Отрывок из книги «Оборотень по объявлению. Моя свободная пара»

Глава 1

Леся

Толща льда, о которую я бьюсь головой. Стылые объятия реки в Заполярье. Чувство, что умираю. Вот что я ощущаю, когда вижу Сашу — оборотня с самым сильным ментальным воздействием и по совместительству моего бывшего истинного. Он влюбился в другую и растоптал чувства в мои нежные пятнадцать лет. Теперь мне почти двадцать один, но в душе я чувствую себя на все сорок.

Я сейчас на свадьбе моего хорошего друга и наставника — Скалы. Иду в шикарном розовом платье, расшитом кристаллами. Думала, оно будет броней Барби, но стало худым решетом под взглядами двоих парней.

Бура тоже здесь.

Глядя на чернобурого лиса, я тут же ощущаю тепло спальника морозной ночью, запах медицинского вагончика в Заполярье, где Бура прописался из-за отсутствия усиленной регенерации оборотней. И еще я чувствую, как стучит мое сердце, потому что он стал еще большим красавчиком, чем был два года назад во время нашей последней встречи. Но что толку, если ли парень считает, что я все равно буду с Сашей?

Я давно послала этих двоих к черту. Так почему дрожу? Смелее, смелее. Улыбнусь всем назло. Покажу, что у меня все прекрасно.

Не надо ко мне идти! Не надо, демон вас раздери!

Черти.

Встали передо мной стеной, еще плечом друг к другу, и смотрят. Нюхают воздух, словно две ищейки.

Вас ждет большой сюрприз, парни.

— Лисий бог, какая ветошь. — Я вложила все пренебрежение, что смогла, и обогнула Буру по дуге.

Со стороны Саши обходить было страшно. Там не взгляд, а непроглядная темень.

— Скала, поздравляю! Нина, ты такая красивая сегодня! — Я обняла молодых и передала подарок.

Жалко, что я не успела на красивый ритуал «красной ленты» — это когда алая полоска ткани с косы невесты повязывается на запястье жениха. Но я принесла кое-что важнее. Еле уговорила клан бурых дать один экземпляр.

Я передала коробочку с бантиком, и Скала приподнял крышку. Посмотрел на меня так, что я не поняла, расцеловать меня хочет или прибить.

Я знала его главный страх и всю дорогу молила медвежьего бога быть к нему добрее. Этот мешочек с деревянными плашками — особая реликвия бурых, на которой предсказывают количество и пол детей на свадьбе медведя-оборотня. А Скала — самый настоящий потапыч, пусть и лысый. Облученный взрывом атомной станции, мой наставник потерял абсолютно все волосы и очень боялся, что не сможет иметь детей. Я два года, пока Нина и Скала не решились на брак, сажала семена в храме бурых от их имени. Надеюсь, медвежий бог оценил мои усилия и подарит им деток.

Я исподтишка покосилась на Сашу.

Он так старался не показать, как жадно втягивает воздух, что выдал себя с головой.

Покосилась на Буру. Он встал так, что закрыл мне путь к побегу.

— Я думал, ты не придешь! — пожурил Скала.

— Как я могла не забежать на свадьбу к наставнику? — Я рассмеялась, представив, как радовалась свободе, когда ушла из родительского дома и меня никто не стал возвращать.

Нет-нет, у меня прекрасные родители. Люблю-обожаю. И они точно знали, что я потухну в депрессии, если еще хоть немного останусь среди косых взглядов сверхов.

Вот как сейчас. Все знают, что я отказалась от истинного. Винят меня в том, что он слетел с катушек со своим зверем. И никто не думает, что жертва в любовном треугольнике — я.

Опять будут жужжать и распускать слухи.

Есть еще вопросы, почему я ушла из этого звериного общества? Люди куда как понятней. У них можно сходиться и расходиться, влюбляться и прощаться навсегда. И никаких истинных пар.

— Буквально мимоходом заглянула, да? — Скала многозначительно посмотрел на мое вечернее платье.

Ох! Знал бы он, сколько я вариантов одежды сменила, от неформального спортивного костюма до наряда госпожи с плетью, чтобы ко мне никто не подходил. Решила выбрать беспроигрышный вариант и быть сногсшибательно красивой. Что говорить, взгляды мне льстили и немного придавали уверенности в своих силах.

Я ответила Скале:

— На секундочку. Вот вручила подарок и побегу дальше. Меня ждут.

— А вот это умная девка, — раздался позади голос пожилой женщины.

Я повернулась и с удивлением посмотрела, как человеческая старушка дала локтем в бок Буре, потом Саше и схватила меня за руку, потянула на себя.

— Вот из кого толк-то выйдет! Вот кому мой опыт пригодится. — Бабуля подхватила меня под руку и увела в сторону, встала сбоку от колонки.

Первое, чему научил меня Скала, это анализировать. Я тут же смекнула, что бабуля непростая и совсем не сумасшедшая, раз встала так, чтобы звуковая волна перебивала наш разговор.

— Чую, нужен побег, — сказала она без обиняков.

— Нужен, — тут же согласилась я.

— Взамен заправишь мою машину, — выставила условия женщина.

— Хорошо, — засмеялась я. — А как вас зовут?

— Называй меня бабулей. Так все ко мне обращаются. И теперь слушай, что мы будем делать.

Старушка наклонилась к моему уху и тихо-тихо сказала:

— Перебить внимание двух заинтересованных в девушке оборотней можно только дракой. У тебя будет секунд десять, не больше. За это время ты должна убежать отсюда прямиком на парковку. Там стоит фиолетовый болид на колесах — не промахнешься. Открывай водительскую дверь, нажимай рычаг под сиденьем и прыгай в багажник. И не забудь закрыться.

Какой именно дракой бабуля собралась всех удивить и кто в ней будет участвовать, я даже не спросила. Иногда лучше не знать.

«Скала, прости меня за суету на твоей свадьбе, но надо спасать собственную белоснежную шкуру», — попросила я мысленно прощения у наставника.

— А ключи? — уточнила я.

— Открыто. — Бабуля ответила так, что стало понятно: она не закрывает двери как минимум в десяти разах из десяти.

Я уточнила последнее:

— Свой запах убирать спреем разве не надо?

— Пока ты тут пшикаться будешь, тебе уже все пути отступления перекроют.

— Но найдут же!

— Не успеют. Я мигом догоню тебя, и улетим.

Я чувствовала себя абсолютно по-дурацки, когда в шикарном платье искала пурпурный болид. Единственная фиолетовая машина на парковке была старой американской иномаркой, больше похожей на баржу и немного на пятиметровую развалину. Кажется, болидом величают именно ее.

— Как она этого крокодила вообще водит? — Я потрогала заднее крыло автомобиля и просунула палец через дыру в нем.

Не развалится по дороге?

Я открыла багажник и еле забралась внутрь. Платье в облипку просто не создано для таких подвигов и всячески возмущенно трещало по швам. Конечно же, я его порвала!

