Отрывок из книги «Мой светлый ангел»

Глава 1

 

Наши дни. Санаторий «Светлое»

 

С этой картиной явно что-то было не так. Вроде бы портрет как портрет: миловидная светловолосая девушка с книгой у открытого окна. Не Кипренский, конечно, но, на мой невзыскательный вкус, тоже весьма недурственно. Впрочем, художник, сотворивший сие произведение, явно звезд с неба не хватал – ни тебе внутреннего света, ни каких-либо особых эффектов, ни скрытого смысла.

Тем не менее, я рассматривала эту картину уже минут десять, и никак не могла понять – что же меня в ней зацепило?

- Знаете ли вы, Машенька, что это полотно – работа нашего с вами соотечественника Вениамина Федоровича Корягина? – Петр Феоктистович, пожилой сосед из двадцать второго номера и, по совместительству, бывший работник Рясского краеведческого музея, подошел, как всегда незаметно.

- Знаю, - ответила я и кивнула на табличку под картиной, на которой было написано «Вениамин Корягин. Портрет Полины Павловны Кротовой. 1826 год».

- А знаете ли вы, что это подлинник? – спросил пенсионер.

- Разве? – чуть удивилась я. – Тогда почему эта картина висит в коридоре санатория, а не в музее?

- Вот и я думаю – почему? – задумчиво отозвался Петр Феоктистович. – Она ведь и была в музее. По крайней мере, пока я в нем работал. А теперь вот висит здесь.

- Может, копия?

- Обижаете, Машенька. Я хорошо знаю этот портрет, сам неоднократно отбирал его для выставок. Тут есть такая характерная для Корягина особенность…

Дальше я уже не слушала, снова рассматривая девушку у окна. Честно говоря, от живописи я далека и мало что в ней понимаю – так, на уровне нравится - не нравится. Мне ближе музыка. К тому же, не вижу ничего особенного в том, что владелец санатория захотел повесить на его стене подлинную картину провинциального художника. Даже если для этого пришлось купить ее у музея. Если есть лишние деньги – почему бы и нет? Некоторые яхты каждый месяц покупают. А тут всего лишь картина. К тому же не шибко хорошая. Впрочем, соседу мое мнение и не требовалось, лишь бы слушала и кивала в нужных местах, а с этим я, вроде бы, справлялась. И все-таки, что же не так с этим портретом?..

- Машка!

Мы с Петром Феоктистовичем вздрогнули и обернулись. Со стороны лестницы к нам, чуть прихрамывая, решительно направлялась Инга, кудрявая блондинка из двадцать четвертого номера и моя курортная подруга.

- Я тебя ищу-ищу! Здравствуйте, Петр Феоктистович! – улыбка у нее голливудская. – Обсуждаете что-то интересное?

- Да вот, думаем, откуда в «Светлом» подлинник Корягина.

Я уже вторую неделю с интересом наблюдала, как мужчины в возрасте от 10 лет и до бесконечности тают от этой улыбки и сами начинают улыбаться в ответ. Правда, как-то придурковато.

- О, у вас скоро будет уникальный шанс это узнать, - чуть кокетливо сказала ему Инга, которая, я более чем уверена, понятия не имела о каком Корягине идет речь. – Мне по секрету сказали, что сегодня в санаторий приедет его владелец. Ну, проверить уровень обслуживания, пообщаться с отдыхающими… Говорят, он богат, молод и очень симпатичен.

Петр Феоктистович пожал плечами и отвернулся. Видимо понял, что живопись с ним больше обсуждать никто не будет. А Инга ухватила меня под руку и повела в сторону лестницы.

- Говорят, он приедет к обеду и сразу после десерта придет знакомиться, - продолжала она. – Ты только представь, Машка, жизнь-то в этом болоте налаживается!

Я улыбнулась.

- А если он на самом деле старый и лысый?

- Ну и ладно, – рассмеялась девушка. – Лично я все это готова простить богатому мужчине.

