, да и улыбаются они куда чаще.

Музыка кончилась, обрывая мечты, и граф проводил  свою  даму к ее матери.  Потом  затерялся в толпе, не смея вновь появиться перед грозными очами герцога, ее отца.

Мечты юного графа  вполне могли стать реальностью, если бы в дело не вмешалась, потирая костлявые ручки, ехидная старушка–судьба.

 Перебравшей любовного зелья малышке Аннелоре не спалось. Она решила  навестить отца в его кабинете, зная, что даже после долгих и утомительных приемов отец предпочитает лично проверить срочные депеши.

 Если вечер завершался тихо, то в кабинет могла наведаться и герцогиня с подносом  сладостей и горячим чаем.  Те немногие часы, которые  родители проводили вместе, вдали от толпы просителей, родственников и слуг, они ценили больше всего остального.

Вот и теперь, неслышными шагами  пробираясь по коридору, Анни уловила аромат любимых маминых духов. Осторожно, буквально на цыпочках девочка вошла в смежную с кабинетом гостиную.

 Массивная темная дверь оказалось приоткрытой. Юная герцогиня  присела на корточки у стены и прислушалась.  Сквозь узкую щель доносился  звон чашек: в кабинете шло чаепитие.

- Не нравится мне этот граф,  - говорила мама, отпивая небольшой глоточек. - Крутится возле Анни, строит ей глазки, а за душой ни гроша.

Аннелора приникла любопытным глазом к  скважине, разглядывая родителей в свете масляной лампы.

- Но род довольно древний и уважаемый, - возразил отец, отламывая кусок любимого лимонного кекса.

- Он добыл приглашение  через  леди Виору  и, как мне кажется, расплатился не деньгами. - Мать многозначительно посмотрела на отца и поставила чашку на блюдце.

- Вот как?.. – Отец тоже поставил чашку. Вздохнув, сказал: - Малея,  мне поступило предложение…  - герцог неожиданно замялся, потом вскочил и отошел к окну.

- Предложение? – голос герцогини звучал нежной музыкой, но струны напряглись в ожидании.

- Герцог  Мирано предлагает обручение с его сыном, - решительно сказал отец и, вернувшись к столику обнял супругу за плечи: - наша малышка растет и скоро ей самой предстоит вить гнездо.

За дверями Аннелора в ужасе закрыла себе рот, чтобы удержать крик.  Юный  маркиз Мирано был неловким полноватым мальчиком года на четыре помладше нее. Анни он казался очень глупым и  некрасивым. Совсем не таким, как граф Бедсфорд.

- Зиг,  сын герцога Мерано, конечно, прекрасная партия, но одобрит ли такие планы его величество? – ответила, помолчав, герцогиня.

Герцог  вернулся к столу и, заглядывая в грустные глаза жены, сказал:

- Это хорошая защита для нашей девочки, ты же понимаешь, Маля.

- Понимаю, - на глазах герцогини заблестели слезы. 

Она не смогла подарить  супругу сына-наследника и это заставляло ее страдать.

- Значит, завтра расскажем все  Аннелоре, - припечатал герцог. - Она неглупая малышка,  должна понять все выгоды этого союза.

- Да, расскажи ей сам… – Герцогиня Малея потерла изящными пальчиками висок и решительно добавила: -   Я прослежу, чтобы граф здесь больше не появлялся. Репутация девушки – вещь хрупкая.

Обнявшись,  родители отправились в свои покои,  а  их дочь, давясь рыданиями, со всех ног неслась к себе. Почему любящие родители отказывают ей в праве на любовь?  Ее мир начал рассыпаться как песочный куличик, долго простоявший на солнце. Что делать? Как жить дальше с такой болью в сердце?

 

Нарыдавшись в пышные подушки, Анни  уселась за стол и принялась рассуждать так, как учил ее отец.  Раз мама сказала, что граф не получит больше приглашения – значит, уже завтра  он уедет.  А ее ждет помолвка с  мальчишкой, который приобретет право тянуть к ней пухлые, слишком  мягкие губы, и держать ее за руку на каждом балу.  А потом, возможно,  и вовсе увезет в свой дом, к своим родителям и банде таких же пухлощеких братцев.

Что можно сделать? Медлить юная дочь герцога не привыкла: спустя всего час, переодетая в охотничий костюм, с котомкой за плечами она выбиралась из поместья через садовую калитку возле кухни.

Ее никто не заметил: серенький рассвет едва занимался, а утомленные гости и слуги видели второй сон. Старый пес сидящий на цепи у калитки ласково ткнулся ей в руки мокрым носом, и Анни привычно потянулась за лакомством, забыв, что вышитый кармашек остался на поясе платя.

