Отрывок из книги «Манька в Тридевятом Царстве»

Сладко зевнула, похлопывая ладонью по рту, да только странное чувство, что идет все не так, как всегда, подтолкнуло провести рукой по простыни. Пусто. Неужели муженек раньше меня поднялся? Вчера с соседом Степанычем засиделся на кухне, спать должен аки невинный младенец после бутылки принятого, а тут место рядом холодное. Странно все это, а еще ощущение, что я вовсе не дома, и оно резко усилилось после того, как разлепила глаза и уставилась на роскошные занавески, что служили украшением светлеющего окна в просторном помещении. Да что там занавески, я лежу на кровати в раз десять превышающей меня по размеру! Ввел меня в ступор и балдахин, тяжелыми складками спускающийся вниз. Етить-молотить, где это я?

Взялась за одеяло, откинула в сторону и снова замерла, разглядывая худые ноги-спички. Пошевелила - мои. Батюшки, что ж это делается-то, а?! Как сказал бы сейчас внук Егорка: «Чет ты, баб Мань, зависаешь, как интернет в глубинке». Отвисла, выдохнула и опустила ноги вниз, переводя внимание на удлиненные пальцы красивых рук. Покрутила, все еще не веря глазам. То, что очи меня подводят, знала, но не настолько же? Вчера перед сном очки положила на буфет, но где ж их искать теперь, комната, в которой я проснулась, была абсолютно незнакомой. Ну все, бабка, пришла твоя старость! Впала ты в юность в прямом и переносном смысле. Тонкие девичьи запястья, а кожа ровная, гладкая. Молодая кожа! Мои-то руки грубые, морщинистые, пальцы  до конца не сгибаются. Это от тяжелой работы, всю жизнь проработала дояркой в колхозе, даже медаль труда имеется. Коснулась лица, уже зная, что и там почувствую изменения. Резво соскочила с кровати, удивляясь легкости тела, и бросилась к зеркалу стоящему на позолоченных изогнутых ножках возле старинного комода.

- Забодай меня комар! - невольно сорвалось с губ.

Видела я и без очков прекрасно. На меня растерянно смотрела худенькая девчушка лет шестнадцати, длинные светлые волосы свободными прядями опускались до пят, как и белая сорочка с кружевными манжетами и воротником, что на мне была надета. Как же это? Померла, что ли? Дернула с силой за волнистую прядь - больно. Да нет, бледновата на вид, но, вроде, живая. А внезапные позывы желудка громко просигнализировали, что живее всех живых. Сейчас бы сальца жаренного с яичницей, прямо со сковородочки, а потом в  горячий жир ломтем черного хлеба… М-м-м… Стоило представить эту картину, как голова закружилась от накатившей слабости, пришлось срочно лечь в постель, сглатывая слюни. Стала рассматривать помещение, в котором оказалась, более внимательно. Огромная комната, белая мебель с позолотой в вычурном аляповатом стиле, подняла глаза вверх - расписной потолок с ангелочками. Где же это я?! Если бы вслух произнесла, прозвучало бы это так же жалостливо, как и: «Может, кто накормит?!» Ангелочки в ответ невозмутимо молчали.

Тут дверь с тихим скрипом отворилась и показалась голова девушки в белом чепчике. Встретившись со мной глазами, она испуганно вскрикнула и, подбежав к постели, радостно затараторила, сложив руки на груди, словно в молитве:

- Принцесса, вы очнулись? Как вы себя чувствуете, Ваше Высочество?

И смотрит так, словно я почила, вознеслась и снова вернулась. Странная девица, раз спрашивает такое. Явно же видит, что не сплю, да и когда в моем возрасте чувствуют себя хорошо? То печень прихватит, то ногу потянет, а то и за сердце хватаешься. А потом до меня дошло как до утки на третьи сутки, что речь-то я понимаю, а выгляжу, как после ускоренного курса пластической реанима… тьфу ты, как там…? Реабилитации, вот, а девица обращается ко мне заискивающе, с немым обожанием и готовностью услужить.

- Мне бы поесть чаво? - попросила я тоном утопающего, хватающегося за последнюю надежду.

Наверно, если бы перед служанкой предстал осел с рогами, она бы не так удивилась, как моим словам.

- Кушать изволите… Ах! - и тут она как всплеснет руками, как заголосит, будто соседка моя, Вера Никифоровна, большая любительница бразильских сериалов. Как-то раз случилось, что свет погас перед показом очередной мыльной оперы, так после ее завываний у местных котов комплекс неполноценности развился.

 - Принцесса Мануэлания желает откушать! Подать немедленно завтрак Ее Высочеству!

Что тут началось! Двери в спешке распахнулись, и внутрь вплыли по одному слуги в белых ливреях, с ловкостью акробатов неся каждый по золоченому блюду с едой. От горячих закусок вверх поднимался пар, а комната скоро наполнилась великолепными ароматами. Слуги выстроились в ряд передо мной как… как лист перед травой. Тьфу! Нелепое сравнение. Всегда недоумевала, что это за лист такой, что в сказке перед травой выстраивается. Но не будем портить волшебную историю, чем же тогда объяснить то, что вышколенные слуги, все красавцы удалые, великаны молодые, все равны как на подбор, с ними дядька  - Черномор. Вон тот! Мужичек суровый в пышных одеждах, что как раз после молодчиков появился, подошел к постели, а взгляд такой властный и одновременно взволнованный. Явно тут всем заправляет.

- Мануэлания, дочь моя! - вкладывая в голос вселенскую скорбь, произнес он, словно герой любимого сериала той самой Веры Никифоровны.

- Папа?! - ошарашено промолвила я.

 Да тут уже совсем другая сказка намечается…

- Ты так огорчила меня своим поведением, - начал выговаривать король. - Разве можно было так истязать молодое тело и отказываться от еды?

Я ошиблась маленько. Это не пышные одежды на царственной особе, это он сам такой от любви к съестному.

- И я все же рад, что ты одумалась. Что скажут женихи заморские, когда увидят перед собой высушенную, словно вобла, девицу, а не пышущую здоровьем принцессу с румянцем во всю щеку?

Тут я согласилась. Ту себя, которую я недавно увидела в зеркале, можно было обнять и плакать от жалости. Худющая, бледная, с огромными синими глазищами. Ни один внук от меня не уезжал голодным! Мне бы такую на месяц - быстро бы в норму привела. У моей коровки молочко жирное, а блинчики я такие вкусные пеку да к столу подаю с маслицем и вареньем малиновым… Чувствую, слюни так и текут. У-у-у…изверги, сколько же голодом можно морить-то? Я с жадностью набросилась на принесенную еду, а батюшка даже прослезился от счастья.

- Кушай, мое золотце, кушай и больше не расстраивай своего отца.

«Так, о чем это мой новоявленный папаня говорил недавно, о женихах что ли?» - подумала я, как только немного насытилась. Помолодела, а мозги все те же, плохо соображают. Стоило подкрепиться, так сразу включились. «Это меня замуж выдать хотят? Без моего согласия?» - дошло тут до меня. Не пойду! При живом-то муже, тудыть твою растудыть!

Очевидно, и девица была такого мнения, раз на голодовку села. Нет, с такой забастовкой я долго не продержусь, на третьи сутки за котлету отдамся, прости меня Гаврюша! Тут нужно покумекать, потянуть время маленько, авось женихи и сами разбегутся. А уж мы-то постараемся, чтобы так и случилось.