- Почему?

- Смотри, - принялась объяснять Инга, - если он богатый, значит – умный. Если умный, значит интересный. А если мужчина интересный, какая разница сколько ему лет и есть ли у него волосы?

- А если он женат?

- А вот это проблема, - приуныла соседка. – С женатыми я не встречаюсь, это закон. Но ведь надежда умирает последней, верно?

Я улыбнулась и обернулась, чтобы еще раз взглянуть на картину. Издалека она казалась невзрачной и блеклой. И тут меня осенило.

- Книга!

- Что – книга? – спросила Инга.

- Книга в руках у девушки с портрета.

- И что с ней не так?

- Вместо нее должен был быть цветок, - тихо сказала я. – У нее в руках должна была быть белая роза…

 

***

В столовую мы шли в приподнятом настроении. Уж очень любопытно было взглянуть на живого настоящего олигарха. В том, что хозяин «Светлого» олигарх лично я не сомневалась, ибо только очень богатый человек способен на свои собственные средства отгрохать такой санаторий. А еще большой энтузиаст, романтик и любитель истории. Дело в том, что «Светлое» расположился в бывшей дворянской усадьбе. Собственно, ничего удивительного в этом нет, кроме одной детали – на момент ее покупки энтузиастом-романтиком-богачем от всей усадьбы остались только несколько полуразрушенных стен, парк разросся до состояния леса, а милое озерцо, к которому когда-то вели парковые дорожки, превратилось в не менее милое болотце.

Председатель сельсовета деревеньки Светлая, на территории которой и были расположены эти ничуть не живописные развалины (хотя нет, очень даже живописные – говорят, стены бывшего господского дома были сплошь покрыты рисунками и матерными надписями) давно махнул на них рукой. Природа и местные вандалы рано или поздно сделали бы свое дело, и от дворянского гнезда остались бы только упоминания в документах, бережно хранимых в краеведческом музее города Рясска, к району которого и относилась деревня Светлая.

И вдруг появился ОН – таинственный богач из столицы, который выкупил у сельсовета землю, развалины господского дома, и через своих пресс-атташше заявил, что собирается реконструировать усадьбу и устроить в ней современный санаторий. За работами, которые, кстати, велись с космической скоростью, наблюдала вся область.

Журналисты тут же раскопали в музейных залежах бесхитростную историю поместья. Принадлежало оно провинциальному дворянину Кротову, и именовалось Светлое – по названию большого села, которое было у этого самого Кротова в собственности. После революции село Светлое переименовалось в деревню Светлую, в усадьбе долгое время располагались сельсовет и школа, потом случился пожар. На этом история поместья закончилась. Но прошло шестьдесят лет, и оно, почти как феникс, возродилось к жизни.

Работа была проведена колоссальная – дом фактически отстроили заново, озеро расчистили, лес превратили в парк. Все те же вездесущие журналисты поведали своим зрителям-слушателям-читателям, что внешний облик усадьбы теперь в точности повторяет облик кротовского поместья. Вроде бы для этого поднимались старинные документы и чертежи, которые чудом собрали по музеям и архивам области.

Будущим отдыхающим было обещано обустроить уютные номера с легким антуражем старины и обеспечить современное первоклассное лечение.

Многим, в том числе и мне, строить санаторий в деревне Светлая казалось странным и недальновидным: целебных источников поблизости нет, лес, вернее уже парк, смешанный и весьма чахлый. Из достопримечательностей только районный центр – серый скучный городишко, всего в пяти километрах. Словом, место так себе, ничего особенного.

Прибыль, которую мог принести такой санаторий, тоже была весьма сомнительной. По крайней мере, так казалось мне – экономисту с небольшим опытом работы. Ну правда: вся соль только в самой старинной усадьбе, отстроенной с нуля. Чтобы отбить затраченные деньги (весьма и весьма немалые!) санаторию понадобится несколько десятилетий. И то при условии, что он будет пользоваться успехом у отдыхающих. Впрочем, само строительство «Светлого» и его детальный отчет в СМИ оказались весьма удачным пиар-ходом и на все летние заезды путевки были раскуплены влет.

