Отрывок из книги «Искорка и Вьюжник»

ПРОЛОГ

 

Огонь полыхал. Языки пламени взлетали к небу, алыми росчерками разрывали воздух и бессильно опадали, чтобы через мгновение вспыхнуть снова. Горящая в этом огненном зареве фигура мужчины то теряла чёткость контуров, полностью перевоплощаяясь в стихию, то обретала человеческую ипостась. Последнее происходило всё чаще, а значит, силы стихийника почти иссякли. Оставались последние крохи, которых едва хватало, чтобы держать на расстоянии хищно кружащую в ожидании наживы банду разбойников и отбиваться от своры натравленных на него ледяных волков.

Трое из них уже растеклись лужицами, покрывшимися тонкой коркой льда. Ещё один едва слышно скулил, пытаясь сохранить животную форму. Лишь последний, сверкая холодными синими глазами, обнажал белоснежные клыки. Стряхивал с шерсти ледяные кристаллики, когда его меха касалось пламя, и утробно рычал, поощряемый окриками хозяев.

Условных хозяев, разумеется, потому что послушными питомцами ледяные волки, даже прирученные, никогда не были, зато интуитивно ненавидели огненную стихию во всех её проявлениях. Чем бандиты и воспользовались, подстроив засаду и пустив впереди себядикую природную стихию в зверином обличии.

Рывок. Летящий в прыжке серый зверь. Вскинувшиеся в защитном жесте руки стихийника, превратившиеся в пламенный всплеск. На большее сил не хватило, и мужчина окончательно обрёл человеческий облик. Рухнул на колени в лужу, что секунду назад была ледяным волком.

— Э-ге-гей! — раздался торжествующий крик и лязг оружия. Воздух наполнило физически ощутимое предвкушение лёгкой победы.

Мужчина из последних сил поднял голову. Тяжело дышал, пытаясь справиться с парализующим отчаянием. Потухшие, потемневшие глаза смотрели на приближающихся разбойников. Разномастных, в невообразимого вида одежде явно с чужого плеча и наружности весьма своеобразной — благородство в их лицах отсутствовало напрочь. Ждать от них милосердия было совершенно бессмысленно — они были готовы убивать ради наживы. Жизнь для них ничего не стоила, в отличие от материальных ценностей.

Обессиленный стихийник с ужасом осознавал, что шансов на спасение у него нет. В последнем бессмысленном порыве попытался вспыхнуть, но тело так и осталось человеческим. Толпа разбойников с гиканьем пронеслась мимо, рванув к перевёрнутым саням. Четверо окружили добычу.

— Ну что? Не ожидал? Как мы тебя, а?.. — главарь несдержанно захохотал, оскалив гнилые зубы. Шагнул к обречённому мужчине, взмахивая кинжалом.

Светлая сталь рассекла воздух, и стихийник невольно зажмурился. Вот и всё, конец.

Ледяной порыв ветра окатил с головы до ног, осыпал мелкими колючими снежинками, и мужчина инстинктивно вздрогнул. Не было ни боли, ни обречённого стона, ни забытья. Вместо этого воздух распороли полные ужаса крики.

Стихийник распахнул глаза и отшатнулся — перед ним плашмя упало грузное тело. Тот самый главарь, что угрожал кинжалом, теперь лежал без движения. Оружия у него уже не было — оно, вырванное из его рук неведомой силой, кружилось, подхваченное снежным вихрем, и стремительно, словно его метнули, рухнуло вниз, пригвоздив к земле бандита. Ещё миг — и бездыханное тело сжалось, развоплощаясь в бездушный серый камень с воткнутым в него кинжалом.

Разбойники — и те, кто окружил жертву, и те, которые принялись грабить повозку, — этого уже не видели. Они удирали со всех ног — между стволами деревьев мелькали лишь их силуэты. Но уцелеть повезло не всем. Яростная ледяная стихия настигала, окутывала белоснежным облаком снежинок, закручивала в водовороте вихря, поднимала высоко вверх и швыряла на землю.

Парализованному от шока путнику в спасение верилось с трудом, а в глазах темнело от недостатка сил. Ему сложно было осознать, сколько длилось буйство ледяного ветра. И когда тот приблизился к нему, окружил, рванув вверх и поставив на ноги, мужчина пошатнулся, едва не упав.

Снежинки, образующие вихрь, уплотнились, создав опору и удержав, а через мгновение сплавились, меняя облик стихии на человеческое тело. Крепко сложённый темноволосый мужчина, в отороченном мехом жилете поверх рубашки из шерсти, кожаных брюках и меховых сапогах, подхватил жертву разбойников, положив его руку себе на плечо, и повёл к саням.

