Луны морозные узоры
Гэлбрэйт Серина
Автор: Гэлбрэйт Серина
Исключительными правами на произведение «Луны морозные узоры» обладает автор — Гэлбрэйт Серина. Copyright © Гэлбрэйт Серина
Серебряными звёздами кружили снежинки в прозрачном морозном воздухе, опадали и вновь взлетали к безоблачному, пронзительно голубому небу, противореча всем законам природы. Мир вокруг словно заключили в огромный стеклянный шар, подобный тем забавным безделушкам, что дарил мне отец когда-то. И будто некто неведомый потряс исполинскую эту сферу и невесомые белые хлопья, её заполняющие, поднялись легкокрылыми птицами к невидимому своду, чтобы медленно, величественно осесть на землю, на крыши и улицы небольшого городка, на замок, где меня уже ждали.
Кортеж, яркий, пёстрый, точно табор кочевников, двигался прямиком к тёмному массиву замка, по мере приближения заслонявшему всё больше неба, поглощавшему своей широкой тенью растянувшиеся цепочкой экипажи и повозки. Осторожно приподняв край занавески, я рассматривала новый для меня мир, так необычно, разительно не похожий на мою родину. Он велик, удивителен и сплошь покрыт слепящим белым снегом, который прежде я видела лишь на картинках да на вершинах далёких гор. Он раскинулся во все стороны просторами, кажущимися бескрайними, неохватными: долины и холмы, луга и леса, погребённые под сугробами, реки и озера, скованные льдом. Он полон холода и закутанных в тёплую одежду людей, чужих, непонятных. Людей, которые однажды станут моими подданными.
А я – их королевой.
Выехавший нам навстречу гонец сообщил – Его величество и Его высочество желают оказать мне высокую честь и первыми встретить на своей земле иностранную принцессу, первыми поприветствовать будущую невестку и супругу.
Сердце замерло – так скоро? Неужели я вот-вот увижу своего жениха, того, с кем обручена уже более двух лет, того, кто раньше был для меня только портретом, плоским, равнодушным?
Кареты и повозки с моим гардеробом и приданым, сопровождаемые вооружённой охраной, по одному миновали подъёмный мост, поднятую решетку, распахнутые ворота в толще крепостных стен. Колёса экипажей и подковы лошадей загрохотали по деревянному настилу, густая тень стен поглотила нас, и на мгновение показалось вдруг, словно въезжаем мы в пасть гигантского каменного чудовища, готового в любое мгновение сомкнуть челюсти.
– Принцесса, немедленно опустите занавеску!
Я отдёрнула руку, но всё же успела заметить группу людей, собравшихся перед парадным входом в замок.
– И не забывайте, что даже ваш наречённый не должен видеть вашего лица до дня свадьбы, – напомнил Кадиим строго.
Я послушно скрыла лицо под тонкой вуалью, оставив чужому взору лишь, как и положено, глаза. Поправила капюшон тёплой накидки на меху, надела перчатки. Айянна, подруга и компаньонка, последовала моему примеру. Для нас, дочерей Шиана, выросших под жарким солнцем юга, среди благоухающих садов и журчащих фонтанов королевских дворцов, зима Афаллии слишком сурова и морозна. Не раз и не два во время этого долгого, изнуряющего путешествия мне казалось, что я не выдержу и умру если не из-за несчастного случая на горных перевалах, то от холода и проливных дождей, сменившихся вскоре бесконечными вьюгами, что преследовали нас в последние дни.
Карета остановилась.
– Её высочество Лайали, принцесса Шиана!
Дверцу открыли снаружи, Кадиим первым покинул тепло салона, подал мне руку – посторонним запрещено касаться юной невинной девы царских кровей, только малому кругу доверенных лиц – и я, обменявшись с Айянной обеспокоенными взглядами, вышла из экипажа, ступила на алую ковровую дорожку, развернутую через расчищенный двор от парадного входа до нашей кареты.
Нельзя смотреть по сторонам, словно я простая селянка, впервые попавшая в город. Нельзя демонстрировать страх, волнение или неуверенность, роняя тем самым свою родину в глазах этих людей. Им нужен надёжный союз со странами за Восточными горами, нужны наши тайные знания, возможности и богатства. Им, потомкам северных лордов, требуется брачный альянс с теми, кто жил на этой земле, в этом мире задолго до вторжения их предков.
А моему отцу, увы, необходимо заручиться поддержкой крупного западного королевства, пока Шиан не исчез, не растворился, подобно песчинке в море, среди территорий алчных соседей.
За моей спиной – не надо оборачиваться, чтобы знать это, – Кадиим помог выйти Айянне, и мы втроём направились по дорожке к людям перед входом. Я первая, две закутанные в чёрное фигуры бесшумными тенями на шаг позади.
От собравшихся отделились двое, выступили вперёд. Темноволосые мужчины в чёрных одеждах и тот, кто моложе, знаком мне.
Мой жених и наследник престола, принц Александр.
А рядом, должно быть, его отец, король Афаллии Георг Восьмой.
Кто-то из свиты короля объявил Его величество и Его высочество, и я присела в реверансе, склонила голову, не видя ничего, кроме красного ворса да края собственного плаща. Сердце неожиданно забилось громче, чаще, едва ли не оглушая, внутри пружиной сжалась тревога.
– Ваше высочество, – прозвучал надо мной голос Георга, негромкий, властный, – добро пожаловать в Афаллию.
– Ваше величество, – я выпрямилась, но взгляд мой отчего-то скользнул мимо лица короля, мимо его сына, рассматривающего меня с интересом скучающим, чуть недоумевающим.
Свита невелика численностью, с преобладанием мужчин – похоже, немногие решились после недавней непогоды ехать по заметённым дорогам в приграничную крепость для встречи невесты наследника. Я должна ценить оказанную мне высокую честь, не всякий правитель отправится на край своей страны ради приветствия иноземной принцессы. Должна ответить со всем положенным почтением, не забывая, тем не менее, что в моих жилах течёт кровь древнего рода, а Георг лишь очередной выскочка-самозванец, как и половина королей в этой части континента. Но слова застряли в горле, взгляд искал лихорадочно нечто неведомое, неизвестное среди сопровождающих монарха, хотя я не могла взять в толк, что именно, не могла понять, почему ищу столь отчаянно, отринув этикет и приличия.
И нахожу.
Светло-синие глаза с оттенком искрящегося на солнце льда. Вьющиеся золотисто-каштановые волосы под бархатным беретом. Полные, красиво очерченные губы. Они дрогнули в слабой, едва заметной улыбке, когда он понял, что я смотрю на него.
Сердце замерло вновь, пропуская удар, и забилось, наполняя меня радостью узнавания, счастьем, равного которому я никогда прежде не испытывала.
Это он, я уверена. Тот, кто обещан мне самой Серебряной госпожой.
В следующее мгновение радость схлынула, рассыпалась, осела горьким пеплом осознания, какую страшную, непоправимую ошибку я совершила.
Нельзя играть с богиней, нельзя пренебрегать предназначением, нельзя заглядывать в будущее, понимая, что уготована тебе иная судьба.
Я заглянула. Вопреки негласному правилу, вопреки предостережениям подруг. В последнее полнолуние прошлого года, во время традиционных гаданий на год будущий. Поймав в глубокой тарелке с водой отражение молочного диска, я попросила богиню показать моего наречённого, того, кто предназначен мне, не принцессе Шиана, обязанной выйти замуж ради блага своей страны, но простой юной девушке Лайали, чьё сердце так мечтает об истинной любви. И богиня приподняла завесу неведомого, явила лик молодого мужчины, соткавшийся из бликов серебра и кругов на воде. Он не был так красив, как принц Александр, и не походил на мужчин Шиана, однако образ его, неверный, мимолётный, сохранился в моей памяти, словно высеченный в камне. А после вода замёрзла, в секунду покрылась слоем льда.
Тогда, перед подругами, удивлёнными, настороженными, я только посмеялась, отшутилась, сделала вид, будто и не рассмотрела ничего, будто гадания эти – сущая глупость. Но всякий раз, когда замечала на небе луну или посещала маленький храм Серебряной, вспоминала о том, кто обещан мне судьбой. И корила себя, понимая, что нельзя было просить богиню об этом, даже забавы ради. Я знаю свой долг, знаю, что должна идти по пути, избранному моим отцом, данному мне от рождения, не сворачивая и не отвлекаясь на эфемерные картины возможного будущего. Ведь не ожидала же я, в самом деле, увидеть наследного принца Афаллии в той тарелке?
И вот он рядом, мой истинный наречённый. Как и все, рассматривает меня открыто, без тени смущения, без намёка на сдержанное, уважительное почтение, к которому я привыкла на родине. Но кажется отчего-то, что и он узнал меня, пусть от меня сейчас и видны одни лишь глаза.
– Надеюсь, долгое путешествие не сильно вас утомило, – продолжил Георг, и я с трудом заставила себя сосредоточить внимание на короле. – Рад, что вы благополучно добрались до Афаллии. Его высочество, мой сын, счастлив приветствовать вас на наших землях.