Каково же было мое удивление, когда оказалось, что среди счастливчиков, которые первыми опробуют ультасовременное лечение в российской глубинке, окажусь и я. Просто в один прекрасный день, месяц назад моя мама – жертва телевизионной заманухи, с радостной улыбкой на лице вручила мне путевку.

Вообще, в санатории я езжу каждый год на протяжении десяти лет. Причина этому называется пояснично-крестцовый радикулит. Тот самый, при котором ни сесть, ни встать. Да-да, мне двадцать шесть лет, а у меня проблемы со спиной, причем еще со школы. Помнится, когда меня в первый раз «прострелило», мой отец едко прокомментировал: «Молодежь сейчас – гнилье». Впрочем, с ним у меня всегда были сложные отношения.

За десять лет я успела побывать в самых разных санаториях страны. Учитывая то, что работа у меня сидячая, без специализированного санаторного лечения пришлось бы совсем худо, поэтому каждый год нужно брать отпуск и ехать куда-нибудь на Кавказ или к морю. Правда, на поездку приходится копить весь год.

В этот раз с денежкой оказалось туго: я наконец-то купила в ипотеку квартиру и съехала от родителей. Так что мамин подарок оказался весьма кстати.

В целом в «Светлом» мне понравилось. Лечение на уровне, персонал вежливый, номер уютный с телевизором и бесплатным wi fi. А вот развлекательная программа, как и в любом санатории, подкачала. Впрочем, как и компания курортников.

Кто у нас ездит отдыхать в подобные заведения? Правильно – пенсионеры. Или же люди, которым необходима реабилитация после лечения. То есть те, кому нужны тишина и покой. И если на Кавказе можно было съездить на экскурсию, в Анапе поваляться на пляже или завалиться в бар, то в «Светлом» скука была смертная. По вечерам здесь, конечно, устраивали дискотеки и творческие вечера местных самодеятельных коллективов, но развлечением все это было сомнительным еще и потому, что контингент на них собирался из разряда «кому за 50».

Молодежи было очень мало. Собственно я, Инга трое рясских парней лет 18-20-ти и супружеская пара с двумя детьми.

С Ингой мы сошлись сразу. Да и куда бы мы делись? Рясские ребята из своих номеров выходили только чтобы поесть и принять процедуры (еще бы, wi fi же бесплатный!), а молодое семейство проводило время либо в бассейне, либо на детской площадке. Бабушки и дедушки же с молодежью общались мало, предпочитая задушевные разговоры друг с другом.

Мы с Ингой представляли собой классическую пару «одна умная, вторая – красивая», где умная это я. Впрочем, страшилкой я себя не считаю. Темноволосая, стройная, с правильными чертами лица. Младший брат говорит, что моя красота очень спокойная, тихая, домашняя, как я сама. И добавляет: «Была бы ты чуть агрессивнее, давно вышла замуж». На это я обычно отвечаю, что дело здесь не во внешности и характере, а в образе жизни.

Инга же - моя полная противоположность. Яркая, гламурная, шумная, чуть бесцеремонная и легкомысленная. Такие девушки обычно нравятся мужчинам и меняют их, как перчатки. Инга мужчин коллекционировала и с большим удовольствием рассказывала мне об этой своей коллекции. Некоторые экземпляры даже демонстрировала: за полторы недели, что мы здесь отдыхаем, навестить ее приезжали уже трое молодых людей, а еще двое бесконечно названивали, чтобы справиться о здоровье. При этом Инга утверждала, что все они исключительно друзья, с которыми у нее нет ничего серьезного. Я смеялась и советовала подружке построить гарем, а курортные бабушки поджимали губы и называли ее вертихвосткой.