Смотрелись они богато: металлические, искусно украшенные чеканкой и обитые кожей, с массивными полозьями, которые при необходимости легко менялись на колёса. А вот стояли сани неровно — вздыбились передом, когда с разгона влетели в лесную чащу. Упирались в стволы, да ещё и дёргались, потому что впряжённые в них обезумевшие от страха лошади пытались вырваться. Они то принимали животную форму, то теряли плотность, превращаясь в туго скрученный воздушный поток, удерживаемый только специальной упряжью.

Бросив на них краткий взгляд, брюнет протяжно свистнул. Ему под ноги тут же метнулся снежный комок, замельтешил, ластясь, и, подчиняясь воле хозяина, скользнул к беснующимся животным. Мягкими касаниями воздушной стихии, родной и привычной для лошадей, прошёлся по их спинам, успокаивая. И скользнул обратно на землю, меняя облик. Когда брюнет усадил пострадавшего на борт саней, у его ног замер пушистый снежный лис.

— Спасибо! — опомнился спасённый, окинул взглядом место схватки, замечая лежащие на снегу тела ещё живых разбойников и несколько крупных камней, в которые развоплотились их погибшие товарищи. Вернулся глазами к незнакомцу, наконец рассмотрев ярко-голубые глаза с задорным прищуром и веером морщинок в уголках, крупный подбородок, украшенный окладистой тёмной бородкой с уже заметной сединой, широкие скулы, не слишком изящный нос.

— Не за что! — весело откликнулся мужчина. — Звать-то тебя как?

— Пламенник, — вздохнул несчастный. Помешкал и добавил: — Огненного края.

— Князь? — удивился брюнет, присматриваясь внимательнее. Отмечая изящные аристократические черты лица, тонкий нос и губы, мягкую линию подбородка, широко распахнутые карие глаза, обрамлённые длинными ресницами. Из-под меховой шапки выбивались тёмно-рыжие кудри. Да и телосложение не отличалось массивностью. Меховой тулуп не подходил ему по размеру и явно был слишком широк в плечах.

— Княжич, — поправил его Пламенник. — Женюсь, и отец мне правление нашим краем передаст.

— Ясно-ясно, — покивал спаситель. Постучал мыском сапога по саням, сбивая снег, и укорил: — Куда же ты помчался без охраны? Путь-то неблизкий, до твоих краёв отсюда три дня езды.

— Так была у меня дружина. Ледяные волки набросились. Большая стая. Лошади понесли… — княжич развёл руками.

— Значит, где-то поблизости твоя дружина? — обрадованно уточнил брюнет. — Ну и лады. А куда ты направлялся?

— К невесте Горяне свататься в Жгучий край. Подарки вот вёзу. Скоро свадьбу сыграем.

— Тогда понятно. Разбойники на добро твоё позарились. Замучился я этих лихих стихийников выпроваживать из своих владений. Убегают — и возвращаются, будто бы раньше отпущенного Изначальной срока развоплотиться желают.

— Я твой должник. Проси что угодно, любую прихоть выполню. Клянусь Изначальной! Я за свою жизнь ничего не пожалею. Золото, серебро, самоцветы, оружие, лошадей...

— Не нужны мне твои богатства, — засмеялся одаряемый. — У меня своего добра хватает. Но слово твоё я запомню.

Он оглянулся, услышав приближающийся шум. Вдали между стволами замелькали силуэты всадников. Дружина наконец догнала своего княжича.

— Ну, бывай, — попрощался стихийник, отступая и начиная терять плотность.

— Зовут-то тебя как? — спохватился Пламенник. — Может, на свадьбу придёшь? Почётным гостем будешь.

— Некогда мне, — откликнулся скручивающийся вихрем из снежинок мужчина. — Вьюжник я.

Подхватив обернувшегося снежным комочком лиса, окончательно потерял человеческий облик, закружился снежным бураном и унёсся в чащу.

 

ГЛАВА 1.

«Доброму гостю хозяин рад»

 

Яркие солнечные блики, лежащие на полу крытой повозки, то исчезали, когда светило за окном пряталось в кронах деревьев, то появлялись, едва оно вновь проглядывало сквозь зелёную листву.

Рыжая лисичка, свернувшаяся клубочком на коленях молодой девушки, ревностно следила за ними, но спрыгивать и охотиться ей было лень, потому что её гладила рука хозяйки. Зато пушистый хвост, показывая охотничий азарт, ритмично бил по подушке и этим мешал спать ручной совушке, устроившейся на спинке сиденья, за плечом куда более юной девчушки.

Мерный перестук колёс сплетался с радостными, восторженно звучащими девичьими голосами.

— Я уверена, повеселимся мы на славу! Праздник, подарки!..

— Танцы, кавалеры!

— Огнёвка! Какие кавалеры? Ты ещё маленькая, тебе только четырнадцать.

Юная рыжеволосая девушка, у которой что стихийный, что человеческий облик полностью соответствовали имени, недовольно поморщилась. Осуждающе посмотрела на старшую сестру — с благородными, чертами лица, мягким овалом лица, аккуратным носиком, огромными янтарными глазами, чётко очерченными губами и с заплетёнными в тугую косу каштановыми волосами. Дома она казалась более легкомысленной и беспечной, нежели сейчас.

