Отрывок из книги «Лирей. Сердце волка»

ГЛАВА 1

 

Я оперлась локтями о каменный подоконник, свесила голову, вглядываясь во двор замка. Пусто и тихо. Долгожданная весна ударила в лицо запахами свежих почек и прелой травы, а порыв теплого ветра растрепал волосы. Огненные пряди закрыли глаза, заструились по серому камню рыжим водопадом.

В моей «темнице» три окна величиной в два моих роста и все распахнуты настежь. Я так сильно ждала весну, чтобы распахнуть их, но вот она пришла, и оказалась пыткой. Лучше вовсе не видеть этой молодой поросли за воротами замка, шахматной доски полей, над ними поднимается пар, изумрудных макушек деревьев.

Где-то за углом по-весеннему заржала лошадь, и узнав Леди, я перевесилась через подоконник, пытаясь увидеть покатую крышу конюшни. Вдохнула упругий воздух с нотками гари и в сердцах обрушила ладонь на серый графит.

Стена поглотила удар, руку скрутило от боли, до самого плеча, а в воздухе почему-то запахло грозой. Сзади что-то стукнуло, и я, распрямив спину и осторожно придерживая ушибленную руку, обернулась.

Статная женщина с затянутыми в узел волосами, в темном строгом платье попыталась мне улыбнуться. Ее плотно сжатые, не привыкшие улыбаться губы воспротивились этой попытке, и выражение лица у женщины стало точно жабу проглотила. Видимо, посчитав дань этикету выполненной, она поставила серебряный поднос на стол. Полусфера крышки над блюдом тревожно звякнула.

Камеристка старшей сестрицы вошла неслышно, явно надеясь застать меня за чем-нибудь эдаким, хотя что эдакого можно сделать в этом каменном мешке.

Я сдула прядь со лба, скрестила на груди руки и поинтересовалась:

- А где Мила?

Мне не ответили, с невозмутимым видом расстелили салфетку и водрузили на нее блюдо под круглой серебряной крышкой, кофейник и чашку.

- Где Мила? – повторила я.

Тишина.

Я сделала шаг навстречу, и камеристка споро отступила от стола, даже поднос не взяла.

- Я к тебе обращаюсь, - процедила я, подходя по полукруглой стене к двери с другой стороны.

Камеристка поняла, что разговора не избежать, и, скрипнув зубами, ответила:

- Теперь мне поручено прислуживать вашей милости.

- Ты оглохла? – спросила я.

К проему в полу, под люком которого виднеются ступеньки лестницы, мы подошли почти одновременно, но я оказалась проворней, преградив камеристке путь к отступлению.

Щеки женщины вспыхнули. Она скривилась, словно укусила лимон.

- Мила больше не придет, - все же ответила она. Пожевала губами и добавила: - Ее перевели на кухню.

- На кухню? Мою камеристку?

Женщина вздохнула и отвела взгляд.

- Она наказана.

- Наказана? За что, интересно, наказана моя камеристка?

- Мисс Лирей, мне ее светлость не докладывают. Разрешите пройти, умоляю вас!

Я отступила, пропуская женщину.

Подошла к столу, сняла крышку с блюда. По широкому дну размазана клейкая масса с сиротливо плавающим в ней кусочком масла. Сглотнув слюну, водрузила крышку на место. В кофейник даже заглядывать нет смысла. Безвкусное пойло, гордо именуемое какао, надоело хуже той овсянки.

Значит, Мила наказана. И к гадалке не ходи – наказана из-за меня. За разговоры со мной. За то, что говорила со мной по паре минут, когда приносила еду. Больше со мной никто не говорил. Всю зиму.

Костяшки пальцев, которыми я упиралась в стол, побелели. Я до боли прикусила губу, зажмурилась, наклонив голову, а когда раскрыла глаза, взгляд упал на оставленный поднос. Начищенный до блеска, вытянутый, овальный, с ручками по бокам, посредине гордо сияет фамильный герб. Четырехлистник с каплей росы посередине, опоясанный лентой.

А они говорили, что ни следа, напоминающего об отце, не осталось.

Я схватила ни в чем не повинный поднос и с размаху запустила им в стену.

Раздался жалобный звон, и серебряный овал заскакал по полу, бренча, пока не затих. Я подошла следом и опустилась рядом. Облокотившись о стену, уронила лицо в ладони и сидела так какое-то время.

Ну, дорогая сестрица, мало я отхлестала тебя по щекам!

Но ничего, не век будешь держать меня здесь!..

Подумала так и закусила губу. Виталина преспокойно держала меня в башне всю зиму, и никто не посмел ей возразить.

С исчезновением леди-матери старшая дочь по праву считается леди замка Ньюэйгрин, пока законная наследница не вступит в свои права. До совершеннолетия мне еще два года, но я умру раньше. От голода.

Глаза защипало, я потерла их и подняла поднос с пола. Приблизила прямо к лицу, вглядываясь в герб. До блеска начищенный поднос отразил мое лицо.

Бледная, нос заострился, и глаза под покрасневшими веками кажутся просто огромными. Непослушные огненные змейки обрамляют чуть впалые щеки. Осунулась за зиму на овсянке.

Опираясь о стену, встала, одернула платье, и принялась ходить по привычному маршруту – вокруг узкой высокой кровати под балдахином. Пятьдесят кругов в одну сторону, пятьдесят в другую. Ну, Виталина, дай только доберусь до тебя! Каждый раз, проходя мимо окна, с усилием отводила взгляд. Смотреть на чистое голубое небо, ощущать, как по коже ползут теплые солнечные лучи, видеть щедрую весеннюю зелень, слышать запахи – невыносимо.

Но не выдержала, выглянула, и замерла, как громом пораженная.

Ворота замка как раз покидает процессия.

Впереди едут сестры, в нарядных охотничьих костюмах, перья на шляпах вздрагивают в такт шагам лошадей. Кто с ними, кроме слуг, не разглядеть. Слуги держат флаги, но ветра нет, не разобрать, что за гербы, но этого мне и не надо. Зеленый и голубой – цвета Альбето, серый с голубым – Эберлей. Пока наследница замка заперта в башне, ее сестричек ожидаемо обхаживают соседи.

Порыв ветра донес звуки разговора и смех. Никто не обернулся, не поднял голову, чтобы посмотреть на меня, словно Лирей Альбето, наследницы герцогства Ньюэйгрин, нет и не было никогда.

Я с силой обрушила ладонь на каменный подоконник, ойкнув от боли. Так я все руки отобью. В воздухе опять запахло грозой, а в глазах защипало, перед лицом словно возникла пелена, и когда она прошла, охотничья процессия уменьшилась до размеров темной мохнатой гусеницы, утыканной разноцветными флажками. Протрубил охотничий рог и все стихло.

Я вернулась к столу. Со странным сочетанием голода и отвращения поглотила клейкую остывшую массу, поморщившись, запила безвкусной бурдой, вытерла салфеткой губы.

Ну, нет, Виталина. Думаешь, заперла меня в башне и забыла? Как бы не так!

Быстро подошла к комоду и распахнула дверцы настежь. Бегло осмотрела содержимое, перевела взгляд в зеркало в кованной раме на стене, нахмурилась.

Нет, это платье для выдуманного покаяния не годится. Слишком обычное. Каяться – так с помпезностью, которую обожает Виталина. На всякий случай отделила себя ширмой от люка, Мила бы постучалась, а эта вряд ли, и быстро сдернула светло-зеленое домашнее платье с круглым вырезом и рукавами до локтя.

Пальцы заскользили по нарядам, благо их немного. Ни одного любимого, из тех, что вместе с мамой выбирали. Но мне и не нужно. Вот! То, что лекарь прописал!

Унылое серое платье с белоснежным воротником-стойкой, белыми же манжетами, скрывающими кисти рук до пальцев, черным атласным поясом и черно-белой каймой по подолу. Ужас. Прямо «Серость из Ньюэйгрин», но Виталине понравится. На мне.

Теперь как-то скоротать время, пока сестры заняты охотой: из разнообразия церковной литературы, благополучно покрытой слоем пыли, я выбрала самое скучное и занудное: жизнеописание святой Иулии Страстотерпицы, прародительницы Церкви.

Сдула с корешка пыль, водрузила книгу на подоконник, подвинула к нему же стул, и осторожно, опасаясь помять платье, присела на краешек.

Та же камеристка, кажется, ее зовут Нэн, принесла обед, и не удержалась, окинула изучающую святые писания меня недоверчивым взглядом. Даже как будто замешкалась, словно ожидая, что я заговорю с ней или спрошу о чем-то. Но я даже головы в ее сторону не повернула, чинно перевернула страницу и бросила равнодушное:

- Благодарю, милочка.

Нэн как ветром сдуло.

Стоило люку захлопнуться, как я ошалело помотала головой – неужели эту церковную … хм, литературу кто-то читает? То-то церковники все такие высушенные воблы с выпученными глазами. Одного повествования, как святая Иулия преодолевала грех уныния путем истязания плоти, хватит, чтобы поседеть.

Единственное отдохновение – где Иулия ведет святых праведниц на дьявольское войско. Хотя над такими вещами не смеются, все-таки угроза нашествия оборотней в наших местах кажется не более, чем сказкой, но ходят слухи, что границы удерживать все сложнее. Тут же и картинки. На первой святая Иулия бросает вызов самому дьяволу. Здесь святая чудо как хороша, гордый профиль, развевающиеся на ветру косы. Дьявол хищно щерит зубы в ответ на вызов.

Он изображается огромным черным волком.

На второй – дьявольское войско уничтожается святыми праведницами. На головах праведниц – шлемы из голов животных. Впереди войска – святая Иулия с головой рыси. Она разит врага направо и налево, ловко орудуя длинным мечом.

На третьей – Иулия разит черного зверя, то есть дьявола, замершего у ее ног, копьем, в самое сердце. Язык зверя высунут, глаза горят адским пламенем. Даже на картинку смотреть страшно, даже не представляю, как святой Иулии пришлось.

 

***

 

После обеда небо потемнело, и я злорадно потерла ладоши. Даже святая Иулия показалась чуть ли не подругой. Сейчас как ливанет, и долго сестрицы на охоте не продержатся, а значит и мне недолго сидеть взаперти.

Небо сегодня явно на моей стороне. Задорно подмигнув парочкой молний, ударило громовыми раскатами, обрушивая на землю упругие ледяные потоки. Капли бойко застучали сразу по трем подоконникам. Я вскочила, побежала захлопывать ставни, а когда вернулась на место, увидела, как к воротам замка приближаются «охотники».

Перья на шляпах сестер обвисли, вместо флагов на шестах болтаются унылые тряпки. Хоть с такой высоты лиц не видно, отлично представляю сморщенный покрасневший нос и вытянутые в линию губы на лице Виталины.

Подождав полчаса, я дернула шнурок у двери, и, когда колокольчик отзвонил, крикнула:

- Эй, как тебя, Нэн!

Камеристка появилась практически мгновенно, точно караулила под дверью.

Присев в книксене, спросила:

- Что угодно мисс?

- Передай Виталине, что хочу видеть ее. Нет, не так. Передай, что нам нужно поговорить.

- Но…

- Быстро.

Нэн исчезла в люке, недоуменно вращая глазами, а я стряхнула дождевые капли со страниц книги, как раз с фрагмента, где святая Иулия наставляет сестер Кикилии Непорочной, и принялась ждать. Посланница вскоре вернулась, и попросила следовать за ней. И я последовала, хоть ноги то становились ватными, то грозили перейти вприпрыжку. Я не видела своего замка слишком долго.

Покои Виталины оказались заново отделанными голубыми незабудками, под потолком порхали новые осветительные мотыльки. В воздухе витают ароматы фиалок и ванили.

Сестра, раскрасневшаяся после купальни, восседает перед зеркалом, за ее спиной две девушки, расчесывают тяжелые косы. С моим появлением Виталина не обернулась, хотя в зеркале отлично видно, как я вошла.

Микаэла, которая, конечно, тут же, обернулась в мою сторону. Ее лицо тронула робкая улыбка.

Мои сестры совсем не похожи на меня, точнее я на них не похожа. Обе высокие, темноволосые, с прямыми, точно жердь проглотили, спинами и нежно-оливковой кожей.

Моя кожа не выносит солнца, а волосы огненные, кажется, поднеси свечку - вспыхнет.

У сестер – красиво вылепленные, объемные скулы и квадратные подбородки с ямочками, длинные носы с горбинками, мои же скулы острые, подбородок узкий, а нос маленький, задорно торчит вверх.

Сестры очень похожи на маминого первого мужа, графа Эрсийского, от мамы в них мало, разве что светло-голубые глаза, что в сочетании с темными волосами и смуглой кожей смотрится восхитительно. Я же унаследовала мамины рыжие волосы и белую кожу, чего Виталина не может мне простить уже шестнадцать лет.

Вот и сейчас, длинный, с горбинкой нос Виталины сморщился, точно она увидела гусеницу, а Микаэла, одарив меня улыбкой, тут же обернулась к старшей сестре – не заметила ли Виталина, что мне оказано больше чести, чем заслуживаю?

- Входи, Эя, - надменно сказала Виталина, хотя я итак уже вошла.

Нэн присела в глубоком книксене и, следуя взмаху руки Виталины, покинула покои.

- Подойди, сестра, - позвала Виталина, и я приблизилась к огромному круглому зеркалу в кованой раме. Теперь оно отражает не только Виталину и испуганные лица горничных, но и меня.

Виталина скривилась, и я поняла почему: непослушный рыжий локон выбился из строгой, зализанной назад прически и упал на мышастого цвета плечо.

- Рада видеть тебя, сестра, - сказала Виталина, попытавшись улыбнуться.

- Это взаимно, Виталина, - ответила я, не утруждая себя улыбкой. – Привет, Микаэла.

- Привет!

Микаэла сверкнула полоской зубов, из-за чего старшая окатила ее ледяным взглядом, и глаза Микаэлы тотчас потухли, словно в осветительных мотыльках иссякла магия.

- Нэн сказала, ты хочешь поговорить со мной? – спросила Виталина и взвизгнула: - Ай! Косорукая!

Горничная, что осторожно наматывала темный локон на нагретые нефритовые щипцы, ойкнула, побледнела, забормотала извинения.

Я подождала, пока сестра прекратит распекать девушку, и снова воцарится тишина.

- Я хотела сказать, - сказала я и запнулась, но лишь на миг, тут же продолжила: - Я хотела сказать, что сожалею о наших разногласиях, и хотела бы, чтобы все недопонимания остались в прошлом.

- Вот как?

Брови Виталины поползли вверх, а красиво очерченный рот изогнулся в победной усмешке.

- Я думала ты пришла поговорить о Миле.

- А что с Милой? – спросила я невозмутимо.

- О том, что она наказана.

Я дернула уголком рта и пожала плечами.

- Тебе виднее, как распоряжаться прислугой, - ответила я.

- Что ж, - сказала Виталина и окинула меня пристальным взглядом. – Если ты действительно все осознала, сидеть и думать над своим поведением больше не имеет смысла. Можешь занять место моей фрейлины. Будешь помогать укладывать мне волосы и следить за платьем. Эти дурехи ни на что не способны, - посетовала Виталина и виновато улыбнулась, как бы приглашая меня присоединиться к ее горю по поводу нерадивости горничных.

Я же открыла и закрыла рот, хлопая глазами.

Это что, предложение сделать меня старшей прислугой? Кажется, моя дорогая сестра перечитала сказок. Я несколько раз вдохнула и выдохнула.

- Фрейлиной, Виталина? – переспросила я. – Не знала, что графиням полагаются фрейлины. Еще и с титулом герцогини.

- Лирей, - прощебетала Виталина, оборачиваясь, и мягко, но ощутимо взяла меня за руку. – Герцогиней ты станешь не раньше достижения совершеннолетия, когда выйдешь замуж. Таковы обычаи рода герцогов Альбето, и я здесь ни при чем. А ко мне сватается его светлость герцог Эберлей. Ты же знаешь, он претендент в очереди на корону, а значит, я смогу стать королевой, и тогда моей фрейлиной может быть даже герцогиня.

- Виталина, - хмуро перебила я сестру. – Герцог Эберлей никогда не станет королем, и ты прекрасно это знаешь. Претендент в очереди на корону он, кажется, девятнадцатый.

- Восемнадцатый, - холодно заметила Виталина. – И я не понимаю, почему ты споришь, Эя? Может, я ошиблась в тебе, и ты не до конца осознала?

Я покосилась на Микаэлу, та опустила глаза. Бросила взгляд на горничных – их лица само бесстрастие.

Захотелось влепить Виталине смачную затрещину, но, кажется, еще и весны в башне я не выдержу.

- Так что ты молчишь, Эя?

Изящные, словно вырезанные из двух длинных листочков, брови Виталины поползли вверх.

Я вспомнила как одиноко было там, наверху, в компании изредка прилетающей пары голубей и церковных книг и опустила голову. Кулаки сжала так сильно, что показалось, сейчас все услышат хруст моих пальцев.

- Ну-ка, Сейла, - сказала Виталина горничной. – Передай щипцы для завивки моей сестре.

Горничная присела, склонив голову и протянула мне щипцы. Я сделала над собой усилие, чтобы не оттолкнуть ее руку. Выдохнула, принимая щипцы и подцепила темную прядь Виталины, после чего принялась накручивать ее на нагретый зеленый стержень.

Виталина победно усмехнулась, послала Микаэле взгляд, мол, я же тебе говорила.

- Эя, - позвала Микаэла. – Ты слышала новости?

Мне на голову обрушился поток сплетен, о том, как графиня Ассамлер родила темного, с раскосыми глазками младенца, точь-в-точь королевский конюх, а желтое платье леди Оуберн, племянницы королевы, просто жуть как ее портит, о том, что того и гляди, вспыхнет новой волной мода на эти ужасные парики, придется таскать дом на голове, а все потому, что тетя короля перебрала наливки и заснула возле камина, из-за чего лишилась львиной части своей шевелюры, и прочее, и прочее.

- Ах, Лирей, нам так тебя не хватало, - прощебетала Виталина, всовывая руки в рукава платья бордового бархата, подаваемого мной. – Правда, Микаэла?

Микаэла с готовностью закивала, помогая затянуть черную шнуровку. Круглый глубокий вырез спереди и треугольный сзади, из него торчат крылышки лопаток. Платье, бесспорно, очень идет Виталине, но зачем так наряжаться для семейного ужина?

- Но тебе непременно надо переодеться, - тоном, не терпящим возражений, сказала Виталина. – Это платье никуда не годится. К ужину приглашены герцог Эберлей с племянником, со своими сквайрами, и, конечно, будет тетя Сецилия с компаньонкой.

- Боюсь, мои платья не подойдут для столь высоких особ, - холодно сказала я.

Между прочим, года не прошло, как пропала мама, а сестры, оказывается, вовсю разъезжают по балам и принимают гостей!

- Брось, Эя!

Виталина как раз выбирала веер и шутливо хлопнула меня по руке распахнутым веером с павлиньим пером посередине.

- Теперь нет никакой необходимости возвращаться в башню. Твои покои ждут тебя. Надень то голубое, нет, пожалуй, синее бархатное платье. И эти волосы… надо что-то сделать с твоими волосами.

- А что с моими волосами?

- Цвет, Эя, цвет. У мамы они были теплые, светлые, а у тебя прямо пожар на голове! Пойми, это неприлично. Может, стоит окрасить их соком мускатного ореха, приглушить яркость? Или наоборот, осветлить? Тебе пошло бы быть блондинкой, Эя.

- Тогда и кожу покрасить какой-то гадостью, - буркнула я. – В сочетании с моими зелеными глазами точно буду жаба-жабой.

- Лирей!

Виталина даже ножкой топнула.

- Я, между прочим, о тебе забочусь. Но если нравится ходить чучелом, кто бы спорил, только не я.

В другой день Виталина ответила бы мне за чучело. Сегодня же я лишь присела в книксене, и, скрипя зубами, покинула покои сестры.

Оказывается, мои покои не очень-то меня ждали.

Сразу три горничных пытались спешно устранить следы запустения и пыли.

В гардеробной лишь часть одежды осталась нетронутой, большая половина казалась наспех рассованной по полкам и вешалкам. Вон, у любимой зеленой охотничьей куртки оторван рукав, а на белом плаще, отороченном соболем, пятно.

Я обернулась к горничным.

Те испуганно присели ниже, чем следует, склонив головы.

- Мила назначена моей личной камеристкой, - чеканя каждое слово, сказала я. – Позовите ее. А вы – вон отсюда. Закончите уборку во время ужина. И приведите к утру в порядок мою одежду.

- Мисс, - осторожно начала одна девушка.

- Вон, - твердо повторила я.

Виталина не будет нарушать наш хрупкий мир из-за прислуги. Тем более сейчас, когда я так послушна, что самой противно. Значит, к ужину мне полагается быть в темно-синем платье? Правильно, оно невероятно не идет мне. Волосы красить, это конечно, совсем уже блажь, но лучше убрать их, чтобы лишний раз не злить Виталину.

Когда пришла Мила, я уже закончила с умыванием и стояла в одной камизе перед зеркалом.

- Рада видеть вас, мисс Лирей! – поприветствовала меня горничная, присев в книксене.

Я улыбнулась девушке.

- И я тебе рада, Мила.

Мила маленькая, еще меньше меня ростом, с копной белокурых кудряшек и пухлыми румяными щеками. Хоть и молодая, в уголках глаз пролегли складочки – Мила постоянно хохочет.

- Какое платье подать?

- Вон то, - хмуро буркнула я.

- Синее? Но оно совсем вам не идет!

- Вот и Виталина того же мнения.

Мила хмыкнула, но промолчала.

Когда я уселась перед наспех протертым зеркалом, Мила бухнула на туалетный столик шкатулку с щетками и заколками.

- Платье вас, конечно, бледнит, мисс, но не беда. Я сейчас такую прическу сооружу, королева обзавидуется! И серьги с изумрудами наденьте! Они так к вашим глазам подходят, что сдохнуть можно, все ахнут!

Я расхохоталась.

- Спасибо, Мила. Просто раздели волосы на пробор и собери в низкий узел. А серьги дай вон те, серебряные с лазуритом, и брошь в комплекте, да, эта.

Мила вздохнула.

- Вы как смерть бледная, ей-богу!

- Пусть Виталина порадуется.

Мила фыркнула. Сделалась серьезная, а потом проговорила:

- А знаете, кто только что приехал? Может, когда узнаете, хоть серьги человеческие наденете и дадите причесать вас, как будущую герцогиню?

Зеркало отразило стремительную бледность моих щек, которые через секунду налились румянцем. Я закусила губу и захлопала ресницами, точно совершенно не понимаю, о ком говорит Мила.

Горничная прыснула и часто закивала.

- Да-да, мисс Лирей, он здесь, - сказала она заговорщицким тоном и покосилась на портрет на стене.

- Да кто он-то? – спросила я неправдоподобно дрогнувшим голосом.

- Ой, да ладно вам! Все вы поняли! Герцог де Шеврез. Ваша детская любовь.

 

 

ГЛАВА 2

 

Герцог де Шеврез. Андре де Шеврез. Наш кузен – и двоюродный брат королевы по материнской линии.