Между тем, основным нашим развлечением были или прогулки по парку, или беседы в зимнем саду. Словом, действительно болото, сонное и скучное.

Поэтому известие о явлении народу живого олигарха вызвало в отдыхающих массах ажиотаж. Бабушки и дедушки рассуждали на тему как разбогатеть, чтобы по карману было построить собственный санаторий, Инга придумывала, как будет очаровывать богача, мне же очень хотелось пожаловаться на скуку и предложить открыть в парке прокат велосипедов, а на озере - лодочную станцию, раз уж хозяин «Светлого» хочет выслушать жалобы и предложения отдыхающих.

 

***

На обед сегодня были невероятно вкусный борщ и картошечка с куриной отбивной. Инга вяло ковыряла в тарелке вилкой, нетерпеливо поглядывая на двери столовой. А я неторопливо смаковала каждую ложку, каждый кусочек и обменивалась чуть насмешливыми улыбками с нашей соседкой по столу - Глафирой Сергеевной из пятнадцатого номера.

- Инга, деточка, ты кого-то ждешь? – улыбаясь спросила Глафира Сергеевна.

- Принца она ждет, - ответила за подругу я.

- Это ты зря, принцы, они принцесс предпочитают, - сказала Глафира Сергеевна и отхлебнула чаю.

- Да ну вас, - отмахнулась Инга. – У меня, может, уникальный шанс коллекцию пополнить.

- А почему у тебя? – удивилась курортная бабушка. – Почему не у Маши?

- У Маши жених есть, - ответила Инга и снова посмотрела на дверь.

- Правда, Машенька? – обрадовалась Глафира Сергеевна.

- Нет, конечно, - снова улыбнулась я, принимая у официанта креманку с мороженым. – У меня не жених, а друг. Мы просто общаемся, ничего особенного не планируем.

- Ага, моя сестра тоже просто общалась, - кивнула Глафира Сергеевна. – Так старой девой и живет.

Я было хотела ответить что остаться девой мне не грозит по чисто физиологическим причинам, как вдруг Инга восхищенно выдохнула:

- О. Мой. Бог!

Я подняла глаза и застыла. Мужчина, появившийся на пороге столовой, не был ни лыс, ни стар, совсем наоборот – молод и красив. Уверена, раньше я его не встречала, но эти светлые волнистые волосы, волевой подбородок и пронзительные серые глаза мне отчего-то были знакомы. Очень знакомы. «Владимир Навроцкий, - всплыло в моей памяти. – Его зовут Владимир Навроцкий».

Мужчина улыбнулся курортникам и вдруг его взгляд встретился с моим. Серые глаза изумленно расширились, а тонкие чувственные губы неуловимо прошептали:

- Маша…

Я почувствовала, как зашевелились волосы у меня на голове. А потом волной накрыли воспоминания…

 

Глава 2

 

Усадьба Кротовых. 1826 год

 

- На, Машка, неси, - тетка Дорофея, наша кухарка вручила мне большой поднос с чайником и чашками. – Да осторожнее смотри! Это ж праздничный сервиз, фафор тут тонюсенький. Не разбей!

- А зачем праздничный достали? – удивилась я, принимая поднос.

- Барышня приказали, - ответила тетка Дорофея устанавливая сверху еще и сахарницу. – Что б перед молодым барином не стыдно было. Ты иди давай, иди. Чай, заждались тебя. Самовар-то Федор уже отнес.

Я перехватила поднос поудобнее и вышла из кухни. Напрасно кухарка беспокоилась о сохранности барской посуды, не в первый же раз я господам подаю чай, да и не в последний.

На подходе к гостиной, а именно там господа чай обычно и пили, мне встретился целый разведывательный отряд, состоящий из прачек Татьянки и Степаниды, сенных девушек Марфуши, Ненилы и Настюши и ключницы бабки Лукерьи (пардон, Лукерьи Ивановны), то есть тех, кто по каким-то причинам прозевал приезд молодого барина Владимира Александровича Навроцкого – гостя нашего барина Павла Петровича и барышни Полины Павловны.