— Ой, Искорка! Можно подумать, шесть лет это такая уж большая разница! — Огнёвка скорчила скептическую рожицу.

— А как же? В двадцать лет замуж можно.

— Толку от можно, если никого на примете нет? Никто к тебе не сватался.

— Не собираюсь я сразу замуж выскакивать. Куда спешить, когда вся жизнь впереди?

— А вдруг в гостях и познакомишься с кавалером? К Вьюжнику не нас одних позвали.

— Ну и что с того? Думаешь, можно влюбиться за пару дней? Надо узнать друг друга, присмотреться, одобрение родителей получить…

— Перестаньте, трещотки! Отца разбудите, — угомонил сестëр сидящий у самой двери княжич. Бросил на них сердитый взгляд и куда более взволнованный —на дремлющего на сиденье напротив пожилого мужчину и его занятую чтением книги супругу.

Да, их транспорт был внушительным, рассчитанным на большую семью. Сиденья располагались напротив друг друга, были широкими, мягкими и позволяли разместиться с комфортом шестерым пассажирам. Но уединения и покоя обеспечить не могли.

— Не сплю я, — пробурчал мужчина. — Не брани сестёр, Костёр. Пусть развлекаются, в дороге скучно.

Получив разрешение, притихшие от отповеди брата девушки вновь ожили:

— Папа, а правда замок у Вьюжника огромный?

— А он женат? Может, у него есть симпатичный сын?

— Не знаю, — растерялся отец семейства. — Не поинтересовался я.

— Интересно, как он в снег оборачивается? — Огнёвка встопорщила перья своей ветрянойсовушке.

— Да так же, как ты в пламя, — отмахнулась Искорка, продолжая гладить огненную лисичку.

— Хорошо, что мы к нему надолго. За один день владения Вьюжника не рассмотреть. В его лесу наверняка здорово! Морозные птицы, ветряные белки, снежные лисы, ледяные волки…

На последних беспечных словах младшей дочери отец семейства неслышно вздохнул. Дикие стихии, казавшиеся Огнёвке милыми и привлекательными, когда-то едва не лишили его жизни.

Впрочем, благодаря им завязалось знакомство с князем Снежного края. Прошло тридцать лет, и всё это время Вьюжник ничем не напоминал о себе. Редкие встречи на Княжеском Кругу не в счëт, их сложно расценивать как полноценное дружеское общение. И вдруг такое неожиданное приглашение…

Рука мужчины невольно скользнула за отворот кафтана. Нащупав сложенную бумагу, он её вытащил и развернул.

«Приветствую тебя, Пламенник Огненного края!

Жду в гости с семейством, князь. Праздник Новолетия встретим как положено. Соберу друзей-стихийников, вспомним о нашем единстве, традицию уважим. Забились все по разным краям, одни ссоры и распри в Княжеском Кругу. А я всё помню:и худое, и хорошее, и долги, и обещания… Ты о своëм слове не позабыл?»

Пламенник не забыл. Беспечно дал он обещание — неконкретное, размытое. Но отказаться от него нельзя — позор это для князя. И Вьюжник может обиду затаить, отомстить… Вот только что он потребует за свою помощь? Оставалось надеяться, что желание будет выполнимым.

Плеча мужчины коснулись изящные женские пальчики, ласково погладив.

— Отчего грустишь? — Горяна, опустив на колени книгу, которую читала, с тревогой взглянула на послание.

— Не волнуйся. — Пламенник торопливо свернул и спрятал записку. — Глядя на наших детей, невольно молодость вспоминаю. Когда-то и я был таким же легкомысленным.

Он погладил её руку, поблагодарив за неравнодушие. С нежностью посмотрел в тёмно-оранжевые глаза, в глубине которых плавилась лава. Мать Горяны была огненной стихийницей, а отец имел в роду каменных стихийников. Вот и обрела их дочь сразу две взаимодополняющие ипостаси.

Свой стихийный облик Горяна принимала нечасто, слишком уж разрушительным он был. Её супругу и детям не мог навредить, а вот обстановке дома приходилось несладко — ткани тлели, дерево мгновенно сгорало, даже металл плавился. Хорошо хоть, богатство князя позволяло ему покупать новые вещи. Зато от мелких шалостей Горяна никогда не отказывалась. Вот и сейчас её рука ощутимо нагрелась, покрываясь лавовой коркой и вынуждая пальцы мужа вспыхнуть огнём.

На частичный оборот Пламенник среагировал добродушно и со смешком пожурил:

— Для забав место не то, Горяна. Спалишь повозку, придётся пешком идти.

Дочки захихикали, обрадовались — мол, мы и не прочь прогуляться до ближайшей деревни. А там и новая повозка найдётся!

Брат на них шикнул, осуждая за легкомысленное отношение к добру — поклажа ведь тоже сгорит. И подарки!