Александр улыбнулся, чуть склонил голову, обозначая вежливый кивок. Улыбка холодна, небрежна, пуста. Так улыбаются мельком увиденному в толпе знакомому, так походя здороваются с друзьями друзей.
Принц высок, статен, красив. Красивее, чем могла бы пожелать любая невеста царской крови. Даже в тени замка заметны рыжеватые блики в густых тёмно-каштановых волосах, а плотная одежда не скрывает гибкого, тренированного тела человека, предпочитающего спортивные состязания и охоту. Но в зеленовато-карих глазах скука, откровенное желание оказаться в каком-нибудь другом месте и капля непонимания, зачем ему невеста, лицо которой он видел только на присланном моим отцом портрете, да и там черты лишь угадывались под полупрозрачной вуалью.
– Прошу вас, – Георг жестом велел следовать за ним и обернулся к своей свите. Те расступились послушно, склонились, и король повёл нас в замок. – Наши зимы, должно быть, холодны для вас.
– Несколько непривычны, Ваше величество, – ответила я.
– Должно быть, вам кажется, будто здесь настоящий север.
– Вовсе нет, Ваше величество, – не полагает же он, что я никогда не видела географических карт нашего мира, причём куда более полных и подробных, нежели имеющиеся в распоряжении жителей центральной части континента? – Я знаю, что климат в этих краях считается умеренным.
Мы прошли в огромную залу с большим очагом и забранными витражами окнами. Сопровождавшие меня девушки – мои компаньонки и будущие фрейлины, ехавшие во второй карете, – сгрудились позади вместе с Айянной, и только Кадиим держался рядом, вселяя в меня уверенность своим присутствием. Подозреваю, его, молчаливого, не поднимающего без нужды взгляда, единственного мужчину в моей свите – не считая, естественно, охраны, – приняли за слугу, возможно даже, за евнуха из тех, что состояли при гаремах, и оттого едва удостаивали вниманием. И ни он, ни я не торопились развеивать заблуждение это.
По моему знаку Айянна приблизилась ко мне, сняла капюшон так, чтобы не потревожить шёлковое покрывало на моих убранных в простую причёску волосах. Я заметила удивление, недоумение, даже разочарование во многих обращённых на меня взглядах. Неужели они ожидали, будто шианская принцесса, оказавшись под крышей, сразу же разденется едва ли не до нижнего платья? Георг нахмурился слабо, вялое непонимание в глазах Александра сменилось новой печатью скуки и чуть более живым интересом к изображениям на витражах.
В зале, под высокими сводами, среди холодных стен мне представили свиту короля. Россыпь титулов и имён, вереница лиц и поклонов, пёстрое кружево приветствий, поздравлений и пожеланий. Я пыталась запомнить первые имена, но то и дело ловила себя, что после каждого следующего не могу найти в памяти предыдущего, они словно проскальзывали мимо, не оставляя следов. И я прекратила бесполезное это занятие. Я ждала.
Не получается сдержать любопытство, хочу знать, кто он, как его зовут. Я и страстно желаю увидеть его поближе, и боюсь.
– Лорд Мартен Ориони, – снятый с волос берет, низкий поклон.
Как и всем, я киваю ему любезно, не произнося ни слова. Не подаю руку, никаких прикосновений, даже через кожаную перчатку, даже выражения почтения. Он выпрямляется медленно, смотрит исподлобья, пристально, изучающе, словно способен видеть сквозь слои одежды, сквозь все покровы, в которые я укутана от холода и чужих взоров. На губах улыбка, лёгкая, сдержанная, подобная первому робкому лучу восходящего солнца. Она освещает лицо, собирается ямочками на щеках, ложится серебром льда в глазах. Ему будто известна моя тайна, известно, что я знаю его, знаю о нём, известно о решении богини. Замечаю усмешку, ласковую, добродушную, таящуюся в уголках губ, вспыхиваю невольно и радуюсь, что вуаль скрыла жаркий румянец.
Более лорд Ориони ничего не добавляет и пятится от нас, уступая место следующему придворному.
Наконец, когда представление закончилось, меня и моих спутниц поручили заботам леди Марл, чей лорд-супруг владел замком. Она проводила нас в отведённые мне покои, где я могла отдохнуть немного и переодеться к обеду.
Обед? Так поздно?
Затем я вспомнила, что знать в западных королевствах обедает поздно, у нас это скорее ужин, и что есть придётся в общей зале, на глазах всех присутствующих, и мужчин, и женщин. Отец специально нанял нам учителей, поведавших об обычаях запада, об этикете страны, куда мне предстояло отправиться. Нас учили правилам поведения, принятым при дворе Афаллии, здешним танцам, реверансам, однако действительность всегда выглядит иначе, чем на словах наставников, чем на книжных страницах и в наивных представлениях стайки юных девиц, никогда прежде не покидавших родной страны. Я не могла показаться всем без привычной вуали и не могла не спуститься к обеду. Придётся решать, выбирать, намерена ли я и впредь следовать обычаям Шиана или же вынуждена пренебречь ими в угоду новой жизни. Подозреваю, Георгу не слишком-то по нраву, что я до сих пор не открыла лица. Король наверняка желает увидеть товар, изучить как следует свою покупку, да и Александр избегал смотреть на меня дольше необходимого. Не оттого ли, что невеста интересует принца не больше, нежели очередной камзол, только-только принесённый от портного?
Ко всему прочему в замке нет простых удобств. Я терпеливо сносила походные неудобства в дороге, однако сейчас-то мы в замке, надёжно укреплённом, благоустроенном для жизни населяющих его людей. Но нет. Страшный сквозняк, и от него не спасали ни гобелены на стенах, ни жалкие ковры на полу, ни огонь в очаге. Отдельной ванной нет, водопровода тоже. Переносная деревянная ванна – обычная лохань, не иначе, – выстланная изнутри простынёй, уже стояла перед очагом, и пришлось подождать, пока слуги наполнят её горячей водой, которую грели и приносили с кухни.
– Да они всего-навсего кучка дикарей, а не великое цивилизованное государство, – прошептала Айянна, вместе со мной и остальными девушками наблюдавшая за суетой, что заполнила мои покои посторонними людьми, голосами с резким, свойственным Афаллии акцентом, беготнёй взад-вперёд.
Что я могу ответить? Теперь это наш дом и нам придётся примириться с особенностями здешней жизни. Благодарение Серебряной, что в Афаллии хотя бы рабство отменили, чем может похвалиться далеко не каждая страна в этой части континента.
Наконец ванна готова. Кадиим почтительно, но непреклонно выпроводил леди Марл и её слуг из спальни и вышел сам. Мои компаньонки поставили перед ванной ширму, помогли мне снять одежду и я, забравшись в горячую воду, попросила оставить меня одну. Совсем ненадолго, лишь на несколько минут, но мне хотелось побыть в одиночестве, знать, что рядом никого нет, что никто не смотрит и не следит за каждым моим жестом, каждым взглядом. Меня с рождения окружали прислуга, наставники, наперсницы, родственники, но дома не было такой суеты, столь раболепного стремления угодить, скрывающего жадное любопытство к иноземной диковинке. Дома я могла спокойно уединиться в ванной комнате, в своей спальне или в саду, зная, что люди из моего доверенного круга находятся поблизости, однако не навязываются, не мельтешат постоянно перед глазами, уважая моё желание остаться в одиночестве.
Горячая вода действовала успокаивающе, нежный аромат масла гелиотропа, добавленного Айянной, напоминал о доме. Странно думать, что я больше никогда не увижу ни родителей, ни брата, ни Шиана. Не бродить мне уже по тропинкам королевского сада, что близ Лазурных озёр, не играть в прятки с подружками в галереях дворца, не преклонять колен пред алтарём Серебряной, не заслушиваться историями, что рассказывала мама.
Вкрадчивый скрип заставил вздрогнуть. Расписанная цветочными узорами ширма скрывала от меня почти всю спальню, я видела лишь угол комнаты, где находился стол с кувшином с питьём и кубками.
Сквозняки? Но затем я услышала шаги, тихие, осторожные.
– Айянна? – позвала я неуверенно. Опустила под воду руку с кольцом, размышляя, позвать ли Кадиима или же справиться самой, пока дар богини ещё со мной?
Из-за края ширмы выступил мужчина, и я не удержалась от вскрика, подтянула заполошно колени к груди, чтобы прикрыться.
Лорд Мартен Ориони не выглядел ни смущённым, ни растерянным. Рассматривал меня откровенно, с уже знакомой полуулыбкой и неспешностью возмутительной, нахальной. Подумать только, вломился в спальню принцессы, застал девушку нагой в ванне и изучает так, словно я его собственность, словно ему совершенно некуда торопиться, словно в любую минуту сюда не войдут мои компаньонки. Словно я не могу закричать, позвать Кадиима и стражу. От меня самой этот наглец сопротивления не ждёт, все здесь, верно, полагают, что беспомощная девица, особа королевской крови не способна и пальцем пошевелить без прислуги.
Лорд Ориони шагнул к ванне, я сжала руку в кулак, собирая сияние под стиснутыми судорожно пальцами. Позволит себе лишнего – пожалеет, и не важно, истинный наречённый он мне или кто.