- Маша, - едва увидев меня, зашептали наперебой Ненила и Татьянка. – Ты когда в гостиную войдешь, дверь чуть шире приоткрой, а то Федька, гусак неуклюжий, споткнулся об нее и прикрыл, а нам теперь ничего не видно.

- Барина высматриваете? – тоже шепотом поинтересовалась я.

- Ага.

- А зачем? Не лучше ль подождать пока господа чаю выпью и выйдут? Что вы отсюда увидите-то?

- Да уж больно любопытно, - покраснела Степанида.

Остальные активно закивали головами. Ну да, мне и самой было любопытно. Я ведь тоже приезд дорогого гостя пропустила – в срочном порядке расставляла в вазы букеты – Полина Павловна в последний момент вспомнила, что вчерашние розы хорошо бы заменить на свежие.

А гость был действительно дорогой. Причем настолько, что вся усадьба шумела, готовясь к его приезду. Началось все обыкновенно – Полинька вернулась с очередного губернаторского бала, куда Павел Петрович возит ее регулярно, и заявила мне, что влюбилась. Дело это привычное, барышня наша девушка романтичная, любит понравившимся мужчинам придумывать достоинства и обожать их за это. Правда, охладевает она так же быстро, как и влюбляется.

- Ах, Маша, Владимир Александрович необыкновенный, - вздыхая, рассказывала Полинька, пока я переодевала ее ко сну. – Он красив, как ангел. Маша! У него такие восхитительные глаза! Когда он подошел, чтобы пригласить меня на танец, я взглянула в них и утонула. Они как звезды, Маша!

- Разве в звездах можно утонуть? – чуть насмешливо спросила я.

- Можно! – она вздохнула снова. – А как он танцует… Я словно плыла по воздуху! А какие прекрасные у него манеры, как он учтив! Я просто без ума…

- Откуда же в нашей губернии появился этот чудесный господин?

- Из Петербурга, конечно, он приехал погостить к своему другу – младшему Шишкину, сыну Петра Ивановича, - Полинька взглянула на меня с озорным блеском в голубых глазках. – Владимир Александрович приглашал меня танцевать целых три раза! Ни одну даму он столько не ангажировал. Я, наверное, ему понравилась.

О, без сомнения, потому что кроме как на нашу Полину Павловну, на губернаторском балу обычно и взглянуть-то не на кого. Однажды Полинька взяла меня туда с собой, хотела показать настоящий бал. Я, конечно, впечатлилась. Особенно от губернских дам, которые рядом с моей изящной белокурой барышней смотрелись как курицы возле лебедушки. Да и вели себя также. Неудивительно, что кавалеры всегда от Полины без ума. Павел Петрович уже давно выдал бы ее замуж – невеста она не только красивая, но и богатая, но Поля ждет принца. Так отцу и сказала – мол, кавалеры хороши, но моего принца среди них нет. Павел Петрович тогда усмехнулся, против ничего не сказал - очень уж он дочку любит, потакает ей во всем. К тому же ей только недавно исполнилось 18 лет. Время еще есть.

- А знаешь, Маша, отчего я особенно счастлива? – спросила Полинька, раскинувшись на кровати.

- Отчего же?

- А от того, что Владимир Александрович через три дня приедет к нам в гости!

- Папенька ваш его пригласил? – поинтересовалась я, не испытывая впрочем особого восторга. Ну а что? Павел Петрович, наш хлебосольный хозяин, уже не раз приглашал в Светлое молодых людей, которые понравились Полине. Мол, вдруг принц?.. – Владимир Александрович приедет вместе с другом?