Родители засмеялись и обернулись к двери, потому что снаружи по ней кто-то осторожно постучал. За небольшим оконцем больше не было движения, стволы деревьев замерли в неподвижности, да и тряска прекратилась.

Дверца распахнулась, окатив путников свежим прохладным воздухом, пропитанным запахами влажной древесины и подмороженной земли, а внутрь заглянул воевода:

— На границу прибыли, князь. Дальше колёса тяжело пойдут, менять нужно. Вы погуляйте, пока суд да дело.

Всё семейство выбралось из повозки на дорогу, действительно покрытую тонким слоем льда. Трава на обочине заиндевела, листва на деревьях пожухла, потеряла цвет.

Девушки под присмотром матери и нянюшки, которая ехала во второй повозке, прошлись по тропинке, ведущей на вершину небольшого холма. С него открывалась прекрасная панорама на проделанный повозкой путь — насколько хватало взгляда,расстилался осенний пейзаж. Граница-переход между Огненным и Снежным краем, как и положено в природе, была постепенной. Со стороны Огненного края чувствовалось тепло, краски были ярче. Чем ближе к Снежному, тем сильнее веяло холодом, краски тускнели, листья покрывались инеем.

Тем временем Костёр, на плече которого устроилась огненно-красная ящерка, наблюдал за работой дружинников. Те сноровисто ставили под повозки подпорки, снимали колёса, прилаживали полозья... Посматривал на отца, который обсуждал дорогу и маршрут дозорных с воеводой, отвечающим за безопасность путешественников. Это, будучи княжичем, Пламенник по-беспечности и самонадеянности не принял должных мер, а сейчас заботился о защите семьи. Действуя на опережение и стыдясь своей недальновидности в молодые годы, князь скрыл истинную причину осторожности, утаив обстоятельства спасения даже от жены. Тем более и Вьюжник молчал. Какой тогда смысл раскрывать неприглядную правду?

На согнутой руке Пламенника, вцепившись когтями в плотную ткань кафтана, замер воздушный сокол, зорко посматривающий по сторонам. С момента роковой свадебной поездки питомцами князя становились именно эти птицы — он чтил память своего первого защитника, которого уничтожили ледяные волки.

Лошади, которых отвели в сторону, чтобы покормить и напоить, стояли спокойно, лишь переминались с ноги на ногу, но не пытались обратиться в родную стихию воздуха. Их впрягли, когда дружинники закончили работу. И семейство огневиков вернулось в повозку. После прогулки сил на разговоры у девушек уже не осталось, они плотно поужинали приготовленной на кострах во время стоянки пищей и уснули. Ход повозки, ставшей санями, теперь был плавным, совсем незаметным — дорогу прикрывал плотный слой снега. Деревья становились всё белее, под ними выросли сугробы, отражающие даже самый слабый свет. Оттого и ночь в Снежном крае казалась светлее, и ехать можно было не останавливаясь на ночлег.

За окном дважды рассвело, прежде чем заглянувший в повозку воевода радостно сообщил:

— Крыши замка Снежного края видны. Скоро прибудем.

Основательно уставшие от безделья, путешественники засуетились. Огнёвка бросилась к оконцу, всматриваясь в лесную чащу. Искорка схватилась за гребень и начала приводить волосы в порядок. Даже их строгий брат принялся оправлять кафтан.

— Думаете, сразу гостям покажетесь? — добродушно усмехнулся отец беспокойных детей. — Вам дадут время отдохнуть с дороги, принарядиться. Ни один князь не заставит своих гостей позориться из-за небрежного вида.

Действительно, когда повозки-сани остановились, вся торжественность встречи свелась к тому, что к обозу бросилась прислуга, чтобы расстелить ковёр, помочь разобрать багаж и увести коней в стойла.

Первым на ковёр ступил Пламенник, опираясь на руку воеводы. Помог спуститься жене и обернулся к подошедшему и склонившемуся в поклоне управляющему замком. Был тот немолод, седовлас, но живость характера позволяла ему с лёгкостью выполнять свои обязанности.

— Князь Вьюжник велел вам кланяться. С утра по делам отлучился, к завтрему вернётся. Вы желанные гости, примем вас как должно. Милости просим в наши хоромы!

Искорка выпрыгнула из повозки следом за братом. С задором и любопытством принялась осматриваться, восторженно ахая. Несмотря на медленно сгущающиеся сумерки, замок Вьюжника был прекрасно виден: высокий, с острыми шпилями на узких, покрытых зелёной черепицей крышах, белокаменный, с огромными окнами, украшенными узорами стёклами и свисающими с карнизов и подоконников сосульками.

Свет фонарей, которые вынесли слуги, усиливался от лежащего на земле пышного снежного ковра, преломлялся в ледяных гранях, искрил, отражаясь от порхающих снежинок. Всё это казалось необычным для тех, кто родом из Огненного края.