– Милорд, не знала, что в обычаях Афаллии входить без доклада в покои принцессы, – произнесла я негромко.
– Я здесь по личному поручению Его высочества, – ответил лорд спокойно.
– Вот как? Но пусть бы даже по поручению Его величества – это не даёт вам права врываться без разрешения в мою спальню. Покиньте покои немедленно. И как вас пропустила стража?
– Я их не спрашивал. В замке лорда Марла полно тайных ходов и коридоров, которые ведут в самые разные комнаты, – Мартен остановился сбоку от ванны, опустился на корточки.
Не знаю, что хуже – когда он нависает надо мною, вынуждая сидеть не шевелясь, чтобы взору его случайно не открылось недозволенное, или когда наши лица рядом, на одном уровне, и мне достаточно чуть потянуться, чтобы ощутить его дыхание на своей коже.
– Что угодно Его высочеству? – спросила я, не поворачивая головы к мужчине, глядя строго перед собой.
– Александру любопытно узнать, как вы выглядите без всех этих ваших… покровов.
– Удивлена, что Его высочество лично не почтил меня визитом, – подозреваю, отнюдь не хорошее воспитание, скромность или деликатность явились тому преградой.
– Отец не отпускает его от себя ни на шаг, по крайней мере, пока мы в приграничье. Беспокойные соседи… вам, полагаю, об этом известно не понаслышке.
Краем глаза я уловила движение, поняла – Мартен потянулся к моим заколотым волосам, – но вместо того, чтобы отпрянуть, отодвинуться к другому бортику ванны и ударить, плеснуть сиянием, будто водой из бокала, я резко повернула голову к мужчине. Руку он не отдёрнул, лишь опустил ниже, коснулся осторожно, едва ощутимо кончиками пальцев моей щеки. И я застыла, не в силах шелохнуться, чувствуя, как сияние утекает сквозь пальцы, растворяется в воде. Мартен же медленно провёл пальцами вниз по щеке, по подбородку. Я знала, понимала отчётливо, что должна если не дать отпор сама, то хотя бы позвать на помощь, но не могла даже вздохнуть поглубже. Словно заворожённая, рассматривала его лицо, каждую чёрточку, добавляя их к смутному образу, хранящемуся бережно в моей памяти. Не вздрогнула, не отодвинулась, когда Мартен потянулся ко мне, коснулся своими губами моих, только закрыла глаза, пытаясь запомнить этот момент, впитать его губкой.
Поцелуй осторожный, недолгий. Мужчина отстранился почти сразу, рождая во мне разочарование – от поцелуя я отчего-то ждала иного, возможно, той всепоглощающей страсти, о которой нам рассказывала наставница, – вновь обвёл подушечкой большого пальца мой подбородок.
– Однажды я видел тебя во сне, – Мартен говорил тихо, его негромкий, с лёгкой хрипотцой голос обволакивал, будто волшебное пение сирены, и казалось, словно мы одни на целом свете, никто нас не потревожит и лишь потрескивающее в очаге пламя да боги будут нашими свидетелями.
– Во сне? – повторила я шёпотом, едва отметив, что он обратился ко мне на «ты».
Нельзя, непозволительно.
Неважно.
– Во сне была ночь и огромная луна, что висела низко над горизонтом. Луг, усыпанный душистыми сиреневыми цветами. И ты, в лёгком платье, с распущенными волосами и безо всякой вуали. Ты шла через луг уверенной, танцующей походкой, словно окутанная лунным сиянием, и нельзя было не последовать за тобой.
Я хочу, чтобы он снова поцеловал меня, я даже готова поцеловать сама и сама тянусь к нему, но Мартен, насторожившись неожиданно, подобравшись почуявшим опасность зверем, хмурится, убирает руку, выпрямляется резко и тенью исчезает за ширмой. Слышу скрип и сразу – голоса Кадиима, Айянны и, кажется, леди Марл, доносящиеся из-за двери, ведущей в приёмный покой. Оглядываюсь растерянно, удивлённо – вот Мартен был рядом, и вот его нет, будто и не было вовсе, будто он привиделся мне неверной грёзой поутру.
Но я не уроженка этих варварских, отсталых королевств, в прошлом веке уничтожавших беспощадно магов и служительниц Серебряной богини. Я дочь мира, уважающего и принимающего представителей других видов как равных, и мне известно, что люди не обладают столь тонким слухом, что не способны они двигаться со скоростью и грацией диких хищников.
Кем бы ни был лорд Мартен Ориони, но простым человеком рождён он не был.
К обеду я вышла с открытым лицом. Кадиим, конечно же, возражал, уверяя, что я должна настоять на соблюдении шианских обычаев хотя бы до свадьбы, но я отказалась. Всё время с момента заключения союза между моим отцом и Георгом, между западным и восточным королевствами мне напоминали беспрестанно, что альянс этот важнее для них, чем для нас, что наши предки истинное, коренное население нашего мира и прав у нас поболе, чем у потомков невесть откуда явившихся захватчиков. Мы часть древней, могущественной цивилизации, и они должны склоняться пред нами, уступать дорогу, признавая наше главенство над миром, наше старшинство над ними. Но проехав часть континента и прибыв в Афаллию, я увидела, насколько ошибался отец. Им всё равно, кто наши предки и как долго жили они в этом мире, их интересует лишь то, что мы можем им дать. Быть может, будь я одной из принцесс великой Иолийской империи или Кандии, к нам относились бы с большим почтением или даже страхом, но я всего-навсего дочь маленького Шиана, нуждающегося в помощи и защите от нападок соседей не меньше, чем Афаллия желает получить наши знания и сокровища. Холёным, скучающим вельможам нет дела до наших обычаев, более того, я подозревала, что это наши традиции выглядят в их глазах варварскими пережитками древности.
Я разрешила своим компаньонкам не сопровождать меня, если они не хотят выходить с открытыми лицами. Мне достаточно и Кадиима, пусть афаллийцы думают что хотят, увидев шианскую принцессу в обществе одного только слуги, но я не буду принуждать юных девушек поступаться привычными правилами поведения, как приходится мне самой. Однако Айянна вызвалась пойти со мной, напомнив, что это наш общий долг, не только мой, и что есть вещи и много хуже открытого лица.
Как я и ожидала, Георг остался доволен. Обронив пару скупых, сухих комплиментов, король заметил, что народ желает видеть невесту наследника, да и мне, как будущей королеве, пойдёт на пользу, если я сразу предстану перед подданными понятной и близкой им принцессой, а не загадочной заморской диковинкой.
Собравшиеся за длинными столами в большой зале замка удивлены – вероятно, несмотря ни на что, никто не предполагал, что я так быстро покажусь людям.
Принц оглядел меня с любопытством задумчивым, изучающим, однако недолгим и вскоре, потеряв к собственной невесте всякий интерес, начал уделять внимание подаваемым кушаньям. В моих покоях я заметила в глазах Мартена тот сугубо мужской интерес, о котором нам рассказывали, намёк на вожделение. Сколь бы неопытна я ни была, но я чувствовала, что он желает меня, как мужчина желает женщину, что я волную его как женщина, не как забавная экзотическая зверушка. Александру же было… всё равно. За весь вечер он не сказал мне ни слова, едва удостаивал мимолётным взглядом, и я задумалась поневоле, не соврал ли Мартен, говоря, будто его послал сам принц? Не похоже, чтобы Александра так уж сильно интересовало, как я выгляжу без вуали. Казалось, наследника вообще мало что волновало, я не раз замечала, как взгляд его, направленный в пустоту, становится тяжёлым, отрешённым. Ловила хмурую, неодобрительную тень в синих глазах Георга, однако на людях король хранил молчание, не делал замечаний сыну, не напоминал о положенных этикетом любезностях и элементарных правилах хорошего тона.
Мартен сидел за одним из столов для свиты монарха. Смотрел на меня – все смотрели, перешёптывались, обсуждали, – но его взгляд я ощущала особенно ясно, он касался меня, моего склонённого к тарелке лица, скользил по линиям тела, которые платье шианского фасона, из ткани, причудливо сочетавшей в себе оттенок грозового неба и запёкшейся крови, скрывало куда лучше, нежели наряды афаллийских красавиц. Мы оба понимали, что ни одно платье в мире теперь не укроет меня от его пристального взора, что даже сотня покровов не спасёт от голодного его внимания. И я снова и снова корила себя: за то злосчастное гадание, за глупую, неосмотрительную просьбу свою, за то, что позволила прикоснуться к себе сегодня, поцеловать, за собственное ответное желание. За то, что думала о нём, таинственном незнакомце, предназначенном мне Серебряной, весь этот год.
За то, что приснилась ему.
Обед закончился поздно, а назавтра с утра вновь в дорогу, продолжая путь в Салину, столицу Афаллии. Ни Георг, ни Александр не будут сопровождать мой кортеж, они уехали пораньше, оставив со мной часть своей свиты и охраны. Мартен среди оставшихся, и я не удивлена. Я пыталась не радоваться тому, что он рядом, но не могла сдержать улыбки, пусть и скрытой вуалью. И тем хуже мысли, что, кем бы мы друг другу ни были, нам нельзя быть вместе.