Эй, да все равно. Главное — выбраться отсюда. Взгляды парней мне совсем не понравились. На Сашу смотреть и вовсе было страшно. Не хотелось видеть от него ни капли интереса. Как по мне, так смотрел бы в другую сторону. Мне дышать легче.

Но нет!

Я закрыла крышку багажника и тут же по ней кто-то хлопнул так, что я вздрогнула. Услышала голос бабули:

— А ты пятым мужем быть не хочешь? Нет? Ну и зря.

— Бабуль, зачем так пшикаться духами? — спросил Скала.

— Как зачем? На моем кулаке запах Птахи остался. А ты сам знаешь, как сверхи относятся к запахам чужих мужчин на своей женщине.

— Но, бабуль, ты уже давно не чья-то женщина, а своя собственная.

— И что? Вдруг я по пути подцеплю кого? — Хлопнула водительская дверь. — Бывай, милок! Если надо будет успокоить нервы — заходи. Мой дом трудотерапии всегда для тебя открыт.

Старушка нажала на газ так, что, если бы багажник был открыт, я вылетела бы. Лихо заложив поворот, она собрала все возможные кочки и так растрясла меня до выезда на трассу, что замутило.

Всю дорогу я молилась лисьему богу лишь о том, чтобы мы благополучно доехали. И когда наконец остановились, крышка багажника поднялась и мне в лицо ударил свет фонаря, я перестала упираться во все стороны всеми конечностями и расслабилась.

— Что разлеглась? Пошли.

— Куда?

— Сбрасывать напряжение. Ты же вся зеленая.

Зеленая я не по этой причине, но не буду бабулю обижать. У нее крайне дельные схемы.

Я выбралась из багажника с кряхтением, будто мне под сотню лет, и спросила:

— А где, простите, сбрасывать будем?

Мало ли что там у нее за гениальные планы.

— У меня дома. Скала же проходил через трудотерапию, когда Нинку осаждал. Не рассказывал?

— Делился, конечно. Но из меня ремонтник аховый.

— А цветы пересаживать умеешь?

— Могу, но за дальнейшее цветение ответственности не возьму.

— Ничего-ничего. Пошли.

— Прямо в этом?

В вечернем платье только с цветочными горшками и возиться.

— Прости, но свои вещи никому не одалживаю, — сказала бабуля и пошла к подъезду.

— А машину закрывать не будете?

— Вот еще! — фыркнула эта невозможная женщина.

А я подобрала подол платья и поспешила за ней. Мне и правда нужно было побыть с кем-то рядом, чтобы чувствовать себя в безопасности и не думать, что за мной идут по пятам. Я так устала заметать следы за эти два года, что просто хотелось переключиться. И у бабули имелся отличный план на этот счет.

Через два часа я подняла голову и осмотрелась. Вот это я срач развела. Все вокруг в земле, включая меня. Зато я в душе довольна невероятно. Все цветы пожилой женщины буквально молили о новой почве, разрослись корнями и были рады моему неумелому вмешательству.

— Цветы тебя заждались. Земля два года как лежит, — сказала бабуля, смотря на стройный ряд горшков.

Я не знала, что на это ответить. Ждала меня? Вряд ли.

— Сколько с меня, бабуль? — Я встала с пола, отряхнув руки от земли.

Я знала из рассказов Скалы, что тарифы у старушки заоблачные и очень смешные. Поработал для нее — плати.

— Бесплатно, — неожиданно выдала женщина.

— Как это? Вы здоровы? Не заболели?

Я доподлинно знала, что даже у Скалы бесплатно не было. Скидку иногда делала. Платьями, бывало, брала. Но чтобы даром?

— Считай, ращу себе замену. Надеюсь, не подведешь и не вляпаешься тут же в шуры-муры.

Ох, бабуль, как я на это надеюсь! Точнее, в шуры-муры я вляпаться очень даже хочу, только с человеком. Но женщине об этом знать необязательно.

— Буду жить в свое удовольствие.

— Вот это одобряю! — Бабуля встала и достала что-то из кармана халата, в который переоделась по приходе в квартиру. — Есть у меня местечко одно, для лисы — идеально. Как дурь в голову ударит — сможешь в порядок приводить. Считай, наследство. Я отпишу. Делай с этим домом что хочешь. Это будет твое лисье логово.

В мою руку легла связка проржавевших ключей. Но для меня рыжий налет блестел золотом. При словах «лисье логово» у меня так разыгралась фантазия, что я порывисто прижала бабулю к груди.

Этот дом, в каком бы состоянии он ни находился, сейчас как раз кстати. Мое последнее укрытие на грани разоблачения. А то родительские нервы уже настолько сдают, что отец, лучший следопыт среди сверхов, твердо вышел на тропу моего отслеживания и хочет затащить в гости.

— Спасибо! Дом в мире людей — это то, что я хотела, — призналась я.

А если это еще можно сделать настоящим укрытием — то вообще мечта! Я давно коплю на такое место, да все заработанное на вознаграждениях от ловли кибермошенников уходит на оплату квартир, отелей и съемных домов да еду.

— Пользуйся. Дом особый. — Старушка попыталась скрыть улыбку, опустив голову.

— Не сомневаюсь.

У такой особенной женщины не может быть обычного дома.

Я вышла на улицу с двойственным чувством. С одной стороны, мне не терпелось поехать в подаренный дом прямо сейчас. С другой — меня дико бесило неудобное платье. Казалось, оно мешает мне не только нормально ходить, но и жить.

Но потом я заметила движение слева и увидела, как со скамейки детской площадки встает Бура. Справа тоже что-то мелькнуло — до боли знакомый силуэт Саши.

Нет, это не платье мне мешает жить — это два парня, которые сами не знают, чего хотят. Вот кто действительно не дает мне дышать нормально!

И зачем явились? Саша же посыпал голову пеплом за смерть любимой, валил на меня всю вину за свой срыв (ну точно же валил, хоть и не признается) и всячески подчеркивал, что мы не пара. Что же теперь стало? Зачем два года назад на Буру с кулаками кинулся, а сейчас за мной пошел? Сказала же ему еще пять лет назад, что мы теперь как переплавленный ключ и замок — не подходим друг другу. Он оставил вместо моего сердца пепелище. Никогда больше не хочу испытать подобного.

Смотрю на него и вижу, как он на свадьбе кошачьих даже не видит меня — идет к Лине. Как приглашает ее на танец, как не сводит с нее глаз. И это при том, что все вокруг знают, что мы истинные друг для друга. Саша от моей мамы в свои три года отходить отказывался. Все детство мы часто вместе бегали, можно сказать, выросли. А потом началось — усиленное укрощение самого сильного ментально зверя, постоянные тренировки, и к моим пятнадцати годам он иначе, чем «хвостик», меня не называл.

Хвостик! До сих пор трясет от этого слова.

Потом Лину похитили, и она сильно пострадала. Впала в кому, и Саша не отходил от ее палаты, жил в больнице. Я не выдержала этого — уехала в Заполярье. Надеялась, что он, как истинный, отрезвеет от разлуки и бросится за мной. Но как бы не так!