Он… Он папин воспитанник. Когда папа женился на маме, для них обоих это был второй брак. Отец сестер, граф Эрсийский скончался, когда Микаэле был всего год, а Виталине три. Мама вышла замуж за вдовца, у которого остался пасынок от первого брака. До двенадцати лет Андре жил с нами, я этого почти не помню, я была совсем маленькая. Затем он учился в духовной семинарии, нас навещал на каникулах. Сколько его помню – все время в фиолетовой рясе. Он хотел стать священником, об этом знали все. О набожности и нелюдимости юного герцога де Шеврез ходили легенды. После того, как его величество не разрешил ему принять сан и посвятить жизнь Церкви, Андре удалился в свое герцогство на юге империи – небольшое, но прибыльное. Нас он навещать почти перестал, говорили, что юный герцог изводит себя и поселян строгими постами и превратил свое герцогство в монастырь.

Никогда не верила в эти слухи. Да, с остальными, даже с Виталиной и Микаэлой он держался отстраненно, а я… у меня никогда не было друга ближе, чем Андре.

Мама рассказывала, он с удовольствием заменял мне няньку, когда я была крохой. Возился со мной, гремел погремушками, водил за ручку по замку, стоило мне сделать свои первые шаги.

- Принеси мне стакан воды, Мила, - дрогнувшим голосом попросила я.

Когда шаги Милы стихли, я осторожно покосилась на противоположную стену.

У нас с Андре есть совместный портрет: стройный тонкокостный юноша с бледным лицом, завитыми белокурыми локонами в фиолетовом камзоле и кюлотах держит на коленях рыжего кудрявого младенца в белом – чепце и кружевном детском платьице, отделанном розовыми лентами. У младенца пухлые розовые щеки, круглые изумленные глаза, на губах довольная улыбка.

Вообще изначально планировалось писать меня на коленях у мамы, но я капризничала, вырывалась, успокаивалась только, когда Андре был рядом. Так и получилось – у всех детей первый потрет с родителями, а у меня с Андре.

Из троих сестер Андре выделял меня, и теплоты между сестрами это не добавляло... Но кого это волновало? Уж точно не нас с Андре.

Мы рыбачили, охотились, пели, плясали, играли в догони-поймай, найди эльфа, дурачка-Петруччо, лазали по деревьям, скакали наперегонки, кстати, именно Андре научил меня уверенно держаться в седле.

Я прикрыла глаза, и по щекам заплясали солнечные зайчики, в воздухе запахло цветущим миндалем.

 

***

 

По залитой солнцем аллее сада бежит вприпрыжку девочка лет восьми в нарядном голубом платье. Над цветущим розовым кустом склонилась стройная рыжеволосая женщина, увидев ее, девочка издала ликующий вопль, ни дать, ни взять, туземец, вышедший на тропу войны.

- Мама, мама! – кричу я.

Мама разогнулась и тыльной стороной ладони убрала рыжий локон со лба.

- Эя, - ласково говорит мама. – Ну на кого ты опять похожа.

Девочка с разбегу обнимает женщину в нежно-розовом платье, затем хватает за руки и кружит.

- Мамочка! Ты не представляешь! Андре лучше всех! Он самый лучший на свете!

Вокруг несутся голубые, зеленые, розовые сполохи, мама очень любит цветы, а я ее, и сейчас, когда нашла ее в оранжерее, мне не терпится поделиться своим счастьем.

- Тише, Эя, тише! Ты совсем меня закружишь.

На щеках мамы играют озорные ямочки. Она такая красивая в лучах солнца, словно загадочная эльфийка из рассказов старой Пепы. Самая красивая из всех, кого я видела.

- Когда я вырасту, мы обязательно поженимся! Я хочу его, мама! Его и больше никого!

- Лирей!

Мама остановилась, застыла, как статуя, покраснела так, что кажется поднеси к ней сейчас свечку – загорится. Она смотрит не на меня, а на кого-то за моей спиной.

Судя по вытаращенным глазам, часто хлопающим ресницам, там…

Я медленно, как в кошмарном сне оборачиваюсь…

Андре красив, как статуя в королевском саду. Белокурые локоны ниспадают на фиолетовую сутану, голубые глаза – само отражение неба, на устах мечтательная, как всегда, чуть снисходительная улыбка.

- Мамочки, - прошептали мои губы, и я поспешно закрыла рот рукой. – Нет! Нет, только не это...

Я развернулась и понеслась прочь.

- Лирей! – раздался вслед мамин голос.

- Оставьте ее, леди Ньюэйгрин, Эя чиста и невинна, как и любое дитя в ее годы…

Я спряталась тогда в лабиринте живой изгороди. Упав на колени, уронила в ладони лицо, и рыдала, рыдала, пока не уснула. Слуги нашли меня спящей и отнесли в мои покои.

Андре уехал в тот же день. Его каникулы закончились, и он уехал к своей мечте. Все детство он намеревался посвятить себя служению Богине.

Вернулся он через полгода, когда с папой случилось то. Я тогда старалась не отходить от мамы, которая внезапно высохла, словно утратила жизненный сок, а взгляд ее остановился. Я боялась оставаться с ней наедине и одновременно боялась уйти.

Андре приехал, и я так много раз представляла эту встречу… как я буду сгорать от стыда, а он как всегда немного покровительственно улыбаться и рассказывать о Богине и святых девах. Но когда встреча случилась, все было иначе.

Едва заметив, как к замку приближается одинокий всадник в черном плаще, из-под которого виднеется фиолетовая сутана, я, роняя башмаки, побежала вниз, и бежала навстречу, задыхаясь, когда он на ходу спрыгнул с коня, и тоже устремился ко мне.

С размаха обняла его, уткнувшись в сутану, вдохнула знакомый запах ладана, свечей, благовоний и громко, впервые с момента гибели отца, надрывно заплакала.

Андре гладил меня по спутанным волосам, прижимая к себе и бормотал.

- Эя… Моя маленькая Эя, любимая моя крошка, теперь все будет хорошо, теперь я с тобой. С тобой, Эя…

Он прожил в замке месяц, и я отчетливо понимала, что мы просто не справились бы без него.

Даже сестры это понимали. Но вели себя по-дурацки. Если раньше они фыркали, и делали вид, что не очень-то и добивались внимания Андре, то теперь без конца шушукались, переглядывались, даже просили их исповедовать. В исповеди им с недоумением было отказано, ведь Андре не имел сана, но к долгим душеспасительным беседам сестры готовились, как на бал. Как-то я услышала, что Виталина сетовала на траур, мол, не может надеть красное платье, которое просто «чудо как идет ей». Я тогда дернула ее за волосы и пообещала, что расскажу маме, а Виталина назвала меня чудовищем и туземкой. Маме я, конечно, ничего не рассказала, но в тот же вечер мама сама не допустила Виталину к ужину, развернув и отправив умываться прямо в дверях. Сестра подвела алой краской губы и нарумянила щеки.

 

***

 

Его не было четыре года…

- Ваша вода, мисс Лирей. Вы побледнели. Вам плохо?

- Нет, Мила. Мне просто не хватает свежего воздуха. Открой пошире окно, сейчас пройдет.

Мила скрипнула зубами, и открывая окно, помянула Виталину нехорошим словом, но я сделала вид, что не услышала.

И вот он приехал. Он прямо сейчас здесь.

Богиня!

- Мила, - позвала я камеристку. – Скажи, Андре... То есть герцог де Шеврез… Он что же, вот так, без предупреждения приехал?

Мила замерла посреди комнаты, гневно уперев руки в бока.

- Это как же без предупреждения, мисс Эя? Да ваша сестра вчера от него голубя получила и сразу в печку, но бумага-то церковная, магическая, он и не горит! Потому что подписан голубь для вас! Виталина его спрятала куда-то, а нам всем велела молчать. Думаете, меня так просто на кухню перевели?

Вот как!

Ну, Виталина! Ну, лисица! А ведь я почти поверила тому, что сестра выпустила меня из башни потому что простила. Как бы не так! Даже если бы я не пришла к ней, меня бы все равно выпустили, иначе как бы она объяснила Андре мое отсутствие?

А тут так кстати пришлось мое раскаяние – Виталина просто играла свою роль, делала вид, что забыла все, что было между нами.

Стоп! Значит, не факт, что когда Андре покинет замок, я снова не окажусь в башне! Проклятье!

В дверь постучали.

Дождавшись приглашения войти, Нэн сообщила, что меня ожидают к столу. Только меня, это она особо подчеркнула, и бросив недовольный взгляд на Милу, вышла.

Я окинула взглядом свое отражение в зеркале, и поморщилась. Действительно бледная, как смерть, из-за этого гадкого оттенка синего такое ощущение, что под глазами круги. Гладко причесанные волосы делают меня похожей на святую Иулию или любую другую праведницу. В общем, Виталине должно понравится.

Идя по широким коридорам замка, я чувствовала, как дрожат колени, и когда оставался последний поворот, остановилась и перевела дыхание.

Пожилой лакей Савьер поклонился, и, прежде чем распахнуть передо мной дверь, шепнул:

- С возвращением, мисс Лирей! Мы все очень вас ждали и молились за ваше здоровье Богине и святым девам.

Я кивнула Савьеру, поблагодарив его и вошла в распахнутую дверь с гордо поднятым подбородком и прямой, как спица, спиной.

 

***

 

За период моего заточения обеденный зал не изменился, разве что гобелены вычистили к весне, и огромную люстру в несколько этажей венчают новые осветительные мотыльки – с желто-розовыми крыльями. Свет, который они отбрасывают, чудесно оттеняет нежную оливковую кожу сестер.

За узким длинным столом расположились сестры и гости.

Виталина расселась во главе стола, на месте мамы, и это сразу заставило меня нахмурится. По правую руку от нее герцог Эберлей. Высокий брюнет с длинными, убранными в хвост волосами, темными, почти черными глазами и крючковатым носом.

Граф Рьвьер – его племянник, невысокий блондин, с чуть одутловатым лицом, хоть и молодой, но пухлый и уже с одышкой. Он сидит рядом с Микаэлой. На сестру он смотрит, словно на саму святую Иулию. Когда я зашла, он как раз подливал Мике что-то в кубок.

На Виталине бордовое платье с широким золотым поясом под грудью, на Микаэле лиловое, с квадратным вырезом, отделано золотой каймой. Прически у сестер высокие, завитые локоны обрамляют лица, визуально удлиняют шеи.

Жених Виталины, хотя какой он может быть жених, для этого нужно согласие опекуна, а наш опекун – муж тети Сецилии – нипочем его не даст, у него свой резон, герцог Эберлей скривился, когда я вошла, словно у него заболел зуб, и обменялся понимающим взглядом с племянником.

Тетя Сецилия – дальняя родственница отца Виталины и Микаэлы, практически с самого исчезновения мамы живет у нас. И, зная характер тетушки, наш опекун, дядя Джордан, сделает все, чтобы гостила она, приглядывая за тремя незамужними племянницами как можно дольше.

Сквайры герцога и племянника сидят поодаль, по бокам от хорошенькой компаньонки леди Сецилии, и такое ощущение, что пока я не вошла, наперебой подкладывали в ее тарелку. С такими темпами хохотушка Ингрид скоро станет похожа на святую Агафию Многочинную с полотна Ратанэля Руткинса.

Стоило мне войти в обеденную, как мужчины встали, приветствуя меня.

Я опустила глаза, и кивнула, отвечая на приветствие.

Лишь миг был на то, чтобы разглядеть их лица, и сейчас перед глазами запрыгали узоры мраморной мозаики. На одного из гостей я так и не смогла взглянуть, и, кажется, не смогу.

- Эя, сестренка! – раздался голос, который я отличу из тысячи. Что там тысячи, из миллиона!

Раздался звук отодвигаемого стула, потом шаги.

Только когда в поле зрения попали черные, начищенные до зеркального блеска, сапоги, я заставила себя поднять голову.

- Мисс Лирей, - Андре поприветствовал меня, и осторожно поднес руку к губам, не спуская глаз с моего лица.

Как назло, он нисколько не изменился. Может, скулы стали более очерчены, и линия рта тверже, но голубые глаза по-прежнему яснее неба, и улыбка такая теплая, что я сейчас разревусь, как тогда, когда папы не стало!

Андре не изменил любимому цвету – сутану он не носит, но камзол и кюлоты фиолетовые, кюлоты чуть темнее оттенком. На груди закрытый медальон с фамильным вензелем, изображающим цветок эдельвейса в каплях росы. Светлые локоны спускаются на плечи, кожа тронута загаром и от этого голубые глаза сверкают еще ярче. Может ли мужчина быть красивее?

Я почувствовала, что сейчас задохнусь и поняла, что разглядываю Андре, не озаботившись даже поприветствовать его.

От осознания собственной неуклюжести я снова потупила глаза, но теплые пальцы легко поддели мой подбородок, поднимая лицо. Сделав над собой усилие, я посмотрела на Андре, чье лицо оказалось пугающе близко, и почувствовала, как в голове зашумело.

- Ты бледна, Эя, - сказал Андре и нахмурился. – Ты хорошо себя чувствуешь?

Я отступила еще на шаг, зачем-то присела в реверансе и пробормотала вовсе не то, что собиралась:

- Это ничего, просто я долго была взаперти. Голова закружилась.

- Взаперти? – переспросил Андре тоном, не предвещающим ничего хорошего, и обернулся к столу.

Виталина попыталась выдавить из себя улыбку, но сестру опередил герцог Эберлей.

- Мисс Лирей не здоровилось, - быстро проговорил он, а Виталина благодарно кивнула ему и посмотрела на меня с нежностью.

- Я разве с вами говорю, герцог? – ледяным тоном поинтересовался Андре.

Я даже не знала, что у него может быть такой голос.

Но Эберлей не смутился.

- Я, как жених леди Виталины, и будущий опекун мисс Лирей, считаю своим долгом внести ясность.

- Вот как, Виталина?

Андре обернулся к сестре и щеки ее запылали.

- Жених? Почему же его величеству ничего не известно о вашей помолвке? И разве уже прошел год траура по леди Иоланте?

- Но маму… тело мамы не нашли, - забормотала Виталина.

- Тем более, - отчеканил Андре. – И разрешение на брак любой из вас должно быть одобрено королем. Как вообще ваш опекун допустил такое? И почему я не вижу его здесь?

Тетя Сецилия, видимо, собиралась с духом, слушая гневную речь Андре. Поверить в то, что тетушка перед кем-то оробела, просто выше моих сил.

Наконец, тетушка отложила салфетку, которую комкала в руках, с вызовом подняла голову с высокой прической и тихо, так, что все взгляды оказались прикованы к ней, с достоинством произнесла:

- Андре, мальчик… То есть герцог де Шеврез, уверяю вас, для беспокойства нет никакой причины.

- Никто не беспокоится, леди Сецилия. Я просто задал вопрос и хочу получить на него ответ.

- Андре, тетушка! – воскликнула Микаэла. – Эя! Ну почему бы нам не обсудить все это за столом? Все это и многое другое, все, что ты захочешь узнать, дорогой кузен. И не смотри так на тетушку, разве она виновата, что дядя Джордан неважно себя чувствует? Как видишь, наши интересы блюдет тетя Сецилия. Мы ни на минуту не оставались одни, Андре! А все тетушка.

Андре нахмурился, но ничего не ответил. Лишь предложил мне локоть, и опираясь на него, я подошла к столу, совершенно не чувствуя ног.

Едва ли я ощутила вкус хотя бы одного блюда. Нам повезло, что за столом сидели сквайры. Их рассказы, прибаутки, шутки по поводу незадавшейся охоты немного разрядили обстановку. Правда, складка между бровями Андре не разглаживалась весь вечер.

- Значит, охота не удалась?

- Какая там охота! Поехали поохотиться, а вместо этого приняли контрастный душ и чуть не угодили в плавательный бассейн. Ручей растекся, ага, бобрам работы прибавилось. Ох и верещали по этому поводу! А дождь до костей пробрал. Совершенно ледяной!

- Что-то случилось с погодой, неожиданно и непонятно. Небо до последнего было словно слеза младенца, - одолев замешательство, присоединилась к беседе Виталина.

- Ага! А потом мы думали, нас смоет, - прощебетала Микаэла. - Но завтра такого точно не повторится.

- Может, ты простыла под дождем, Эя? – спросил Андре и взял меня за руку. Нахмурился еще больше. – Совсем ледяная.

Я вымученно улыбнулась.

- Вовсе нет, мне не здоровилось, и я осталась в замке.

Виталина бросила на меня уничтожающий взгляд, который тут же сменился радушием:

- Но завтра Эя покажет, на что способна, правда, Эя?

Я кивнула ей.

- Ведь и ты присоединишься к нам, кузен? – не унималась сестрица.

Андре взглянул на меня, и я на него посмотрела и захлопала ресницами.

- С удовольствием, кузина, - ответил Андре Виталине, по-прежнему глядя на меня.

Виталина и герцог Эберлей обменялись тревожными взглядами.

Я взглянула в глаза Андре и почувствовала, как щеки вспыхнули.

- Ты прав. Я пойду отдыхать. Я правда, что-то неважно себя чувствую.

- Я провожу!

Андре вскочил, отодвигая мне стул.

- Герцог де Шеврез, - возмущенно сказала тетя Сецилия, видимо, вспомнив о своих обязанностях.

- До лестницы, - невозмутимо добавил Андре, словно продолжил начатую фразу.

По знаку тетушки за нами отправилась служанка.

У подножия лестницы я, наконец, обернулась к Андре, и, не поднимая глаз, присела в реверансе.

- Что с тобой, Эя?

Андре поднес мою руку к губам для поцелуя, и я снова ощутила, какие горячие и твердые у него пальцы.

- Ты холодна, как ледышка.

- Я просто устала.

- Ты никогда не была неженкой, Эя. Ты чего-то не договариваешь, но я обязательно докопаюсь до сути, и, клянусь, если кто-то посмел обидеть мою маленькую Эю, он поплатится за это головой.

- Я лягу пораньше, и завтра на охоте буду в порядке.

- Как твоя Леди? – спросил Андре.

- Спасибо, она в порядке. Только очень скучает.

Андре нахмурился.

- Зима была очень снежная, - поспешно сказала я, и, присев, устремилась вверх по лестнице, пока не ляпнула еще чего-то.

- Ах, как он провожал вас взглядом, мисс, как провожал! - затараторила Мила, стоило мне переступить порог покоев. – У этой грымзы Нэн даже глаз задергался!

Пока я была на этой пародии на семейный ужин, здесь навели идеальный порядок, даже окна вымыли, и они переливаются в свете магических светлячков. Мотыльков заменили на новых, и эти, с нежно-розовыми крыльями расселись на двух небольших люстрах. Заглянула в гардеробную – часть одежды отсутствует. Уволокли, чтобы привести в порядок.

- Приготовь, пожалуйста, охотничий костюм, Мила, - попросила я. – И разбуди меня пораньше. Нет-нет, я сама. Ну ладно, просто распусти шнуровку. Благодарю.

Отправив Милу, я быстро избавилась от платья, бросила серьги на туалетный столик, и прошла в ванную комнату.

В башне в моем распоряжении был только небольшой водопадик, с магически самоочищающейся водой, такими пользуются на кораблях. А здесь в моем распоряжении снова отдельная купальня.

Я не знаю, по чему скучала больше – по свежему воздуху, вкусной еде или мраморному бассейну в своих покоях.

Мила, конечно же, наполнила купальню горячей водой и добавила смесь из розового и лавандового масла. Мыло дало обильную пену, и она защекотала кожу. Я с блаженством растянулась в полный рост.

Насладиться водными процедурами не дали тревожные мысли.

Если мой выход из «заточения» состоялся только благодаря приезду Андре, что же будет, когда он уедет? Неужели, как заявил герцог Эберлей, скоро он и вправду женится на Виталине и станет моим опекуном? Жить мне тогда в башне до конца жизни, вряд ли Эберлей потерпит, чтобы я вышла замуж, и замком и землями Ньюэйгрин завладел кто-то другой…

Вспомнилось, как мама читала нам троим сказки на ночь, и Виталина не была такой злой, как сейчас. Капризной, противной, но не злой. А Микаэла и вовсе разрывалась между нами, даже плакала, признавалась, что не понимает, кого больше любит. Правда, симпатия ко мне Андре сыграла в пользу Виталины. Мика окончательно и бесповоротно заняла ее сторону, и как часто водится у женщин, если верить душещипательным романам, без ревности тут не обошлось.

За ужином Виталина чуть ли не в рот смотрела «жениху», ясно, что она поддержит любое его решение.

Микаэла! Вот, кто мне нужен.

Мика прольет свет на мою судьбу. Только как с ней поговорить по-человечески, когда она хвостом следует за Виталиной?

Я перевернулась на другой бок, на спину… и рывком села на кровати.

Ночь после дождя выдалась на удивление теплая, из окна тянет запахом влажной земли, слышно, как поют птицы.

Решено. Побеседую с Микаэлой прямо сейчас. Может, она что-то знает о планах Виталины.

Выбралась из-под тяжелого одеяла, накинула поверх сорочки платье для покоев, по сути – легкую накидку с рукавами, она скрепляется под грудью розовыми лентами. Волосы просто пригладила щеткой – в такое время никого в коридоре не встречу, тем более покои Микаэлы рядом, только за угол повернуть.

Протянула вверх руку, поймала на тыльную сторону ладони магического мотылька. Он плавно поднял и опустил крылья, успокаиваясь.

Высунула голову из двери, огляделась, никого нет, и припустила по коридору.

Никто из слуг мне не встретился. Под дверью покоев Микаэлы горит светлая полоска – очень хорошо, сестра еще не спит.

Даже, как будто раздаются голоса. Я прислушалась – нет, голоса не из Микиных покоев. Кто-то идет по коридору. И кто бы это ни был, будет лучше, если я останусь незамеченной.

Я оглянулась – прямо за спиной глухая ниша. Сделала шаг в темноту, прикрыла ладонью мотылька, и вовремя.

Мимо, не замечая меня, прошли Виталина и герцог Эберлей.

- Ты с ума сошел!

Голос Виталины дрожит, как осенний лист.

- Мало того, что у тети бессонница, так ведь и Андре в замке!

- Тихо. Надо поговорить! Срочно, – ответили ей.

- Тогда почему ты молчишь?

- Не здесь, Виталина. Не хватало встретить твою тетю или сестру.

Почему-то я поняла, что речь не о Микаэле, обо мне. Осторожно, стараясь ступать неслышно, прикрывая мотылька, последовала за сестрой и герцогом. Если они в библиотеку, дело плохо, я ничего не услышу из-за двери.

К моей радости, герцог с Виталиной проследовали на террасу, в зимний сад. По случаю прихода весны слуги распахнули огромные, чуть не в стену, окна, и мне видно, как Виталина поежилась, кутаясь плечами в шали из-за ночной свежести.

Моя кожа тоже покрылась мурашками, но сердце колотилось, как бешенное, и было одновременно и жарко, и холодно. Я затаилась за кадкой с толстым ветвистым фикусом и прислушалась.

- Что случилось? Ты еще спрашиваешь? Теперь, когда твой кузен в замке, наш план может провалиться ко всем чертям. Что ему нужно?

- Известно, что. Знать, что с его маленькой Эей все в порядке. А что ты удивляешься? Мама, между прочим, собиралась назначить его нашим опекуном. Не успела.