От крыльца, ведущего к дверям центрального здания в четыре этажа, влево и вправо отходили небольшие двухэтажные флигели. Жилище Вьюжника было окружено огромными вековыми елями, едва ли не выше самого замка. Среди них, в некотором отдалении, прятались срубы небольших деревянных домиков.

— Ничего себе! Какие деревья громадные! — Огнёвка, выпрыгнувшая следом за сестрой, с трудом сдерживалась, чтобы не помчаться к ближайшей ели, проверять какова же она в обхвате.

Глаза Пламенника, обернувшегося к дочери, заиграли весёлыми всполохами.

— Не чета они нашим виноградникам, — мягко напомнил он. — Недаром же Снежный край полмира древесиной снабжает.

Гости следом за управляющим поднялись по ступеням, прошли через узорчатый проём в огромный холл. Мраморные стены и колонны, мозаичный пол, на котором было изображено дивной красоты раскидистое дерево — подобных ему ни в одном крае не встречалось. Фантазия у мастера оказалась завидная.

Из холла шли боковые коридоры и широкая каменная лестница. Поднявшись по ней на второй этаж, прибывшие свернули влево, в гостевое крыло. Краски здесь преобладали светлые, пастельные, мягко перетекающие друг в друга. Каменные полы были устланы небольшими меховыми шкурами, массивные двери светлого дерева украшены резьбой.

Распахнув одну из них, управляющий поклонился:

— Вашей младшей дочери покои. В них и для её нянюшки место найдётся.

Огнёвка сокрушённо вздохнула — мол, когда же я от присмотра избавлюсь. Но правила есть правила: до восемнадцати она считается ребёнком и нельзя ей одной оставаться. Потому девчушка следом за полненькой скромной женщиной вошла в комнату. Туда же занесли её сундук, но уже за спинами прошедших дальше гостей.

Искорка ожидала, что теперь ей покажут покои, но сначала поселили брата. Следом пригласили родителей, открыв последнюю в этом коридоре дверь. Пламенник с недоумением осмотрелся, беспокоясь — не забыли ли о его Искорке.

— В этом флигеле больше нет комнат. Для вашей дочери подготовлены покои в другом крыле.

Не спорить же с волей хозяина? Тем более его и в доме-то нет. Потому отец поцеловал дочь в лоб и кивнул управляющему, соглашаясь. Хотя по фактуего позволение не требовалось — девушка уже взрослая, вправе сама отказаться, если ей не понравится.

Искорка не отказалась. Наоборот, порадовалась свободе и тому, что присмотра будет меньше, не придётся делить комнату с сестрой и нянькой. Следом за управляющим перешла в другую часть здания.

Нельзя сказать, что флигель, где поселили её родню, был хуже, но здесь явно царила большая статусность, роскошь. На стенах висели картины, шкуры на полу стали крупнее, плотнее и мягче. Двери, покрытые изысканной тонкой резьбой в виде морозных узоров, выглядели изящнее.

В покоях, куда зашла Искорка, тоже всё смотрелось гармонично и необычно. В отделке комнаты и в мебели почти не было металла. Снежники использовали либо камень, либо дерево. Ткани имелись — занавеси, покрывала, скатерти, но более плотные и тяжёлые, в отличие от невесомых вуалей Огненного края.

— Да-а… — протянула девушка, упав спиной на мягчайшую, покрытую пуховой накидкой кровать. — Придётся очень постараться, чтобы ничего не спалить ненароком. Не то хозяин обидится. Да и жечь такую красоту жаль.

Услышав стук в дверь, Искорка подскочила, напряглась. И едва не засмеялась над собственными глупыми страхами, когда в комнату заглянула молодая девушка. Крепенькая, белокожая, с розовыми щёчками и курносым носиком, в простом длинном сером платье, удобном для работы по дому.

— Меня Проталиной зовут. Я комнаты прибираю, гостям помогаю. Если нужна буду, кликните. Мой мышонок услышит.

На плече девушки сидела пушистая белая мышь, деловито умываясь. Неожиданно она встрепенулась, стремительно забралась на голову хозяйки и спряталась в её причёске. А всё потому, что лисичка Искорки заинтересовалась добычей. И если до этого рыжая питомица спокойно сидела у ног хозяйки, то теперь огненным росчерком метнулась к дверям.

— Лиска! — окрикнула её Искорка, немало напугавшись. Мех шкуры на полу, по которой пронеслась охотница, начал тлеть, а в воздухе запахло палёным. — Не смей оборачиваться, нельзя! И мышонка не тронь!

— Не ругайте её. — Проталина мило улыбнулась и взмахнула рукой, перевращаясь в снежное облако. Оно опустилось на шкуру, погасив искры, и испарилось, вновь возвращая девушке человеческий облик. — Мы понимаем, что огненным сложно в наших краяхи питомцы ваши непривычные. Хозяин гневаться не станет. Вам помочь вещи разобрать?