Он никуда не поехал.

И у меня произошел срыв, во время которого я оказалась под властью своей лисицы, провалилась под лед на реке и чуть не умерла. Меня вытащил отец. В тот день я родилась заново. Я поняла, что не хочу больше ни дня страдать в этой второй, подаренной мне лисьим богом жизни.

Оказывается, Саша в это время узнал, что я уехала, и ментально психанул. Лина не выдержала давления и умерла. И даже после этого Саша не нашел меня. Наоборот — все стали умолять меня вытащить его из зверя.

Вспоминая тот день, я всегда чувствую одно: хладнокровие и уверенность, которые оставило после себя предательство.

Я поклялась, что никогда больше с ним не свяжусь, пусть даже земля станет небом, а небо — землей. А спустя три года после инцидента поняла, что у меня панические атаки, когда он рядом. И только Бура может спасти меня от них. В его руках я чувствую себя в безопасности. Вот только лис — прохвост, бабник и вообще связался с плохой компанией. Но главное, он тогда сказал, что я все равно буду с Сашей.

Как же вы все меня плохо знаете!

Парни стали медленно приближаться, смотря то на меня, то друг на друга. Бура, но ты-то куда прешь? Саша больной, понятно! Бракованный из-за своего загадочного рождения. С поломкой гена истинности или прочей чушью. Но ты-то куда? Иди к своим многочисленным подружкам, которые тебя всего царапают. Покупай дорогие тачки. Связывайся с плохими бандами.

Нет, идут дальше.

И я знаю, что они спросят. О моем запахе. Где полярная лисица.

Я сняла правую туфлю и со всей силы запульнула ее в Сашу. Тот замер от удара в живот, медленно наклонился и поднял обувь. Видел? Разве человек может кинуть с такой силой? Хватит тебе этого в качестве ответа? Чтобы отстал! Навсегда!

Я сняла левую туфлю и кинула в Буру. Тот уже был готов к подаче и поймал на лету.

И тут прямо по курсу замаячила фигура. Уверенная походка, легкая поступь, желтый взгляд.

— Папа! — Я бросилась к нему босиком и повисла на шее.

— Кажется, я вовремя, лисенок? — спросил он, крепко обнимая.

Я так и знала, что стоит мне засветиться на свадьбе Скалы, как родители тут же будут в курсе. Пожалуй, я даже хотела зайти на чаек.

Я покосилась назад.

Конечно, двое парней были немедленно обездвижены одним только видом командира спецотряда лис. Оба уважительно кивнули сильно напряженному песцу.

А отец вдыхал воздух у моих волос и все больше каменел. Я отодвинулась от него и заглянула в глаза с ободряющим выражением «все в порядке, па». У него во взгляде было столько вопросов! Но он никогда не задаст их при свидетелях.

И лишь когда мы сели в машину и тронулись, папа сказал:

— Ну, рассказывай.

Нервно так начинать с бухты-барахты, но я даже хочу рассказать. Сама не знаю, как по телефону утерпела в разговорах с родителями и ни разу не проболталась!

— Пап, я подчинила зверя!

Отец поморщился, будто я сказала «ихний, ложить и экспрессо» в одном предложении.

— Давай поподробней. А то звучит как «я научилась ходить в десять лет».

— Нет, пап, не в стандартном смысле подчинила. Моя лисица со мной, но без инстинктов. Я могу стоять на краю здания и не тратить все силы на то, чтобы зверь внутри не метался. Но при этом я могу использовать сверхспособности, когда мне надо. Это же круто! Я теперь как супервумен!

Папа свернул на обочину, припарковался и повернулся ко мне:

— Зверя видишь? Вылетает из тебя прозрачная форма?

Я отрицательно завертела головой и немного напряглась. Отец выглядел ни на секунду не гордым. Скорее — жутко обеспокоенным.

— Тогда ты втихаря связывалась с Леоном? Может, он уговорил тебя на какое-то исследование? Участие в эксперименте?

— Я леопарда на свадьбе Скалы впервые за два года увидела.

— Так, тогда рассказывай, когда все это началось и как проявляется.

Я почувствовала себя маленькой девочкой, которую посадили на стульчик и с преувеличенной вежливостью допрашивают. Сразу захотелось закончить этот разговор. И зачем я рассказала? Хотя не получилось бы по-другому. Мой запах изменился.

— Да ничего такого, пап. Поехали к маме.

— Лисена, это не пустяк. Оборотень может быть здоров, только когда две его половины равны. Поверь моему опыту, я прошел через это. Я настолько держал своего зверя под контролем, что он вырывался из меня энергией и мог навредить людям, которых я ненавидел.

— Со мной такого не будет. Я со своей лисицей в полном согласии. Она сама мне помогает во всем.

— Животная половина сама себя никогда не обделит — инстинкты помешают, Лесь.

— А если эти инстинкты делают слишком больно?! — Мой голос сорвался, на удивление и мне, и папе.

Отец замер, глядя на меня так, будто я получила открытый перелом, а у него рук нет помочь. Он отвернулся, провел ладонью по лицу, будто паутину смахнул, резко повернулся и притянул меня к себе одной рукой.

Молчание было странным. Ни звука. Я только слышала, как папа сглатывает чувства.

— Поехали к маме. Она будет очень рада тебя видеть.

Я вся сжалась. На самом деле я тоже безумно соскучилась по своей семье, но мама сейчас отреагирует еще хуже отца. Охи, ахи. А если запрет? А если еще что?

Нет. Я взрослая. Она уже не будет так делать. Но точно все мозги вынесет.

— Па-а-ап, может, в другой раз? — протянула я. — Давай через недельку все встретимся?

— Знаешь, Лисен, я всегда думал, что ты умна не по годам. Нас с матерью всегда удивляло, что ты можешь принимать взрослые решения. Но сейчас ты словно в детство впала. Бегаешь от себя уже два года, боишься с родными встретиться. Не можешь посмотреть своему прошлому в глаза.

— Неправда!

— Как же? Лисен, быть взрослым — это смотреть в лицо неприятностям. Не бегать от проблем, а решать их. А думать, что они сами собой растворятся, — это детское мышление.

Меня так задели слова отца, что я оттолкнулась от него и села на сиденье, обняв себя руками.

— Я думала, ты меня понимаешь! Знаешь же, что произошло.

— Мы с матерью хотим тебе счастья больше, чем кто-либо на этом свете. Мы поддерживаем тебя во всем, ты знаешь. Сказала, что тебя душит клан лис, — мы отпустили в свободное плавание. Решила видеться только по видеосвязи — приняли. Но сейчас ты делаешь себе только хуже. Поверь моему большому опыту. Клубок твоей жизни запутался, а если не пытаться его распутать, то узелки станут еще туже.

— И что ты предлагаешь? Вернуться в клан? Никогда!