- Твое счастье, что не успела, Виталина. Или хочешь поехать в свое разворованное поместье? Предупреждаю, тебе очень понравится там. Вдобавок долги перейдут на прямую наследницу.

- Что же делать?

- Только одно. Ты должна стать герцогиней Альбето Эрсийской, владелицей Ньюэйгрин.

- Ты же знаешь, это невозможно. Завещание отца…

- Он тебе не отец, а отчим.

- Конечно, отец тот, кто не оставил мне ничего, кроме захолустного поместья и долгов!

А вот это интересно!

Виталина всегда говорила, что живем мы за их с Микаэлой счет. Что поместье ее отца приносит большой доход от продажи пшеницы и хлопка.

Я отступила и под моей ногой хрустнула сухая ветка.

Виталина вскрикнула.

Я отступила еще на шаг, и в наступившей тишине гулко прозвучал звук от столкновения башмачка с чем-то жестяным.

- Ты слышал, Милфорд? – спросила Виталина. – Нас подслушивают! Кто здесь? – прокричала она.

- Тише, Виталина, - сказал герцог. – Сейчас выясним…

Он решительно шагнул в мою сторону, и я, понимая, что скрываться бесполезно, побежала прочь.

Я натыкалась на цветочные кадки, как мышонок на тумбы. Неловко взмахнув руками, чтобы не упасть, выпустила осветительного мотылька, и он, умница, взмыл под самый купол террасы.

- Кто-то из горничных, - раздалось сзади, а потом герцог чертыхнулся сквозь зубы.

Я выбежала из зимнего сада в коридор. Сейчас! Сейчас он догонит меня!

Отчего-то от этой мысли ноги налились свинцом, тело стало, как ватное.

Из глухой ниши в коридоре высунулась рука, и затащила меня в темноту. Опережая мой крик, мне закрыли рот ладонью. Раздался скрежет камня, меня подтолкнули куда-то, и я замычала, больше от изумления, чем от страха, когда моя нога, вместо того, чтобы уткнуться в стену, ступила в темноту.

Неизвестный продолжал крепко держать, закрывая рот. Снова раздался скрежет камня, и я поняла, что стена расступилась, чтобы впустить нас, а потом снова закрылась.

Мимо, по ту сторону, глухо прозвучали шаги герцога.

- Где же она? – раздалось из-за стены, и шаги стихли.

Я забилась в руках неизвестного, внезапно поняв, что оказалась в прямом смысле замурованной в стену неизвестно с кем. Уж лучше было бы попасться в руки Эберлею, и объяснить свое присутствие неуместным любопытством. В конце концов, Виталина не дала бы меня в обиду!

Я задергалась, забилась пойманной птицей, холодея от ужаса.

- Тише, Эя, - сказала мне темнота голосом Андре, и я тут же успокоилась.

Ладонь покинула губы, Андре отстранился, раздался щелчок, и над нашими головами закружился желтый мотылек.

Колени ослабли, я чуть не осела на пол, Андре поддержал меня под локоть, и, обняв за плечи, притянул к себе. Сразу стало тепло и спокойно.

- Забыла, что здесь потайной ход, да?

Я кивнула, пробормотала:

- Я от страха забыла, как звать меня.

А ведь здесь и вправду потайной ход. Когда мы были детьми, мы облазили с Андре все полые стены замка, и все равно кажется, что этому месту всегда есть, чем удивить.

- Что ж тебе не сидится в покоях, как благовоспитанной леди? – спросил Андре, поддразнивая меня, как маленькую.

- Решила сестру проведать, - хмуро ответила я. – Микаэлу.

- Микаэлу? – деланно изумился Андре. – Эя, это тревожный симптом, ты заблукала в собственном замке. Микаэла живет в другой его половине.

- Я сообщу об этом опасном симптоме лекарю, - пообещала я. - Просто я сначала решила навестить Мику, а потом расхотелось. Да и незачем стало.

Я помолчала, и поскольку Андре не прервал моего молчания, тоже спросила:

- А ты что тут делал?

- Похоже, то же, что и ты Эя. Тоже считаешь, что здесь что-то нечисто? Жаль, до конца дослушать не удалось. Ничего, мы будем действовать быстро. Теперь, когда я с тобой, ничего не случится.

- Конечно, не случится. Вот именно, пока ты со мной. А стоит тебе уехать, как меня опять запрут в башне.

- Ты сидела в башне? Долго? – голосом, не предвещающим ничего хорошего, спросил Андре.

- Представь себе. Зиму, - буркнула я, ощутив острый приступ жалости к себе.

- Поэтому не отвечала на мои письма?

- А ты писал?

Андре не ответил.

- Ничего, - сказал он после паузы. - На этот раз все будет иначе. Я не буду скрывать, что от вас отправлюсь прямо ко двору, где буду ходатайствовать об опекунстве. Мне следовало бы сделать это раньше, дела в Делла Ров не позволяли.

- А что за дела?

- Мои земли близко к границе, - уклончиво ответил Андре.

Мне, несмотря на его близость, опять стало холодно.

Я подняла голову, пытаясь заглянуть в его глаза.

- Андре, - позвала я. - Это правда, что говорят о нашествии?

Андре поджал губы, на щеках заходили желваки. Наконец, он посмотрел на меня, как-то пристально и настойчиво.

- Боюсь, что да, Эя.

Я вздрогнула.

- Оборотни? Они идут на наши земли?

- Тебе нечего бояться, Эя. Сюда им не дойти.

- Мила говорила о волке, который задрал молодого бычка…

- Мила?

- Моя камеристка.

- Эя, - мягко сказал Андре и обнял меня за плечи. Я ощутила, как дрожат его пальцы. – Это все досужие разговоры, сплетни. Оборотням не добраться сюда. Вашего бычка задрал обычный волк.

- Правда?

- Правда, крошка.

Пальцы Андре скользнули по моему затылку, поглаживая, потом он слегка отстранился и поправил мой локон, заправляя его за ухо.

Я вспыхнула. Мамочки! Получается, я стою перед мужчиной простоволосая, практически в одной ночной рубашке, в темноте. Стыд какой!

Кажется, о чем-то похожем подумал и Андре. Отнял руку, словно обжегся, но разглядывать не перестал.

Ласково, тепло улыбнулся, сказал:

- Вот такой я узнаю мою маленькую Эю. Фея Эя, помнишь, я так дразнил тебя в детстве?

Я надула губы.

- Помню.

- Злишься? – спросил Андре и снова так улыбнулся, что у меня колени задрожали.

Взгляд Андре стал совсем другой.

- С тобой все в порядке?

- Я думаю, можно вернуться в покои, - промямлила я.

- Ты права.

Он нажал на камень на стене, и та легко отошла в сторону, пропуская нас.

- Я провожу тебя, Эя.

- Ты с ума сошел! Что, если нас кто-то увидит?

- Ты права…

Андре почему-то мечтательно улыбнулся.

- Я и вправду сошел с ума.

Освещая себе дорогу мотыльком, которого позаимствовала у Андре, я прошла к себе. Слава Богине и всем святым девам, мне никто не встретился.

Видно, я все же поспешила с благодарственной молитвой, потому что прямо у двери в свои покои я нос к носу столкнулась с Нэн. Та держала перед собой темный плащ и перчатки.

Увидев меня, она попыталась спрятать вещи за спину, но было поздно, и она просто скомкала в руках.

Я выдохнула и, поскольку отступать было поздно, перешла в наступление.

- Что ты здесь делаешь, Нэн? – спросила я. – Еще и в такой час?

Судя по выражению лица горничной, она хотела бы спросить меня о том же, но не решилась.

Окончательно ставя ее в тупик, я гаркнула чуть не в лицо ей:

- Мила! Где тебя носит! Ты мне нужна!

В приоткрывшейся двери, ведущей в комнату Милы показалось заспанное лицо камеристки.

- Вы звали меня, мисс Лирей? Простите, я не слышала, - пробормотала Мила, отчаянно зевая.

Нэн попыталась обойти меня боком.

- Ты так и не ответила, Нэн, - отчеканила я.

- Леди… То есть мисс Виталина, ей потребовалось…

Я покосилась на комок в ее руках. Кажется, и вправду плащ. Но зачем Виталине плащ служанки?

- Утром поговорим о твоем поведении, - пообещала я ей, и скомандовала Миле: - За мной!

Мила вошла за мной в мои покои, и только когда дверь закрылась, я шумно выдохнула. Прислушалась – шаги Нэн стихли - и взяла Милу за руку.

- Прости, Мила, у меня не было выхода. Нэн застала меня у двери, и пришлось сделать вид, что я ищу тебя.

Мила сонно поморгала, а потом почему-то понимающе улыбнулась.

- Так я вам не нужна?

- Конечно, нет, прости, что потревожила!

Мила удалилась, напоследок наградив меня еще одной понимающей улыбкой.

Я улеглась в остывшую постель, свернулась калачиком. Осторожно дотронулась до плеча, которого еще недавно касались пальцы Андре. То, что произошло, показалось сном, грезой. Он так странно смотрел на меня… Он обещал, что будет ходатайствовать о нашем опекунстве. Если так, то мне вообще ничего не страшно. Ни угроза оказаться запертой на всю жизнь в башне, ни угроза нашествия не казались мне теперь существенными.

 

Я закрыла глаза, и вопреки ожиданиям, провалилась не в темноту, а в свет. Мощный струящийся поток окутал меня, стоящую на зеленой, залитой солнцем, лужайке. По еле ощутимому колыханию воздуха я поняла, что не одна здесь. Совсем рядом стоит кто-то, но из-за света, бьющего в глаза, очень трудно его разглядеть.

Я сделала шаг и высокая широкоплечая фигура подалась мне навстречу.

Когда я увидела, наконец, лицо незнакомца, я завизжала, как поросенок, от восторга и радости.

- Папа!!

Я протянула руки к отцу. Он совсем такой, как я его запомнила, ничуть не изменился!

- Эя… - раздался тихий голос.

А потом что-то случилось с его лицом.

Черты лица исказились, вытягиваясь вперед, кожа покрылась шерстью, глаза засветились оранжевым дьявольским огнем.

Мой рот открылся, чтобы закричать, но крика не получилось.

Чудовище, еще секунду назад бывшее моим отцом, ухмыльнулось, раздалось леденящее душу рычание.

- Я иду за тобой, Эя, - глухо прорычало оно.

Я, наконец, смогла закричать, и заорав, разбудила себя.

 

 

ГЛАВА 3

 

Казалось, я закрыла глаза всего на миг, но стоило провалиться в темноту, как раздался голос Милы:

- Мисс Лирей… Мисс Лирей! Просыпайтесь, пожалуйста, вы проспите охоту.

- Ну какая охота, Мила, - сонно пробурчала я. – Виталина сгноит меня в этой башне… Если раньше не прилетит добрая фея, и не подарит мне крыль…

Я сонно заморгала, увидев бело-розовые облака балдахина, и поняла, что нахожусь в собственных покоях.

- Охоту? Какую еще охоту, – пробормотала я. – Богиня! Андре! Это же мне не приснилось? Андре здесь!

Опомнившись, я уставилась на довольно улыбающуюся Милу.

- Точно, охота, - смущенно добавила я.

- Ваш костюм готов, - все еще улыбаясь, сказала Мила. – И Леди, должно быть, очень соскучилась.

- Леди!!

Мысль о лошади так и подкинула на кровати. Как я еще ночью не отправилась на конюшню? Мама рассказывала, как меня маленькую несколько раз находили в деннике утром, после того, как в замке не оставалось угла, в который бы не заглянули. Мама тогда запретила няне Пепе пугать нас сказками про оборотней, мол, каждый раз после этих россказней я сбегаю ночью на конюшню… Чудно, но я почему-то считала, что там-то волки точно меня не достанут…

Сбитые в комок воспоминания, планы, надежды пронеслись в голове вихрем, пока я бежала, поджимая босые ноги в ванную комнату.

Наскоро ополоснувшись, я закуталась в теплый халат, что подала мне Мила, и почистила зубы.

Натянула удобное облегающее белье – никогда не понимала сестер, предпочитающих даже на охоту носить платья и сидеть в дамском седле – под облегающие бриджи пышные крахмальные панталоны не годятся. Мила протянула расшитую серебряной нитью рубашку, следом бриджи. Расправив складки, я застегнула камзол. На ногах застегнула сапоги из твердой кожи, отделанные с внутренней стороны замшей, чтобы удобней держаться за бока лошади.

Волосы Мила споро собрала в низкий пучок. Черная шляпа с изумрудного цвета пером довершила образ.

Не обращая внимания на возражения, Мила накинула мне на плечи плащ.

- Вот солнце выглянет – снимите, - упрямо сказала она. – А пока будьте добры, потерпите!

 

***

 

Когда я спустилась во двор, герцог с племянником со своими сквайрами уже ожидали нас. Был там и Андре, с сосредоточенным видом проверявший подпругу Леди.

Вороная узкокостная кобыла с вытянутой мордой запрядала острыми ушами, завидев меня, протяжно заржала и ударила копытом.

У меня возникло ощущение, что только что между Эберлей и Андре что-то произошло. Лица у обоих были покрасневшие, недовольные, и когда я подошла, возникло неловкое молчание. Только на лице Эберлея было почему-то тайное превосходство, Андре же хмурил брови.

В ожидании сестер обменялись привычными любезностями, душными, несмотря на свежесть утра.

- Сегодня мы точно его уделаем, - сообщил Эберлей, скалясь. – В чем в чем, а в этом я не сомневаюсь. Будет знать, как драть коров, дьявольское племя!

Виталина и Микаэла спустились спустя четверть часа. Обе в платьях для верховой езды, Виталина в голубом, Микаэла в зеленом, и в шляпках в тон. Вид у обоих, особенно у Виталины такой, точно ее всю ночь ногами били. Сестра не прекращая зевала, а под глазами залегли тщательно замаскированные тени.

Оказавшись в седле, я зажмурилась от удовольствия, впитывая до кончиков пальцев волшебное ощущение покачивающейся под тобой земли, ощущая теплые бока лошади. Леди время от времени коротко, радостно ржала, ее поступь напоминала готовую разжаться пружину.

Господа – то есть мы – ехали впереди, за нами тянулась процессия из ловчих, егерей, конюхов и лакеев, тех из них, что принимали участие в каждой охоте. Впереди бежали собаки, уши торчком, вид настороженный, готовы в любой момент сорваться на быстрый бег, повинуясь звуку рога или команде.

Выехав на дорогу, ведущую к лесу, я цокнула языком, переводя лошадь в рысь.

- Мисс Лирей, - крикнул мне вслед Эберлей. – Будьте осторожны. Если встретите волка…

Чего это он раскомандовался?

Не став слушать, что еще он скажет, я пришпорила лошадь, пуская Леди в галоп.

Андре на вороном красавце-мерине поравнялся со мной. Наверно, улыбка у меня – глупее некуда, потому что Андре расхохотался, озорно, по-мальчишечьи, как когда-то в детстве.

Стоило лесу сомкнуться за нашими спинами, я снова перевела Леди в шаг, та недовольно фыркнула, но подчинилась. Постепенно нас обогнала вся охотничья процессия, а мне хотелось просто побыть наедине с лесом. И с Андре.

 

***

 

Лес здесь смешанный, пахнет хвоей от огромных атесинских сосен, их стволы уходят в самое небо, запрокинешь голову посмотреть – и главное, не упасть с лошади от головокружения. Могучие дубы рядом с ними выглядят чуть ли не пнями, а белые стволы берез кажутся и вовсе молодой порослью. Озябшие за зиму кроны тронула молодая листва, над головами бойко, по-весеннему, поют птицы, снуют рыжие и голубые белки. На глаза даже слезы навернулись.

- Эя, - позвал Андре, как всегда, уловивший мое настроение. – Плачешь? – спросил он с улыбкой.

- Просто так красиво, - ответила я, чувствуя себя, пожалуй, глупее, чем леди в душещипательных романах.

- У тебя глаза сейчас точь-в-точь эта первая зелень.

Мои щеки вспыхнули, возникла неловкая пауза, и я даже обрадовалась звукам охотничьего рога.

Судя по разразившемуся вслед за протяжным гудом истошному лаю собак, мы вышли на след волка.

Я взглянула на Андре и опустила глаза, вновь покраснев под его взглядом.

- Мне показалось, или вы поругались с Эберлеем? – спросила я, чтобы сгладить неловкость.

- Не показалось, - хмуро ответил Андре. – Жених Виталины что-то слишком много себе позволяет. Я сегодня же напишу его величеству, дай только вернемся с охоты.

Он приблизился почти вплотную, и, как когда-то в детстве, взял меня за руку, слегка сжав внезапно задеревеневшие пальцы. Даже сквозь кожу перчатки я ощутила тепло его руки. Сколько мы ехали так, шагом, не знаю, я думала, что стоит высвободить руку, как волшебство момента закончится, придется возвращаться в шаткий, ненадежный мир, где все решают за меня. Судя по морщине между бровей Андре, он думал, если не о том же, то о чем-то похожем.

Руки сами разжались, когда мы услышали впереди крики, лай, ржание и страшный, короткий вой.

- Волк! – воскликнула я, и, пришпорив Леди, устремилась вперед.

Андре поскакал за мной.

Когда мы догнали остальных, я увидела только, как спешившийся Эберлей с зажатым в руке копьем пытается подступиться к огромному, истыканному стрелами, волку.

Истекающее кровью животное крутится на месте, огрызаясь на атакующих собак.

Виталина и Микаэла, сидящие бок о бок в своих дамских седлах, закрыли глаза надушенными платочками, а я не смогла отвести взгляд.

Вот Эберлей наносит удар, и волк падает, продолжая дергаться, хрипеть, разевая красную пасть. Наконец, вывалив язык, животное затихло.

Но стоило герцогу наклониться над ним и выдернуть копье, упираясь сапогом в шкуру, как тело волка поползло в разные стороны, стремительно светлея. А потом на моих глазах превратившись в тело человека. Черноволосый юноша, истыканный стрелами, весь в колотых ранах и кровоподтеках, вытаращил неподвижные глаза в небо.

Перед глазами возник образ монстра из сна.

- Я иду за тобой, Эя, - прозвучало где-то совсем близко.

Я выпустила поводья и пронзительно завизжала.

Потом, должно быть, потеряла сознание, потому что стало темно, а когда открыла глаза, оказалось, что лежу на чем-то мягком. Надо мной склонились лица Андре, Виталины, Микаэлы. Лица хмурые, бледные, подбородок Микаэлы – я поняла, что голова моя покоится на ее коленях – дергается, по щекам пролегли влажные дорожки. Даже у Виталины глаза на мокром месте.

- Эя! Эя! – пробормотала Микаэла. – Хвала Богине! Как ты нас напугала!

- Оборотень, - прошептала я. – Это был оборотень.

Сестры закивали, и Виталина взяла меня за руку.

Я перевела взгляд на Андре.

Тот нахмурил брови, между ними вновь пролегла глубокая складка.

- Ты говорил, они не дойдут сюда?

Андре нахмурился еще больше. Обернулся, крикнул:

- Да уберите же, наконец, тело! С нами леди!

Сестры благодарно закивали, всхлипывая.

- Женщины, - раздался снисходительный голос Эберлея. – Зачем быть такими впечатлительными. Зверь повержен, это главное! Мисс Лирей, вам лучше?

- Да, благодарю, - ответила я, поднимаясь, таким тоном, словно он за завтраком спросил, хорошо ли мне спалось.

Виталина, серьезная, нахмуренная, отчего стала немного похожа на маму, отряхнула мой плащ.

- Как ты меня напугала, сестренка, - пробормотала она.

- Больше, чем оборотень? – слабым голосом спросила я, и мы обе робко улыбнулись, а затем несмело рассмеялись. Смех постепенно перерос в немного истеричный хохот.

Внезапно Виталина шагнула навстречу и порывисто прижала меня к себе. Спустя секунду к нам присоединилась и Микаэла, обняв нас обеих за шеи.

В груди защемило, а в горле стал ком. Я почти забыла, как это – не знать, а чувствовать, что у меня есть дом, есть семья.

- Виталина, прости меня, - прошептала я еле слышно, обнимая сестру. На это раз совершенно искренне.

- Эя, малышка, - также тихо ответили губы Виталины.

Сентиментальная Микаэла только шмыгнула носом.

- Дамские нежности, - проворчал Эберлей. – Будет вам, леди. Я думаю, лучшего момента, чем миг моего триумфа, для сообщения такой важной новости и не придумать!

Я ощутила, как Виталина вздрогнула и отчего-то прижала меня сильнее, а из груди Микаэлы вырвался тихий, еле слышный стон.

- Ну-ка, Виталина, иди сюда, - позвал Эберлей.

Я даже не успела удивиться его командному тону, просто вдруг захотелось, чтобы сестра никуда не уходила. Да, мы никогда не ладили, но я все же скучала по ней. Именно сейчас я поняла, как скучала. И объятия сестер такие теплые, такие искренние…

Виталина медленно, но решительно отстранилась.

Сестра пристально посмотрела мне в глаза, и в ее взгляде я прочла какую-то беспокойную, невысказанную мысль. Подбородок Виталины дрогнул, а я ощутила, как колени наливаются тяжестью. Я беспомощно оглянулась на Андре – тот смотрел на Эберлея нахмурившись, скрестив на груди руки.

Эберлей по-прежнему стоял возле тела, хвала Богине, накрытого рогожей. На камзоле герцога появились бурые пятна.

Он как раз закончил вытирать лезвие меча, когда Виталина приблизилась к нему медленным шагом, словно нарочно тянула время.

- Итак, дамы и господа, лучшего момента, чтобы сообщить вам это известие, и не придумать. Позвольте представить: герцогиня Виталина Эберлей Эрсийская, моя супруга.

Я, ахнув, уставилась на Виталину, стоявшую рядом с герцогом, но сестра избегала встретиться со мной глазами. Тогда я обернулась к Андре, но он пристально разглядывал Эберлея, словно надеялся прожечь в нем дыру.

Эберлей продолжал:

- Венчание состоялось в присутствии свидетелей, этим утром.

- Этим утром вы, кажется, находились во дворе замка, - сказал Андре. – У северных ворот. Значит, вы венчались ночью?

- Венчание состоялось в предрассветный час, - самодовольно сообщил Эберлей.

- Тайное венчание? – тоном, не предвещающим ничего хорошего, уточнил Андре.

- Венчание действительно прошло в кругу самых близких, но не было тайным. Было закрытым, а это большая разница. Свидетелем выступила Сецилия Франте, с письменного, нотариально заверенного, разрешения опекуна Виталины, Джордана Франте.

- Похоже, для мисс Лирей это новость, - сказал Андре. – Как и для меня. С каких это пор сестра и кузен не входят в близкий круг?

- За мисс Лирей была послана служанка, - охотно, даже более, чем следовало, пояснил Эберлей. – Служанка не нашла мисс в ее покоях. Как и вас не было в покоях, дорогой кузен. Но теперь, когда я не просто жених, а законный супруг леди Виталины и опекун мисс Лирей, я точно обещаю, что подобных оказий больше не повторится. Как-никак, репутация мисс теперь на моей совести.

Я опустила глаза, и увидела, как кулаки Андре сжались.

- Опекуна мисс Лирей может назначить только его величество!

- Именно об этом и будет моя следующая новость, - торжественно произнес Эберлей, и у меня почему-то вновь потемнело в глазах.