Нельзя смотреть на Мартена, но я всё равно инстинктивно ищу его глазами на каждой остановке, во время каждого торжественного обеда-ужина. Нельзя думать о нём, но я не могу не представлять его и наше совместное будущее, которого у нас нет и быть не должно. Нельзя расспрашивать о Мартене, но я жадно ловлю долетающие до меня обрывки разговоров придворных в надежде услышать знакомое имя. Нельзя выдавать нечаянную нашу связь, но она напоминает о себе в беспокойных снах, где я вижу огромный диск полной луны, низко висящей над горизонтом, луг, усыпанный неведомыми сиреневыми цветами, и серебристую тень, следующую за мною по пятам.
Афаллия большая, богатая страна, змеёй растянувшаяся вдоль западного побережья, и Салина венчала её широкую приплюснутую голову, словно исполинская корона. Путь в столицу занял несколько дней с остановками в городах поменьше, с ночёвками в богатых поместьях или замках местной знати. В каждом городе меня встречали и приветствовали люди: простой народ, собравшийся хотя бы издалека посмотреть на чужеземную принцессу, и аристократы с чиновниками, торопившиеся засвидетельствовать невесте наследника своё почтение. Нынче сопровождал меня герцог Эрман и день ото дня мой эскорт всё разрастался, точно бурьян на заброшенном огороде. Знать присоединялась к кортежу, торопилась в столицу, дабы не пропустить нашу с Александром свадьбу. Бракосочетание назначено на последний день уходящего года – известный своей скупостью Георг желал совместить новогодние празднества и предписанные королевской свадьбе увеселения. Однако из-за недавней непогоды, задержавшей кортеж сначала на горных перевалах, а потом при пересечении долин Гаалии, в Салину мы прибыли всего за неделю до торжества.
По сравнению с виденными мною городами Шиана, Салина огромна, шумна и суетлива. Повсюду люди и много каменных домов в два-три этажа, широкие мощёные улицы сменялись узкими тесными переулками, где и одна повозка не поместилась бы. Кортеж проехал только малую часть столицы и сразу направился в королевский дворец, надёжно укрытый за высокой оградой.
Меня и мою свиту проводили в покои, заново обустроенные для невесты принца. Отныне это мои комнаты, я буду жить в них до тех пор, пока Георг не умрёт и Александр не взойдёт на престол – тогда я должна перебраться в покои королевы. Впрочем, король ещё не стар, крепок и умом, и телом и с благословения богов править будет долго. Надеюсь, мне хватит этих лет, чтобы освоиться на новом месте, стать достойной титула королевы Афаллии и доброй женой для моего супруга. Однако чем чаще я думаю о своём будущем, заблаговременно распланированном, устроенном кем угодно, но только не мной, тем больше крепнут во мне страхи. Мне придётся регулярно видеть Мартена, если не случится ему по какой-то надобности покинуть двор. День за днём предстоит наблюдать за ним, за его развлечениями, танцами и флиртом с придворными кокетками. Я сумела выяснить, что лорд Ориони состоит в свите принца, один из его близких, закадычных друзей-приятелей, выросших вместе с Александром, а значит, мы будем встречаться даже чаще, когда принц станет отправлять своего приближённого с каким-нибудь посланием или просьбой ко мне.
Однажды Мартен женится. А я выйду замуж всего через несколько дней, и половина двора будет в новогоднюю ночь наблюдать за консумацией. Знаю, я должна справиться, должна всё выдержать, но сейчас кажется, что я закричу, если Александр дотронется до меня, поцелует, что я сойду с ума, если он овладеет мною на глазах целой толпы.
Ужасный, дикий обычай и я ничего не могу с ним поделать, не могу ни отказаться, ни изменить его. По крайней мере, пока не стану королевой.
В моих новых комнатах ожидала незнакомая девушка, высокая, тоненькая, словно молодая ива, с убранными в простую причёску тёмно-каштановыми волосами. Присела предо мной в глубоком реверансе.
– Леди Эллина Линди, – произнесла она и выпрямилась, подняла на меня смеющиеся зелёные глаза. – Её величество сочли, что Вашему высочеству пригодится в свите дама, знающая, что здесь, как и к чему.
Я в растерянности оглянулась на Кадиима, но тот лишь едва заметно пожал плечами.
– Рада знакомству, леди Линди, – ответила я. – Её величество очень добра.
– Через два часа Ваше высочество сможет поблагодарить её лично.
Да, меня уже уведомили о распорядке на оставшуюся часть дня – обязательный торжественный обед, где я наконец увижу королеву Элеонору, затем выступление комедиантов и после танцы. Опять придётся лечь спать поздно, но завтра, благодарение Серебряной, хотя бы не надо вставать пораньше и отправляться в путь.
Я представила леди Линди Кадиима и своих компаньонок и вместе с Айянной прошла в спальню. Эллина последовала за нами, с любопытством рассматривая нашу одежду. Айянна сняла с меня тёплый плащ, вуаль и покрывало с волос. К обеду я выходила с открытым лицом, однако в остальное время предпочитала держаться знакомого обычая. Всё же негоже невинной девушке, принцессе крови являть лицо своё всякому взору.
– Во избежание возможных разночтений и недомолвок считаю необходимым сразу предупредить Ваше высочество, что я оборотень, – заметила Эллина вдруг. – Как, впрочем, и часть придворных.
Мы с Айянной переглянулись, и подруга отвернулась, пряча понимающую улыбку.
– Благодарю за откровенность, леди Линди. В моей стране двуликих уважают и относятся как к равным, наши законы защищают права не только людей, но и многих других видов.
– Не все королевства этой части континента согласились бы с вашей родиной. Тем не менее, в Афаллии нам живётся легче, чем в большинстве других стран.
– Вы принадлежите к стае или прайду?
– Я лисица, мы держимся своей семьи. Я состою… состояла в свите Её величества, при дворе оказалась по протекции одной родственницы моего отца, – Эллина неопределённо повела плечиком. – Времена нынче такие, что девице из знатной семьи деваться больше некуда, кроме как служить королеве да на мужа охотиться. Куда нам ещё подаваться, если в наши дни женщинам запрещено выбирать, решать, говорить и даже просто думать?
Я медленно кивнула, соглашаясь с собеседницей. Даже мне, принцессе Шиана, больше не дано ни решать что-либо самой, ни делать собственный выбор.
* * *
Ранние зимние сумерки укрыли заснеженный сад за окнами моих покоев, когда пришло время обеда. К назначенному сроку я уже готова, облачена в нижнее алое платье и верхнее оранжевое с золотым, шианского фасона. Длинные чёрные волосы распущены свободно по плечам, как и подобает невинной деве, карие глаза, разрез которых Эллина назвала восточным, чуть-чуть подведены. Никаких лишних украшений, только серьги, браслеты и старинное золотое кольцо с чёрным матовым камнем – моя связь с Кадиимом и знак, что я его хозяйка, что великий бессмертный дух служит мне, той, кто рождена с даром Серебряной богини. Эллина проводила меня, моих девушек и Кадиима в обеденную залу. Без помощи новой придворной дамы мы наверняка заблудились бы в коридорах, галереях и переходах, кажущихся бесконечными, бесчисленными, в лабиринте этого огромного дворца, раскинувшегося паучьей сетью посреди Салины. Дорогой Эллина рассказала, что королевской семье также принадлежит ещё более роскошный дворцовый комплекс за городом, Приморская крепость-цитадель, где когда-то первые короли Афаллии начинали своё правление, где планировали захват и присоединение новых территорий, и ещё несколько дворцов и замков по всей стране, не считая, естественно, домов высоких лордов, всегда готовых принять у себя своего монарха.
Огромная обеденная зала полна придворных, от обилия незнакомых лиц вокруг и мысли, что большая часть из них будет представляться мне на протяжении всего вечера, кружилась голова. Я чувствовала на себе великое множество взглядов, любопытных, оценивающих, удивлённых, неприязненных даже. Знала – все пристально смотрят на меня, изучают, словно я редкий алхимический элемент, сомневаются, гожусь ли я в королевы. Я видела, как ярок, блестящ двор Афаллии, как разодет он щегольски, по последним местным модам. На мужчинах драгоценностей едва ли не больше, чем на женщинах, у многих волосы завиты и напомажены. Платья дам причудливый контраст дани скромности и откровенности одновременно: пышные юбки, тугие корсеты, длинные рукава и тут же декольте вызывающей глубины, обнажённые плечи. На лицах краски столько, что не понять, где юная девушка на выданье, а где замужняя женщина, от украшений на шеях, пальцах, одежде и в причёсках рябило в глазах. И посреди этого безумства показной роскоши восседала за отдельным столом королевская семья.
Королева Элеонора стройна и всё ещё привлекательна. Тёмно-каштановые, с рыжинкой волосы обрамляли лицо бледное, застывшее маской привычной, необходимой любезности. Голубые глаза осмотрели меня внимательно, с придирчивостью матери, вынужденной отдавать любимое дитя в чужие руки. Сама выданная замуж ради благополучия родной страны и укрепления политических связей, королева поприветствовала меня довольно холодно, сдержанно. Я заняла своё место рядом с Александром и слуги начали вносить блюдо за блюдом.