— Нет. Я тебе предлагаю не бежать, как сейчас, кидая туфли в прошлое, лишь бы оно не напоминало о себе. Жизнь такая штука — она обязательно с ним столкнет. Только лучше ты сама встреть его на ногах, чем споткнувшись, лежа в грязи, оно по тебе проедет и раскатает так, что не встанешь. Ты же у нас такая сильная духом девочка. Вон, даже лисицу свою убедила, что прятать инстинкты — значит выжить. Ты можешь все, что захочешь. Смелее.

Я обняла себя еще крепче. Мне хотелось остаться одной. В крохотной сумочке лежали ключи от подаренного бабулей дома.

Папа не заводил машину, ждал чего-то. Я знала, что мама очень нас ждет, но сейчас не могла с ней встретиться. Да, совершенно по-детски. Отец прав, и это больно осознавать.

Для смелого решения мне понадобилось много тишины, и папа ее дал. После разговора с ним у меня всегда вставали мозги на место. Не знаю, как он это делает.

— Пап, ты можешь отвезти меня в одно место? Я теперь там жить буду. А вы приезжайте туда с мамой. На мою территорию. В мое лисье логово.

Отец долго смотрел на связку ржавых ключей, которую я достала из сумки и показала ему. А потом молча несколько раз коротко кивнул.

Лисье логово. Хорошо звучит? Только я все губы в кровь искусала, пока приняла решение осесть и больше не убегать.

 

Глава 2

Папа вез меня по типичному садовому товариществу и говорил:

— Это дачи, Лесь. Значит, тут с осени по весну мало кто живет. Освещение плохое.

И вертел головой по сторонам, выискивая опасность. Даже окно открыл и принюхивался.

— Сейчас же полно народу. Лето. Смотри, в окнах свет там, там и там. — Я показывала рукой на дома.

— Печкой пахнет. Какое в доме отопление? — обескуражил меня вопросом отец.

— Кто бы знал, — пробормотала я.

Я ничего о доме не знаю. Будет хорошо, если у него есть четыре стены и крыша над головой.

— А ты что, дом не смотрела? Или внимания не обратила? Ты плохо переносишь холод, а частный дом — это не квартира.

Был у меня один недостаток оттого, что папа сверх, а мама человек. Я не очень хорошо выносила низкие температуры. Смешно слышать от полярной лисицы, да?

— Дом мне в подарок достался. — Я звякнула ключами в воздухе.

— От кого? — Папа резко затормозил.

Хорошо, что я была пристегнута, а то бы мой лоб поздоровался со стеклом.

— Не переживай так, пап. От одной знакомой бабули, — сказала я, понимая, как это звучит.

Похоже, папа пойдет со мной смотреть дом. И я этому, честно говоря, даже рада.

— Той самой лисьей старушки?

Откуда он знал? Или мы о разных людях говорим?

— Почему лисьей? — уточнила я.

— Потому что она двоих сверхов у нас в логове пережила и продолжила бы, да мы вовремя спохватились и вернули ее к людям.

— Вернули? Я слышала от Скалы, что она сама ушла. Что со сверхами сложно было жить.

— Ей-то сложно? Да она даже самых хитрых лис обведет вокруг пальца! Она не могла тебе ничего подарить, только продать.

— Эм…

Не говорить же отцу, что во мне она видит свою замену? Знания хочет передать.

— Лисена, признавайся, в чем обмен состоял?

— Ни в чем. Я у нее цветы пересадила. Она мне ключи подарила. Сказала, дом отпишет.

Отец как-то странно задергал головой, будто ему в ухо что-то попало.

— Не нравится мне все это, — сказал он.

— Все тебе не нравится! Убегаю — не нравится. Оседаю — тоже не по вкусу.

Папа дальше повел машину молча, пока не остановился у конечной точки пути по навигатору.

— Вы приехали, — сказал приятный женский голос.

Я видела только завалившийся забор и кусты. И лишь вдали, в самой глубине участка, едва выглядывал треугольник крыши.

— Хм… — многозначительно протянул папа и вылез первым.

Я не отставала — вышла из машины и оценила внешний вид дома. Сорняки мне по макушку. За ними даже рассмотреть ничего невозможно.

— Давай с утра приедем. — Отец положил руку мне на плечо.

— Нет, — во мне говорило упрямство. — Сейчас к дому тропинку протопчу, освоюсь, а с рассветом займусь территорией.

Папа глубоко-глубоко вздохнул и пробормотал себе под нос:

— Если будет где осваиваться в доме.

Я начала прокладывать тропинку к калитке.

— Давай я.

— Нет, пап. Я хочу сделать это сама. Первой.

Мне было важно самой проложить этот путь. Да, у меня за плечами настоящий мировой мужик, всем отцам отец. Но он прав.

— Ты же сам говорил, что мне пора самой встречаться со своими проблемами.

Папа вздохнул еще тяжелее, чем раньше:

— Да я не про эту мелочь.

— А все начинается с мелочей, пап. И я начну.

Я обратилась к своей лисичке за помощью, и она охотно отозвалась. Зря папа беспокоится, что я со своей звериной половиной не в гармонии живу. Как по мне, у нас настоящая идиллия. Вон как сейчас откликнулась моя половина: тут же помогла в два раза лучше видеть в темноте, слышать шуршание мышей в траве, жуков и червяков в земле. И даже то, как папа практикует дыхательные упражнения.

Я старательно примяла траву ногой до самой калитки, вставила заржавевший ключ в старый замок и со скрежетом повернула. Открыла!

Сразу за калиткой меня стеной встретила высокая трава. Я шагнула в нее словно в другой мир, ощущая внутри предвкушающее покалывание. Ориентируясь на звук от ветра, что играл с чем-то железным на крыше, я пробралась сквозь траву прямо к дому, ощущая себя как в поле, а не на садовом участке.

Дом разочаровал. Оказался крошечным, словно имел одну комнату и крышу. В темноте он больше походил на сарай, и я не особо себя обманывала тем, что при свете дня он станет больше. На стене можно было не писать для воров большими буквами «Здесь брать нечего», и так понятно.

Я поднялась по трем скрипучим ступеням и подошла к кривоватой двери. Она вообще откроется?

Но ключ вошел легко, поворот вышел еще легче. Замок щелкнул, и дверь медленно распахнулась.

В лицо ударил запах дерева и сырости. На расстоянии двух шагов разваливалась от времени печь, осыпалась штукатуркой на пол. Слева нависал большой холодильник. Сразу за ним темнело что-то похожее на самодельный разделочный стол с электрической плиткой. А если посмотреть направо, за печь, то там начиналось пространство комнаты для сна с диваном, столом и стулом.

— Поехали домой, — прозвучало твердое приглашение от папы валить из этого гнездышка.

А я почувствовала — не уйду. Это мой стартовый уровень, мое начало.

— Нет. Назвала логовом — буду обживать.

— И где ты будешь спать? — Отец нашел выключатель, и в комнатенке стало светло. — Свет не отрубили? Странно.