Я протянула руку, опираясь на сосну, опасаясь вновь упасть в обморок. Герцог Эберлей, тем временем, продолжал:

- По случаю нашего венчания, конечно, закрытого, поскольку не выдержан срок траура по леди Иоланте, мы чтим традиции, сегодня вечером в замке Ньюэйгрин будет не бал, но небольшой прием в нашу честь. Приглашены все соседи. Да, дорогой кузен, мы, как законопослушные граждане, написали ко двору, где я лично ходатайствую, чтобы меня, как супруга леди Виталины, назначили опекуном ее сестер.

 

 

ГЛАВА 4

 

От обилия людей в общем зале у меня закружилась голова. Громкие возгласы, перешептывание, смех, поздравления новобрачных, запахи духов, приторные, сладкие, горькие, свежие, шуршание кринолина, скрип фижм и взгляды, взгляды, взгляды… Все смешалось в единую завесу, оглушающую, выбивающую мраморный пол из-под ног, сдавливающую грудь. Я с изумлением поняла, что даже соскучилась по башне. Я слишком отвыкла от людей.

Подхватила с подноса слуги высокий бокал и принялась жадно глотать. Лишь когда бокал оказался пуст, поняла, что залпом выпила шампанское. А ведь думала, что пью нарзан!

Пузырьки ударили в нос, а в голове зашумело. Такое ощущение, что воздух раскалился докрасна.

Улыбаясь направо и налево, проскользнула среди танцующих пар, вежливо кивая на комплименты и очередные поздравления со свадьбой сестры, прошла по широкому коридору, оказавшись на террасе. С этой стороны замка терраса огромна, чуть не целый сад с благоухающими кадушками.

Мимолетом заглянула в овальное зеркало в треть стены, и застыла, как вкопанная. Днем оно расширяет пространство, образуя бесконечный цветущий коридор, залитый светом. Сейчас же зеркало отразило хрупкую фигурку в изумрудном платье, верх отделан узорчатой парчой, нежное кружево рукавов струится до самых пальцев, сжимающих рукоять вера. Юбка светло-зеленая, поверх потянута нежным воздушным шелком. А за моей спиной – зияющая черная пасть туннеля и коридор круглых, как огненные шарики, лун. Кажущийся бесконечным коридор тревожит и манит одновременно, и я не сразу смогла оторвать от зеркала взгляд.

Я затрясла головой, отгоняя наваждение, развернулась и прошла вперед, на балкон, где хвала Богине, в небе сияет одна-единственная луна. Как завороженная, я смотрела на круглый диск, пока его не скрыли облака. Я облокотилась локтями о мраморные перила и опустила голову.

Чья-то рука легла на талию, и я взвизгнула, отскочила в сторону. Ну, сестрица, кто бы из вас это ни был, зачем так пугать-то?

Оглянувшись, я часто заморгала.

Передо мной стоял Оуэн Рьвьер, собственной персоной. Одет в нежно-голубой камзол, белое трико, на ногах голубые туфли с бантами. Волосы зачесаны назад и собраны в низкий хвост. Судя по приподнятым бровям не похоже, чтобы он сильно сожалел о том, что напугал меня.

Наоборот, Оуэн Рьвьер широко улыбнулся и выдохнул:

- Приветствую, мисс Лирей! Что же вы лишаете нас своего милого общества?

Я вспомнила как властно, даже нагло рука легла на мою талию, и мне стало не по себе. Кажется, он забывается!

- Мне стало душно, - сухо ответила я. – Я вышла подышать свежим воздухом и отдохнуть от общества.

А сама вспомнила, сколько Микаэла слез пролила, требуя, чтобы служанки подогнали неготовое голубое платье по фигуре за полчаса. Бедная Мика пошла на бал вся в булавках, лишь бы их с графом наряды сочетались!

Наверно, неприязнь отразилась на моем лице, потому что Рьвьер шутливо махнул рукой.

- Бросьте, мисс, вы так прекрасны! И так долго не показывались в свете! Это, право, грешно! Вы очаровательны, и мир должен слепнуть от вашей красоты! Ваши волосы, ваша кожа…

Взгляд жениха сестры устремился мне в декольте, а лицо обдало волной дыхания, щедро сдобренного алкоголем.

- Вы пьяны, - сухо сказала я.

- Я пьян от вас, - ответил нахал.

- И тем не менее, уйдите, вы мешаете мне думать.

- Так давайте подумаем вместе?

Он сделал шаг в мою сторону, и я вынуждена была отступить.

- Стойте, где стоите, или я закричу. Меня услышат.

- Какая вы бука, юная леди. Совершенно не умеете развлекаться. Это из-за завещания вашего батюшки, да?

- Какого завещания, я понятия не имею, о чем вы!

- Как это какого? В котором черным по белому написано, что от вашего имени заключен родовой брак. Что же, вы спешите его осуществить? Напрасно. В ваших же интересах и в интересах королевства мой дядя, который теперь вам зять позаботился о том, чтобы этого никогда не произошло.

- Что вы несете? Какой еще родовой брак? Чтобы что не произошло? Вы, должно быть, настолько пьяны, что путаете меня с кем-то!

- Ну как я могу спутать леди Ньюэйгрин! Неужели и вправду не знали, ха-ха-ха, что ваш покойный батюшка еще в младенчестве отдал вас зверю? Ха-ха-ха, от вашего имени заключен брак с этим монстром!

- Вы в своем уме?!

Он продолжал смеяться. Потом схватил меня за запястья неожиданно сильными пальцами. Никогда бы не подумала, что человек, который с трудом на ногах стоит, способен на такую силу. Рьвьер рванул на себя, и я оказалась прижата к его груди.

Я чуть не упала, но он удержал меня.

От резкого одеколона, смешанного с запахами спиртного, чеснока, жареного мяса, к горлу подкатил ком.

- А что же, мисс Лирей, как думаете, если зверь придет за вами и обнаружит брюхатой? Возьмет ли волк самку, которую оприходовал другой самец? А мы узнаем!

Его слюнявые губы накрыли мои. К горлу подступило выпитое шампанское, тело скрючило спазмом. Я дернулась, вырываясь, но Оуэн держал крепко.

- Оуэн? Лирей? – раздался испуганный голос.

Воспользовавшись тем, что его хватка ослабла, я отскочила назад и обернулась. Под аркой, ведущей на балкон, вытаращив глаза, стояла Микаэла.

Губа закушена, руки прижаты к груди, в глазах отчаяние. Сестра замотала головой, словно не веря своим глазам.

Меня снова схватили за руку, на этот раз не сильно, просто, чтобы не упасть. На лице Оуэна расплылась пьяная улыбка.

- Мика, детка, - промычал он.

Микаэла развернулась, и, подобрав платье, бросилась прочь.

Хватка Оуэна ослабла, и я сумела вырвать руку. В тот же миг впилась ногтями в его пухлые щеки и прошипела:

- За Микаэлу ты мне еще ответишь!

Оуэн схватился за лицо, и ойкая, отступил, промычал что-то типа «было бы сказано».

А я подобрала платье, и бросилась вслед за Микаэлой.

Вон! Ее голубое платье мелькнуло среди разноцветной толпы.

Прямо бегом я бросилась за ней, расталкивая танцующих.

- Ох уж эта молодежь! Вечно они что-нибудь затевают! – неслось мне вслед.

Микаэла взбежала по лестнице, я взлетела следом.

Голубое платье мелькнуло за поворотом, хлопнула дверь – сестра скрылась в своих покоях. Когда я подбежала к двери, услышала лишь лязганье засова.

- Мика, - позвала я и хлопнула ладонью по двери. Тяжелый дуб поглотил удар. – Мика, да открой же, я все объясню!

- Убирайся!

Из-за двери раздались сдавленные рыдания.

- Микаэла, пожалуйста, открой! Я ни в чем не виновата!

- Чудовище! – раздался вопль из-за двери. – Правильно про тебя говорят – ты чудовище! Когда он уже заберет тебя!

- Мика, о ком, о чем ты говоришь?

В ответ раздался только надрывный плач.

- Микаэла, поверь, я не виновата! А граф … Просто сильно пьян! Он сам не понимал, что говорит! Говорил, что папа отдал меня какому-то зверю, и что он заберет меня, а потом набросился и поцеловал! Он просто напился, Мика! Микаэла!

Мика не отвечала, я слышала только, как она всхлипывает, все реже и реже.

Постучав еще раз, я развернулась спиной, и, оперевшись о дверь, сползла, уселась прямо на пол.

- Мика, ты тоже сказала, что кто-то должен забрать меня? Значит, Оуэн был прав? Это правда, про завещание отца? Я не верю, что меня отдали. Микаэла, скажи, что это неправда, что ты не ненавидишь меня?

Тишина.

Если бы только Оуэн сказал это, я бы списала все на пьяный бред, мало ли, что привиделось этому подлецу…

Впрочем, опьянел он не в одну секунду, вполне возможно, что до этого задурил голову моей сестре.

Я нахмурилась, вспоминая тяжелое время, обрушившееся на Ньюэйгрин, когда папы не стало. Кажется, мама ничего не говорила о том, что отец оставил завещание… И тем более не говорила о том, что меня отдали замуж. Родовой брак… На родовой брак не требуется даже согласие его величества, зато никто и ничто не сможет его разрушить. Отец никогда не поступил бы так со мной. Нет! Не верю! Да и Виталина ничего такого не говорила. А она разбирала старые бумаги…

Неплохо бы и мне убедиться, что все это – плод больной фантазии Рьвьера!

Я встала и решительно направилась в кабинет отца, за библиотекой.

Просто здорово, что все заняты внизу. Если правда, что отец оставил завещание, где ему быть, как не в тайном кабинете? Если я переворошу старые бумаги, может, найду что-то… об отце?

Если попытаться достать с верхней полки тяжелый том в кожаном переплете, с надписью Мосхе Минтень «Опыты», нижний ярус отъедет в сторону, и окажешься в папином кабинете. Там, отгороженному от всех и вся не только толстыми стенами библиотеки, но и стеллажами с книгами, ему спокойно работалось…

Я продвинула стремянку, взобралась на самый верх, и решительно потянула на себя кожаный корешок.

Заскрипело, заскрежетало, и внизу образовался проход.

Прежде чем зайти в кабинет, я сложила стремянку и оттащила ее туда, где она стояла. Изнутри кабинет закрывается и открывается легче.

Отгородившись стеллажом с книгами, я подула на спящего мотылька, и тот дал ровный желтоватый свет, освещая небольшой кабинет с высоким потолком. Когда я была тут в последний раз, книги, бумаги, рукописи, свитки были в идеальном порядке.

Сейчас же ощущение, словно тут домовые воевали.

Стоило мне подойти к черному, покрытому неровным слоем пыли и усыпанному бумагами столу, как из-за стеллажа раздался звук открываемой двери. Я взволновано махнула на мотылька, приглушая свет.

Перегородка тонкая, слышно каждый звук. В библиотеку вошли двое. Раздалось сопение и шмыганье носом, как мне показалось, обиженное.

Стоило двери закрыться, как вошедшие продолжили начатый разговор.

- Ты с ума сошел! Она никогда не станет твоей женой, племянник, - недовольно, чеканя каждое слово, произнес голос моего зятя, герцога Эберлея.

В ответ раздалось сопение. Спустя секунд десять Рьвьер заговорил. Голос его уже не казался пьяным, но дрожал и говорил немного визгливо, видимо, Рьвьер выпил настой горькой йыни, я видела, Пепа им однажды спасла пьяного конюха от хозяйского гнева. Тот тоже мигом протрезвел, но голос очень похоже дрожал.

- Потому, что обещана зверю, дядя? Вы ведь уничтожили документ.

Тяжелый вздох.

- Она не достанется ни тебе, ни кому-то другому.

- Чтобы денежки оставались в твоих руках, да?

- Да пойми же, болван! – рассердился Эберлей. - Я как никто хочу видеть тебя своим зятем!

- И в чем же дело?

- С самого начала ты должен был обхаживать Микаэлу? Что сейчас-то не так? – спросил Эберлей устало.

Раздался стук, словно затопали, застучали каблуками о паркет.

- Ага, хочешь сбагрить меня в захолустье, а сам жить припеваючи на денежки Лирей? Думаешь, я не понял твоего замысла?

- Ты болван, племянник. Я бы на твоем месте не злил Микаэлу. Почему ее не видно внизу? Что у вас произошло?

- Да пустяки, дядя, - промямлил Рьвьер. – Она просто увидела, как мы с Лирей целовались.

При этих словах меня замутило, я приложила ладонь ко рту.

- Что?! Болван! Ты всем нам желаешь смерти!

- Ты так боишься зверя, дядя? – спросил Рьвьер и издевательски захихикал. - Но вы ведь уничтожили документ?

- Ты придурок! И причем тут зверь! К тому же… Это была только копия.

- А второй… У него?

- Ты действительно целовался с Лирей?!

- Ну, скорее, я попытался ее поцеловать…

- А она?

- Убежала. Дикая кошка, всю щеку расцарапала! Побежала за своей сестрой.

- За Микаэлой?

- А то за кем же?

- Сейчас же иди и мирись с Микой! Скажи, я не знаю, наври что-нибудь! Что это Лирей тебя соблазнила. Мол, не хочет больше сидеть в башне, или просто решила отомстить, мне плевать! Плевать, что ты наврешь Микаэле, главное, чтобы она поверила! Или о нашем плане и деньгах Альбето можешь забыть, ясно?

- Ясно…

Дверь в библиотеку распахнулась, ойкнув голосом Рьвьера.

- Прошу прошения, граф, - раздался голос Андре. – Герцог, вот вы где!

Видимо, Рьвьер, не прощаясь, вышел. Его шаги стихли.

Затем мой зять заговорил.

- Вы снова искали разговора со мной, де Шеврез? – прозвучал голос герцога.

- И вы прекрасно знаете, зачем, - ответил ему голос Андре.

- Знаю, - скучающим голосом ответил мой зять. – Как и вы знаете позицию насчет вашего предложения.

- Послушайте, мне известно, что вам нужны лишь ее деньги. Я готов оставить их вам.

- А что нужно вам? Должно быть, то же, что и Церкви? Не только деньги, но и земли. Полно, о вашей набожности легенды ходят. Точнее о вашей преданности Церкви. Тем более ваша просьба кажется непонятной.

- Это не просьба. И если угодно так называть мое предложение, то просьба будет озвучена его величеству.

- Что-то я сомневаюсь. Ни мне, как законному опекуну, ни святой Церкви не выгодно ее замужество. Поэтому мисс не покинет Ньюэйгрин. А вас, как никакого, даже родственного отношения не имеющего, я прошу завтра покинуть замок.

Я закусила палец, чтобы не закричать. Если уедет Андре, что будет со мной?

- Всего хорошего, герцог, - ледяным тоном отчеканил Андре, и добавил: – Мы еще не закончили.

- Угу, - прозвучало в ответ, а потом раздался звук зевка.

Подождав, пока Андре уйдет подальше, и герцог Эберлей покинул библиотеку.

Я торопливо хлопнула ладонями, вновь зажигая мотылька, и принялась ворошить деревянный резной ящик. Все важные бумаги папа хранил здесь.

Наконец, выудила из вороха бумаг конверт с надписью:

«Последняя воля герцога Анжу Альбето Ньюэйгрин».

Значит, про завещание правда! А если про завещание правда, то и про все остальное…

Конверт выпал из моих рук.

Охнув, подхватила его, и трясущимися руками открыла.

Недоуменно заглянула внутрь, перевернула, потрясла над столом.

Конверт был пуст.

 

***

 

Протанцевав квикстеп с неповоротливым маркизом де Су, отдавившим мне все ноги, я стояла с бокалом прохладительного у стола, уставленного бокалами и закусками. Где же Андре? Надо срочно найти его!

На беду, стоило мне спуститься в зал, как налетел неуемный де Су, проорал что-то, что больше он ждать не намерен, сгреб меня в охапку и увлек за собой. Пришлось исполнять дань вежливости.

С другого конца зала раздалось:

- Здоровье молодым!

Кричал барон Логратэй.

Я кисло улыбнулась и подняла бокал, салютуя, как и все гости. К тем, у которых бокалов не оказалось, устремились слуги с подносами, самые нетерпеливые из гостей сами кинулись за вожделенными прохладительными. Пришлось уворачиваться от излишне рьяных, успевших переборщить с напитками.

Кто-то дернул меня за локоть, я отступила на шаг, обернулась, и увидела Андре. Наконец-то!

Не говоря ни слова, мы вышли на веранду, и по ступеням спустились в сад.

Вдоль дорожек на невысоких, мне по колено, круглых столбиках, вздрагивают резными, в крапинку, крыльями, голубые мотыльки, парочка расшалилась и кружится над кустами жасмина и черемухи. Завидев нас, мотыльки чинно вернулись на свои места, осыпав искрами светящейся пыльцы травинки.

Андре молчал, лишь уверенно вел меня за руку куда-то в дальнюю часть сада. Я поняла, что мы направляемся к нашей любимой беседке. Она не такая большая и совсем не новая, как другие, из которых раздается хихиканье и звуки возни, но там нам не помешают.

Я оказалась права. Мы приблизились к пустующей беседке, состоящей только из частых тонких колонн и купола крыши.

Андре щелкнул пальцами, подзывая парочку мотыльков, и они расположились под куполом, даря неяркий, приятный свет.

- Нам нужно поговорить, Эя, - сказал, наконец, Андре.

Я грустно посмотрела на складку между его бровями, вздохнула.

- Я знаю, Андре.

- Знаешь?

- Я слышала… Я подслушала ваш разговор с моим новоиспеченным зятем.

- Ты слышала?

- Увы. Я знаю, что тебе нужно уехать завтра. Не волнуйся за меня. Виталина не посмеет что-то мне сделать. Я справлюсь.

Я улыбнулась ему, силясь не разрыдаться.

Андре нахмурился.

- Ты слышала наш разговор в библиотеке, Эя?

Я пожала плечами.

- Да, а что?

Я начала было говорить, когда палец герцога лег мне на губы, призывая к молчанию. Этот такой знакомый с детства жест отчего-то вызвал дрожь в коленях, а голова пошла кругом.

- У меня нет и не может быть от тебя тайн, Эя, - тихо сказал он. – Да, мы говорили еще. Но прежде чем рассказать тебе, я хочу спросить, что ты знаешь о герцогстве Делла Ров?

Я вздрогнула.

- О твоих землях?

Он кивнул.

- Только то, что ты сам рассказывал. Помнишь, когда мы были… То есть когда я была ребенком. Оно… оно небольшое. Твой замок стоит на скалах и волны бьются о его подножие круглый год. Раньше ты привозил мне хурму и мандарины. И еще цукаты! Там много фруктов… Ты говорил, южные леса зеленее, цветы более яркие и пышные, у вас раньше наступает весна. Запах соли от моря, и крики чаек… Они кружат над твоим замком и сами собой придумываются истории, что это неупокоенные души русалок, которые влюбились в погибших моряков. Ты так рассказывал, что я сама словно много раз бывала там. В моих мечтах это самое чудесное место на свете!

Когда я начала говорить, по губам Андре поползла легкая усмешка, а когда закончила, его лицо преобразилось, и выглядело абсолютно счастливым.

- И ничего, что оно маленькое? Меньше Ньюэйгрин? И мой род, хоть и древний, но далекий от короны? Намного дальше, чем фамилия Альбето?

- Ты шутишь? Мне уже почти ненавистна моя фамилия! Из-за нее одни беды. Родная сестра готова держать меня в башне всю жизнь, другая ненавидит из-за жениха, зять не отправляет в монастырь только из страха, что Церкви достанутся мои деньги.

- Ты сейчас серьезно, Эя?

- Да, а что?

- Эя, ты знаешь, я хотел принять сан.

- Я помню, - пробормотала я. – Тебе не позволил твой зять, его величество.

Андре коротко рассмеялся, и мне показалось, смех вышел каким-то невеселым.

- Эя, малышка…

Андре отступил на шаг, опустился на одно колено, и взял меня за руку.

В груди затрепетало, я еле выдавила из себя:

- Что ты делаешь?

Андре что-то протягивал мне, прямо в раскрытой ладони, но мне не было видно… В глазах отчего-то защипало, пришлось часто моргать.

- Это кольцо моей мамы, Эя, - тихо произнес Андре. -До нее оно принадлежало бабушке.

Я покачнулась, чудом устояв на месте.

- Андре? – донесся словно откуда-то издалека мой тихий, слабый голос.

- Ты выйдешь за меня?

- Что?

- Ты согласна стать моей женой, Эя?

- Мне, наверно, это снится…

- Я люблю тебя, Эя. Наверно, с тех самых пор, как увидел тебя впервые – золотоволосым ангелом в белой рубашечке. Я никого так не любил, как этого нежного розового малыша с круглыми любопытными глазенками и пухлыми щечками, часто перемазанными землей или вареньем.

Я часто моргала, чувствуя, что щеки все больше пунцовеют, а колени все больше подкашиваются.

- Я любил тебя как сестру, крошка, пока ты не превратилась в юную девушку. Уже ребенком было понятно, что ты вырастешь ослепительной красавицей. Я никогда не был так счастлив, как в тот день, помнишь, когда ты сказала леди Иоланте, что любишь меня… Я понимал, что это всего лишь детская привязанность, но все равно не мог ничего с собой поделать. Я никогда не был счастлив вдали от тебя. И я не смог принять сан, Эя. Не смог.

- Но ты… Ты хотел посвятить жизнь Богине? Ты же мечтал стать священником! Эти твои рассказы о святых девах, только в твоих рассказах в них был смысл, было что-то большее, чем в книгах…

Наверно, не самая удачная реакция на предложение руки и сердца… Вспыхнув еще больше, я запнулась.

- И почему ты никогда не говорил мне раньше?

- Раньше, Эя? Когда? Если бы не боялся потерять тебя навсегда, не сказал бы и сейчас. Я молчал. Потому что… что я мог дать тебе, Эя? Свое крошечное герцогство на юге, на самой границе? Или титул? Тебе, леди Ньюэйгрин? К тому же Альбето всегда были рядом с троном, и никто не удивится, если однажды они снова займут его. Я сообщил мужу Виталины, что намерен жениться на тебе. Мне было отказано. Но я уверен, что его величество разрешит. Но ты… так и не сказала мне, ты согласна?

Согласна ли я?! Он еще спрашивает!

Сглотнув, я робко кивнула.

- Эя! Моя малышка Эя!

Андре поднялся с колена, рывком притянул меня к себе, пристально посмотрел в глаза. Его лицо впервые оказалось так близко. Несмотря на свежесть вечера, я ощутила жар его груди, а еще услышала, как оглушительно колотится его сердце. Или это мое?

- Андре, - только и смогла прошептать я, когда колени подкосились.

Упасть мне не дали. Андре поддержал одной рукой за талию, другой пригладил волосы. Ладонь скользнула по затылку.

- Моя маленькая Эя, - прошептали его губы совсем близко от моего лица. – Моя, только моя. Я не выдержу…

Его уста накрыли мои, нежно, как касание крыльев бабочки, и я ощутила, что падаю куда-то, лечу в черную зияющую пропасть с невероятной скоростью. Но там, внизу, точно знаю, меня ждет счастье.

Поцелуй, исполненный невероятной нежности, заставил задохнуться, стал более требовательным.