- Прости, Скудо, - шепнула она потрепав вытертый загривок собаки и закрыла за собой простенький засов.

 Мелькнувшую у ограды серую шляпу заметил поваренок. Он, зевая,  нагребал щепки для  растопки большой кухонной плиты.  Паренек решил, что это кто-то из слуг  торопится по поручению, и тут же выбросил  увиденное из головы. Своих дел с утра довольно. Зевнув еще раз, парень потащил корзину растопки  к едва успевшей остыть печи.

Через три часа весь огромный дом стоял на ушах:  леди Аннелора пропала! 

Пропажу обнаружила няня пришедшая будить девочку. Сначала она подумала, что юная леди привычно удрала на псарню либо на конюшню, но Анни не обнаружилась ни в одном привычном «секретном» уголке.

Переполох случился знатный!  Перепуганные слуги обшарили все поместье.  Протралили сетями цепочку мелких прудов в саду.  Слазили в колодцы. Наведались с факелами в погреба и ледники. Проверили все псарни, овчарни и коровники на маленькой ферме.

Фрейлины,  взявшись за руки и перекликаясь,  прочесывали укромные уголки в садах и парках. Пажи забрались на крышу, распугав чердачную колонию летучих мышей, и, топая башмаками, носились с криками: «Ва-аша-а све-етлость!»

А на голубятне толпились заплаканные горничные в ожидании вестей «для госпожи герцогини».

Не нашли.

На третий день родители объявили вознаграждение тому, кто найдет юную маркизу ди Оранд или хотя бы сведения о ней.  Молодой король,  тронутый горем одного из знатнейших людей в стране,  прислал в поместье своих лучших дознавателей. Суровые мужчины в синих суконных мундирах опросили каждого, включая поваренка с кухни. И уверили постаревшего от горя герцога, что леди Аннелоры в поместье нет.

Тем временем Анни  удалялась от родного дома все дальше.  В голове бродили романтические истории, почерпнутые в рыцарских нравоучительных романах, а в крови гуляли остатки любовного зелья.  Девочка решила сделать возлюбленному сюрприз:  встретить графа в его собственном поместье, провести несколько часов с ним наедине  и тем вынудить отца  сыграть свадьбу.

  Возможно, в целом идея была и неплохой: картой  крошечная маркиза предусмотрительно запаслась  и  провизии в дорогу прихватила, но  не учла  того, что поместье графа располагалось довольно далеко от знакомых ей земель. 

Хотя вокруг царило изобильное лето,  путь ей предстоял непростой и неблизкий.

Через несколько часов,  когда непривычные к длительным пешим прогулкам ноги   запросили пощады, Анни впервые задумалась о благоразумности своего поступка.

Но логический ум и природное упрямство сделали свое дело: выйдя на тракт, девушка  отыскала еле плетущуюся крестьянскую телегу и попросила ее хозяина подвезти. Крестьяне  не  поверили в сказку о павшей лошади и тетке, к которой она якобы добирается, но подсесть на телегу разрешили.

Болтая ногами и угощая чумазых ребятишек сушеным урюком, Анни выяснила, что  семья  из пяти взрослых и полудюжины ребятишек ехала на свадьбу к родственникам.

И направлялись они почти туда, куда ей было нужно, а потому девочка с радостью согласилась  поучить детей азбуке за возможность добраться до графского поместья в большой и теплой компании.

Крестьяне  особенно не спешили, часто останавливаясь, варили простой жиденький кулеш с ранними грибами и травами, заправляя жареным луком с салом.  Дети собирали поздние ягоды, лекарственные травы и мох. Женщины, болтая и напевая, вышивали красной и зеленой шерстью подарок молодым – огромное покрывало, украшенное цветами и травами.  Старуха вязали из грубой шерсти носки,  варежки, теплые жилеты и платки.

Старик  с изрезанным морщинами лицом, от старости почти не слезающий с телеги, плел из бересты лапти и туески. А однажды сплел из узких полосок ажурный венец, и водрузил его  на совершенно выгоревшие на солнце волосы Анни.

Дети вокруг захлопали в ладоши, а девочка постарше завистливо вздохнула и принялась теребить деда:

- Деда, деда! А мне такой венок? А мне?

Погладив внучку по толстенькой косичке,  старик пообещал непременно порадовать и внучку, а поутру младшая невестка не добудилась свекра. Это была первая смерть,  увиденная Аннелорой, и она запомнилась навсегда. Берестяной венец,  завернутый в чистое полотенце, стал ее последним детским сокровищем.