Освещенная комната стала казаться еще меньше.

— Видимо, бабуля следит за счетами.

Вот это я вообще не удивилась.

Заметила интерес папы к стулу и столу и тоже присмотрелась.

— Ты это видишь? — спросил он.

— Что?

— Все абсолютно новое. Мебель была произведена давно, но не использовалась. Стул не сижен, стол не протерт…

— Пап, если ты сейчас понюхаешь диван и скажешь, что он ни разу не пропержен, я попрошу тебя поехать домой, — отшутилась я.

Но сама помнила заветы Скалы быть внимательной к мелочам. И с папой была согласна. Помимо обвалившейся печи все остальное выглядело абсолютно нетронутым.

И еще у меня кое за что зацепился взгляд. Вот только проверить я хотела это сама, в одиночестве.

Я широко зевнула, прикрывая рот рукой:

— Ой, так спать охота.

— И где ты собралась ложиться?

— На диване.

— А подушка? Одеяло? Постельное белье? — Внимательным взглядом отец окинул помещение и высказал то, что я заметила чуть ранее: — Тут нет шкафа. Так не бывает.

— Выкинули его. Пап, ты что, ищешь, к чему бы прицепиться?

— Давай я сгоняю за необходимым. Проверю, работает ли холодильник. Привезу продуктов.

— Пап, давай все завтра. Я не голодная.

— А спать как?

— Прямо так.

— Ты в вечернем платье дрыхнуть собралась?

— Обернусь лисой. С утра сгоняю за вещами. Перееду.

— Я возьму грузовик клана.

— У меня не столько вещей.

— Микроавтобус?

— Нет.

— Минивэн?

— Нет. Два пакета. Я на… такси все довезу.

— И ты говоришь, что жила хорошо? Женщины за два года столько хлама наживают, что потом на двух грузовиках не увести, а у тебя два пакета?

— Папа, я за минимализм. Все самое необходимое. Ты же сам песец, знаешь, что невозможно замести следы, имея много личных вещей.

Папа задержал на мне долгий взгляд. Он словно говорил мне им: «Тебе и не надо бегать».

— Хорошо. Давай я с самого утра тебя отсюда подхвачу и поедем. А еще лучше домой на ночевку, а оттуда… — начал снова он.

— Я сама, — прервала я папу.

Отец посмотрел на меня так, словно хотел отнять у меня «ясамакалку» и сжечь. Потом тряхнул головой, явно психуя.

— Хорошо. Сама так сама. Во сколько приглашаешь в гости, хозяйка поместья?

Обиделся. Но что поделать. Я не могла раскрыть, что из предыдущего моего укрытия нужно забирать не только два пакета вещей, но и мотоцикл. Да и мое последнее жилье было не квартирой, а заброшенным гаражом. И видеть его родителям точно не стоит.

— Давай в три часа дня, — прикинула я в уме.

Папа кивнул и ушел, даже не попрощавшись. Весь в своих мыслях. Я пошла следом, чтобы проводить его до калитки, и увидела, как он наклоняется под корпус машины, достает оттуда что-то и кидает в кусты.

Уже потом, когда он уехал, я нашла, что это было. Жучок.

И папа оставил его здесь, даже не сломал. Значит, знает, чей он, и хочет, чтобы поставивший пришел сюда.

Вариантов всего два: Бура и Саша. Точнее, один — Бура. Потому что второго парня родители, как и я, не жалуют от слова «совсем».

Первым желанием было увезти отсюда жучок, запутать след, но я остановила себя.

Решила же не поступать по-детски! Значит, нельзя отступать.

Я зашла в дом в поисках скотча, веревки или еще чего, но ничего не нашла. Тогда я просто положила жучок на низенький столб у калитки, чтобы показать — я не боюсь, я знаю о тебе, я жду.

А у самой даже плечи затряслись, как в дом вошла. Бура придет? Когда? Надо подготовиться.

Но сначала я кое-что проверю.

Я подошла к самодельному разделочному столу на импровизированной кухне и убрала с него электрическую конфорку прямо на пол. Посмотрела на лакированную доску из ДСП, больше похожую на дверцу шкафа, которая выполняла роль столешницы. Открыла подобие затворов от разных шкафов под этим сооружением и зависла, не веря собственным глазам.

Передо мной был знакомый всем вид боковины чугунной ванны.

Чего? Серьезно?

Я-то думала, тайный ход или еще что, а тут? Это что, вот эту досочку от шкафа убираем, наполняем водой и счастливо натираемся мочалкой?

Нет, вот это смекалка, конечно, у людей! Вот это умение компоновать. Я бы в жизни так не додумалась сделать.

Хотя это просто идеальный схрон. Спрячешься — тебя в жизни не найдут.

Может, тут в печи унитаз припрятан? Или еще что?

Я дернула дверцу холодильника и посмотрела на идеально белые полки. Даже плесень не завелась! Может, благодаря вон тем мешочкам с чем-то вкусно пахнущим?

Скуки ради открыла дверь морозильной камеры снизу и вздрогнула.

Вот! Да! Это именно то, что я искала. Ну не может быть у такой предприимчивой бабули такой скромный во всех отношениях домик.

Вместо морозильных ящиков была черная пустота, которая явно не ограничивалась скромными размерами холодильника.

Я пощупала дно и обнаружила, что пол сдвигается, открывая ступени.

Пролезть туда, конечно, могут только настоящие лисы. Обычному человеку надо сначала похудеть, потом встать на четвереньки и спуститься задом.

Я потушила свет, сняла с себя платье и обернулась лисицей. Вперед, на разведку! По ступеням вниз, в тепло.

Тепло?

Что тут у нас?

На стене зажглись световые трекеры в виде ламповых палочек, которые загорались там, где я шла. И гасли за мной, экономя свет.

Про себя я потирала лапы. Да-да-да! Вот это я понимаю — лисье логово.

Меня словно тут ждали!

Неужели тут обитали бабулины мужья? Хотя бы один?

Коридор неожиданно закончился огромным помещением, которое засветилось так ярко, что я спрятала морду под лапами. А когда приоткрыла глаза и осмотрелась, то чуть не запрыгала от радости.

Вот это я понимаю — удобства! Да это целый дом под землей!

Гостиная с большим телевизором и огромным диваном. Стеллажи с книгами, какие-то шкафы. Я нашла дверь, ведущую в спальню, потом наткнулась на хранилище консервов и круп, зависла над огромным и, к сожалению, пустым морозильником и не выдержала — обернулась в человека, чтобы все как следует изучить.

И тут огромный телевизор ожил сеткой десятка изображений с камер наблюдения. И на одном из них было движение. Около калитки стоял Бура.

А у меня платье у двери холодильника! И я не помню, закрыла за собой или нет.

Один из экранов с камерой ночного видения подсказал — я закрыла тайный проход, да еще и в доме свет выключила. Аж сама себя похвалила: не зря Скала обучал — не посрамила честь наставника.