— Давай, — не стала отказываться Искорка, только сейчас заметив, что её сундук принесли заранее.

Помощь Проталины оказалась очень кстати. Служанка сноровисто развешивала наряды в массивном деревянном шкафу, пока новая хозяйка покоев в соседней комнатке принимала ванну. Тоже непривычную для огневиков — забираться пришлось в каменную чашу, вырубленную в полу, а не металлическую на ножках. Вода была горячей, мыло пахло смолой и хвоёй, полотенца оказались пушистыми, тёплыми.

— Вы воду как нагреваете? — поинтересовалась Искорка, когда вернулась в спальню.

— Думали, мы тут в прорубь ныряем? И для вас ледяную воду припасли? — Синие глаза Проталины заискрились весёлостью. Девушка засмеялась и объяснила: — В подвалах дома стоят дровяные печи, всё греется, отапливается. Мы, снежники, в человеческом облике тоже тепло любим.

Она подала Искорке ярко-красную сорочку из плотного шёлка, помогла надеть тёплый домашний халатик и убрала полотенце. Восторженно поохала, удивляясь, как быстро высохли волосы, когда молодая огненная стихийница позволила себе частичный оборот. И указала рукой на стол, уставленный блюдами.

— Садитесь ужинать. Сегодня всем накрыли в комнатах. Хозяина нет, а вы с дороги.

Проголодавшуюся Искорку дважды приглашать не пришлось. Она с аппетитом принялась за еду. И уточнила:

— Кто кроме нас прибыл?

— С утра приехал князь Самоцветного края с дочерью. Неприятная девица, молчаливая, угрюмая. И взгляд у неё тяжёлый, будто камнем придавило. Вам будет сложно поладить. Зато воевода у них загляденье! Крепкий, плечистый. Эх!

Искорка посмеялась:

— На чужих заглядываешься! Неужто среди своих жениха не нашла?

— Так я ж не всерьёз! Хотя… Стихии наши близки. Чем лёд от камня отличается? Может, и не так трудно будет ужиться в семье. Переезжать только не хочется. Разве что мужа к себе сманить...

Она беззаботно отмахнулась — мол, не время об этом думать. Наверное, хотела ещё посплетничать, но прислушалась к писку мышонка, спустившегося к её уху. И тут же подскочила с кресла:

— Простите, княжна. Меня зовут. Вы спать ложитесь, я после зайду и всё приберу.

Искорка с удовольствием доела необычайно вкусную жареную рыбу, отламывая пышный мякиш от горячего хлеба и запивая горячим сбитнем. Погладила лисичку, которая с не меньшим аппетитом съела свою порцию. Улыбнулась, глядя, как питомица скользнула в кровать, пролезая под одеяло. Но сама сразу не легла. Погасив светильники, подошла к огромному во всю стену оконному проёму, покрытому ледяным узором.

Тот был настолько плотным, что не позволял видеть окрестности замка, и Искорка прижалась ладонями и лбом к заледеневшему стеклу, отогревая. Через образовавшиеся оконце всматривалась в тёмную чащу, в частокол верхушек заснеженных елей, мерно покачивающихся от ветра и освещаемых светом, идущим от замка. Чёрное небо, усыпанное звёздами, притягивало к себе взгляд, воздух едва заметно искрился от изморози, в нём проносились редкие снежинки. В какой-то момент их стало больше, они бросились к стеклу, закружились и унеслись в сторону чащи.

Окно снова заросло льдом, морозный узор стал даже плотнее, чем был. Девушка вздохнула, но отогревать его снова не стала. Ступая босыми ногами по пушистому меху, пританцовывая прошлась по комнате. Забралась в тёплую постель, которую нагрела для хозяйки огненная лисичка, и быстро заснула, свободная от забот и тревог.

 

ГЛАВА 2.

«Ни одна тайна не вечна»

 

Завтрак, в отличие от ужина, проходил в столовой, где отец Искорки, встретив князя Самоцветного края, нашёл с ним общую тему для разговора. Отдавая дань уважения, соблюдая приличия, Костёр ухаживал за угрюмой, сидящей рядом с ним девицей.

Высокая, тонкая, с резкими острыми чертами лица, давящим взглядом чёрных глаз и тугой косой тёмных волос. В строгом серо-стальном платье, она напоминала каменное изваяние. Смотрела на соседа недружелюбно, не желая идти на контакт. Костру было трудно, он чувствовал себя некомфортно, но держался стойко, стараясь сохранять учтивость.

Огнёвка следила за его мучениями с детской непосредственной весёлостью, не понимая, почему брат не оставит молчаливую девушку в покое. А Искорка ему сочувствовала, но помочь ничем не могла.