- В том-то и дело, что не с другом, а один, – барышня мечтательно закатила глаза. – Этот Шишкин пригласил его погостить и поохотиться, а у самого вдруг какие-то дела с губернатором оказались, поэтому господин Навроцкий остался не у дел и теперь скучает. Бал его, знаешь ли, тоже особо не развлек. А уж когда батюшка пригласил его к нам, обрадовался. Маша, милая, ты только представь, к нам приедет самый замечательный мужчина на свете!

Барин наш, кстати, дочкины восторги разделял, хоть и не демонстрировал так явно. Его камердинер Иван Петрович рассказывал, что барин отзывался о госте, как о достойном интересном молодом человеке. Дескать, и богат, и умен, и красив – ну просто сказка, а не дворянин, да и в беседе за пояс заткнет любого знакомого ему, Павлу Петровичу, умника и острослова.

Восторги, охи и ахи звучали в Светлом все три дня, пока Навроцкий наконец не соизволил приехать. Посмотреть на «самого лучшего мужчину на свете» сбежалась почти вся челядь. Еще бы, всем же интересно для кого доставали лучшие перины и одеяла, самые дорогие праздничные сервизы и тысячу раз выдраивали господский дом от подвала до чердака.

Так что я, конечно же, пообещала «разведывательному отряду» открыть двери гостиной пошире, чтобы молодого барина было хоть немного видно.

Господа, в ожидании чая, беседовали о чем-то веселом, слышался звонкий смех Полиньки и добродушный бас Павла Петровича.

- О, а вот и наш чудесный напиток прибыл, - сказал, улыбаясь, Павел Петрович, едва я с подносом появилась на пороге. – Рекомендую, Владимир Александрович, наш светловский сбор, более нигде вы такого вкусного чая не откушаете.

Гость, который, как оказалось, до этого сидел к двери спиной, обернулся. А я, взглянув на него, застыла. Был ли Навроцкий красив? Не знаю, в тот момент я этого не заметила. Накрыло ощущение, что меня окунули в ледяную воду и не дают выплыть на поверхность. Кровь отлила от лица, в груди вдруг кончился воздух, на теле волосы встали дыбом. Животный ужас, вот что я ощутила, увидев долгожданного гостя моих господ Кротовых. Потому что это был не ангел, это был дьявол. Самым краешком сознания я отметила, что у мужчины светлые волнистые волосы и волевой подбородок, но все затмили его глаза. Они были ярко-серые, глубокие и холодные, как пропасть, а от их взгляда явственно повеяло могильным холодом. В какой-то момент мне показалось, что это и не глаза вовсе, а стекляшки или кусочки льда – равнодушные, злые, страшные.

И эти стекляшки вдруг подозрительно сощурились. А у меня мелко задрожали руки – я поняла: он увидел мой ужас, он знает, что я его разгадала. А еще я поняла, что сейчас брошу поднос и, громко вереща от страха, убегу вон из гостиной. От ступора и позорного бегства меня избавила Полинька:

- Маша, чай же стынет!

Я словно очнулась, и на негнущихся ногах подошла к столику. Пока чуть дрожащими руками разливала в чашки ароматную жидкость, чувствовала, что спину буравит холодный взгляд страшного гостя. Неужели ни Павел Петрович, ни Полина не видят насколько он ужасен? Почему они улыбаются ему, вместо того, чтобы гнать вон из дома?

Едва чашки были наполнены, я поклонилась и быстрым шагом, покинула гостиную. А едва вышла за порог, сорвалась на бег, не обращая внимания на удивленных служанок, которые явно жаждали услышать мое мнение о дорогом госте.

Бежала, не останавливаясь, до самой людской. Почему-то мне казалось, что там, среди снующей челяди, будет безопасно. Когда прибежала, незаметно шмыгнула к окну, упала на лавку и закрыла глаза, переводя дух. Руки все еще дрожали, а сердце продолжало сжиматься от ужаса. Теперь всех нас ждут неприятности. Когда в доме черт, в этом нет никаких сомнений.