На одном из квадратов экрана Бура поднялся по ступеням крыльца, постучал в дверь. Спустя несколько секунд он взялся за ручку, вошел в дом и наступил на мое платье.

Поднял одежду и тут же закрыл глаза:

— Лесь? Это я.

Что это с ним? Думает, я голая?

Ну да, есть такое. Только я нахожусь не там, где он.

— Лисена? — Бура открыл глаза и вошел в часть за печкой. Быстро осмотрелся и вышел на улицу.

И тут я присмотрелась к его затылку. Что там? Шрамы от когтей, что ли?

Последний раз, когда я видела Буру два года назад, его затылок был модно подстрижен. Никаких борозд! Что же это такое? Кто оставил?

Внутри все сжалось. Я слышала от Скалы, что эти годы чернобурый был в клане Бродячих. Знала от родителей, что лис оставил опасные компании. Выходило, шрамы он получил уже в клане наемников.

Помнится, Скала что-то говорил о том, что Саша с Бурой в режиме вечного конфликта. Неужели мой бывший — автор этого росчерка на затылке лиса?

Я закрыла рот рукой. Молча следила по монитору, как чернобурый порыскал по тропинке от калитки и обратно и вернулся в дом. Нашел подпол, который я упустила из виду, заглянул туда и вернул крышку на место. Вернулся ко входу, стал принюхиваться к холодильнику.

Вот тут я напряглась еще сильнее. Неужели откроет морозилку?

Он дернул верхнюю большую дверцу на себя, и я села на диван, обхватив ноги руками. Надо срочно обернуться лисицей, если вдруг найдет. Я же голая.

Надо.

Ну же.

Ну!

Почему я не оборачиваюсь?

Моя животная половина будто меня не слышала. Будто отказывалась помогать.

Это было так страшно чувствовать, что я совсем забыла про наблюдение за Бурой. Сосредоточилась только на себе.

Что со мной? Я только хвасталась, что живу со своей звериной частью в мире и согласии, как вот тебе сюрприз. Где моя сила?

Я попробовала выпустить хотя бы когти и даже этого не смогла.

Вскочила на ноги и заметалась по гостиной, не зная, что делать. Я не хочу терять свою лисицу. Не могу! Она дает мне столько силы, здоровья, выносливости.

Но что, если я лишилась ее? Папа говорил мне быть осторожней. Что это до добра не доведет.

Я посмотрела на запястье и сильно поцарапала кожу ногтями другой руки. Алая полоса быстро стала розовой, а следом кожа вернула себе привычный вид.

Фух, регенерация при мне!

Но что со всем остальным? Я подошла к дивану и попробовала его приподнять. Получилось.

Пробежала от стены до стены — быстро, как и раньше.

Но почему я не могу превратиться в зверя?

Наверное, я слишком разволновалась из-за Буры. Нужно успокоиться. Лисы себя чувствуют в безопасности в узких темных пространствах, подальше ото всех.

Я открыла дверь спальни, нырнула под кровать и придвинулась как можно плотнее пятками к стене.

Так, теперь надо успокоиться. Вдох-выдох, вдох-выдох. Я все еще у себя есть, и сила при мне, и регенерация. Сейчас я успокоюсь, и все вернется на круги своя.

Но я никак не могла заставить свои губы не дрожать, а зубы не стучать. Я говорила, что чувствую себя душой сорокалетней? Нет, сейчас моей душе точно не больше десяти!

Что делать? Как быть?

До спокойствия мне было далеко.

Я закрывала глаза, пыталась обернуться, но все было тщетно. Давай-давай-давай, лисичка! Что с тобой?

— Лисена! — услышала я голос Буры.

И по коже пробежала волна мурашек, даже луковицы волос словно зашевелились.

Голос доносился не из динамиков, а из горла парня. Судя по всему, он сейчас в гостиной. Нашел-таки!

Лис недолго думая зашел в спальню и тут же припал на руках на пол у кровати, посмотрел мне прямо в глаза.

— Привет. — В голосе парня звучало удивление, желтые глаза блеснули зверем.

Такая знакомая полуулыбка-полуухмылка. Он так часто смотрел на меня в Заполярье, а потом перестал.

— П-привет. — Я мысленно прикинула, что он может увидеть из моего тела, и немного успокоилась — все, что надо, прижато.

Но все равно стеснительно.

— Лежишь?

Издевается, да?

— Да-а-а, — протянула я, не зная, как попросить плед с кровати.

Может, сам догадается? Хотя посмотрите в его глаза! Ни за что не лишит себя этого представления. Он всегда любил меня задеть за живое.

Лис лег на бок, согнул руку в локте и подпер голову. Разлегся!

— Интересное у тебя тут местечко. Не сразу догадался, что за такой дырой прячется крутая нора. Наверное, много сил и денег ушло, да?

И еще пальцами стал по полу постукивать, бровями играть. Знает, что хорош собой, лег так, чтобы наиболее выгодно выглядеть. А я? Голая под кроватью!

Где там моя лисица? Ну же!

Никак не отзывается.

— Добро пожаловать в мое лисье логово, — с нервной иронией заметила я, ища взглядом любую вещь, чтобы утянуть ее к себе и прикрыться.

Как назло, с кровати не свисал даже кончик пледа.

И тут мне пришла в голову запоздалая мысль, что здесь совсем не пыльно, даже под кроватью. И спальное место застелено. И в хранилище еда есть.

Но трава к дому не была примята. И если запах можно было нейтрализовать спреями, то следы все равно остались бы.

А это значило только две вещи: сюда существовал еще один проход и кто-то здесь все держал в порядке.

Только я это подумала, как Бура весь напрягся, стал готовым к прыжку, а откуда-то донеслось:

— Так-так, у меня гости. Да еще двое. Да еще со стороны бабули…

Я рукой поманила Буру под кровать. Лис долго думать не стал — перевернулся на живот, развернулся пятками ко мне и быстро заполз. Покосился на меня, потом взгляд парня соскользнул ниже руки в район груди и задержался там.

Я ощерилась, показала зубы и отодвинулась. Бура подмигнул и придвинул меня обратно, показывая в сторону двери.

Правда, надо сосредоточиться на том, кто идет. Меня немного успокаивало одно: он знает о бабуле. Но что значит все остальное и чего от него ждать — я не имела ни малейшего понятия.

Мы с Бурой в напряженном ожидании слушали, как спокойным, почти размеренным шагом к нам направлялся оборотень. По легкой поступи — либо кошак, либо наш, лис. Голос точно принадлежал молодому мужчине.

— Отсюда ни шагу, — шепнул мне Бура. — Поняла?

Я хотела возмутиться, сказать, что я у самого Скалы обучалась, а до этого прошла весь курс спецподготовки в Заполярье у отца — командира спецотряда лис.

— Я — о-го-го, — тихо шепнула я краткую информацию.

— Ты — голое о-го-го, — напомнил Бура.

 Что правда, то правда.

Показались две кроссовки. Большие, мужские, белые с рисунком. А потом незнакомец припал к полу и сказал:

— Ага! Леся и Бура. Сенсация, ядрен батон!