Подобно хитросплетениям дворцовых коридоров, обед кажется бесконечным. Одна перемена блюд следует за другой, льются рекой хмельные вина, придворные, желающие представиться невесте наследника, появляются перед моими глазами и исчезают, не оставляя в памяти даже имён. Король и королева едва обмениваются и парой фраз, Александр по обыкновению молчалив, погружён в неведомые думы. Я ловлю себя на мысли, что до сих пор ещё не слышала его голоса, и подозреваю, что, быть может, принц нем от рождения или вследствие какого-нибудь недуга, потрясения. Хотя странно, посол Афаллии только и говорил, как наследник силён, ловок, умён, смел и пригож, как легко ему всё даётся, какие надежды возлагаются венценосными родителями на единственного сына. Нахваливал Александра не хуже заправской сводни, столько разговоров было, как мне повезло с женихом, а Шиану – с союзником, и что же я вижу? Прекрасного, драгоценного принца, не способного или, того ужаснее, не желающего перемолвиться со мной и словом?
Придворные громко смеются над выступлением комедиантов, пока я мучительно пытаюсь понять смысл шуток. Вижу, как хмурится неодобрительно Кадиим, как переглядываются растерянно мои компаньонки. Наконец актёры кланяются под аплодисменты, уходят, и наступает время танцев.
Мне впервые придётся танцевать публично – похоже, отныне вся моя жизнь будет проходить на виду, на глазах множества незнакомых людей, словно я сама актриса, не имеющая права покинуть сцену ни на мгновение, обязанная играть свою роль до последнего вздоха. Александр по знаку отца поднимается из-за стола и ведёт меня на середину залы, к нам присоединяются ещё несколько молодых придворных. Краем глаза замечаю Мартена, он встал в пару с невысокой темноволосой красавицей, улыбающейся смело, солнечно. Сразу отвожу взгляд, пусть не думает, будто меня волнует его дама.
Заиграли музыканты, неторопливая, степенная мелодия наполнила залу. Руки принца тёплые, но прикосновения осторожные, холодные. Вполне допустимо обменяться ничего не значащими фразами во время танца, не можем же мы и дальше молчать, словно Александр действительно немой?
– Великолепный дворец, – помедлив, произнесла я, когда мы повернулись лицом друг к другу.
– Обычный костел, – ответил принц равнодушно.
– Мне так не показалось… – возразила я нерешительно.
– Вы уже успели его осмотреть? – перебил Александр, улыбнувшись. – Едва ли, а значит, не видели ничего, кроме ваших апартаментов да этой залы. Поэтому лучше положитесь на моё суждение, а я говорю, что это один большой костел, место упокоения бесчисленных надежд.
Полуулыбка, скупая, насмешливая, чуть высокомерная, мне неприятна и непонятна.
– Ваше высочество, возможно, мысль о нашем браке вас не радует, однако это наш долг и…
– Не радует? Дражайшая принцесса, позвольте быть откровенным, раз уж вы упомянули о долге. Мне ненавистна одна только мысль об этом браке, но, увы, приходится мириться и с обстоятельствами, и с большими планами отца, и с вашим присутствием при дворе и в моей жизни.
– Молодые люди нашего положения не вольны выбирать сами, и вам, полагаю, прекрасно о том известно.
– О да, – в глазах Александра тень раздражения, безысходности, в голосе – горечь обвинения. – Отцу не нужна королева-афаллийка на троне, он считает вас, вернее, ваше приданое и связи с восточной страной более выгодным вложением капитала в нынешней ситуации на мировой политической арене. И разве за горами не принято женщине выходить замуж повторно, при живом первом супруге?
Во имя Серебряной, это-то здесь при чём?!
– Только женщинам высокого рода дозволено брать второго супруга по своему выбору, – поправила я осторожно. – Но это обычай моей родины и здесь, в Афаллии, значения он не имеет так же, как и необходимость скрывать лицо невесты до свадьбы.
– Весьма похвально с вашей стороны, – интонация сочилась ядом, откровенным, без попыток замаскировать его светской любезностью.
Принц отпустил мою руку, мы, следуя фигурам танца, отступили друг от друга, повернулись к паре позади нас. Я заученным движением протянула руку темноволосой девушке в красном платье, встретила полный любопытства взгляд её карих, почти чёрных глаз. Наши пальцы, ладони не соприкасались, замерли, будто уткнувшись в невидимую преграду. Шаг к девушке, шаг назад, перемена рук и снова шаг вперёд. Круг, неспешный, неполный, и я встала рядом с кавалером девушки, а она заняла место подле принца. Они не смотрели друг на друга, только перед собой, но я видела, как Александр нежно, трепетно взял даму за руку, как из его движений исчезла скованность, недовольство человека, вынужденного заниматься нелюбимым делом. Оглушённая словами наследника, его жестами, я едва ощутила, как новый партнёр коснулся моих пальцев.
– Не обращай внимания, – услышала я тихий голос Мартена.
Посмотрела искоса на мужчину рядом, подозревая смутно, что неспроста Мартен встал позади нас, неспроста встал в пару именно с этой дамой. Мы повернулись лицом друг к другу, и я заметила, какими взорами обменялись Александр и девушка. На устах обоих улыбка воздушная, счастливая, во взгляде радость, обещание.
– Она… – пытаюсь подобрать подходящее определение, – его наложница?
– Возлюбленная, – поправил Мартен. – Или, как у нас принято говорить, фаворитка. Впрочем, они влюблены друг в друга с детства, когда Изабелла ещё состояла в свите Элеоноры, младшей сестры Александра.
Принц и Изабелла не сводили друг с друга глаз, растягивали каждое прикосновение и, кажется, не замечали ничего и никого вокруг, словно укрывшись в своём мирке, невидимом для чужих взоров, предназначенном лишь для двоих. Я отвернулась, чувствуя себя уязвлённой. Это не ревность, нет, но обида из-за столь откровенного, грубоватого пренебрежения. Наследник всему двору, иностранным послам и венценосным родителям демонстрировал, как неприятна, противна ему навязанная невеста, дикарка из страны, где разрешено такое возмутительное варварство как двоемужество, и как обожает он истинную даму своего сердца, давнюю возлюбленную, с которой ему – ах, какая трагедия, достойная баллад менестрелей и пера поэтов! – не суждено воссоединиться.
– В гневе ты очаровательна, – заметил Мартен вдруг.
Я вспыхнула, отвлекаясь от мыслей о женихе и о публичном оскорблении, что хуже его недавних слов. Пожалуй, позже расспрошу Эллину, ей наверняка хорошо известно, что происходит в королевской семье.
– Вы забываетесь, милорд, – напомнила я сухо, надеясь лишь, что голос не сорвётся предательски, выдавая настоящие мои чувства.
Делая шаг к Мартену, я ощущала тепло его тела, запах мыла и леса, окутанного поутру дымкой тумана, пробуждающегося от предрассветной дрёмы. Мартен держал мою руку крепче, увереннее, чем Александр, чем того требовали правила приличия, и от его прикосновений кожа словно начинала пылать.
– Не думаю, – в уголках губ затаилась уже знакомая усмешка.
– Вы мне солгали.
– Да? – тень притворного удивления.
– Не было никакого поручения от принца.
– Отчего же? Александр обронил, возможно, наполовину в шутку, что было бы любопытно увидеть невесту без покровов, и я вызвался… добровольцем, так сказать. Но отправился я с его полного одобрения.
– И что же вы ему рассказали по возвращению? – я облизнула пересохшие губы.
– Что невеста – прелестная и нежная лилия, взращённая в сиянии луны лесными нимфами, – Мартен смотрел на меня внимательно, неожиданно серьёзно. – И что она не предназначена для афаллийских садов.
– Вы… слишком дерзки, – я едва успела поменять руку, чуть не сбившись с ритма. Красивые фразы… с двойным смыслом.
И смысл этот незримым смычком касался тайных струн моей души, взывал к мечтам и чаяниям, непозволительным принцессе. У меня есть долг, есть обязанности и не важно, чего я желаю на самом деле, к чему стремлюсь.
– Отрицать не стану, – согласился Мартен невозмутимо.
– И для чего же, по-вашему, предназначена… эта лилия?
Мелодия плавно стихла, лишая меня возможности узнать ответ, пары раскланялись. Александр обернулся ко мне, подал руку, превращаясь снова в холодного, отстранённого принца, видящего в своей невесте лишь досадную, непреодолимую преграду на пути к собственному счастью. Мы вернулись за стол, под укоризненные, неодобрительные взгляды короля и королевы, и я не смогла понять, чем в большей степени вызвано недовольство монархов – танцем невесты с посторонним мужчиной или их сына с его возлюбленной? Тем не менее, до окончания вечера танцевать я выходила только со своими компаньонками и не искала Мартена глазами, а Александр более не сказал мне ни слова и избегал смотреть на Изабеллу, когда она, яркая, заразительно смеющаяся, появлялась в поле его зрения.