Он держал меня почти навесу, отчего я поняла, что настойчивые губы заставили меня откинуться назад. Кажется, я слабо застонала, но поцелуй Андре поглотил мой стон. Голова продолжала кружиться, у сердца, казалось, выросли крылья, как у мотылька.

В следующий миг меня подхватили на руки, раздался протяжный стон, и меня поставили на ноги, оперев спиной о колонны.

Тут отклониться стало невозможно, а руки Андре заскользили по моему телу. Одну я с изумлением обнаружила в лифе, вторая каким-то чудом миновала несколько юбок и оказалась на бедре. Горячая, дрожащая…

- Нет, Андре! – я вскрикнула, пытаясь отстраниться. – Нет.

Андре посмотрел на меня, точно видел впервые, застонал, помотал головой. Даже в неярком свете мотылька под куполом беседки, видно стало, как он покраснел.

- Эя, что я наделал! – простонал он.

Я закусила губу, быстро оправила юбку, натянула повыше лиф платья.

- Дурак! – выговорил он, отвернувшись.

- Андре, - мягко позвала я.

К моему изумлению, он отстранился.

- Какой же я дурак, - сокрушенно сказал он. – Просто, Эя, ты рядом… такая сладкая, такая послушная, и ты ведь действительно согласилась стать моей? Моей женой, Эя?

Я улыбнулась опухшими губами и счастливо кивнула. На этот раз куда более решительно.

Андре вновь отвернулся.

- Я потерял голову. А с тобой следует обращаться, как с леди. У нас мало времени. Свадьба должна состояться немедленно.

Я почувствовала, как щеки вспыхнули, точно к ним приложили угли.

- Мы обвенчаемся тайно? В часовне? Как Виталина и Эберлей?

Андре погладил меня по щеке.

- Эя. Моя маленькая Эя. Сейчас здесь столько народу, что тайное венчание невозможно. К тому же его всегда может оспорить граф Эберлей.

- Значит, мы поедем в аббатство? В Доринже?

Андре покачал головой.

- Там тоже небезопасно. Настоятель Доринже – побочный сын покойного отца Эберлея. Даже если настоятель согласится обвенчать нас, он сообщит герцогу. И тот опять-таки оспорит.

- Но если… Если… Мы….

Я положила ладонь на грудь Андре, ощущая, как громко стучит его сердце, какая горячая у него кожа.

Андре накрыл мою руку своей и простонал.

Отнял руку, поднес к губам, нежно поцеловал мою ладонь.

- Даже если брак будет консумирован, Эя. Даже если... Эберлею не нужна твоя честь. Ему нужны твои деньги. А родственницу со спорной репутацией, сама понимаешь, удержать дома легче.

- Что же нам делать, Андре? Ведь завтра ты должен покинуть замок?

- Я уеду раньше, Эя.

В груди у меня похолодело, но лишь на миг. Потому что Андре быстро добавил:

- И ты поедешь со мной.

- С тобой? Ко двору?

- Все думают, что я поеду ко двору, и Эберлей так думает, тем более, если мы исчезнем вместе, погоня пойдет по королевскому тракту.

- А мы?

- Мы поедем в мое герцогство, в Делла Ров. Там нам нечего опасаться.

- Ты пошлешь весть королю?

- Лучше. Их величества будут нашими гостями через месяц. Я представлю тебя, как свою жену. Им ничего не останется, как благословить нас. Мы вернем твои земли и твое имущество, Эя. Надо только потерпеть.

- Земли? Имущество?

- Ох, Эя. Да гори оно все священным пламенем! Мне не нужно ни твоего титула, ни денег. Я способен дать нашим детям неплохое содержание.

Я заморгала. Какая я эгоистка! Даже не подумала о том, что от замужества бывают дети.

- Но твой отец… Он и мне был отцом, Эя. Настоящим, а не тем выродком, который пил, бил мою мать и обрюхатил всех служанок в поместье. Он умер пьяным, захлебнувшись собственной рвотой. Моя мать плакала на его похоронах. Все думали, от горя. А я шел за гробом и думал, собаке – собачья смерть.

Тогда я впервые увидел в женщине это… божественное начало. И решил, что хочу служить Богине.

Когда появился герцог Альбето, я сначала воспринял его в штыки. Я думал, все мужчины такие, как мой отец. На приемах – сама любезность, а в кругу близких – мерзкие животные. Но твой отец был другим. Он искренне любил и уважал мою мать. Ни разу я не слышал, чтобы он повысил на нее голос. Она была счастлива с ним.

- Отчего она умерла? – спросила я.

- От болезни, - сухо ответил Андре. – Все, Эя, крошка, некогда предаваться воспоминаниям.

Он притянул меня к себе и нежно поцеловал в лоб. Вздрогнул, зарылся носом мне в волосы, с сожалением отстранил от себя, пробормотал что-то нежное.

- Иди. Как только замок уснет, выезжаем. Слушай внимательно, что тебе нужно сделать. Не доверяй никому. Никому, слышишь? Даже своей служанке.

- И Миле?!

- Эя. На кону твоя свобода и безопасность.

- Я поняла.

- Я единственный, кому ты можешь верить. Больше друзей у тебя нет. Ты поняла?

Я кивнула.

- Ну, вот и умница. Слушай внимательно, Эя…

 

 

ГЛАВА 5

 

 

Виталина замерла посреди опустевшего зала, комкает кружевную салфетку в руках. Мимо скользят дворецкие в расшитых золотом ливреях, горничные в синих платьях, накрахмаленных передниках и чепцах… сестра выделяется на общем фоне, как лебедь в стае канареек. Спина прямая, как жердь, лицо растерянное, взгляд уставшей. Еще бы! Вторые сутки на ногах. Эберлей вышел, провожая последних гостей

Внезапно я поняла, что могу никогда больше не увидеть ее. Ни ее, ни Микаэлу. А может, не увижу их очень-очень долго. Конечно, она будет злиться, когда узнает о моем побеге, о замужестве, которое между прочим, как и у нее, будет тайным.

Наверно, мы все же больше сестры, чем кажемся!

Я подошла к Виталине и взяла ее за руку, чуть сжав прохладные пальцы.

Сестра вздрогнула, словно приходя в себя, и посмотрела на меня удивленно:

- Эя? Я думала ты у себя.

- Шла к себе, - ответила я. – И вот, увидела тебя и вспомнила о своих обязанностях фрейлины.

Мы обе прыснули.

- Не злись, - попросила она. – Ты же понимаешь, это был просто урок.

Я кивнула.

- Эя?

- Да я понимаю, - сказала я и махнула рукой. – И кстати, неизвестно, как бы я повела себя на твоем месте.

- Ты искренна сейчас, Эя?

Я обняла Виталину за талию, и она положила руку мне на плечо.

- Будешь ждать мужа? Или проводить тебя в покои?

- Знаешь, проводи, - сказала Виталина и зевнула ладонью. – А то засну прямо здесь.

Мы поднялись по лестнице, и когда зашли в покои Виталины, она скомандовала всем служанкам выйти.

Я помогла ей расшнуровать платье.

- О чем ты задумалась, Эя?

- Я думала, что будет со мной… Завтра Андре уезжает. По приказу Эберлея. Я хотела сказать, герцога Милфорда Эберлея. И теперь, когда в нашем замке хозяйничает твой муж… Я никогда не покину башню, да?

Виталина нахмурилась.

- Глупости, Эя. Милфорд любит тебя, как сестру, и заботится о тебе. Все будет хорошо, даже не сомневайся.

Она запнулась, и заговорила медленнее, чуть растягивая гласные.

- Стой. А откуда ты знаешь, что Андре уезжает? И откуда мысли о башне? Мы ведь, кажется, обо всем договорились.

- Я сама слышала их разговор, Виталина.

- Ты слышала? Хочешь сказать, подслушивала?

- Какая теперь разница? Герцог Эберлей сказал, что я никогда не покину замок. Наверно, он имел ввиду башню. Ты думаешь, я не понимаю? Как только Андре уедет, меня отправят в монастырь, откуда мне никогда не выйти.

- Лирей… ты слишком строга к Милфорду. И потом, у тебя есть мы с Микаэлой. Мы никогда не дадим тебя в обиду.

- Виталина, ты сама веришь, в то, что говоришь? Или память у тебя коротка, как у канарейки? Забыла уже, что только вчера выпустила меня из башни? И то, только потому, что Андре приехал. Иначе сидеть бы мне там и сейчас.

- Мила…

- Причем здесь Мила! Любая служанка могла рассказать мне!

- Но рассказала-то Мила!

- Не переводи тему, Виталина!

- Это тебе не удастся сбить меня с толку, Эя! Ты сидела в башне заслужено, и сама это знаешь!

- Заслужено? Значит из-за одной ссоры можно запереть сестру в башне на целую зиму?

- Ссоры, Эя? Я считаю иначе.

- Виталина, - сказала я тихо, и вовсе замолчала, закрыла лицо руками. – Я извинилась. Искренне. Ну почему мы не можем общаться, как нормальные сестры…

Раздался тяжелый вздох. Когда Виталина заговорила, видно было, что держать гнев при себе дается ей не легко, но она старается, очень старается…

- Эя, ты права. Я действительно хотела о другом поговорить с тобой.

- О чем?

- Об Андре. О герцоге де Шеврез.

Я удивленно заморгала.

- И что же ты хочешь мне сказать о герцоге?

- Не верь ему.

Виталина запнулась, сглотнула, и мне показалось, что она хочет еще что-то сказать, но раздумывает, говорить, или нет. Наконец, ее веки сузились, а губы упрямо сжались. В глазах сверкнула решительность.

Виталина вздохнула и произнесла:

- На твоем месте я бы не доверяла ему, Эя.

- А кому мне верить, Виталина?

- Мне, твоей сестре. Микаэле. Тете Сецилии, наконец.

- Погоди, погоди. Остановимся на тебе. Если это правда, и я могу тебе верить, расскажи мне кое-что.

- Конечно. Разве могут быть секреты между сестрами?

Я собралась с духом и выпалила:

- Расскажи мне о последней воле отца. Я знаю, было завещание. Где оно? Там был мой брачный контракт.

- Откуда ты знаешь о контракте?

- Значит, завещание было?

- Было, - согласилась Виталина. – Что ты знаешь? В завещании отец сказал, что титул и замок переходят к тебе по достижении совершеннолетия и по заключению брачного договора.

- С кем?

- Это отец оставил на усмотрение твоего опекуна.

- Отец не мог так поступить.

Виталина нервно засмеялась, глаза ее забегали.

- Еще и не так мог, Эя, - сказала она.

- Скажи мне правду, Виталина, - с нажимом сказала я.

Виталина сглотнула.

- Ты можешь верить мне, Эя. А теперь оставь меня, пожалуйста. Я еле сижу. И позови Нэн, мне надо подготовиться ко сну. Давай завтра поговорим обо всем... Хорошо?

Какое-то время я смотрела на сестру, словно хотела запомнить – такую красивую и честную, что не портят ни тени под глазами, ни нахмуренный лоб.

- Хорошо, Виталина.

Я нагнулась и поцеловала сестру в щеку.

Виталина удивленно, и немного, как мне показалось, испуганно, посмотрела на меня, робко улыбнулась.

- Добро ночи, Виталина.

- Доброй ночи, Эя.

Я захлопнула за собой дверь, и, отправив к Виталине камеристку, направилась к своим покоям.

Что ж. Значит, Андре прав. Никому, никому, кроме него, я не могу верить.

 

***

 

- Просто помоги мне расшнуровать платье, Мила, - попросила я. – И приготовь дорожный костюм.

- Леди Лирей, - пробормотала Мила и запнулась.

Ловкие пальцы скользнули вдоль моего позвоночника, дернули за шнурок, и сразу стало легче дышать. Мила молчит, но напряжение повисло в воздухе. Я обернулась к горничной, дотронулась до ее руки.

- Мисс, - поправила я.

- Вы - леди этого замка, мисс, - твердо сказала Мила. – Вы не можете… Не можете.

Я закусила губу, собралась с мыслями, кивнула. Миле можно довериться.

- Видимо, Виталина считает по-другому, сама знаешь. А теперь, когда в замке заправляет герцог Эберлей, который вознамерен добиться опекунства… Оставаться здесь для меня слишком рискованно.

Мила испуганно захлопала ресницами.

- Вы не боитесь?

- Боюсь, - ответила я, подумав.

- Но вы ведь вернетесь?

Я перевела взгляд на портрет на стене. В свете магических мотыльков лицо подростка непривычно взрослое, хмурое.

- Герцог де Шеврез напишет королю. А еще его величество планирует визит в Делла Ров. Там…

Я замялась, но ненадолго. В конце концов, я полностью доверяю Миле. Она доказала свою преданность.

- Там, в Делла Ров, герцог де Шеврез представит меня его величеству. Как герцогиню де Шеврез.

Мой голос дрогнул, а потом и вовсе потонул в вопле Милы.

Девушка с схватила меня в охапку, и, хохоча, звонко расцеловала в щеки. Какое-то время мы стояли, обнявшись, и смеялись.

- Значит, вы все-таки выйдете за него замуж, все-таки выйдете! – щебетала Мила, помогая мне избавиться от платья, камизы, белья.

Мила продолжала щебетать и по дороге в купальню.

- Права, права была матушка, ох, как она была права!

Мама Милы была камеристкоей моей. Была – потому что пропали они вместе, той страшной ночью в лесу.

- В чем именно права? – спросила я, чтобы отвлечься от нелегких мыслей.

- Так ведь она всегда говорила, что юный герцог от вас без ума!

Я удивленно заморгала, а Мила хмыкнула.

- Да это ни для кого не секрет, мисс Лирей!

- Ну, мы дружили, и он выделял меня, да… Но мне казалось, как младшую сестру…

- Мисс Лирей, его чувств не замечали только вы… Как и ваших собственных.

Щеки вспыхнули, едва я вспомнила о поцелуях в беседке, и мысли подернулись легкой дымкой. Я помотала головой, отгоняя наваждение, а Мила довольно захихикала.

Я потянула носом нежную смесь розы и лаванды и шагнула в купальню.

- Только ты знаешь, какие духи я люблю, - пробормотала я. – И воду какой температуры. И никто лучше тебя не уложит мне волосы…

Мила всхлипнула.

- Вы не возьмете меня с собой, мисс Лирей?

Всхлипывая, горничная присела на бортик купальни.

Я накрыла ее руку своей и сжала.

- Мила, Мила. У меня сердце разрывается с тобой прощаться, но Андре сказал, нам нужно добираться до Ская на лошадях… По самой темноте… Я не могу так рисковать. Ни тобой, ни своей свободой.

Мила достала салфетку и шумно высморкалась.

- Да, мисс, вы правы. Наездник с меня – что с овцы. Я не претендую.

- Мила, я обязательно заберу тебя с собой, обещаю!

- Спасибо, мисс. Вам что-нибудь нужно? Пока вы моетесь, я приготовлю дорожное платье и костюм.

Я благодарно кивнула.

- Тот, - начала было говорить я.

- Зеленый, с коричневой каймой, - закончила за меня Мила, и мы снова всхлипнули.

- Я соберу вещи в дорогу. То, что уместится в переметные сумки. Белье, мелочи. А наверх накинете сразу два плаща, в дороге все пригодится.

- Спасибо, Мила.

Горничная покинула купальню, а мне стало немного стыдно. Наверно, стоило бы больше горевать от расставания с родным замком, с сестрами, с той же Милой, которая меня обожает, со старой Пепой, нянчившей меня совсем крошкой… Но стоило вспомнить нежную, теплую улыбку Андре, его губы на моих губах, крепкие, горячие объятия, как меня бросило в жар и губы расплылись в дурацкой улыбке.

В конце концов, я выхожу замуж! Замуж! Даже в мыслях неправдоподобно звучит!

Да, все не так, как я хотела, и мамы нет… И отца, чтобы благословить нас… Но черт побери! Еще два дня назад я смотрела из окна башни во двор замка и не видела ничего, кроме далекого, недосягаемого мира, которого меня лишили. А теперь, теперь этот самый мир ласково раскрывает мне свои объятия!

И я выхожу замуж… за любимого! За самого родного, самого близкого мне человека! Можно ли быть счастливее?!

Когда Мила вернулась, я уже вылезла из купальни, облачилась в белое шелковое белье. Лиф на тонких бретелях, с регулируемыми завязками под грудью до середины бедра, из-под тонкой атласной каймы выглядывает полоска кружева коротких панталон.

Мила запричитала что-то типа того, что я тут совсем замерзла, помогая надевать тонкие шерстяные чулки на подвязках, узкие длинные бриджи на широком поясе. Дорожное платье с длинным узким рукавом с глухим воротом темно-зеленого цвета. Лишь по вороту и манжетам узкая коричневая лента. Лента же перечеркивает крест-накрест грудь, и переходит в широкий коричневый пояс, отделанный атласом. Надевать под дорожное платье бриджи обязательно. Мало того, что длина его для удобства лишь едва прикрывает середину голени, так еще от пояса длинный разрез, маскированный под запах. Идеально, если устала трястись в карете и хочешь немного размяться верхом.

На ноги – длинные узкие сапоги из плотной кожи, отделанных замшей изнутри, для верховой езды. Полоски замши также на внутренней стороне бридж, и, простите, на заду. иначе будешь ерзать по гладкой коже седла.

- Что там? Тихо? – спросила я Милу.

Та улыбнулась.

- Замок словно умер, госпожа. А из спальни Нэн на весь этаж слышен раскатистый храп.  Они же провели на ногах почти двое суток, еще и бал… Можете не волноваться, что мы кого-то встретим. Вдобавок, - робко пробормотала она, - я взяла на себя смелость добавить настойки сон-травы в столовое вино и угостить им всем слуг от вашего имени. Дескать, вы хотите, чтобы все порадовались за вашу сестру и герцога.

- Мила, ты даже не представляешь, какой ты клад!

Я обняла Милу и поцеловала в щеку.

- Я обязательно найду способ забрать тебя с собой!

- Ага, конечно, - прогундосила Мила из-за заложенного носа. – Ваш супруг поручит вас какой-нибудь крикливою усатой южанке в Делла Ров, а о вашей бедной Миле вы и думать забудете!

Она снова достала платок и высморкалась, а потом мы обе расхохотались.

- Я положила парочку мотыльков в эту коробку. В сумках смена белья, перчатки, запасные бриджи, пара сорочек для сна, две рубахи, две пары шерстяных чулок… щетки для волос, шпильки и заколки… Что же еще? Я же еще что-то положила…

Я благодарно сжала пальцы Милы. На тыльной стороне ладони другой руки она держит мотылька.

Девушка легонько подбросила его вверх, и он полетел над нами, давая ровный зеленоватый свет.

- А, мисс Лирей! - продолжала Мила, - В корзинке отвар в небьющейся колбе, и мешочек со сбором трав для заваривания. И кофе. И леденцы. И…

Я улыбнулась, и Мила затараторила быстрее.

- Совсем немного. С мятой и анисом, как вы любите.

Девушка запнулась.

Молчание вышло неловким, каким-то куцым, мне показалось, что Мила чего-то не договаривает.

- Мила, - позвала я девушку, немного придерживая ее за руку. Мы покинули замок через боковой вход и приближаемся к калитке.

Я оглянулась назад – в узких высоких окнах с закругленными макушками ни одного мотылька. Мила права – замок спит, как убитый.

- Мне кажется, или ты еще что-то хотела сказать?

- Вы только не смейтесь, мисс Лирей, - пробормотала Мила и неловко закопошилась в кармане. Когда она достала руку, под пальцами что-то запрыгало на тонкой цепочке.

Я осторожно подхватила его пальцами, поманила мотылька поближе, и вещица оказалась серебряным медальоном с выгравированным на нем профилем святой Иулии.

- Иулия? Зачем?

Мила замялась, закусила губу.

- Я знаю, что вы не очень-то верите во все это, - сказала она. – Но святая Иулия – защитница от оборотней, а вы… сегодня… на охоте… я слышала… Я боюсь за вас, мисс Лирей!

Еще утром я рассмеялась бы Миле в лицо и посоветовала меньше слушать сказки старой Пепы… Но вспомнила черные безжизненные глаза того… человека? Его истыканное стрелами тело… Свой позорный обморок… Ночь, как назло, угольно-черная, луна скрыта толщей сизых хмурых облаков.

Но все же быстро я не сдалась.

- Мила, оборотня убил герцог Эберлей. Мы с Андре подоспели, когда все заканчивалось.

- Нет уж, мисс. Вы все участвовали в охоте, - горячо возразила Мила.

И на это мне нечего было сказать.

- Наденьте, пожалуйста, медальон, мисс Лирей. Так мне будет спокойнее. За вас…

Я протянула руку за медальоном, и мои пальцы дрогнули. Словно искра пробежала по ним и скрылась в середине ладони. Мила помогла застегнуть застежку.

Мы миновали калитку, прошли вдоль крепостной стены. Из-за угла раздалось ржание. Я узнала Леди, но не поверила ушам. Прибавила шаг – точно! Моя красавица рядом с мерином Андре.

Леди шумно потянула носом воздух и приветливо фыркнула мне, переступила с ноги на ногу. Луна все же вынырнула из-за облаков, осветив моего будущего мужа.

На Андре черный длинный плащ, волосы он убрал в низкий хвост. Один локон выбился и, падая на лоб, придает ему немного мальчишеский вид. Андре осмотрел меня и одобрительно кивнул Миле. Та в ответ присела в книксене.

- Как тебе удалось? - воскликнула я вместо приветствия.

Андре засмеялся в ответ.

- В этом вся моя Эя! Я не сомневался, что первой, кого ты заметишь, будет Леди.

- А я не сомневалась в тебе, - пробормотала я, потупившись.

Если еще пару секунд назад я сомневалась в том, что это не сон, то сейчас, увидев теплую улыбку Андре, его внимательный, заботливый взгляд, я прямо задохнулась от счастья – скоро мы будем мужем и женой! И я мечтать не могла… Хотя кого я обманываю? Я мечтала об этом всю свою жизнь!

После того, как Андре принял из рук Милы переметные сумки и распределил их у седла, он взглянул на меня. И меня словно прошибло ударом от неисправного мотылька. Андре поднес мою руку в перчатке к губам, и я ощутила прикосновение сквозь ткань, и голова отчего-то стала легкой и пустой, как воздушный шарик, а ноги ватными.

Андре улыбнулся и протянул мне поводья обеих лошадей.

- Подожди, - шепнула я, и, развернувшись, бросилась к Миле, обняла ее, прижала изо всех сил. Мила обняла меня в ответ и всхлипнула.

- Быстрой дороги, леди Лирей, - шепнула она. – Да пребудет с вами благословение святой Иулии! Будьте счастливы.

Она отпрянула от меня, пристально вглядываясь в лицо, а потом посмотрела на Андре.

- Будьте счастливы, милорд. Берегите миледи, пожалуйста.

- Не сомневайся, Мила, - пообещал Андре.

Я наконец, приняла у него поводья лошадей.

- Погоди секунду, - попросил Андре. – Осталось одно небольшое дело.

Андре направился к Миле, на ходу запуская руку в складки плаща. Мои губы растянулись в улыбке – хочет отблагодарить ее за заботу обо мне.

Мила присела и опустила глаза, скромно улыбнувшись.