Горяна с неудовольствием посматривала на увлёкшегося беседой мужа, но её возмущение быстро улеглось, когда к трапезничающим присоединилась ещё одна гостья. Женщина, которая представилась как Хлада, выглядела ненамного моложе матери Искорки. Эффектная, молодящаяся блондинка, явно чистокровная снежная стихийница. Худощавая, но не угловатая, с аристократичными чертами лица и голубыми глазами. И наряд был ей под стать — бледно-сиреневое бархатное приталенное платье с неширокой длинной юбкой. В глубоком вырезе на груди выразительно сверкало ожерелье из прозрачных кристаллов.

По характеру снежница оказалась надменно-снисходительной, но открытой в общении. С лёгкостью вела беседу, подчёркивая свою значимость в этом доме, показывая превосходство и осведомлённость.

— Князь Вьюжник — мой дальний родственник. Когда-то сестра моей пра-прабабки вышла замуж за воздушника. Угораздило же её! С тех пор в этой ветви нашей семьи неизбежно рождаются стихийники с двойной ипостасью. Может, это и эффектно, но я полагаю, что нет ничего более правильного, чем приверженность одной стихии... — Она поджала губы, осматривая блюда. Выбрав кушанье на свой вкус, переложила еду на тарелку и продолжила: — Хвала Изначальной, хотя бы этот край стал вотчиной снежных стихийников. Да, в здешних деревнях воздушников хватает, не выгонять же их! — Хлада с сожалением махнула рукой. Посмотрела на собеседницу, увидела в её глазах кипящую лаву, осознала свою оплошность, и соизволила извиниться: — Надеюсь, вы не обиделись на мои слова? Понимаю, ситуации разные бывают, а дети не в ответе за выбор родителей.

Однако Горяна не смогла сдержать эмоций и резко бросила:

— Любящее сердце не видит различий.

Рука, которой женщина потянулась к серебряному кубку, изменила облик, став потоком лавы. Горяна схватила кубок, не успев остановить движение. На скатерть потекли капли раскалённого металла, прожигая белую льняную ткань.

— Простите, — ахнула, спохватываясь, стихийница, возвращая себе человеческий облик. Виновато посмотрела на прислугу, которой пришлось, тоже меняя ипостась, охлаждать металл, чтобы его убрать и заменить на новый прибор, а повреждённое место на скатерти накрыть салфеткой.

Искорка переглянулась с Огнёвкой, взглядом показывая, что им всем следует быть осторожнее. Хлада обратила внимание на реакцию дочерей Горяны, перевела взгляд на Костра, который так и не сумел разговорить молчаливую княжну Самоцветного края, и продолжила как ни в чём ни бывало:

— У вас симпатичные дочери. У старшей есть жених? Нет? Мы ждём в гости других стихийников. Князю пришла в голову идея воскресить забытую традицию встречи Новолетия. Так что парни не огненные, это княжичи из далёкого Горного края. Они, конечно, составят незамужним девушкам приятную компанию, но...

Она перевела взгляд на Искорку, обращаясь непосредственно к ней:

— Вы ими не увлекайтесь. Вижу, вы азартная, порывистая, впечатлительная, яркая. Вам несомненно нужен тот, кто будет ближе вам по стихии и темпераменту.

Девушка улыбкой поблагодарила собеседницу за «заботу». Искорку так и подмывало поспорить, но предостерегающий взгляд матери удержал от резкости. Зато Огнёвка повела себя более непосредственно:

— Ну а какой толк от кавалеров, если ухаживания не имеют смысла? И жениться они не станут!

Она фыркнула, вскочила, закончив трапезу, и потянула сестру за руку:

— Идём лес смотреть, а то потом твои женихи нам не дадут этого сделать. Вон на Костра посмотри — не может уйти, пока ему не разрешат.

Гости сделали вид, что ничего не произошло, списали всё на глупость ребёнка. Проводив сестёр взглядами, продолжили завтракать. Вот только Огнёвка оказалась права. Её брату не удалось избавиться от обязанности развлекать княжну Самоцветного края. Гулять девушка не захотела, и её отец предложил пойти в музыкальную комнатупослушать игру дочери на арфе. Пламенник, не любивший музыку, оставил жену и сына наслаждаться исполнительским мастерством княжны. А сам спустился в библиотеку, дорогу в которую указал управляющий.

Помещение оказалось внушительным, с высокими потолками, огромными проёмами окон и стеллажами до самого верха. На полках едва умещались Толстые фолианты в дорогих переплетах, украшенные инкрустацией — настолько их было много. Чтобы добраться до верхних ярусов, имелась пара приставных лестниц. Разнообразие впечатляло, наверняка любой гость замка мог найти здесь что-то на свой вкус.

Вот и Пламенник, осмотрев несколько полок, быстро сделал выбор, уселся в одно из кресел и углубился в чтение.

«Давным-давно, в эпоху безвременья, раскрыв ворота Вечности, в мир явилась Изначальная. Свернувшись клубочком, нежилась под яркими лучами Светила, охлаждалась, убегая от него в холодную пустоту, и вновь возвращалась, чтобы погреться.