Это же Арсений! Медолис, сын самой главной оторвы всех времен сверхов и главы клана лис, а еще брат-близнец моей лучшей подруги детства — Есении. После ситуации с Сашей наше общение само собой сошло на нет, и тут такой сюрприз.

— Ты что тут делаешь? — спросила я и тут же почувствовала пинок в попу коленом от Буры.

— Прости, хотел тебя прикрыть! — Чернобурый опустил ногу и вытянул руку прямо под моим подбородком.

— А сейчас что делаешь? — спросила я с возмущением, потому что лис перегородил мне половину обзора.

— Все то же.

— Прикрываешь?

— Да, — выдавил лис, краснея.

Арсений не мог молчать, когда другие говорят:

— Чего там прикрывать-то, ядрен батон? Леська была доска…

— Чего? — Я от возмущения приподнялась на руках, и тут случилось три события: медолис, «огокнув», взял свои слова обратно; я вспомнила, что без одежды, и тут же пригнулась; рука Буры попыталась закрыть мои достоинства и в итоге оказалась на округлостях.

Дальше тело отреагировало быстрее, чем я успела понять, что происходит. Я выпнула чернобурого из-под кровати так, что тот прокатился по полу до самой стены.

— Прости! — крикнул он на лету.

Медолис же катался по полу от смеха. Я глубоко дышала злостью под кроватью.

— Кто-нибудь даст мне плед?

— Давно бы лисой обернулась! Кокетка, ядрен батон! — Сеня обычно не раздражал своей постоянной присказкой, но сегодня особенно бесил.

Я до крови прикусила язык. Бура же встал на ноги и свесил плед с изножья кровати, словно занавесом прикрыв меня от медолиса. Сказал:

— Да, оборачивайся давай.

Я проползла вперед, схватила за край пледа и стащила к себе.

— Выйдите, пожалуйста. И дверь за собой закройте, — попросила я.

Спустя минуту болтологии и шуршания парни все-таки вышли. Спасибо, лисий бог, что без лишних вопросов!

Я выползла из-под кровати, завернулась в плед и осмотрелась. Если Арсений тут бывает, может, и одежда его есть? Ведь я еще не проверяла шкаф.

Я распахнула дверцы и уставилась на скромную стопочку вещей, такую одинокую на этих огромных полках, что хотелось пожалеть. Что там? Футболка и шорты? Сойдет.

Пахнут, правда, медолисом. Но что поделать? В пледе я ощущаю себя почти голой.

Я открыла дверь спальни и сжала ручку с такой силой, что почувствовала мягкость металла. Все потому, что в гостиной, сложив руки на груди, стоял Саша. Напряжения в нем было столько, сколько в громоотводе, в который постоянно бьет молния. В глазах — сотня вопросов, а желваки на скулах двигались под кожей.

Мне пришлось на секунду закрыть глаза, чтобы взять себя в руки и не нырнуть обратно под кровать. Это мой дом. Мне его бабуля вот-вот перепишет. Так что я имею право выгнать отсюда своего бывшего взашей.

Вот только удастся ли, если он не захочет?

Хорошо, что мы не одни. Бура и медолис находились аккурат между нами. Бура скрипел зубами, глядя на одежду Арсения на мне, а сам медолис потирал пальцем кончик носа и иронично хмыкал, разглядывая свой прикид на девушке.

Глава 3

Саша

— Сеня! — рыкнул я со злостью.

Едва держался, чтобы не размазать обладателя огненного чуба по полу своей ментальной силой. Спасибо одной чернобурой заднице — за эти два года я так преуспел, пытаясь найти способ добраться до Буры ментально, что почти разобрал по полочкам весь механизм воздействия своего зверя.

— Я Арсений, ядрен батон! Сколько можно повторять? — огрызнулся в ответ медолис.

Точно! Он же ненавидит, когда его имя сокращают.

— Мне все равно. Что тут происходит? Почему вы живете вместе? И почему на Лесе твоя одежда? — С каждым вопросом я делал шаг к Арсению.

Я проследил за Бурой не зря. И вот на что мы напоролись. Одного не пойму: почему чернобурый только нос морщит?

Смотреть на Лесю я и вовсе не мог. Мне хотелось содрать с нее эту футболку-парашют и дурацкие шорты. А еще ей было холодно, и от этого ее грудь…

Ар-р!

Я сейчас крышей поеду.

Схватил подушку с дивана и запульнул в девушку:

— Прикройся!

И тут же получил ей обратно по мордасам с такой скоростью, что не успел увернуться.

— Пошел вон отсюда! — прокричал хвостик.

И это та самая девчонка, что за мной по пятам ходила? Я ее не узнавал. Мало того, что выросла во всех отношениях, так еще и смотрела на меня как на врага всех сверхов.

— Ты мне? — Я посмотрел в глаза лисы и на мгновение будто охладел всем телом до минусовых температур.

— Ты один тут нежданный.

Нет, она меня точно сегодня выведет из себя!

— А этот, значит, жданный? — Я показал взглядом на Буру. — А этот ядреный, значит, вообще здесь с тобой живет, да?

— По факту — да. — Лисена вздернула нос и брови.

Я знал, когда она врала. Сейчас — чистую правду сказала.

— Врешь. — Я не хотел этого слышать.

До меня доходили слухи, что уже год как медолис стал жить отдельно от всех. Но я и предположить не мог, что Арсений налаживал быт с Олесей.

Это какой-то взрыв мозга, твою мать!

Она в его одежде. А это значит что?

Я не хотел принюхиваться, но хотел получить ответ.

— Насколько вы близки?

Я спросил это вслух? И придвинулся.

— Остынь. — Между нами встал Бура.

Нет, он меня поражает.

— А ты что такой спокойный? Все нормально, по-твоему?

Сам же меня достал на тему Олеси, а теперь что? Все хорошо у него от таких новостей? Медолис — это не чернобурая задница. Тут все серьезно может быть.

И тут я принюхался и окончательно запутался.

— Отойди. — Я попытался убрать с пути Буру, схватил за плечо, но лис не сдвинулся с места.

Мне нужно поймать запах. Что-то не так. От Леси сильнее несет чернобурым, чем медолисом. Но как?

— Ты ее что, уже полапал, придурок? — Я перехватил Буру с плеча за грудки.

И тут холодный голос Олеси щелкнул по ушам:

— Арсений, родной, знаешь путь для быстрой отправки мусора наверх?

— Конечно, ядрен батон, — раздалось где-то в углу.

Накрыла темнота. Я скорее почувствовал, что Леся не рядом. А потом до носа долетел сладкий запах.

— Бай-бай, мальчики! — услышал я, прежде чем ноги и руки стали ватными, а глаза сомкнулись.

Открыл глаза — надо мной луна. Вокруг — трава. Рядом — чернобурая задница.

Двуликий бог, что за нахер?