 Правда, рядом со стариком в то утро нашелся еще один веночек: из ловко выплетенных лыковых роз. Довольная внучка  оплакала деда искренними слезами и каждый вечер непременно возносила молитву Светлым, прося крепкого моста для ушедшей души.

Потом к их телеге присоединилась повозка с циркачами и еще пара крестьянских семей.  Все они ехали в направлении западных графств и предпочитали двигаться в большой компании.

Караван, однако, став солиднее, как ни странно, начал двигаться быстрее. Вечерами у костра уже не только рассказывали сказки, но и пели песни, загадывали загадки и даже немножко танцевали.

Однажды к костру подошла сморщенная, словно печеное яблоко, смуглая старуха. Она долго всматривалась в огонь,  покуривая изогнутую трубку, а потом неожиданно поймала Аннелору за руку:

- Сядь, малышка, - попросила она, вглядываясь в наивные серые глазенки своими пронзительными черными глазами. Покачала головой: –  Ох, беда! Глупая девочка, давно ли  ты сохнешь по парню со светлой головой и черным сердцем?

Анни дернулась, пугаясь и непонятных речей, и самого облика старой ведьмы.

Но старуха не отпускала, вцепившись в левую руку скрюченными пальцами. Бережно погладила извилистые линии на ладони, еще раз заглянула в глаза:

- Ты не знала? Его сердце черно, как безлунная ночь. Он мечтал о почестях и золоте, вот и совершил страшный грех, присушил тебя зельем. 

- Неправда, не верю! – пискнула напуганная дочь герцога и отчаянно забилась, задергалась, будто пойманная птица.

Гадалка покачала головой и ткнула  мундштуком в грудь девушки:

- Не хочешь – не верь! Но я сниму с тебя его грешные злые путы, сниму сейчас же, иначе через семь зим ты умрешь, и это так же верно, как солнце и луна в небе. Высохнешь, как эта трава… – старуха кинула в огонь пучок сушеной полыни и забормотала нечто ритмичное себе под нос.

Веки Аннелоры внезапно отяжелели, и она опустилась на кошму, неудержимо зевая.

- Спи, - строго сказал колдунья, и Анни уснула.

Поутру она проснулась возле погасшего огня и постаралась забыть ночной разговор как можно скорее.

Необычная встреча действительно вскоре забылась, но легкий привкус полынной горечи еще долго преследовал девушку в дыме каждого костра.

На вечерних  танцах  у огня гибкую худощавую девочку и приметил   метатель ножей.  Сплясав вместе с нею заводную джигу, он оценил ее ловкость.  И, вдохновленный,  показал присутствующим свое искусство на большом деревянном щите, втыкая ножи  с завязанными глазами,  веером,  из-за спины.

Когда зрители уже начали улюлюкать от восторга, метатель поставил к щиту смущенную Аннелору и воткнул ножи  вокруг ее головы, завершая выступление. Потом пригласил девочку к костру и рассказал о ножах часть того, что знал.

 Приятно, когда тебя слушают, открыв рот! Циркач разливался соловьем и к утру наобещал взять худышку в ученицы. Правда, то же самое пообещали сделать и гибкая невысокая акробатка, и довольно высокий, массивный канатоходец, и дрессировщик… и даже карлик, которого канатоходец во время выступлений носил на плечах.

Обеспокоенная интересом  незнакомых людей, девочка придумала себе новое имя, красивое и необычное как ей казалось: «Кайтанира». Взрослые таинственно улыбались, произнося его. И только спустя почти две недели, она узнала, что это имя означает «военный летний лагерь».  Красная от смущения  Аннелора, узнав о значении выбранного имени,  сократила его  до  «Иниры», и постепенно это имя прижилось. 

Итак, караван неспешно  ехал, ехал, и… приехал в карантин. Суровые усачи в синих солдатских мундирах сгоняли путешественников с дороги на луг громко вопя:

- Карантин, крантин! Путь закрыт!

Ворчащие крестьяне и купцы получали бирки с датой въезда в карантин и вздыхая устраивали биваки, ссорясь из-за хвороста и сена на подстилки.

 Сначала  Аннелора расстроилась – свидание с женихом откладывалось на целый месяц!  Потом рассердилась – она тут страдает, сгорает от желания быть рядом с ним, а Фредерик все еще не нашел ее! Потом девушка принялась плакать, ругать себя и оправдывать графа Бедфорда.

Условия жизни в карантине были самые спартанские. За водой выстраивались очереди к единственному ключику, обнаруженному поблизости от временного лагеря. Хворост из прозрачной рощи окружающей луг выбрали в первые же сутки, а сырые деревья не желали гореть без искр и дыма. 