- Посмотри сюда, милая, - голос Андре прозвучал мягко и вкрадчиво.

Мила подняла глаза и застыла соляным столбом. В черной перчатке Андре мелькнуло что-то узкое, темное. Он поднял руку вверх, и взгляд Милы оказался прикован к маленькой склянке темного стекла. Склянка блеснула голубоватым светом в свете луны, замерев в воздухе над распахнутой ладонью Андре, а глаза Милы внезапно опустели, лицо утратило выражение.

- Андре! – хотела было крикнуть я, но рот не открылся.

Я попыталась сойти с места, ничего не получилось. Жизнь осталась только в глазах. Отчего-то я не смогла даже зажмуриться.

К моему ужасу, из глаз Милы поползли два голубоватых луча, словно струйкой стекая в склянку, что повисла в воздухе над ладонью Андре, затянутой в черную перчатку.

- Ты слышишь меня, Мила? – спросил Андре, и рот горничной беспомощно приоткрылся, и тихим, бесцветным голосом она ответила:

- Слышу.

- Умница. Что ты знаешь о том, куда собралась поехать твоя хозяйка?

Мила снова разомкнула губы, чтобы ответить, но Андре сделал едва уловимое движение и изо рта Милы потек голубоватый светящийся поток.

Андре махнул рукой, словно подманивая его поближе, и приблизил ладонь. Поток сузился и исчез в склянке.

- Запоминай, Мила, - тихо, но властно сказал Андре. – Лирей ничего не сказала тебе о своих планах. Вроде бы ты слышала разговоры о тракте, но ты не уверена.

- Разговоры о тракте, - бесцветным голосом повторила Мила.

- Но об этом ты никому, никому не должна говорить. Поняла, Мила?

- Никому, - повторила она. – Не должна.

В пальцах свободной руки Андре оказалась пробка, которой он заткнул сосуд, и Мила неловко осела, и упала бы на землю, не подхвати ее Андре.

Он аккуратно подхватил девушку на руки и поднес к стене замка, и бережно усадил у подножия, закутав поплотнее в плащ.

Я была так поражена случившимся, что сначала даже не поняла, что вновь могу двигаться и говорить. Андре обернулся ко мне и брови его поползли вверх. Вид у него стал удивленный, как будто то, что произошло для меня норма. Или как будто он не ожидал застать меня в сознании?!

- Андре! – воскликнула я. – Что это, черт меня дери, было?! Мила! Что с ней?!

Я рванулась было к молчащей служанке, когда Андре обнял меня и привлек к себе.

- Отпусти сейчас же!

Мои кулачки замолотили по груди Андре, но тот только с силой прижал к себе, ограничивая попытки сопротивления. В нос привычно ударил запах трав и ладана.

- Пусти меня! Пусти!

Я билась, как птица в силке, Андре держал крепко, свободной рукой гладил по плечам, по растрепавшимся волосам.

- Эя, тише. Моя маленькая Эя, успокойся. Да, да, я виноват, я должен был предупредить тебя, но у нас мало времени! Пойми же!

Я уперлась обеими руками в твердую грудь Андре, пытаясь отодвинуться. Не удалось.

- Что с Милой?!

Андре проговорил мягко и быстро:

- С ней все в порядке. Просто я стер ей тот кусок памяти, где ты поделилась своими планами.

Я задохнулась от гнева.

- Зачем?! Я доверяю ей! Она бы никому ничего не рассказала! Она предана мне! Предана!

- Уверен в этом. Иначе и не задумался бы…

- Тогда зачем?

- Магия, Эя. Ментальная магия. Если ты думаешь, что твою служанку не подвергнут допросу, ты ошибаешься. А когда будут допрашивать, обязательно прочитают память.

Я снова попыталась отстраниться. На этот раз Андре не удерживал меня, но продолжал держать руки на плечах.

Я подняла глаза на него. Взгляд у Андре виноватый, словно у побитого щенка.

- Прости, Эя.

- Ты мог сказать мне!

- Да, да я должен был предупредить тебя, моя маленькая Эя. Пообещай, что больше не злишься.

Андре осторожно подхватил пальцами мой подбородок, поднимая лицо. Приблизил лицо ко мне, и его губы легко, словно крылья мотылька, коснулись моих.

- Прости меня, Эя, - снова прошептал он. – Прости…

Я сначала упрямо держала губы сжатыми, но потом они, почти против моей воли стали мягкими и подались вперед. Близость Андре снова опьянила, я ощутила, как внутри испуганно взметнулась стайка мотыльков.

Когда Андре отстранился, он какое-то время придерживал меня за плечи, заглядывая в глаза.

- Время, Эя, - тихо сказал он. – Оно сейчас совсем не на нас…

Я вздохнула.

- С Милой все будет в порядке?

Андре кивнул.

- Обещаю тебе. Она просто спит. Но через несколько минут проснется, даже замерзнуть не успеет. В кармане плаща найдет от тебя письмо со словами благодарности, свернутое в трубочку, в моем фамильный перстне. И пойдет в замок, досматривать сны.

Я погладила морду Леди, достала из кармана кусок сахара и морда кобылы потянулась мне навстречу. Леди аппетитно зачмокала.

- Что это было, Андре?

Он сразу понял, о чем я.

- Священный сосуд, - ответил он.

Я ахнула.

- Священный сосуд? Но ведь только священники… Я хотела сказать, что только священникам доступна магия, а ты сам говорил, что не получил сан.

- Я украл его, Эя.

- Украл?! Ты?!

Я так и застыла с открытым ртом.

- Я знал, что что-то неладное происходит в вашем замке. И хотел помочь своей маленькой Эе. Я готовился бороться за тебя, за твою свободу в буквальном смысле...

Андре перекинул повод через седло, проверил подпругу Леди, и снова обернулся ко мне.

- Я мог использовать священный сосуд для влияния на Эберлея, но не забывай, его сводный брат – настоятель аббатства Доринже. Он бы вмиг заподозрил неладное и увидел следы ментального воздействия. По этой же причине я не мог воздействовать на Виталину, как собирался изначально. Единственный выход сейчас – забрать тебя отсюда. А это невозможно без венчания.

- То есть ты предложил обвенчаться только чтобы сохранить мою репутацию? Какие жертвы!

Андре засмеялся и притянул меня к себе.

- Даже когда ты злишься, я чувствую себя самым счастливым человеком, Эя. Ну же!

Он подставил руки, помогая мне сесть в седло, потом вскочил на своего коня.

- Вперед, Эя! К свободе!

Мы пришпорили коней, сразу переводя их в рысь. Дорогу освещали два белых мотылька, которые неслись впереди. Мы взяли направление на Узкую дорогу, в противоположной стороне от Королевского тракта.

Прыгающая черная земля под ногами, теплые бока лошади, белый диск луны над дорогой. Я оглянулась и собственный замок показался черным и невероятно далеким. Откуда-то пришло ощущение, что я никогда больше не увижу дом. Захотелось натянуть поводья и повернуть лошадь обратно.

Я затравленно взглянула на Андре и он ответил нежной улыбкой. Я отвела взгляд. Мамочка, что я делаю?! Несусь куда-то сломя голову с человеком, которого едва знаю. Подумала и поморщилась.

Это я-то не знаю Андре?!

Смешнее ничего не придумать. Моя первая и единственная любовь, мой товарищ по играм, заботливый старший брат и любимый кузен…

Но что, если все это – лишь то, что Андре сам хотел мне показать?

Этот случай со священным сосудом… И мой внезапный паралич. Что это было? Действие сосуда? Или Андре и ко мне применил ментальную магию? Вот так, не задумываясь, потому что необходимо?

Того Андре, из детства, я знаю. А этого? За кого из них я выхожу замуж?

Андре обернулся и пристально посмотрел на меня.

В животе потеплело.

Что бы там ни было, поняла я… Я хочу быть с ним. С любым. Всегда хотела.

 

 

ГЛАВА 6

 

Сухо поприветствовав кучера и лакея, я скользнула в карету и завозилась, устраиваясь на сиденье поудобнее.

До Скай добрались без происшествий, только пальцы онемели сжимать повод, о ногах и спине я вообще молчу. И еще… несмотря на то, что я поняла Андре и даже согласилась с его доводами, все равно была на него зла. Ну почему не предупредить меня заранее? И подвергать параличу уж точно было лишним! Да и не стала бы я рисковать Милой, ни за что. Если бы он все честно объяснил мне в беседке...

Ментальное воздействие, оно как следует не изучено, и хоть Церковь говорит, что нет в нем ничего вредного… Позволю не согласиться. Видела я когда-то, давно, совсем крошкой, девушку из нашей деревни, после того, как ее допрашивала Церковь. Бедняжка так и не пришла в себя. А сколько я ни спрашивала маму, когда подросла, о том случае, она только хмурилась. Андре я доверяю, и когда он сказал, что с Милой все будет в порядке, поверила сразу и безоговорочно, но все же, если бы он сказал заранее… Я бы не стала откровенничать с Милой, и уж конечно, не позволила бы бедной девушке сопровождать меня до ожидающего Андре…

Поэтому я всю дорогу молчала, морщила лоб, делала вид, что сосредоточилась на дороге и не отвлекаюсь. Вообще ни на что. Особенно на некоторых, в черном плаще и фиолетовом камзоле, с растрепавшимися от быстрой скачки волосами.

Андре хмурился, но потом понял, видимо, что мне надо остыть.

Карета с запряженными шайрами, темно-гнедыми, но с белыми полосками на вытянутых мордах и белоснежными манжетами копыт, ожидала нас на обочине лесной дороги.

Скай – наши земли, из четырех объединенных селений, кстати, помимо собственных земель Виталины, папа определил Скай ей в приданное. Папа обожал падчериц, как родных, и никогда не был строг ни с одной из нас…

Теперь земли Скай принадлежат Эберлею, и это еще один повод, чтобы миновать их поскорее. Даже если погоня пойдет по королевскому тракту, как того и хотел Андре, не исключено, что хитрый Эберлей отправит кого-нибудь по этой дороге…

Экипаж представлял собой закрытый дормез, с высокими козлами, на широкой скамье которых с лихвой хватило бы места для четверых.

Стены серые, украшены лаконичной черной отделкой, изнутри зашторены, никаких вензелей или фамильных знаков, самое то для путешествий.

Поводья лошадей подхватили двое кучеров, или лакеев, в черных неприметных сюртуках и коротких плащах, в шляпах с узкими полями, лиц в темноте не разглядишь.

Я высунула носки из стремян, перекинула ногу через седло, но вместо того, чтобы в следующую секунду оказаться на земле, оказалась в объятиях Андре. Непонятно, как он успел так быстро покинуть свое седло и подойти к Леди. Правда, раньше, чем я успела закипеть, меня бережно поставили на землю, и представили прислуге, как «миледи».

Те в ответ расшаркались, а я, не глядя на Андре, скользнула в карету.

Серый и неприметный снаружи дормез изнутри отделан серо-белым бархатом и атласом. С пола подмигнула оранжевым огоньком в голубой шапочке печка, и после сырого, промозглого ночного воздуха мне показалось, что я попала в рай.

Под потолком дормеза сидят два осветительных мотылька, белый и розовый, отчего даже унылые серые занавески кажутся теплыми, сотканными из лепестков чайной розы.

Цвета чайной розы пушистое покрывало, в которое сразу захотелось завернуться, пышные подушки на мягких сиденьях, и, самое главное – легкие мягкие туфли на плоской подошве. После жестких сапог для верховой езды – это лучшее, что можно вообразить. Я повозилась на заднем сиденье и чуть не застонала от блаженства.

- Как ты, Эя?

Андре поднялся в карету, захлопнув за собой дверцу, и карета двинулась с места.

Я не ответила.

Андре уселся напротив, снял шляпу, повесил ее на крюк.

- Я расседлал Леди и Мейко, накинул на обоих попоны, их привязали сзади.

Меня кольнула совесть, но я все же промолчала.

- Бедняжка, ты должно быть, совсем устала. Ну-ка, вытяни ноги, я помогу тебе избавиться от сапог.

Я фыркнула, но Андре не обратил на это внимания. Положил одну из подушек на круглый купол печки, в ответ на мой возмущенный взгляд махнул рукой.

- Не переживай, не загорится. Огонек магический.

Затем, делая вид, что все в порядке, поднял мои ноги и устроил их на подушке.

- Ну же, Эя, милая, не сопротивляйся. Ты ведь и сама мечтаешь остаться без этих пыточных приспособлений.

- Они удобные! – буркнула я, и Андре коротко рассмеялся.

- Ну вот, ты уже почти не дуешься, - сказал он, а я возмущенно фыркнула и отвернулась.

- Моя маленькая Эя, - нежно прошептал он, и я волшебным образом осталась без одного сапога. Разлившееся по телу блаженство многократно усилилось, когда Андре снял и второй. Сапоги отправились под скамью, а мои измученные ножки нежно обняли мягкие туфельки. Сверху Андре укрыл мои ноги покрывалом.

- Сиди, Эя, - сказал он, поднимаясь. – Я только помогу тебе снять шляпу и плащ. Оба плаща. Повешу их вот сюда.

Мою шляпу он повесил рядом со своей, затем устроил на отдельном двойном крюке наши плащи. Покрывало подтянул мне прямо под подбородок. Мягкое, нежное, оно обняло меня, как облако.

- Может, расслабить шнуровку на платье? – заботливо спросил Андре, и к моим щекам словно приложили угли.

- Ну, нет так нет, - пробормотал Андре, выставив перед собой ладонь. – Поспи, Эя. Силы нам еще понадобятся. А остановимся мы не раньше, чем к следующему вечеру.

Какое блаженство! – подумала я, а вслух пробурчала:

- Спасибо, Андре…

Будущий муж тепло улыбнулся.

- Должен же я ухаживать за своей невестой, - сказал он, и мои губы непроизвольно растянулись в улыбке.

Андре расстегнул камзол, снял его и повесил рядом с остальной одеждой.

- Жаль конечно, что в статусе невесты ты пробудешь так недолго, - сказал он, усаживаясь напротив. – Будь моя воля, ты наслаждалась бы этим периодом сколько и положено леди… Но я обещаю тебе, что за супругой буду ухаживать с удвоенной силой.

Он снова тепло улыбнулся мне, и положил руку на покрывало, как раз на мои стопы.

Словно искры побежали по ногам, и ударили почему-то в голову. Я ощутила себя абсолютно счастливой и защищенной от всего мира.

- Андре, - прошептала я и улыбнулась.

- Можно мне сесть рядом с тобой, Эя? – спросил Андре и вид у него при этом был такой взволнованный, что я ощутила, как меня накрывает очередной волной счастья и благодарности. Как я могла подумать даже о том, что его не волнуют мои чувства?

Я не смогла ответить, только кивнула, и в тот же момент Андре оказался рядом.

Протянул руку мне под плечи, обнимая, слегка прижал к себе.

Я положила голову ему на плечо, ощущая, как проваливаюсь куда-то в томную, счастливую негу, и мешает мне окончательно забыться только биение собственного сердца.

Я сонно открыла глаза и уставилась на платиновый закрытый медальон на груди жениха.

Медальон блеснул искрой бриллианта на макушке и я зажмурилась, сонно помотав головой. Сколько помню Андре – он презирает роскошь и даже атрибуты статуса носит с неохотой. Одевается всегда сдержано, если не сказать скромно. Я думала, медальон из серебра, но ошибалась. Это платина с бриллиантами.

- Не спится, маленькая Эя? – ласково спросил Андре, чуть привлекая меня к себе.

- Что ты носишь в медальоне? – спросила я, и Андре счастливо расхохотался.

- Ясно. Ты не можешь уснуть от любопытства!

- Он… Он такой дорогой….

- Это от того, что в нем самое дорогое, что было в моей жизни до вчерашнего вечера. Хочешь увидеть, что там?

Я подняла голову, заглядывая ему в глаза и часто закивала. Андре широко улыбнулся.

- Точно хочешь?

- Ну Андре!

- Ну Эя! Медальон-то секретный!

- Андре! Ты специально дразнишь меня!

- Конечно, моя маленькая фея Эя! Ты такая очаровательная, когда любопытство так и распирает тебя изнутри. Видела бы ты свои глазки! А губки!

Он осторожно дотронулся подушечкой большого пальца до уголка моих губ. Жест получился очень нежным и в то же время у меня отчего-то закружилась голова и потеплело в животе.

Я все же нашла в себе силы помотать головой.

- Ну Андре! Ну пожалуйста!

- Ну, я вообще-то не против… Но что ты покажешь мне взамен, будущая леди Делла Ров?

- Андре!

Мои щеки вспыхнули, я отшатнулась. Андре снова рассмеялся.

- Понял, понял, ты ничего не покажешь мне… Сейчас, - сказал он, сделав упор на это сейчас.

- Андре! – возопила я, задыхаясь от гнева.

Попыталась отстраниться, но когда за твоей спиной стенка кареты не так-то просто это сделать.

Этот наглец улыбнулся мне той улыбкой, от которой всегда дрожали колени, и так пристально посмотрел в глаза, что я ощутила, как теряю волю.

- Эя, - раздался его нежный, с хрипотцой, голос. – Ты просто поцелуй меня…

Стоило ему прошептать это, как губы сами собой распахнулись ему навстречу. Одной рукой он притянул меня к себе за талию, другую положил на затылок.

Мои руки сомкнулись, обнимая его за шею, и ощутив тепло его губ на своих, я пискнула от счастья.

В ответ Андре коротко застонал, прижимая меня крепче. Я вздрогнула, ощущая, как его язык скользнул по моим губам, принуждая их раскрыться, всхлипнула, когда поцелуй перестал быть нежным и легким. Губы Андре завладели моими, а его язык нагло, по-хозяйски, вторгся в мой рот… Я не предполагала, что поцелуи бывают такими!

Я задохнулась и обмякла в его руках, когда он хрипло застонал, отпуская меня.

- Моя маленькая Эя, - прошептал он.

Я ощутила, как руки его дрожат, и спрятала лицо на его груди, потому что мне так стыдно стало!

Андре же шумно выдохнул и прошептал:

- Смотри…

- А?

Я подняла голову.

- Что?

- Медальон, - рассмеялся он. – Ты же хотела посмотреть.

Я робко улыбнулась. Точно! Я и забыла. С таким забудешь, как звать тебя, не то что, медальон.

- Я говорил, что у меня нет от тебя секретов… и не будет. Ну же…

Он мягко отпустил меня, и расстегнул застежку цепи.

- Держи, - протянул он мне овал на цепочке.

Медальон сверкнул в лучах света мотыльков и оказался теплым на ощупь.

- Сейчас я узнаю все твои тайны, - пообещала я Андре. – Сам говорил, что там самое ценное для тебя…

- Было ценным, - запротестовал мой будущий муж, - было до вчерашнего вечера.

- То есть там твоя бывшая возлюбленная?

Мой голос дрогнул, а сердце забилось с удвоенной силой.

- Можно, пожалуй, можно сказать и так, - ответил Андре. И снова улыбнулся.

Я отстранила от себя руку с медальоном.

- Тогда оставь. Не хочу влезать в твою личную жизнь. И знать о ней не хочу.

Андре хмыкнул, как мне показалось, довольно.

- Но вам придется, будущая госпожа де Шеврез, леди Делла Ров.

- И не подумаю! – заявила я.

- Эя, - сказал Андре, нежно взял мою руку в свои, поднес к губам, и поочередно поцеловал каждый палец.

- Эя, - прошептал он, целуя ладонь.

Я с негодованием вырвала руку, и отвернулась, ощущая, как теплая волна вновь завладевает всем существом.

- Эя, слышишь меня, маленькая? Я никогда, слышишь, никогда не причинил бы и не причиню тебе боли, не обману тебя, - проговорил он, разворачивая меня к себе.

А как же случай за стеной замка? – чуть было не спросила я, вспомнив о Миле. Но промолчала.

- Ты веришь мне, Эя?

Андре взял меня за подбородок, поднимая лицо к себе, и заглянул в глаза. Я потупилась.

- Верю, - пробормотала я. – Забери медальон. Смотреть не буду.

- Посмотри, - сказал он настойчиво.

- Не буду.

- Ты очаровательна, когда злишься! Я, кажется, говорил тебе это. Но еще краше ты, когда ревнуешь. Я и не думал, что в моей маленькой Эе кипят такие страсти! Я счастлив, Эя!

- Я ревную?! – возмутилась я, ощущая, как сердце вот-вот выпрыгнет из груди. – И не думала!

- Ревнуешь-ревнуешь, моя маленькая страстная львица…

- И не думала! – воскликнула я. – Хочешь, чтобы я посмотрела? Вот, пожалуйста, пф-ф…

Я поддела замок ногтем, стараясь, чтобы руки не дрожали и не выдали меня. Ну, вот за что он так со мной? Но я покажу, что леди умеет держать лицо… Я докажу…

В следующий миг леди взвизгнула и подпрыгнула на сиденье.

Медальон Андре раскрылся, распавшись на две овальные половинки.

С одной на меня смотрит детская мордашка с пухло-малиновыми щеками. Огненные локоны выбиваются из-под чепца.

Со второй – моя миниатюра на фоне золотистого поля. На мне светло-коричневое платье с голубыми вставками спереди. Рукава длинные, но плечи открыты. Я стою боком, повернула голову на длинной тонкой шее. Волосы распущены, локоны огненным каскадом струятся по спине. Этот портрет писали прошлым летом, мама заказала для семейной галереи. Но как его миниатюра оказалась у Андре?

- Я с тетей Иолантой в переписке, - пояснил Андре, стоило мне поднять на него глаза. – Попросил ее заказать для меня миниатюру…

- Мама ничего мне не говорила, - пробормотала я.

Положила голову на плечо Андре, подняла медальон к глазам – на семейных портретах я намного лучше, чем в жизни.

Андре снова словно прочитал мои мысли.

- Ни одно перо не способно передать твоей красоты, моя маленькая Эя. Но эти портреты – все, что у меня было. До вчерашнего вечера.

Он сжал меня за плечи, прижимая к себе. И мне так хорошо-хорошо стало. Надо же, какая я глупая. Он ведь говорил, что всегда любил только меня. Что заставило меня снова усомниться в нем?

Сквозь сладкую дрему я услышала:

- На тебе кулон со святой Иулией? Никогда бы не заподозрил тебя в набожности.

- Андре… - сказала я виновато, и хотела было поднять голову, но ее бережно придержали, не давая мне это сделать.

- Отдыхай Эя. Все в порядке, не думай, что меня это расстраивает. К Богине приходят по велению сердца, а не по принуждению. Разве был у тебя шанс по-настоящему полюбить Ее и всех святых праведниц, если детей с детства истязают изнуряющими службами и не всегда увлекательной церковной литературой, а как подрастут – еще правилами приличия и постами, - озвучил Андре мои мысли. – Так что все в порядке, я просто удивлен, увидев у тебя на груди святую Иулию.

- Это Мила заставила надеть, - пробормотала я. – она боится за меня, ну, из-за угрозы нашествия оборотней.

- Понятно.

- И я боюсь, Андре, - прошептала я, поднимая голову, заглядывая будущему мужу в лицо. – Тогда, на охоте… Я никогда не видела оборотня так близко. И я боюсь, что за него оборотни будут мстить.

Андре коснулся губами моего лба.

- Волки не будут мстить за него, - сказал он твердо.