Господь всемогущий, а ведь моя барышня танцевала с ним на балу, подавала ему свою тонкую нежную руку!.. Но, может быть, этот Навроцкий надолго в Светлом не задержится? Может, погостит пару дней и уедет? Хм… А как он отнесется ко мне? Он же все понял, я видела. Впрочем, возможно, никак и не отнесется. Кто я, в сущности, такая? Крепостная, служанка, чернь. Главное, чтобы Полиньку не обидел, она же у нас нежный ранимый цветочек. За этим я сама прослежу, зубами ему горло перегрызу если что.

Хотя, Отец наш небесный, страшно-то как…

 

***

Весь день я слушала от прислуги дифирамбы молодому барину. Пели их все – от конюха, обихаживающего лошадей, привезших экипаж гостя, до прачек - все-таки они его разглядели, хоть уже и после чаю. Ах, какой барин красивый! Ах, какой грациозный! Ах, какой учтивый! И добрый, наверное, такой мужчина не может не быть добрым! При этом, выяснилось, что никого из дворни Навроцкий даже взглядом не окинул. Но влюбились в него почему-то все.

Сама же я ничего о том, что заметила в глазах гостя, пока никому не сказала, уж очень восторженными были мои собеседники. Ближе к вечеру начала сомневаться в том, что видела. А, может, никакой он не дьявол? Может, солнечный свет так на него упал, что мне невесть что показалось? А я напридумывала себе разных глупостей. Право, действительно глупости.

Проверить, впрочем, не удалось. Павел Петрович и Полинька до самого ужина показывали Навроцкому усадьбу и ее окрестности, а идти искать их было глупо и, чего скрывать, боязно.

Вечером, когда я уже шла к Полине, чтобы помочь ей переодеться ко сну, меня перехватил лакей Федор и вручил коробку со свечами.

- Отнеси Владимиру Александровичу, - сказал он. – Они читать изволят, свечек приказали принести.

- А сам почему не отнесешь? – удивилась я.

- Так они просили, чтоб ты принесла. Сказали, мол, очень расторопная девушка, чай днем дюже хорошо подала.

Моя спина вмиг покрылась холодным потом.

- Федя, миленький, отнеси сам, - взмолилась я. – Мне барышню переодевать надо, она ведь ждет. А барину скажи, что меня не нашел.

- Отнеси, Маш, - Федор тоже смотрел на меня с мольбой. – Ну что тебе стоит? Свечки ведь в свечники надоть поставить, а я обязательно что-нибудь переверну. Стыдно будет, да и Павел Петрович осерчают, что перед молодым барином опозорился. Я бы Степку попросил, но засмеет ведь, медведем дразнить станет.

Это точно, Федьке что в руки ни дай, обязательно уронит, сломает, порвет. Не со зла, конечно, просто он такой не везучий. Зато добрый, поэтому в господском доме его еще терпят.

- Ладно, давай.

Взяла коробку и пошла в комнаты гостя. В самом деле, не съест же он меня?

Чем ближе подходила, тем явственнее ощущала холод, тот самый, что почувствовала днем в гостиной. Он словно просачивался вместе с тусклым светом через узкую щель между полом и дверью комнаты Владимира Навроцкого.

Возле двери я на миг остановилась, собралась с духом и постучала.

- Войдите, - ответил мне бархатный мужской голос.

Я толкнула дверь и переступила порог. Комната была освещена всего двумя свечами, горевшими на столе близ неразобранной постели. Читать при таком освещении было бы действительно тяжело. Навроцкий стоял у открытого окна спиной ко мне уже без сюртука, в одной рубашке. Наверное, дышал вечерней прохладой, устав от дневного летнего жара. Я тут же отметила и его высокий рост, и широкие плечи. Сложен Владимир Александрович был прекрасно.

- Свечи, барин, - тихо сказала я.

Он обернулся, а я опустила глаза – уж очень не хотелось снова увидеть очи-стекляшки.

- Поставь на столе, - приказал Навроцкий.