Ночью мне вновь снилась огромная молочно-белая луна, луг, полный сиреневых цветов, и серебристая тень, следующая за мною по пятам. Я шла медленно, наслаждаясь тёплым душистым воздухом, прикосновениями бархатистых листьев и нежных лепестков к моим рукам, мягким лунным сиянием, что окутывало всё вокруг мерцающим ореолом. Я была спокойна, свободна и знала, что никто не тронет меня в этом призрачном, ласковом мире, что здесь я в безопасности, под защитой. Тень рядом, она всегда рядом и на сей раз мне захотелось рассмотреть её. Остановившись среди цветов, я обернулась и увидела зверя.
Снежный барс. По серебристой шерсти рассыпаны чёрные пятна и золотистые подпалины, светло-синие, с льдистым оттенком глаза смотрят на меня внимательно и по-человечески осмысленно. Я не боюсь. Протягиваю руку, желая коснуться его, ощутить под пальцами мех, сильное гибкое тело хищника и…
И просыпаюсь в темноте своей спальни. Лежу неподвижно несколько минут, унимая забившееся тревожно сердце, затем выбираюсь из-под одеяла и, осторожно ступая по холодному полу, подхожу к окну. Всматриваюсь сквозь сковавшие стекло морозные узоры в очертания сада, в чёрные силуэты деревьев на фоне снежного полотна. И на мгновение мне кажется, будто среди заиндевевших стволов мелькнула гибкая серебристая тень.
Глава 3
– Леди Линди, вчера вы упомянули, что при дворе немало двуликих…
– Хватает. Кто-то получил титул – предки в прошлом веке или он сам недавно, у кого-то среди ближайшей родни были оборотни. После тёмного и жестокого периода охоты на колдунов многим из нас пришлось пересмотреть свои приоритеты. Нынче среди нас уже не считается зазорным получить титул от короля или через брак войти в родовитую семью.
– Разве это не противоречит вашим принципам жизни в стае? – удивилась я.
– Принципиальные при дворе не задерживаются, – улыбнулась Эллина. – Стаями живут в уединении в общинах или в маленьких провинциальных городах, до которых не дошла охота, а в больших каждый выживает как умеет. Для некоторых из нас двор – неплохая возможность устроиться в жизни, обеспечить будущее себе и своим детям. Сбежать в леса мы завсегда успеем. Впрочем, не все стремятся попасть ко двору. Кто-то выбирает путь наёмника, кто-то нанимается на корабли, – лисица оглянулась на служанок и понизила голос: – Слава пиратов прошлых веков и по сей день кружит головы иным охочим до свободы мечтателям, а имена пиратов нашего времени окутаны розовым ореолом романтики и манящих тайн. Рикардо Мессимо, Джеймс Дарро – девичьи сердца начинают биться быстрее при одном только упоминании этих имён.
Я поймала растерянный взгляд Айянны и лишь едва заметно пожала плечами в ответ. После завтрака мы принялись разбирать сундуки с моими вещами: одеждой, обувью, украшениями и косметикой – накануне не было возможности заняться этим как должно. Под строгим надзором Айянны служанки развешивали в гардеробе мои платья, Зайра раскладывала на столе возле высокого зеркала в массивной раме коробочки и флакончики с косметикой и маслами, а я и Эллина взялись за украшения. Я открывала поочередно каждую шкатулку, футляр, касалась знакомых предметов, остро напоминающих о доме. Почти всё – подарки родителей, брата, родственников, у нас не принято, чтобы юная незамужняя девушка сама покупала себе драгоценности или обвешивалась ими, словно удалая гадалка из кочевых или гаремная наложница. Да и я сама не любила драгоценности слишком вычурные, роскошные, подавляющие блеском своим, громоздкостью. Цепочка тонкого плетения, с оправленным в серебро круглым лунным камнем – подарок матери на моё восемнадцатилетие, память о том, кто я, из какого рода, – самая дорогая моему сердцу вещь. Я достала цепочку из шкатулки, повернулась к окну, чтобы полюбоваться, как солнце расцвечивает бледно-голубой, молочного оттенка камень рыжими бликами, всколыхнувшими вдруг воспоминания о сне, о снежном барсе. Затем, повинуясь порыву, я протянула украшение Эллине.
– Леди Линди, помогите, пожалуйста.
Лисица застегнула на моей шее цепочку, пока я держала волосы.
– Красивая подвеска.
– Мама подарила, когда мне исполнилось восемнадцать, – я отпустила волосы и спрятала камень под одежду. Меня не удивляло, что Мартен, скорее всего, оборотень, наоборот, сама мысль казалась естественной, словно так и должно быть, словно богиня не могла предназначить мне кого-то иного. И я и хотела расспросить Эллину о нём, и понимала, что не осмелюсь, не решусь. Не при всех. – Вчера я не могла не отметить… молодую леди, с которой танцевали Его высочество.
– Леди Изабелла Делвин, племянница герцога Эрмана.
– Герцог сопровождал мой кортеж по территории Афаллии, – я помнила этого седовласого мужчину в летах, сурового, неразговорчивого, общавшегося со мной с любезностью сдержанной, необходимой.
– Полагаю, лорд Ориони, весьма удачно вставший рядом с вами в пару с Изабеллой, любезно поведал, кто она такая? – спросила лисица проницательно и я, смутившись, будто ребёнок, пойманный на воровстве конфет, опустила глаза на шкатулку с другими цепочками.
– Мар… лорд Ориони всего лишь сказал, что она давняя возлюбленная Его высочества, – я готова сама себя покусать за едва не сорвавшееся с уст имя.
Эллина жестом пригласила меня проследовать к окну. Мы встали спиной к спальне и всем находящимся в комнате, точно любовались искрящимся на солнце снегом, юркими синицами на ветвях деревьев.
– Думаю, вам известно, что старший брат Александра, наследный принц Георг погиб шесть лет назад, – заговорила лисица тихо. – До этого момента на Александра не возлагали особых надежд, поэтому он рос балованным ребёнком, любимчиком матери и всех вокруг. Георга воспитывали как будущего короля, а Александра просто обожали. Изабелла появилась в свите Элеоноры, младшей сестры принцев, когда ей было одиннадцать или двенадцать лет, я точно не помню, и уже тогда Александр был совершенно ею очарован. С годами детское обожание переросло в юношескую влюблённость, как рассказывал мой отец, никто тогда и помыслить не мог, что кто-то или что-то способно разлучить эту парочку. А потом случилось несчастье с младшим Георгом, и привычный мир для многих рухнул фактически в прямом смысле. Наследником стал Александр, и вскоре солнечный принц, известный весельчак и балагур, замкнулся и помрачнел, оттаивая только в обществе близких друзей и Изабеллы. Первое время юные влюблённые ещё верили, что корона не преграда для их счастья, а потом король Георг заговорил о будущей супруге для сына. Имени Изабеллы в списке потенциальных невест, естественно, не значилось, поскольку Его величество намеревался получить максимальную выгоду из женитьбы принца, а герцогская племянница при всей своей показной родовитости предоставить таковой не могла. Король побеседовал с глазу на глаз с герцогом Эрманом и, едва Изабелле исполнилось шестнадцать, как её скоропалительно выдали замуж за немолодого графа и услали на другой конец Афаллии. Выбор же невесты для принца немного затянулся, что и понятно – наследника-то на ком попало не женишь, а роли на сцене мировой политики иной раз меняются куда быстрее, чем заключаются брачные союзы. Наконец было объявлено о помолвке с принцессой Шиана, а спустя несколько месяцев Изабелла триумфально вернулась ко двору прекрасной вдовой. Муженёк её отбыл к богу смерти, и звезда леди Делвин воссияла ещё ярче, ибо после разлуки чувства влюблённых вспыхнули с новой силой. Однако король ясно дал понять сыну – и об этом известно всем, – что жениться ему придётся на той, кого выбрал Его величество и кто выгодна для страны, что до Изабеллы, то… во все времена короли заводили любовниц, но к брачному алтарю их не вели. И любить жену принц не должен и не обязан.
Конечно же, я и не ждала, что Александр воспылает ко мне любовью с первого взгляда, что между нами немедля вспыхнет страсть, но я рассчитывала на уважение и понимание наших обязанностей как будущих монархов, надеялась, что со временем мы начнём испытывать друг к другу хотя бы тёплые дружеские чувства. Безусловно, рано или поздно Александр завёл бы себе любовницу – знаю, это в порядке вещей в странах, где не в чести официальные гаремы, – даже подозревала, что она уже есть, ведь, в конце концов, принц молодой, здоровый мужчина с естественными потребностями. Однако мне и в голову не могло прийти, что я выступаю разлучницей, что стану ненавистной, презираемой мужем женой, ибо он любит другую, а на публике вынужден появляться со мною и мою спальню ему придётся посещать, поскольку хотим мы того или нет, но престолу необходим наследник. Что мне открыто продемонстрируют возлюбленную Александра в первый же день в Салине, что Его величество едва ли не насильно пытается всучить сыну невесту, словно торговец заведомо негодный товар.