Не было в ней покоя: она бурлила, вспыхивала, порождала вихри, поглощала их, роняла потоки воды и леденела. Не ведала Изначальная, как прийти к равновесию, обрести гармонию. Противоречивые стихии бушевали, доказывая своё главенство и не желая уступать друг другу.

Чем старше становилась Изначальная, тем сильнее она стремилась к порядку, а достичь этого не получалось. В отчаянии она принялась отрывать от себя непокорные стихии, чтобы они её не волновали более, исчезли, растворились в небытии.

Пришло успокоение, но смешалось с тревогой. Свобода от беспокойных частей самой себя оказалась не тем, к чему Изначальная стремилась. Теперь ей стало жаль отвергнутых. Она попыталась забрать их обратно и с ужасом поняла, что не в силах этого сделать: комочки стихий метались где-то рядом, обретая иные, самые причудливые формы.

Её порождения оказались разными по своему облику: звери, птицы, рыбы, насекомые, ящерицы, змеи, стихийники… И все они обладали собственным разумом, пытались взаимодействовать друг с другом, искали убежища, чтобы выжить. И лишь когда им это не удавалось, а обретённые тела развоплощались, наступало их единение со своей прародительницей.

Умилилась Изначальная, осознала их как своих детей. Проявила благосклонность, создав приятные им условия и отпуская от себя для нового воплощения в мире тех, кто к ней возвращался. Радовалась, когда её порождения жили в согласии, и терзалась, если они враждовали. Оттого и особо угоден был ей праздник Новолетия, что показывал единство её детей. И тогда она благодарила стихийников, одаривая их по заслугам».

Пламенник настолько увлёкся древней легендой, что позабыл, где находится. И потому, когда окно вдруг резко распахнулось, а в библиотеку ворвался снежный вихрь, стихийник неосознанно вспыхнул. Оборот пусть и не был полным, но мог бы навредить интерьеру, если бы не вихрь, который окутал пламя и сдержал.

Спустя мгновение вместо стихий рядом с закопчённым от жара креслом стояли фигуры двух мужчин. Один судорожно сжимал оставшийся невредимым фолиант, радуясь, что в момент оборота тот был в руках, — книга стала частью огненной стихии и не пострадала. А второй придерживал его за плечи, словно продолжая контролировать.

— Ты чего такой нервный? Едва библиотеку мне не спалил, — проворчал снежник. Отступил, отпустив огневика, закрыл створки окна и сел в кресло.

Пламенник последовал его примеру, присматриваясь к столь эффектно вошедшему в дом стихийнику. Совсем седой, с окладистой бородой и волосами, перехваченными лентой. Отороченный мехом кафтан, брюки из плотной ткани и войлочные сапоги. Глубокие морщины не портили лицо, но выдавали немалый возраст. Только глаза оставались ярко-голубыми, доказывая, что своей мощи изначальная стихия всё ещё не утратила.

— Прости, хозяин, не признал тебя. Не привычен я к снежным ипостасям. Да и после твоего письма места себе не нахожу. Ума ни приложу, что тебе понадобилось. Говори уже, не томи.

— Какой шустрый! — поморщился старик. — Сразу к делу перешёл. Ни задушевного разговора, ни расспросов о здоровье, ни благодарности за гостеприимство.

Пламенник на упрёк ничего не ответил, готовый вспыхнуть от возмущения, но на этот раз сдержался. Вьюжник одобрительно на него глянул и продолжил:

— Не серчай на старика. Мне здесь скука смертная. Жены нет, детей не прижил, не с кем словом перемолвиться. Вот на праздник гостей созвал, чтобы совсем не одичать в глуши.

— Чего ж семью-то не завёл? Ты и тогда намного старше меня был, когда я на Горяне жениться хотел. Кто ж тебе помешал?

— Была у меня жена. Только её Изначальная забрала. Погибла она, едва свадьбу сыграли. Второй раз жениться… Не глянулась ни одна, не пришлась по сердцу. Да и не хотел нелюбимую в дом вести.

Пламенник сочувственно кивнул. Не к каждому счастье приходит, а желание Вьюжника поступать по совести заслуживало уважения. И вежливо спросил:

— А край твой что ожидает? Кому власть передашь, кто твоё дело продолжит? Не та ли родственница, что нас сегодня привечала?

— Не угадал, — хитро сверкнул глазами снежник из-под густых седых бровей. — Твоему роду передам.

— Как моему? — опешил Пламенник, пытаясь понять ход мыслей хозяина Снежного края. — Я же не могу второе княжество принять.

— А тебе и не надо, — посмеялся Вьюжник.

— Неужто Костру свою вотчину доверишь? Так он ещё неженатый, чтобы княжеством править.

— Сын у тебя достойный, но он твой род продолжит. Я другое задумал.

Пламенник развёл руками, а Вьюжник прямо заявил:

— Приглянулась мне дочь твоя. Будет женой хорошей.