- Почему ты так уверен?

- Просто верь мне, Эя. И ничего не бойся. Тебе ничто не угрожает, пока ты со мной.

Я прижалась к нему покрепче, вдохнула знакомый аромат ладана и трав, и наконец заснула.

 

***

 

Я проснулась оттого, что карета не двигалась. Раньше она мягко покачивалась на поскрипывающих колесах, а сейчас встала.

Проснувшись, я поняла, что стоим мы уже какое-то время, а еще ощутила зов натуры. Боги, как сказать об этом? И тем более, как сделать?

Я приподнялась на сиденье – оказывается, я лежала, вытянувшись по всей длине сиденья, заботливо укутанная шерстяным покрывалом. Под головой – подушка.

Рядом, на полу, раскрытая сумка с моими вещами, собранная Милой.

Раздался стук, словно по дереву топором ударили.

- Тише, миледи разбудишь, - раздалось снаружи.

- Миледи сейчас проголодается и встанет, - прозвучал голос Андре.

Только сейчас я поняла, что в карете одна. Мотыльки заботливо притушены, занавески задернуты, создают приятный полумрак.

Я отодвинула щелку – на улице один из кучеров рубит дрова, другой стоит на коленях, склонившись над костром. Андре, без камзола, в одной лавандового цвета рубахе навыпуск и фиолетовых штанах волоком тащит вязанку хвороста.

Он бросил ее возле костра и отошел куда-то.

Я открыла сумку и вытащила оттуда длинную, до середины голени, тунику, с разрезами от бедра. Горловина, рукава и подол, включая разрезы, оторочены светло-зеленой каймой, сама же туника светло-коричневая.

Черт с ним, с платьем, сейчас не до этикета. Встала, потянула шнурок сзади, и выскользнула из платья, аккуратно сложила его и положила на спинку сиденья. Быстро накинула тунику. К стоянке готова, и судя по ощущениям, очень-очень готова!

Стоило мне открыть дверь, как мне протянули руку и помогли выйти по узеньким, только боком встанешь, ступенькам. Специально он, что ли, меня караулил?

- Доброе утро, мисс Лирей, - сказал Андре, нагибая голову.

Кучера тоже поприветствовали меня, один даже приподнял шляпу.

Я присела в книксене, чувствуя себя глупее некуда. Андре, между тем, продолжал, улыбаясь:

- Точнее, уже добрый день. У нас короткая стоянка, только чтобы позавтракать, и снова в путь. Вон с той стороны – ручей, можно умыться и привести себя в порядок. Долго не задерживайся, а то трое голодных мужчин умнут твою порцию.

Кто-то из возниц одобряюще хмыкнул.

Я снова присела, ощущая себя глупо, и направилась по направлению, указанном Андре.

Умывшись, пожевав горьковатую палочку, пропитанную эфирными маслами мяты и эвкалипта, и прополоскав рот, я вернулась к месту стоянки. Мы сделали небольшой крюк по лесу, и сейчас от дороги карету надежно укрывает молодая рощица. Лошади жадно хрупают овсом прямо из мешков, подвешенных к мордам.

Когда я вернулась, Андре и оба кучера, кажется их зовут Джен и Стал, приподнялись. Возницы явно решили отойти, но я робко попросила их вернуться.

- Пожалуйста, не беспокойтесь. В дороге рамки этикета, несколько, эм, шире.

- Да мы ничего, миледи, мы тут, рядышком…

- Останьтесь, пожалуйста, - сказала я и зябко поежилась. Вода в ручье ледяная, а весна еще не вполне вступила в свои права, и, несмотря на яркое полуденное солнце, кое-где в лесу лежат талые полянки снега.

- Миледи – своя, ребята, - довольно сказал Андре, помогая мне устроиться на полене, покрытом покрывалом. – Видели бы вы, как ловко она стреляет из лука! Между прочим, прямо из седла! В детстве селянские ребятишки звали ее маленькой амазонкой.

Я вздохнула. Ну, хорошо хоть про фею Эю не вспомнил.

- Андре, - мягко сказала я. – То есть, герцог де Шеврез…

- Понял, понял, молчу, - сказал Андре, и протянул мне высокий походный кубок, над которым витает невероятный аромат.

Когда я изумленно вытаращила на него глаза, довольно пояснил:

- Да, да, кофе. Собственноручно сварил в котелке. Для тебя.

У меня все слова закончились. Какой же он!

- Хоть и гадость редкостная получилась, леди, - буркнул Джен, и Стал закивал, подтверждая слова друга.

Андре поморщился.

Я отхлебнула из кубка. Горький, ароматный, чуть с кислинкой, м-м, прямо как я люблю!

- Невероятно вкусно, - сказала я Андре. – Спасибо.

- Понял?

Андре обернулся к кучеру, подбоченившись.

- Ну, это миледи из вежливости. По мне так – пойло-пойлом, - пробурчал Джен.

- Что ж пил тогда? – спросил Андре.

- Так ведь интересно, что вы там, господа, пьете да нахваливаете, - пояснил за товарища Стал, и поморщился. – Правда, гадость невероятная. Горькая, аж челюсть сводит… По мне, так лучше горячего эля ничего нет.

Я не выдержала, прыснула, Андре тоже хмыкнул.

- Приедем в трактир на ночь – получите.

Джен довольно крякнул и затолкал в рот оставшуюся половину бутерброда.

Андре заботливо протянул мне ломоть черного хлеба с куском ветчины, сыром и огурцом.

Глядя, как ловко управляются с этим нехитрым угощением мужчины, я поняла, что дико проголодалась.

Закрутила крышку на походном кубке, чтобы любимый напиток не утратил драгоценного тепла, и ухватившись двумя руками за бутерброд для какого-то великана, вгрызлась в нежное, как крем, мясо, сыр, пышный хлеб. Огурец хрустнул на зубах, конечно, мне одного такого бутерброда за глаза, но боги, до чего же вкусно!

- Это правильно, - одобрительно крякнул Стал, - не то, что эти барышни: настругают себе тоненькими полосками, и выуживают одну траву, что те козы, прости, господи! Дескать, от мяса толстеют. А ведь баба, то есть леди, я имею ввиду, она непременно в теле должна быть, да что там в теле, чем толще, тем сподручней, а эти современные барышни, тьфу ведь, соплей перешибешь, ансамбль «погремим костями»!

- Стал!!

Андре вытаращил глаза на возницу, а мои плечи затряслись, бутерброд упал на колени, я зажала рот обеими руками.

Андре принялся стучать меня по спине, думая, что я подавилась.

- Ты видишь, что натворил, дурень! – гаркнул Джен на Стала, и, недолго думая, отвесил тому подзатыльник.

Стал звучно икнул, чуть не свалился в костер и ответил Джену, ударив того в ухо.

Я, задыхаясь, замахала на Андре руками, мол, хватит, хватит! Тот и сам уже понял, что я захожусь от смеха, сдвинул брови, плотно сжал губы, но увидев, что я вот-вот покачусь по земле, и сам запрокинул голову и расхохотался.

Из моих глаз брызнули слезы, я замахала в лицо руками, но это не помогло. Из рта раздался только тонкий стон, и следующая волна хохота заставила согнуться пополам.

- Придурок, - буркнул Джен на товарища, тоже складываясь от смеха.

А громче всех гоготал сам Стал, приговаривая:

- Вот это дело! Вот это по-нашему! Если баба не смеется, она ведь невесть что там себе надумать может!

- Хватит, - попросил его Андре, отсмеявшись, и погрозил обоим кулаком.

- Нет, Андре, пожалуйста, - попросила я, собирая с колен остатки бутерброда. – Я давно так не смеялась!

Долго не рассиживались. Тем более, что бутерброды разлетелись все до единого. Оба кучера поглядывали на меня одобрительно, а когда я помогла убрать импровизированный стол, собрав объедки в один мешок, и отнесла их к подножию развесистого дерева для бойких белок, и вовсе приняли меня за свою.

Я видела, как Джен одобрительно подмигнул Андре, когда думал, что я не вижу, тот в ответ нахмурил брови, но все равно не смог сдержать улыбки. А мне стало так радостно на душе, от того, что Андре так запросто держится со своими людьми.

Мама никогда не ставила себя выше прислуги. Да и отец, насколько я помню, тоже. В кого эта спесь у Виталины – непонятно, но здесь они с герцогом Эберлеем нашли друг друга. Что ж. Пусть будут счастливы, подумала я.

Потому что несмотря на то, что дом отдалялся от меня все дальше и дальше, я, как никогда-никогда, была счастлива, прямо до кончиков пальцев счастлива, прямо невероятно счастлива! Дай Богиня и Виталине того же!

Вспомнив Микаэлу и слюнявые губы Оуэна Рьвьера, я брезгливо поморщилась. Надо будет обязательно написать Микаэле, чтобы остерегалась его, чтобы сто и один раз подумала прежде, чем принимать его предложение! Что-то подсказывает мне, что он не сделает сестру счастливой…

Как он сказал тогда? Меня ищет зверь? Стал сказал бы, пьяный придурок, и был бы прав, между прочим!

Налетевший порыв ледяного воздуха заставил поторопиться.

Когда я подошла, оба возницы уже сидели на козлах, Андре ждал у открытой кареты. Подал мне руку и подхватил за талию, помогая подняться внутрь, и я ощутила, как сердце забилось чаще, а дыхание перехватило.

Похоже, что-то подобное произошло и с Андре, потому что, когда он уселся напротив меня, я увидела, что он часто дышит, и смотрит на меня так, что щеки сами собой вспыхнули.

Андре протянул мне закрытый дорожный кубок.

- Ты не допила кофе, - сказал он, и голос его прозвучал хрипло.

Я взяла кубок из его руки, наши пальцы на миг соприкоснулись, и меня словно пронзило током.

Смущенно потупившись, я открыла крышку и пригубила кофе.

Андре перевел взгляд в окно, отдернул занавеску, и я заметила, что и его щеки тоже алеют.

- Долго нам ехать? – спросила я.

Андре достал карту, расправил ее на коленях.

- Трое суток до границы с Беспьером, по нему два дня, и вот, пересечем границу Делла Ров. И через два дня будем в замке.

- Так долго…

- Да, Эя, верхом было бы быстрее, как минимум, в два раза, но боюсь, это не для тебя.

- Что значит, не для меня? – возмутилась я. – Сам говорил, я прекрасно сижу в седле!

- Ты – настоящая амазонка, - подтвердил Андре. – Я от своих слов не отказываюсь, но ведь сама говорила, что всю зиму провела в башне…

Я прислушалась к ощущениям – бедра до сих пор болят, и поясница ноет. Прав Андре, не выдержать мне такого темпа.

- Другое дело, когда захочешь размяться – милости просим, можно проехаться верхом. Сейчас дорога не очень, да и размыло ее вчера дождем, но после Ресталы, небольшой, к слову и занятный городок, дорога будет лучше, и тогда…

- Я была в Рестале совсем маленькой, - сказала я. – До сих пор помню вкус кривых засахаренных орешков и пирожков с малиной… И ярмарка! До чего же чудесная была ярмарка! Бродячие менестрели давали представление о его величестве, было остроумно и весело, и еще у них танцевал медведь, и столько людей, и все такие нарядные и веселые…

- Эя, я понимаю, куда ты клонишь. Мы обязательно съездим в Ресталу, после, вместе, и вообще, если тебе так нравится путешествовать, проедемся по все окрестным и не только, землям. Но сейчас мы не сможем там остановиться. Прости, моя маленькая Эя, никак.

Я вздохнула.

- А где мы остановимся, чтобы переночевать? Или будем ехать всю ночь?

- Нет, эту ночь проведем по-человечески, - сказал Андре. – Ребятам, да и лошадям, надо дать отдых. Будем останавливаться на ночлег через ночь. В этот раз заночуем в Граге. Тебе там понравится, жаль, что мы особо его не посмотрим.

- Ну ладно, - сказала я. – Разве я не понимаю? А расскажи, где еще остановимся? Хоть послушаю.

Рассказчик из Андре всегда был замечательный. Я даже его пересказ святых писаний слушала всегда с раскрытым ртом. Слушая его рассказы о местных городах, селениях, графствах, которые проплывут мимо нас, точно ледяные глыбы северного моря, я подумала, как мне все-таки повезло с ним!

В Рестале он выскочил на минуту из кареты, и когда запрыгнул обратно, протянул мне два кулька – один с засахаренными орехами, а другой с пирожками.

- Куда мне столько? – посетовала я после того, как робко клюнула его в щеку. – Разве что к концу путешествия я не смогу вылезти из этой дверцы.

Андре рассмеялся, а я, на следующей стоянке щедро разделила сладости на всех, поделившись ими со слугами.

- Черте-что эти барышни напридумывают, - пробурчал Стал, - разве ж это еда?

И высыпал все содержимое кулька в рот. Но вид у него при этом был довольный.

Я не заметила, как прошел день, и усталости к вечеру тоже почти не ощутила. Как и обещал Андре, после Ресталы мы славно проехались верхом, и обогнав карету, успели поцеловаться под цветущей яблоней, на узких деревянных мостках над рекой. Очень романтично.

В Граг въехали, когда уже стемнело.

Пара трактирщиков – муж и жена, оба статные, и какие-то даже похожие между собой, так бывает, когда люди долго и счастливо живут вместе, оказывается, ждали нас.

- Какая радость, милорд! Мы, как только получили голубя от вас, сразу приготовили вам с леди лучшие апартаменты. Миледи, вы без камеристки? Ах, понимаю, молодожены! Куда вам еще кто-то? Так вот, мы сразу же подготовили для вас наши лучшие покои! Миледи, раз вы без камеристки, позвольте предложить вам в помощь нашу дочку, эй, Марена, поди сюда! Проводи леди в ее покои. Я уже приказала натаскать наверх горячей воды, помоги леди помыться с дороги!

Все это жена трактирщика протараторила на одном дыхании, у меня даже голова закружилась.

Я неловко закуталась в плащ и переступила с ноги на ногу.

Андре благодарно улыбнулся хозяйке и сказал мне:

- Отдыхайте, миледи. Наши комнаты разделяются дверью. Как закончите, дайте мне знать.

Я кивнула.

- Где желаете ужинать? У себя или в общем зале? Я могу распорядиться отгородить вам место.

- Спасибо, Катрина, мы с супругой поужинаем у себя.

Марена, русоголовая, с быстрыми серыми глазами, присела в книксене, приняла из рук Андре сумки, и уверенно пошла к лестнице. Я, поблагодарив хозяйку, последовала за ней.

Комната оказалась небольшой, но уютной. По нарядным занавескам, розовому покрывалу на кровати, букету незабудок на столе и розовым фиалкам на подоконнике, видно, что меня тут ждали. Отгороженная ширмой, расположилась длинная узкая деревянная лохань, над которой поднимается пар.

- Какой миледи предпочитает аромат? – спросила Марена.

- Есть роза и лаванда? – спросила я, и девушка наморщила лоб.

- Роза – только чайная, - виновато сказала она.

Я нетерпеливо махнула рукой.

- Подходит.

Я одобряюще улыбнулась ей.

Пока она колдовала над водой, я достала из сумки свежее белье, сорочку, пару чулок, и платье для покоев.

В карете я наспех накинула поверх туники дорожное платье.

- Пока вы будете мыться и ужинать, миледи, я приведу в порядок вашу одежду. К утру она высохнет и будет готова.

Я поблагодарила девушку, и, наконец, избавившись от одежды, залезла в лохань. Снова поблагодарив Марену за заботу, и заверив ту, что я в состоянии сама вымыть волосы, вылезти из лохани и одеться, блаженно зажмурилась и растянулась почти во весь рост. Подхватив ворох одежды, Марена покинула комнату.

Вымыв голову и поскребя жесткой щеткой тело, от чего оно словно ожило, раскраснелось, я снова улеглась, и, наверно, задремала, потому что меня разбудил стук в дверь и настойчивый голос Андре:

- Лирей! Эя, ты в порядке?

Распахнулась дверь, и голос Андре зазвучал громче.

- Эя?

- Андре! – гневно воскликнула я, опускаясь в воду, так, что над лоханью выпятились мои голые коленки. – Выйди сейчас же!

В ответ раздалось только частое дыхание, а потом хлопнула дверь.

Обнаружив, что вода успела остыть, я быстро накрутила одно полотенце на голову, в другое завернулась сама, и, встав на третье, выбралась из лохани.

Быстро натянула панталоны, свободный лиф, накинула сверху платье. Нежно голубое, отороченное нежно-салатовым кружевом, оно запахивается под грудью, и ленты завязываются бантом на спине. От груди по пола застегивается на небольшие пуговицы, отделанные жемчугом. Рукава чуть ниже локтя.

Оглядела себя в зеркало, вытерла волосы, и принялась думать, что же с ними делать. Из-под двери потянуло сквозняком, и я чихнула.

Вернулась Марена, увидев, что я закончила с туалетом, позвала других девушек вынести лохань и полотенце, а сама, усадив меня у зеркала, споро высушила мне волосы теплым полотенцем, посыпанным специальной пыльцой, для быстрой сушки, и уложила их в низкую толстую косу.

- Стол накрыт в комнате милорда, - сказала Марена, когда с прической было окончено.

 

 

ГЛАВА 7

 

Я никогда не ужинала с мужчиной наедине. Нет, с Андре мы много раз разбивали пикник где-нибудь в поле, любуясь оврагами и кромкой леса вдалеке. Или на берегу озера, у нас было свое место, где, кстати, Андре учил меня плавать.

- Доверься мне, малышка Эя. Я не отпущу тебя, - говорил он. – Набери побольше воздуха и тони. Попробуй.

Я послушно зажмуривалась, набирала воздуха так, что он распирал меня изнутри и пробовала пойти на дно, не удавалось.

- Вот, - говорил Андре. – Запомни, кроха, утонуть невозможно. Это против законов природы. Даже если ты выпустишь воздух, в клетках твоего тела его остается довольно, чтобы держаться на плаву. Заметь, даже утопленники плавают поверху. Люди захлебываются водой от паники, их так пугает собственный страх, что они не могут выплыть. Но ты, моя маленькая фея Эя, когда знаешь теперь, что утонуть невозможно, ты не испугаешься, правда? Никогда не испугаешься!

Мокрые волосы обрамляли самое красивое лицо, которое можно представить, даже статуи в саду не такие красивые. И я тонула – только не в воде, а в этих голубых глазах, и следуя урокам Андре, плыла. Сразу, без подготовки, потому что Андре объяснил мне – утонуть невозможно.

Пышный каравай на берегу таял во рту, холодное мясо было нежное, словно крем. Андре никогда не забывал взять с собой сладости для меня.

А еще мы уписывали кашу с молоком и печеньем прямо на кухне, если опаздывали к ужину, и такой ужин нравился нам обоим гораздо больше.

Когда я болела, Андре сам приносил мне еду и ел вместе со мной, чтобы мне было веселее… Мы часто ели наедине.

Но сейчас, переступив порог комнаты Андре и увидев посреди сервированный на двоих овальный стол на одной ножке, незабудки в вазе, горящие свечи… Я отчего-то ощутила, как становится жарко и почему-то стыдно.

- Мисс Лирей.

Андре склонился в полушутливом поклоне, и подвинул мне стул.

- Герцог де Шеврез, - в тон ему ответила я, присев в реверансе.

Андре озорно улыбнулся, и усаживая меня за стол, склонился в поцелуе над пальцами. Поцелуй вышел легким, едва уловимым, но колени мои отчего-то задрожали, и щеки снова вспыхнули.

- Вина? – спросил Андре, и в ответ на мой изумленный взгляд, пояснил. – Тебе нужно расслабиться, Эя. Ты слишком напряжена.

Мои пальцы принялись нервно теребить салфетку. Когда Андре на треть наполнил мой бокал золотисто-янтарной жидкостью, заигравшей при свете магических мотыльков всеми оттенками золотого, я впервые подняла на него глаза.

Андре переоделся в традиционный фиолетовый камзол, из рукавов которого выглядывает белоснежная рубаха. Фиолетовые кюлоты, черные начищенные туфли. Несмотря на приватную обстановку камзол застегнут на все пуговицы. Я отчего-то вздохнула с облегчением и сразу покраснела от собственных мыслей.

- Эя, - нежно сказал Андре, усаживаясь напротив, и наливая себе бокал вина. – Если бы я знал, что ужин наедине со мной так напугает тебя, я нипочем бы не попросил накрыть здесь стол. Поужинали бы в общем зале, и я наслаждался бы твоей улыбкой, а не этим затравленным взглядом. Что с тобой, Эя? Ты сомневаешься, правильно ли мы поступили?

Я заморгала.

- Прости, Андре, - сказала я, наконец. – Я… Я не знаю, что со мной, просто голова кругом, и я отчего-то так устала за день, и ты, такой…

Андре замер, слушая каждое слово.

- Такой… заботливый, такой обходительный, - пробормотала я. Зажмурилась и добавила: - И такой близкий… Прости. Я наверно, сейчас приду в себя.

Андре широко улыбнулся и салютовал мне бокалом.

- Выпей вина, Эя.

Я послушно пригубила вино, сделала еще один маленький глоток, и еще. Когда поставила бокал на стол, в голове приятно потяжелело.

- Ну вот, впервые за вечер улыбнулась, - сказал Андре. – Давай не будем затягивать с ужином, Эя. Завтра рано вставать. Налетай! – сказал он, как когда-то в детстве.

- Как в детстве?

Я улыбнулась.

- Без приборов?

Андре подмигнул мне и подцепил двумя пальцами розовую жирную колбаску, уложил ее на продолговатый кусок хлеба, и бутерброд исчез в мгновение ока. Герцог де Шеврез снова подмигнул мне и облизал пальцы.

Я коротко рассмеялась и тоже занялась ужином. Запеченные овощи, сыр, густой сметанный соус, колбасы, копчена индейка с золотистой корочкой, пышные ломти хлеба, салат – очень просто, сытно и вкусно.

С ужином было покончено в несколько минут, видно, сказалась усталость, голод, и еще действие вина. Налить мне второй бокал попросила я сама.

После того, как унесли остатки ужина, мы с Андре вышли пройтись и посмотреть на звезды. Хоть никого не было рядом, он не пытался меня поцеловать, просто обнял за плечи и прижал к себе, и мне было так тепло и хорошо, рядом с ним, что я всерьез стала опасаться, что вот-вот проснусь. Уж слишком все хорошо!

Марена помогла сонной мне избавиться от платья, и переодеться в удобную ночную сорочку.

- Новая, миледи, - сказала она. – Герцог попросил маму голубем купить кое-какие мелочи в дорогу.

Постель оказалась заботливо прогретой.

Проваливаясь в сон, я подумала, что нет, нельзя быть такой счастливой. Невозможно. Улыбнулась и заснула.

 

Круглый белый диск луны тревожно серебрит черные, как ночь стволы деревьев. Я отчаянно пытаюсь продраться через непроходимые заросли, словно за мной гонится войско самого дьявола. Темно, сыро, тонкие ветки хлестко бьют по лицу, открытым рукам и ногам. Из одежды на мне только батистовая сорочка, тонкая ткань прилипла к телу. Ноги – то ватные, то свинцовые - я проваливаюсь в моховые подушки, падаю, поднимаюсь, вытирая перепачканные в земле руки о мокрую ткань и бегу, бегу. Словно со стороны раздается мое хриплое дыхание. Я молчу, только время от времени истерически всхлипываю и закрываю грязной ладонью рот. Я знаю, что сзади подступает… Что-то настолько страшное… Самое страшное, что только есть в подлунном мире. Вперед! Только не оглядываться!