– Ходят слухи… правда, неподтверждённые… будто король пригрозил сыну, что повторно выдаст Изабеллу замуж, только уже не за немощного, ни на что не способного старика, а за крепкого мужчину в расцвете сил и возможностей, и отправит в ещё какую-нибудь не менее отдалённую провинцию, если Александр не смирится с женитьбой на принцессе-иностранке, – добавила Эллина.
– И что будет, если он смирится? – спросила я еле слышно, нанося новые штрихи к сказанному Александром накануне. – Что будет с Изабеллой?
– Если они будут вести себя… кхм, достаточно осмотрительно, то Изабелла станет первой официальной фавориткой принца.
– А когда… король умрёт? Что будет тогда?
Лисица посмотрела на меня искоса, с настороженным удивлением.
– Вы станете королевой. Не думаете же вы, что Александр найдёт способ избавиться от вас, едва взойдя на престол?
Не знаю. Я уже ни в чём не уверена. Недавно я только и мечтала, чтобы поскорее добраться до Афаллии, чтобы это изнурительное путешествие в неизвестность наконец-то завершилось. Теперь я вижу, что всё куда хуже, чем казалось раньше, чем представлялось по словам отца.
– Не следует брать в качестве примера Эллорийскую империю, – Эллина догадалась, о чём я подумала. Несколько лет назад император объявил свою супругу бесплодной, не способной дать ему и империи долгожданного наследника, аннулировал многолетний брак, а саму бедную женщину сослал в уединённый храм, где она вскоре и умерла по неизвестным причинам.
Тот случай скандальный, беспрецедентный. Глубоко возмутительный, дикий по меркам Шиана и многих наших соседей. Но он показывает возможность и, что бы ни говорила Эллина, подаёт не лучший пример.
Дверь приоткрылась, и в спальню заглянула малютка Винсия.
– Принцесса, лорд Ориони с подарком от Его высочества.
Я кивнула и в сопровождении Эллины и Айянны вышла в гостиную, где Винсия и Ядира занимались остальными сундуками. Мои спутницы постепенно привыкали ходить с открытыми лицами, не отворачиваться от посторонних мужчин, держаться в обществе с достоинством, подобающим свободной девушке знатного рода.
– Ваше высочество, – при виде меня Мартен склонился.
– Лорд Ориони, – я старалась говорить холодно, равнодушно. Нельзя выдавать охватившего меня волнения, нельзя показывать радости, что всколыхнулась, едва Винсия назвала его имя.
– Его высочество принц Александр желает Вашему высочеству доброго утра и хорошего дня и смиренно просит принять его скромный дар, – произнёс Мартен. Не выпрямился, так и стоял, согнувшись в поклоне, опустив низко голову, будто не смея смотреть мне в глаза, будто не видел меня нагой, как в день моего рождения. Протянул небольшую шкатулку тёмного дерева и я, шагнув к мужчине, взяла её.
И чуть не вздрогнула, ощутив прикосновение его пальцев к моим, почувствовав, как он вкладывает мне в ладонь бумажный клочок. Все смотрели – Эллина и Айянна позади меня, Винсия и Ядира не торопились вернуться к своим делам, рядом и дворцовые служанки. Я прижала ладонь с бумажкой ко дну шкатулки, больше всего на свете боясь случайно выронить записку, свободной рукой открыла гладкую крышку. Внутри, на чёрном бархате покоилось великолепное жемчужное ожерелье в три нити. Сам ли Александр выбирал его, видел ли хотя бы перед тем, как, вне всякого сомнения, дорогой подарок уложили в шкатулку? Или сделал то, что положено, что велел отец, едва ли довольный вчерашним вечером?
Я закрыла шкатулку и отдала Айянне, зажав бумажку в кулаке.
– Передайте Его высочеству, что его подарок прекрасен и что я благодарю принца за столь чудесный дар. Я также желаю Его высочеству доброго утра и хорошего дня, пусть пребудет с принцем благословение богов.
– Я в точности передам слова Вашего высочества, – Мартен бросил на меня быстрый взгляд исподлобья и попятился к двери.
Я же вернулась в спальню, встала перед очагом, делая вид, будто хочу немного погреться у огня. Жестом отослала Зайру, шагнувшую было ко мне с вопросом, не принести ли принцессе тёплую накидку, и, только убедившись, что рядом никого нет, что никто не подсматривает из-за плеча, осторожно развернула записку. Неровные буквы кое-как уместились на крошечном, измятом клочке бумаги.
«Сегодня в полночь. Скажи своим дамам, что будешь спать одна. Ничего не бойся».
Он с ума сошёл, назначать тайное свидание невесте наследника, его господина, да ещё и ночью, в её же спальне?! О чём он думал, если кто-то узнает или нас застанут, разразится страшный скандал… Во имя Серебряной, разве Мартен не понимает, насколько подобное опасно, насколько недопустимо?!
Ещё раз перечитав три коротких отрывистых предложения, я протянула руку к огню и, разжав пальцы, выпустила записку. Пламя охотно поглотило свидетельство безумия Мартена.
* * *
Мне не надо предупреждать девушек, что я буду спать одна – у нас принято, чтобы служанка или личная горничная спала в соседней, отведённой ей комнате, а совместная ночёвка подразумевается только во время путешествий или в гостях. В Афаллии я продолжаю следовать привычному порядку, хотя и понимаю, что когда-нибудь придётся смириться с тем, что даже ночами в собственной постели я не смогу остаться одна. До той поры же мы решили, что девушки по очереди будут спать на раскладной кровати в гостиной на случай, если мне что-то потребуется посреди ночи.
Едва девушки, пожелав мне доброй ночи, покинули спальню и голоса и шаги их стихли за толстой двустворчатой дверью, как я переоделась из строгого ночного платья в алый шёлк, холодный, невесомый, расплела косу и заново расчесала волосы. После некоторого размышления решила всё же не краситься, в конце концов, я не одалиска. Странное, новое для меня желание понравиться Мартену, чтобы он увидел меня не только закутанной в слои ткани по самый подбородок, но и красивой, соблазнительной. В столь открытом, откровенном одеянии благочестивой женщине надлежит встречать супруга, однако никак не постороннего мужчину, пообещавшего явиться тайком в её покои, могущего замыслить недоброе, скомпрометировать даму лишь фактом нахождения в её спальне. И всё же я не боялась Мартена, не боялась того, что он может сделать. Он предназначен мне, а я – ему, и он никогда не причинит мне вреда. Соединённое богами людям не разорвать.
Стрелки на часах сошлись на двенадцати. Я замерла под одеялом, прислушиваясь напряжённо к каждому звуку. Один из гобеленов, с танцующими веночком нимфами, шевельнулся в полумраке, разбавленном только светом огня в очаге. Затем тяжёлая ткань словно сама собой отодвинулась, пропуская мужскую фигуру в одной рубахе с распущенным воротом и штанах. Должно быть, за гобеленом скрыта очередная потайная дверца, о которой меня не предупредили, о которой я не догадывалась, зато, похоже, знали все остальные обитатели дворца.
Мартен одёрнул гобелен, повернулся лицом ко мне, глядя пристально, изучающе, и в полумраке его глаза казались осколками льда. Я заметила вдруг, что он бос, – наверное, часть пути до моих покоев проделал в ипостаси зверя и лишь потом перекинулся и оделся. Я села осторожно, ощутив неожиданно неуместность шёлкового наряда, едва прикрывающего моё тело, мужчина же шагнул к кровати, опустился на край, потянулся ко мне. Умом я понимала, что нельзя допускать ничего подобного, что если он пожелает большего, то я не смогу его остановить и не потому, что я всего-навсего слабая девушка, не способная оказать сопротивление сильному мужчине и оборотню, а потому, что сама не захочу его останавливать. Мартен привлёк меня к себе, обнял, поцеловал. Иначе, чем в первый раз, увереннее, настойчивее, я почувствовала, как его шершавая немного ладонь скользнула вверх по моей спине, открытой лёгким ночным платьем, по шее под распущенными волосами. Я пыталась ответить на поцелуй, неловко, неумело, с трудом соединяя теорию, то, о чём нам рассказывала наставница, с практикой, с происходящим здесь и сейчас. Поза не совсем удобна, одеяло мешалось, и я не возразила, когда Мартен, привстав, откинул его, обнажая мои ноги. Промолчала, когда мужчина аккуратно опустил меня на подушку, навис надо мною, удерживая вес тела на руках. Наклонился, коснулся сначала моих губ нежным поцелуем, затем щеки, подбородка, снова губ, кончика носа. Я обняла Мартена за шею, запустила пальцы в длинные мягкие волосы. Мысли путались, от жара тела рядом, от каждого прикосновения собственное будто таяло, медленно, верно, подчиняясь природным инстинктам, а разум погружался в забытьё, оставляя лишь желание принадлежать Мартену, полностью, навсегда, не думая ни о грядущем дне, ни о долге. Словно весь прошедший год я ждала только его, задыхалась без него, медленно, день за днём умирала, а теперь наконец-то получила то, что моё по праву, смогла вздохнуть полной грудью, вернуться к жизни.
– Это безумие, – прошептала я.
– Да, ты моё безумие. Моё маленькое сладкое безумие.