Я молча, не поднимая глаз, прошла через комнату, вытащила свечи, поставила в два находящихся там подсвечника, принялась зажигать.

- Ты, значит, Марья? – спросил он ледяным тоном, стоя у меня за спиной.

- Да, барин, - тихо ответила я, не поворачиваясь.

- Ты сегодня весьма ловко разливала в чашки чай. Не смотря на дрожащие руки, - в его голосе явно слышалась насмешка. – Признаться, я не привык видеть ужас в глазах людей, обычно на меня смотрят иначе. Чем я испугал тебя, Маша?

Ну вот, а я-то надеялась, что он уже забыл.

- Ничем, барин. Я вовсе не испугалась.

- Не ври, - спокойно сказал он. – Посмотри на меня.

Я медленно обернулась, подняла глаза и вскрикнула. Ледяные стекляшки никуда не делись, только теперь к ним добавилась… тьма. Она окутывала Навроцкого каким-то жутким склизким облаком, словно вокруг него вились толстые мерзкие змеи. Они обвивали сильные мужские руки, обрамляли волнистые волосы и лицо, очень красивое лицо с мертвыми холодными глазами. Испугавшись этого зрелища, я отпрыгнула назад и больно врезалась в столешницу.

- Ничего себе, - усмехнулся моей реакции Владимир Александрович. – Я настолько страшен?

Я ничего не ответила – горло перехватило, только смотрела на него расширившимися глазами.

- Отвечай! – рыкнул он. – Что ты видишь?! И не смей врать, холопка!

- Вы, б-барин – б-бес, - заикаясь прохрипела я.

А он вдруг засмеялся, громко и очень красиво. В этот смех легко можно влюбиться, если не видеть, кому он принадлежит. Но через пару мгновений смех смолк, а Навроцкий уставился на меня злобным немигающим взглядом.

- Да ты, никак, милая, не в себе, - холодно сказал он. – Бесов да ангелов только сумасшедшие видят. Или пьяницы. Признавайся, любишь крепким полакомиться?

Молчу, чувствую, как внутри холодеет сердце.

- Откуда ты такая видящая взялась? – вдруг прошипел Навроцкий, делая ко мне шаг.

Я еще сильнее вжалась в столешницу, с ужасом наблюдая за ним.

- И бесстрашная, - еще шаг. – Или нет? Не боишься меня, холопка?

Боюсь, до смерти боюсь, но об этом не скажу – голос снова пропал.

Навроцкий подошел вплотную, и меня обдало холодом, как днем в гостиной.

-Такая маленькая, хрупкая, - задумчиво протянул он. – Что мне стоит сейчас, так, на всякий случай, свернуть тебе шею, как цыпленку? А потом сказать, что ты, например, упала с лестницы? И знаешь, мне ведь поверят. Все и безоговорочно.

Он резко выбросил руку вперед и схватил меня за горло. Но сильные пальцы сомкнулись на нем лишь на мгновенье. Владимир вдруг отдернул их и, громко ругнувшись, отпрянул в сторону. Я даже испугаться не успела. Хотя, куда сильнее бояться-то?..

- Что за дьявол?!

На руке барина появился… ожог. И прямо на глазах вздулись белые волдыри.

- Да что это такое? – гневно и растерянно крикнул Навроцкий, разглядывая свою ладонь.

А я вдруг сошла с ума. Иначе мой следующий поступок не объяснить. Медленно, словно во сне, оторвалась от стола, плавно подошла к Навроцкому и осторожно дотронулась кончиками пальцев до его щеки. Владимир зашипел от боли и отскочил от меня в сторону.

- Ведьма, - выдохнул он.

А я, как завороженная, смотрела на маленький красный ожог, появившийся на его лице, в том месте, которого я коснулась.

- А ну пошла вон отсюда! - приказал Навроцкий с такой ненавистью, что я опрометью вылетела за дверь и, что было сил, припустила в комнаты Полины Павловны.