От постоянных истерик Анни спасали только занятия с метателем ножей. Скучать и бездельничать она не привыкла, а потому быстро оценила новые возможности  и принялась осваивать искусство метания ножей, не предполагая, что оно ей когда-нибудь пригодится.

Через две недели ее учитель заболел дифтерией. Анни  проводила с ним в фургоне долгие часы, обтирая горящее в лихорадке тело, подавая воду и поправляя повязку на лице – даже тусклый свет вызывал  резь в глазах.

Вокруг уже лежали вповалку его друзья, а поблизости на телегах стонали крестьяне, ехавшие на свадьбу. Через несколько дней заболел каждый второй, еще через пару дней в дальнем конце карантина начали копать ямы и засыпать их негашеной известью.

На глазах у юной герцогини огромная толпа людей, скопившихся в карантине, начала впадать в панику.  Слова «переехал на тот конец карантина» стали синонимом смерти.

При появлении малейших признаков заболевания несчастный начинал искать помощь, хватать за руки всех, проходящих мимо: солдат, сиделок, докторов в просмоленных костюмах.  С такими безумцами поступали довольно жестко: пеленали в простыни и поили успокоительным настоем. Если не было успокоительного, вливали стакан крепкого вина.

Увы,  в этой пустынной местности для такого количества людей  не хватало даже предметов первой необходимости: тюфяков, посуды, корыт для стирки грязного белья. Но еще больше не хватало людей,  способных подать стакан воды и утереть лицо. Несколько женщин, потерявших в карантине близких, служили сиделками, за остальными практически никто не ухаживал.

   Тут–то и пригодилось Аннелоре вбиваемое матушкой умение  ухаживать за больными и ранеными. Как знатная дама,  получившая отличное образование, Аннелора умела парить травяные отвары, унимающие лихорадку и боль, поить лежачих с помощью ложечки и перевязывать раны.

 Но еще больше ей  пригодилась хорошая память и любовь к литературе. Лежать в фургоне было скучно не только метателю ножей – рядом в телегах метались в бреду дети и взрослые, остановленные королевской заставой.

Аннелора,  напоив всех теплым отваром, принималась вслух читать  любимые древние легенды, петь старинные баллады и пересказывать сказки и пьесы, которые читали ей самой. Порой ее голос был единственным, звучащим над карантином, даже солдаты старались тише двигаться между рядами телег, выбирая из толпы трупы.

Через неделю метателю кинжалов стало лучше, а  юная маркиза свалилась с жесточайшей лихорадкой. Болезнь  усугубило то, что  циркач не сразу догадался  пригласить лекаря, сваливая недомогание девочки на усталость. К тому же на лагерь упала последняя августовская жара.

Под душным пологом, от жара и волнений светлые волосы заполонили вши и лекарь безжалостно велел отрезать длинные локоны, дабы не мучить больную. Метатель кинжалов Сигизмунд,  сам уже сверкая чисто выбритой макушкой, вздыхая от сожаления, намылил светлые прядки щелочным мылом и срезал их своим лучшим кинжалом. Анни этого даже не заметила. Лихорадка только усиливалась с каждым часом.

Одна из пришедших в себя крестьянок подсказала растерянному циркачу,  что нужна ледяная вода, лучше всего с уксусом и много травяного отвара. Мужчина решительно велел женщине  присмотреть за больной и отправился искать в жару ледяную воду и травы.

Нашел. Просидев рядом с малышкой почти две недели, метатель ножей заставил болезнь отступить.

Однако, убегая, болезнь взяла с девочки немалую плату: худощавая фигурка стала еще более тощей,  истратив на борьбу с жаром последние силы.  А светлый пушок, появившийся на бритой голове,  окончательно побелел. Нормально ходить и говорить Аннелора смогла только в начале осени.

Изможденная, с короткими, едва начавшими отрастать волосами,  одетая в слишком просторные рубаху и штаны, она бродила среди телег и  повозок. Поила больных, обтирала, меняла им одежду и варила кашу измотанным лекарям. 

Метатель ножей и  канатоходец ходили с ней – больше никто из цирковой группы не выжил. Подносили ведра, переворачивали раненых, иногда напоминали, что надо есть и спать, если сами от усталости не падали рядом, на затоптанную землю.

 Еду, одежду и лекарства  им выдавали присланные королевской школой медики.  Они же платили по медяку в день за помощь. Солдаты,  охранявшие карантин,   обращали внимание на странную компанию, но в самом карантине несчастным болящим было мало дела до окружающих.