Шею обжёг поцелуй, но я откинула голову назад, выгибаясь навстречу, задыхаясь от новых ощущений, от того, каким податливым, чувствительным становится тело под его руками.
Вдруг Мартен поднял голову, поймал мой рассеянный взгляд.
– Мы сбежим.
– Что?
– Сбежим, – повторил мужчина серьёзно. – Уедем из Салины, сядем на корабль и уплывём подальше. Поженимся, и у нас будет детская, полная ребятишек.
Это было бы прекрасно. Если бы не было невозможным.
– Я не могу, – ответила я тихо.
Мартен вновь склонился ко мне, коснувшись своим лбом моего.
– Ты моя, Лайали, – я чувствую его дыхание на губах, чувствую, как ложится каждое слово обещанием, вечной клятвой. – Всегда будешь моей: сейчас, через год, через десять лет и пятьдесят. Даже когда придёт наш час вернуться к праматери, мы останемся вместе. Даже когда праматерь отпустит наши души обратно в мир живых, я всё равно найду тебя, где бы ты ни оказалась, куда бы тебя ни увезли. Тебя от меня не спрячет никто и нигде.
– Мартен, – я дотронулась подушечками пальцев до его щеки, провела по колючей чуть коже, – у меня есть долг перед семьёй, перед Шианом. Я хочу, действительно хочу быть с тобой, выйти за тебя замуж и родить тебе детей, но… я не могу. Это не в моей власти.
– Хочешь обречь и себя, и своих детей?
– Если ты родился в королевской семье, у тебя не может быть иного выбора.
– Выбор есть, Лайали. Не всегда, но как правило. Другое дело, что не все готовы признать его существование, сделать и принять последствия, какими бы они ни были, – мужчина перекатился на спину, увлекая меня за собой, и я оказалась сверху, ощутила, как его ладони легли на мои бёдра.
– Ты не понимаешь, – покачала я головой. – Я не сбегаю от постылого жениха и навязанного брака, я предаю свою страну, навлекаю позор на моего отца, делаю Шиан посмешищем в глазах всего мира и лёгкой добычей для соседей, давно уже алчущих наших территорий. Почему, ты думаешь, отец решил заключить союз с западным королевством, а не с кем-то из соседей? Потому что нам нужен надёжный, крепкий альянс с могущественным государством, а не пустые обещания вероломных восточных князьков. Им нечего противопоставить великой Иолийской империи или Кандии, чья сила и влияние растут день ото дня, и только и остаётся, что грызться между собой да нападать стаей шакалов на тех, кто заведомо слабее.
– Я уже давно при дворе и вдосталь насмотрелся на эти игры, – Мартен неожиданно улыбнулся, грустно, сочувственно. – Афаллия выжмет из твоей страны всё, что сочтёт нужным, и бросит на растерзание вашим соседям. Шиан далеко, даже если Афаллия пообещает вам помощь и поддержку, пройдёт не один месяц, прежде чем вы действительно увидите её. Если вообще увидите.
– Но Его величество подписали договор…
– Эллорийская империя состояла в союзе с Феоссией, подкреплённым брачным договором и феосской принцессой. Но нынче феосская принцесса мертва, император женился второй раз и вступил в союз с северными соседями против южных королевств, Феоссию включая. И король Георг как раз размышляет, присоединиться ли Афаллии к этому альянсу северных лордов против коренных жителей юга или же поберечь ресурсы и сохранить нейтралитет. Зная осторожность, некоторую скупость Георга и его нежелание ввязываться в то, что его не касается, могу предположить, что предпочтёт он нейтралитет. Если, не приведи праматерь, конфликты Шиана с соседями обострятся, король точно так же не шевельнёт и пальцем, чтобы вам помочь, и никакой договор не будет иметь для него значения.
– А как же репутация Его величества? И… что тогда будет со мной? – не могу поверить, что в этой части континента так ведутся дела. Сегодня король дал слово, а назавтра, словно по мановению волшебной палочки, взял обратно.
– Эти альянсы заключаются и распадаются постоянно, и недавние союзники вполне могут через неделю превратиться в противников. Поэтому никто и не вспоминает, кто с кем был заодно в прошлый раз. А ты при любом раскладе останешься женой Александра, – фраза царапнула недовольством, неприязнью. – Если, разумеется, ты этого хочешь.
Его величество купил чистокровную принцессу с неплохим приданым, приобрёл хорошо воспитанную супругу для своего сына, получил союз с восточной страной, будто галочку поставил в списке дел на день, отмечая выполненный пункт. Как бы там ни было, король не допустит аннуляции нашего с наследником брака, разве что я умру скоропостижно от какой-нибудь болезни, или родами, или – всякое ведь бывает – в результате несчастного случая. Нет, не допустит он столь громкого скандала – уж развод сына с иностранной принцессой причина веская, напрямую касающаяся Георга, – но что будет после его смерти? С той минуты, как я узнала, что Изабелла давняя возлюбленная принца, я не могу не думать об императоре Эллорийской империи, о том, как он обошёлся с несчастной феосской принцессой. И женился повторно он на своей подданной, девице даже не королевской крови.
– Нет, конечно же, я этого не хочу, – возразила я. Выйти замуж за принца, вынести ужас публичной консумации и день за днём терпеть унижения, наблюдая, как Александр любезничает с Изабеллой, как во всеуслышание предпочитает любовницу законной жене, как выплёскивает на меня холодность и злость на отца. И, хуже того, знать, что Афаллия выиграла с этого брака, оставив Шиан в дураках, что нам он не принесёт ничего, кроме наивной веры и глупых иллюзий. – Но я всё равно не могу покинуть свой корабль, даже если останусь там одна-одинёшенька, даже если он идёт ко дну, – я наклонилась к Мартену и мои волосы упали по обеим сторонам наших лиц. – Давай больше не будем говорить об этом? Пожалуйста. Мы не можем ничего изменить, поэтому не надо тратить драгоценное время на пустые разговоры.
– И что у нас останется? – горькая усмешка в голосе.
– Шесть дней.
– А потом?
– Об этом мы тоже не будем говорить.
– Хорошенький подарочек на Новый год меня ждёт.
Я нахмурилась от резкости тона, ото льда в светлых глазах.
– Мартен… – как он не поймёт, что нельзя в единый миг отринуть прежнюю жизнь, отказаться от обязательств перед семьёй и долгом перед родной страной?
– Лайали, – придерживая меня за талию, мужчина сел и я от неожиданности ухватилась за его плечи, прижалась грудью к груди, – боюсь, в таком случае ты станешь вдовой, не пробыв замужем за принцем и суток, а меня казнят за убийство наследника. Однако и видеть Александра в качестве второго супруга я не готов.
– Ты бы согласился на второго супруга? – знаю, среди оборотней распространено двоемужество, женщин у двуликих рождается меньше, чем мужчин, и потому для них естественно и отношение бережное, заботливое к подругам и матерям, и двое супругов у одной женщины.
– Конечно. На того, кого ты выберешь сама, по своему желанию и разумению, а не на того, кого тебе навязали против твоей воли. И уж тем более не на Александра.
– Это не против воли, но так надо и… – начала я, однако Мартен накрыл мои губы своими, останавливая возражения.
Я прильнула теснее, растворяясь в тёплой нежности поцелуя, мечтая забыться в объятиях Мартена. Сердце рвалось на части от мысли, что у нас есть только эти шесть дней, а затем я стану женой Александра и не смогу позволить себе даже таких вольностей. Замужняя принцесса не может завести любовника, не может опорочить себя и супруга, не может поставить под сомнение линию престолонаследия и бросить тень на будущее своих детей. Принцы и короли вольны возлечь со всякой женщиной, что им глянется, но удел принцесс и королев – вовремя отводить глаза, сохранять достоинство и ни в коем случае не низводить себя до уровня неверных своих мужей.
– Хорошо, если тебе так хочется, мы не будем обсуждать ни наше будущее, ни твой долг, – произнёс Мартен, чуть отстранившись от меня, и добавил с лукавой улыбкой: – Пока не будем.
– Ты что-то задумал?
– Возможно.
– Что бы ты ни решил, это наверняка слишком опасно, рискованно…
– Не беспокойся, – Мартен осторожно перевернул меня на спину, опустил на смятое одеяло, поцеловал в уголок губ. – Соединённое богами людям не разорвать.
Удивительно слышать из его уст эхо моих мыслей. И тем больнее осознавать, что нам придётся отказаться друг от друга, от нашего предназначения.
– Увидимся днём. Или вечером.
– Ты уходишь?
– К сожалению. Ты для меня слишком привлекательно пахнешь, – мужчина шумно втянул воздух возле моей шеи, коснулся кожи кончиком носа. – И слишком соблазнительно выглядишь в этом наряде. Тяжело держать себя в руках, – он встал с кровати, одёрнул рубаху и, бросив на меня прощальный, полный тихой нежности взгляд, направился к потайной дверце.
А я поскорее забралась под одеяло, укрылась с головой, не желая видеть, как Мартен уходит, не желая оставаться в одиночестве зябком, неуютном, наедине с собственными тревожными мыслями.