Где-то вдалеке раздается волчий вой.

Лес медленно, как в кошмарном сне расступается, я взбираюсь на крутой пригорок. Нога подворачивается, я кубарем качусь вниз. Опираясь руками о землю, я пытаюсь подняться, но что-то словно не позволяет мне разогнуть спину, клонит к земле, словно сверху положили камень или целую скалу.

Медленно, как во сне, я поднимаю голову и слышу, как из темных кустов впереди раздается рычание.

Я замерла, кусая губы. Спереди, в кустах загораются, одни за другими, желтые глаза. Развернуться и бежать назад? Нет. И дело не в том, что догонят, просто там… сзади, еще страшнее.

По одному, волки выходят из кустов. В свете луны видно, каким дьявольским желтым огнем горят их глаза, загривки вздыблены, из раскрытых пастей капает слюна. Их много, они обступают меня плотным кольцом.

Сверху раздается оглушительный рев.

Я оглядываюсь, и волки поднимают свои морды.

На холме, освещаемый холодным светом луны, стоит он.

С первого взгляда на него я понимаю, что это и есть – то самое, хуже чего быть не может, от чего я убежала в лес, полный волков. Потому что смерть от клыков зверей лучше. Все, что угодно, лучше.

Он стоит на мощных полусогнутых лапах, расставленных в стороны. У него тело волка и человека одновременно. Широкие плечи, мощные, в буграх мышц, передние лапы с похожими на человеческие пальцы, на концах скрючились черные когти. Тело его покрыто серой шерстью.

В зверском оскале, открывающим острые и огромные, точно сабли, клыки, нет ничего человеческого. Но это не морда волка, это лик зверя, перекошенный яростью. Взгляд красных глаз направлен на меня.

Я беспомощно отползаю к волкам, которые гнут морды к земле и скулят по-щенячьи, а зверь становится на четыре лапы, пружинит и прыгает…

 

Меня разбудил собственный крик. Я заметалась на подушках, пытаясь высвободиться из смертельной хватки, молила о пощаде, не понимая, что запуталась в одеяле.

Сквозь сон донеслось:

- Эя, Эя! Милая маленькая Эя! Тише, тише. Это всего лишь сон. Это я, Андре, я с тобой, Эя! С тобой!

Я попыталась высвободиться, не получилось. Чья-то ладонь легла на мои губы.

- Тише, родная, ты так всех постояльцев разбудишь, а еще люди подумают, что заезжий хлыщ бьет свою жену по ночам смертным боем.

- Андре?

Я замотала головой, стряхивая остатки сна.

В неверном свете розового мотылька показалось, что глаза Андре сверкнули красным. Я снова вскрикнула, пытаясь отползти назад, но меня держали крепко.

Тело содрогалось, зубы дрожали.

- Андре, это и вправду ты? – прошептала я, и когда меня снова заверили в этом, я разрыдалась. Уткнулась в грудь обнимающему меня жениху, и рыдала. Андре терпеливо ждал, пока всхлипывания утихнут, прижимая к себе, гладил по голове, называл феей Эей, заверял, что не оставит одну и на миг, никогда-никогда.

Когда рыдания утихли, Андре спросил, что произошло, и я снова задрожала.

- Мне снились волки, Андре, - слабым голосом ответила я.

- Бедная маленькая Эя, - нежно проговорил Андре и снова погладил меня по голове. – Тебе нечего бояться, пока ты со мной. Я же обещал тебе, помнишь?

Я подняла на него заплаканное лицо и только сейчас поняла, что лежу в одной постели с мужчиной. Попыталась отодвинуться, но мне не дали.

- Лежи, - сказал Андре, - и попробуй уснуть. Я буду рядом, охранять сон своей маленькой Эи. Я лежу поверх одеяла. Этикет это позволяет.

- Да что ты? – фыркнула я, и мы оба засмеялись.

- Андре, - позвала я его.

Приподнялась на локте, натягивая одеяло прямо под шею, и быстро заговорила:

- Я видела часовню по дороге сюда. Давай обвенчаемся здесь, пожалуйста! Мне страшно, Андре! Мне никогда еще не было так страшно.

В ответ меня прижали покрепче и поцеловали в лоб.

Губы у Андре мягкие и теплые, мне показалось немного дрожат, и он как-то странно тяжело дышит, но голос его, когда он заговорил, был твердым:

- Послушай меня, Эя, малышка. Выслушай внимательно, что я тебе скажу, хорошо? Я лишил тебя права быть невестой. Я увез из принадлежащего тебе замка тайно. Я виноват, что в жизни моей маленькой Эи не будет благословения старших и всего-всего, что нужно для венчания. Но я обещаю тебе самую пышную свадьбу, которую ты только можешь себе представить! Все, чего ты достойна! Лучшие портнихи Делла Ров сошьют для тебя наряды. Я преподнесу шкатулку фамильных украшений нашего рода, и мы закажем все, что тебе захочется, лучшим ювелирам королевства. Наше венчание не будет тайным, в какой-то придорожной часовне. Мы обвенчаемся на берегу моря, под аркой, увитой белыми розами. На украшенном цветами корабле поплывем на остров, и вокруг будут прыгать, взлетая над волнами, дельфины, они будут радоваться за нас, прославлять наш священный союз. Мы будем только вдвоем на волшебном острове, где растет инжир с кулак, и гранаты размером с голову. Только ты и я, как первозданные люди! И я буду любить свою леди де Шеврез… Я не раз утомлю тебя своей любовью… Но не по дороге, не впопыхах, Лирей. Ты не заслуживаешь такого…

- Андре, - прошептала я. – Лучше тебя никто не скажет. Только не уходи, пожалуйста, пока я не засну. И потом не уходи.

Меня нежно поцеловали в висок, укутали одеялом, и улеглись за спиной, обнимая.

- Не уйду, любимая.

Я люблю тебя, Андре, - хотела сказать я, но не успела, провалилась в сон.

 

 

ГЛАВА 8

 

Весь следующий день и ночь мы провели в пути. Мелькающие за окном деревья, речки, озера, селения, люди – все слилось для меня в единое мутное пятно.

Стоило мне задремать и провалиться в сон, как я снова видела тот самый ночной лес, и меня начинало трясти. Слава Богине, рядом находился Андре, и будил меня раньше, чем я встречу волков и… то чудовище. Я была благодарна ему, но усталость и невозможность нормально выспаться стали сказываться – я стала нервная, раздраженная, отказывалась от еды, и даже незатейливые шутки возничих меня больше не развлекали.

Андре хмурился, пытался расспросить, что именно мне снится, но я словно цепенела, вспоминая зловещий свет белого диска в черном, бездонном небе. Андре качал головой, поджимал губы, обнимал меня сильнее.

Я не могла понять, что со мной – ощущение счастья почему-то сменило преддверие приближающейся угрозы, и когда Андре после очередной остановки застал меня в карете в слезах, терпение его иссякло.

- Хватит, любовь моя, - сказал он. – Твоя реакция объясняется восприимчивостью, мы приближаемся к Беспьеру, а это приграничное графство. Смена обстановки так на тебя влияет.

- Я чувствую оборотней, да? Так будет теперь всегда? – прохныкала я. – Ты говорил, Делла Ров тоже граничит с землями оборотней!

- Делла Ров граничит, а замок находится далеко, - сказал Андре. – И у нас самый надежный патруль, можешь мне поверить.

В ответ я промолчала, только затряслась, кутаясь в покрывало еще больше.

Андре положил руку мне на лоб.

- У тебя жар, Эя, - сказал он.

Покопавшись в лекарской сумке с двумя вышитыми змеями, Андре достал небольшую узкую бутыль.

Открыл походный кубок, в который с утра налили травяной отвар, капнул что-то из темной бутыли.

- Что это? – спросила я.

- Лекарство, - ответил будущий муж. – От простуды. И немного успокоительного. Все твои кошмары объясняются усталостью от долгой дороги, Эя, и небольшой лихорадкой. Отлежишься пару дней в постели, подышишь теплым морским воздухом – и все как рукой снимет.

Он протянул мне кубок, и я послушно отхлебнула.

С тех пор, как я стала принимать лекарство, кошмары действительно прошли, но навалилась какая-то тяжелая вялость и безразличие. Когда страх снова принимался царапать острыми коготками грудь изнутри, я делала глоток из кубка, вдыхала запах лемонграсса, аниса, мяты, и успокаивалась.

Видя мое настроение, Джен и Стал перестали шутить и рассказывать байки у костра. Оба выглядели все более хмурыми и сосредоточенными.

Ночи потеплели, лес стал более зеленым и пышным. По словам Андре, мы специально объехали несколько селений, чтобы не оставлять след. Я поняла с его слов, что трактир в Скае и два постоялых двора содержались его людьми, за других же он поручиться не мог.

Наверное, поэтому каждый раз он последним прощался с хозяевами, я ждала его в карете.

- Потерпи, маленькая Эя, - говорил он. – Скоро мы будем в Делла Ров.

Я кивала и заверяла, что рада, что прекрасно себя чувствую, и Андре делал вид, что верит.

Когда мы покидали очередной постоялый двор, которые слились для меня один, с натянутыми улыбками и хрустящими простынями, с нами выехало четверо людей на крупных ширококостных лошадях.

Скал на привале рассказал мне, что это боевая порода, одна из тех, которая во время боя пойдет на человека.

- Выводилась специально, чтобы на тварей этих идти, - сказал он и сплюнул. – Потому как, когда они волки, лошади их чуют, боятся. А когда эти твари в людей перекидываются, лошадь, даже самая смелая, отступит, замешкается. Тут-то они и прыгают. Вы не бойтесь, миледи, хозяин в военном деле толк знает, настоящих вояк выбрал в сопровождение.

Я оглянулась: хмурые лица, низкие лбы, волосы собраны в низкие хвосты. Серые рубахи навыпуск поверх черных портков, черные куртки.

В одном из селений Беспьера мы все же остановились на ночь в небольшом постоялом дворе.

Хмурый хозяин, едва завидев нас, вышел вперед, словно загораживая собой семью – жену и двоих сыновей-подростков.

На вопрос, есть ли свободные комнаты долго думал, нахмурив брови и поджав губы, наконец, ни слова ни говоря, повел нас за собой.

Я плохо помню, как добралась до кровати, как разделась, легла. Вроде бы мы ужинали, я не уверена.

В эту ночь кошмар вернулся. Но я не закричала, не стала звать Андре. Просто открыла глаза и до утра смотрела в потолок, на смутные очертания двух приглушенных мотыльков.

 

Потому что во сне увидела Андре. Он был мертв, это совершенно точно. Остановившийся взгляд смотрел мимо меня, вверх, вместо зрачков - два бледных диска луны. Темная неровная масса на том месте, где должна быть шея, и звук капающей на землю крови отчетливо слышен в ночной тишине.

Потом где-то недалеко завыл волк, и перед моим мысленным взором снова встала перекошенная яростью и животной жаждой смерти, пасть.

В звериных чертах появилось что-то человеческое, что сделало его еще страшнее, и два сверкающих красным глаза уставились на меня.

- Я иду за тобой, Эя, - глухо прорычало чудовище.

 

Когда Андре проснулся, я, умытая и одетая сидела на краешке его кровати и усиленно внушала себе, что хуже моей репутации уже не будет, и вообще, ниже пасть некуда.

Андре сонно открыл глаза, но увидев меня, в дорожном платье и шляпке, даже подскочил. Распахнутый ворот рубашки обнажил шрам на груди, Андре поспешил закрыть его.

- Эя! Ты выпила лекарство? – невпопад пробормотал он.

Я рассмеялась, но смех вышел не очень веселым, и заверила его, что оно мне больше не нужно.

- Твои кошмары, Эя, - начал он.

Но я приложила палец к его губам, как он мне, тогда, в беседке, и попросила выслушать меня.

- Мне не нужно больше лекарство, и кошмары больше не повторятся, - твердо сказала я.

- Почему ты так уверена?

- Потому что я возвращаюсь в Ньюэйгрин, - ответила я. – Не спорь, Андре, я так решила. Наше поспешное решение оказалось ошибкой. И не волнуйся. Ни обо мне, ни о моей репутации. Как-нибудь все образуется.

Андре привстал, опираясь руками, и сел на кровати.

Я отвела взгляд от ворота его рубашки.

- Что такое ты говоришь, Эя? – спросил он. – Ты же… Согласилась… Я думал, я и вправду думал, ты любишь меня?!

В глазах защипало, горло сжало спазмом, и я выдавила из себя не то, что собиралась:

- Да просто если я останусь с тобой, тебя убьют! И я не переживу этого, как ты не понимаешь?! Сначала отец, потом мама, ты… ты, Андре, ты единственное, что у меня осталось! Мы просто не можем быть вместе, это опасно!

- Та-ак, - протянул Андре, и в следующий миг я каким-то чудом оказалась в его объятиях.

С меня аккуратно сняли шляпку, обнимая другой рукой, принялись гладить по волосам, шептать нежности, а я только всхлипывала и повторяла, что нам никак нельзя быть вместе, просто никак.

- Снова кошмар? – спросил Андре, стоило мне затихнуть.

Я закивала.

- Рассказывай, Эя, - твердо сказал Андре.

Я помотала головой.

- Рассказывай, - повторил Андре. – Не бойся, маленькая. Главное – мы вместе, а вместе мы как-нибудь справимся с любой бедой.

- Не с любо-ой, - завыла я в голос, и Андре снова прижал меня к себе.

- Попробую угадать, основываясь на твоих сумасшедших сборах и заявлении, что тебе надо вернуться в Ньюэйгрин, тебе приснилось, что что-то произошло со мной?

Я закивала, не поднимая головы и всхлипывая.

- Какая же ты глупышка, Эя, - ласково проговорил он, целуя меня в щеки. - Будь ты уже моей женой, я бы успокоил тебя по-другому…

Я ощутила жар, и попыталась отодвинуться, но мне не дали.

- Это всего лишь сон… Просто сон, моя маленькая Эя.

Я уперлась ладонями в горячую твердую грудь, стараясь не думать о том, что прикасаюсь практически к обнаженному мужчине, и протестующе замотала головой.

- Это не простоя сон, Андре. Я была там! На самом деле. И ты тоже был! Тебя убили из-за меня! Если не я сама сделала это! Не зря Микаэла назвала меня чудовищем, а Рьвьер говорил что-то обо мне и звере! Мне страшно, Андре. Все что-то не договаривают, все что-то скрывают от меня, иногда мне кажется, что даже ты… Ты словно защищаешь меня от меня же самой! Я боюсь, это я убила тебя – там, во сне…

- Эя, Эя! Эя, ну, перестань! Посмотри на меня! В каждом из нас живет зверь, учит святое писание. Как темная сторона души. И подобные сны для девушки, которая путешествует на границе с землями оборотней, да еще и не вполне здорова, к тому же наслушавшись сказок Пепы, а также после той злополучной охоты, Эя, нормально! Дура Микаэла приревновала тебя к своему жениху, я слышал их разговор с Эберлеем. Как и ты…

Я потупилась.

- Что стоило мне не убить мерзавца прямо на месте, знает только Богиня. Но приложил дверью я его знатно!

Ах, вот оно что… Это было нарочно! Ну, конечно!

- Все эти события в твоей жизни, этот круговорот, он скоро закончится, будущая леди де Шеврез! Ничего не случится, ни с тобой, ни со мной, поверь мне! Мы хорошо защищены, Скал и Джен бывшие наемники, нас сопровождает почти целый отряд! Только не плачь больше и не бойся, пожалуйста, помни, пока я рядом, я смогу защитить тебя и себя!

 

***

 

Поднимаясь над верхушками деревьев, солнце зевнуло и прикрыло рот ладонью грозовой тучи. Проследив мой взгляд, Андре сказал:

- Нас не заденет, пройдет над долиной.

Я улыбнулась ему.

- Неохота прятаться от дождя в карете, - сказала я. – Итак не была в седле вечность. Здесь всегда такая отвратительная погода, или только весной?

- Бывает, - ответил Андре. - Завтра, в это же время, будем ехать по Делла Ров, - добавил он. – И там – обещаю и погоду, и настроение.

Я коснулась пятками боков замешкавшейся Леди и лошадь пошла быстрее, приятно покачивая меня. Мы с Андре выехали вперед, и теперь перешли на шаг, поджидая остальных.

Чем ближе мы к морю, тем больше меняется лес. На соснах здесь иголки с мою ладонь, пушистые лапы. Под деревьями веерами растопырились папоротники, а птицы поют так звонко, словно нарочно сопровождают нашу процессию. Несколько раз попадались мандариновые деревья с зелеными плодами и кусты кумквата, щедро усыпанные оранжевыми шариками. У одного всем пришлось остановиться и ждать, пока «миледи» нарвет полный кулек. Теперь свежим горьковатым ароматом благоухает вся карета.

Андре улыбается моему восторгу и уверяет, что дальше они мне еще надоедят. Я не верю.

- Кстати, чтобы совсем избавить мою малышку от беспокойства, я отправил голубя на границу, и навстречу нам выехал еще один отряд моих людей.

Мне стало стыдно за утреннюю истерику, и я пробормотала:

- Прости. Каждый день я понимаю, что это всего лишь сны, и стыдно их бояться, особенно, когда ты рядом. Но приходит ночь, и…

- Тебе не за что извиняться, моя маленькая Эя. Ты вымотана дорогой, да и зима взаперти не пошла тебе на пользу. Ничего, скоро щедрое солнце Делла Ров и морской воздух сделают свое дело. Через месяц сама не узнаешь себя.

- Когда ты так говоришь, я почему-то представляю себя, загорелую, как служанку, с заткнутыми за пояс краями юбки, волосы убраны в узел, и на лоб свисает прядь, и вокруг столько винограда, что рябит в глазах.

Андре расхохотался.

- Затыкай края юбки за пояс и будь какой хочешь, лишь бы ты была счастлива.

- А это правда, что южанки давят виноград прямо босыми ногами, делая вино?

Андре не успел ответить.

Где-то впереди ухнула птица, и Леди нервно запрядала ушами.

Что-то изменилось в самом воздухе, и я не сразу поняла, что именно. А потом стало ясно. Лес, только что взрывающийся разноголосым хором птиц, треньканьем, свистом, писком, помертвел, затих. Не слышно даже шелеста крон.

Видимо, эта внезапная тишина напугала лошадь, потому что по телу Леди прошла крупная дрожь.

Я похлопала лошадь по шее, подбадривая, но Леди коротко заржала и встала, не шевелясь, я чуть было не тюкнулась носом о холку.

- Леди, детка, - позвала я.

В ответ мне подбили задом и хотели отпрыгнуть в сторону, так, что я с трудом удержала поводья.

- Андре! - позвала я.

Но Андре уже и сам понял, что что-то не так. Его мерин казался не таким напуганным, как Леди, но и он принялся вращать ушами и грызть мундштук, фыркая.

- Стой, Эя, назад, - тихо сказал Андре.

Я натянула левый повод, но Леди как будто окаменела, с ужасом я поняла, что не выправлю.

Сзади раздался грохот копыт и поскрипывание колес. Наши!

- Стой, где стоишь, Эя, - сказал Андре, который прекрасно понял мою ситуацию. – Сможешь?

- Смогу, - постаравшись придать голосу уверенности, ответила я.

- Отлично, малышка, все под контролем.

Андре обернулся и скомандовал:

- В кольцо. Кажется, впереди засада. Джен, Стал, бросайте карету.

Я рискнула обернуться, и ахнула, обнаружив выучку наших возничих. Каким-то чудом лошади вышли из-под арки повозки и замерли, как вкопанные. Прыжок – которому позавидовали бы рыси – и наши возничие сидят на лошадях, без седел, обнимая ногами бока. Третья секунда – вожжи падают на землю, Джен и Стал вцепились в пышные гривы.

- Ни шагу от леди, - скомандовал Андре, и возничие подъехали с двух боков.

Леди испуганно заржала, замотала мордой. Я натянула повод изо всех сил, костяшки пальцев побелели.

Когда впереди раздалось рычание, я подумала, что сплю и вижу сон.

Но во сне этот звук заставлял цепенеть, лишал воли и разума, а сейчас я с изумлением поняла, что испытываю какое-то странное облегчение.

Слава Богине, началось.

Сколько можно ждать и трястись от страха!

Я почти не удивилась, когда дорогу преградили шестеро волков. Звери выстроились парами, точно показывают боевую выправку. Оскаленные морды, вздыбленные холки, вытянутые струнами лапы.

Из кустов выходят все новые и новые волки, и дорога из песочной становится серой. Кусты по бокам обочины шевелятся. Я поняла, что стая берет нас в кольцо.

- Держите круг вокруг леди, - процедил Андре.

- Есть, - тихо прозвучало сзади.

Андре достал ту самую бутыль, которую я видела, когда мы покидали Ньюэйгрин. Блеснув синими искрами, бутыль медленно поднялась над его ладонью, и откуда-то из серого скопища раздался жалобный скулеж и короткий рык. Скулеж утих.

Один из наемников приблизился к Андре практически вплотную.

Когда увидела взметнувшуюся руку с мечом, истошно закричала.

- Андре!!

Андре успел отклониться, и удар пришелся плашмя. Он скатился наземь, застряв одной ногой в стремени, и в ту же секунду прыгнули волки. Все разом.

Прозвучал свист, и кожа ощутила колебание воздуха. В следующую секунду по бокам от меня осели два обезглавленных тела. Круглые предметы запрыгали по копошащейся, издающей хищное рычание, серой массе.

Ржание лошадей, рычание, свист, крики на странном наречии – все это слилось в единую шумовую завесу. На спинах лошадей, там, где только что были люди, замелькали серые тени.

Все это словно неслось мимо меня. Я не могла оторвать взгляд от того места, куда только что упал Андре, но видела лишь серые тела волков.

Один из волков прыгнул на Леди, и она встала на дыбы, молотя копытами в воздухе.

Меня дернули сзади за плечо, стаскивая на землю, и я закричала, и кричала, пока в голове не зазвенело и мир не исчез куда-то.

 

***

 

Мне снилось, что я лечу, и с каждым взмахом крыльев проваливаюсь в воздушные ямы, и что-то с силой впивается мне в ребра, и жутко болит шея. Кажется, я стонала во сне, и в ответ слышала приглушенное рычание, как будто откуда-то снизу, так близко, словно рычала я сама.

Тогда мне начинало сниться, что я бегу куда-то, и под стопами и ладонями мягко пружинит песок и сосновые иголки.

В воздухе запахло грозой, по телу застучали капли, и я как будто перенеслась на берег реки, которая поднялась, вышла из берегов, приподнялась водяным капюшоном и поглотила меня.

Запахло псиной и мокрой шерстью, снова вернулось ощущение, что я куда-то бегу, снова что-то впилось в ребра. Я словно приподнималась в воздух и падала.

Над самым ухом прозвучало рычание, за которым угадывались слова:

- Она слышит.

- Не может быть. Она опоена.

- Слышит.

Рычание усилилось, и слова пропали. Где-то, совсем рядом завыл волк, а я опять провалилась в темноту.