***

Бура

Я открыл глаза, повернулся на колючей траве и оглянулся. Санек валялся злющим чертом рядом и чуть ли не рычал, и меня разобрал смех.

Нет, вот девчонка! Вот Олеська! Катапультировала нас из норы наружу, словно мусор.

Это задевало мою гордость и веселило одновременно. Столько не виделись, а она вела себя так, словно еще столько бы не видела. Обиделась, ни слова мне не дала сказать два года назад и убежала.

Всегда она так — когда слишком тяжело, поджимает хвост и дает деру. Что в Заполярье тогда, что сейчас.

А я, дурак, переживал, чтобы она за эти годы глупостей не наделала. Чтобы снова не оказалась на волосок от смерти, как тогда, в реке. И просто обалдевал от Никса, который не видел дочь два года (я же следил, поэтому могу сказать наверняка). Хотя более любящих родителей, чем у Олеськи, и не найти.

Да, они знали, что мы на хвосте. Терпеть не могли Сашу, но меня-то любили! Могли дать подсказку будущему зятю.

Хотя что жаловаться? Дали же, поэтому я здесь. И этот недоистинный тоже.

Два года не видел Леську, и тут в один день столько всего сразу. Сначала она в блестящем платье пришла на свадьбу, такая взрослая, такая независимая, такая красивая. На меня не смотрела, ветошью снисходительно назвала.

А потом в этом логове голая под кроватью сжалась от страха, словно маленький ребенок. Наверное, она не заметила, как прижалась ко мне, когда вошел Арсений. Для нее его визит точно был сюрпризом.

Или она паниковала о том, что он подумает о нас? Что между ними?

От этой мысли и воспоминания о виде Лисены в одежде медолиса я зарычал.

— Придурок, — прилетело от Саши, который вскочил на ноги.

Не был бы придурком, еще два года назад сделал бы Леську своей. О чем думал? Что наговорил? Готов сам себя придушить.

А ведь она тогда так намекала, так смотрела. Взглядом «да» говорила. А теперь она взглядом посылает меня в Заполярье.

Как я мечтал отмотать время назад!

Хотя когда я не смог найти Лесю, когда понял, что она скорее заведет роман с человеком, чем с Сашей, вот тогда в голове у меня шестеренки и поменялись местами.

Нет, это буду я. Только я.

И ни в коем случае не медолис!

Я тоже вскочил на ноги и посмотрел на дом. Что-то мне подсказывало, что зайти снова так легко не получится, иначе нас не бросили бы недалеко от крыльца.

Я покосился на Сашу. Может, прикопать его здесь? Достал уже маячить рядом с Лесей. Постоянно болтает, что хочет ей добра. Что как брат опекает. Как же!

Если бы не он, я уже давно выяснил бы, как оказалось, что ядреный парень и Леся живут вместе в одной норе. И почему она была голой!

Второй вопрос меня волновал особенно. Я пытался вспомнить запахи в доме, чтобы проанализировать, какие-то детали быта, но в голове всплывала одна картинка — мы рядом под кроватью, она голая, ее грудь в моей руке.

Ащ-щ-щ!

— Идиота кусок, что с рожей? — бросил мне Саша и пошел в дом.

— Что у меня с рожей? Это что с твоей рожей было, когда увидел Леську в одежде медолиса? Явно не братские чувства, а? — крикнул я ему в спину.

Бесит меня. Сколько можно врать всем вокруг и себе?

Я остановился на крыльце, рассчитывая на драку, чтобы выпустить пар. Но Саша полез в холодильник. А я уже предсказывал, что будет. Эта нора — настоящий схрон, оснащенный последней техникой. И если Леся и не знала, как там все устроено, то Арсений точно был в курсе. Вон как по ее просьбе быстро нас депортировал.

Я убедился, что за дверцей морозилки нас ждет большой кукиш — сплошная железная стена, и пошел назад к месту, где открыл глаза. Чувствовал, что если еще раз посмотрю на гибрида — кинусь надрать ему зад. Как же он меня выводил из себя своей ложью. Переживает он! Как же!

Я же вижу, что с ним происходит!

Ладно, надо сосредоточиться на том, чтобы залезть в нору обратно. Лаз через морозилку слишком узкий, чтобы вытащить нас через него. Значит, тут должен быть еще один вход.

Я рассчитывал найти примятый след, как нас волокли, но вместо этого обнаружил, что нас как следует потаскали по траве, словно рисуя нами рисунок. Не удивлюсь, если сверху все линии складываются в еще один кукиш.

Стоило отдать должное ядреному парню — он был лисом до мозга костей и обладал находчивостью мамки-медоедки. И я обязательно найду вход в логово и все выясню, вот только спроважу одного лишнего. Я же тоже лис!

Я обернулся к Саше. Судя по взгляду, он тоже планировал от меня избавиться.

Что ж, за эти два года мы друг другу ни разу не уступили. Я все еще мечтаю надрать ему лживый зад.

***

Леся

Свет включился, и я сняла противогаз. Саша и Бура заснули глубоким сном прямо на полу гостиной, а у меня до сих пор дрожало сердце. Тут чуть драки не случилось.

— Вау! — только и смогла я отдать должное системе в доме.

Низкий поклон бабуле или тому, кто все это придумал. Почему-то старушка не вязалась у меня с техническим прогрессом. У нее дома телевизор до сих пор в форме квадратного ящика, а тут такие технологии. Скорее, тут лисьим духом пахнуло.

Я посмотрела на парней. Хотела же поговорить как взрослый человек, и что вышло? Почему у меня вечно все через одно место?

Сначала голой застали, потом с этой одеждой разборки устроили. Конечно, ситуация патовая — нарочно не придумаешь. И вырубить этих двоих — наилучший выход из ситуации.

— А то, ядрен батон! Мое логово и не то умеет. — Арсений тоже снял противогаз, взялся за ноги Буры и поволок лиса в одну из открытых дверей.

— Ты хотел сказать — мое логово, — догнала его я.

Будет глупо, если я буду придерживать голову чернобурого? Наверное, да. Мне не хотелось, чтобы он пересчитывал ступени многострадальной головой — и без того на ней шрамы.

— С чего это вдруг? — Медолис оставил в крохотной комнате Буру и вернулся за Сашей, чтобы проделать с ним тот же путь.

А вот до бывшего я боялась дотрагиваться, даже когда он был без чувств. Мне казалось, что он тут же проснется и схватит меня. А я больше никогда-никогда не хочу быть в его руках.

Но вернемся к жилищному вопросу. Медолис что-то заблуждается, надо развеять его сомнения.

— Бабуля подарила мне этот дом, — оповестила я Арсения, чувствуя себя немного неудобно.

Он мне тут так помогает, а я его выгоняю. С другой стороны, он не то логово обжил. Думать надо было.

— Бабуля-хитруля? Черная вдовуля, ядрен батон? Ну так и живи в своем скворечнике наверху — я не против.

— Ты знаешь, что по закону земля вниз и небо вверх считаются территорией участка? — Я не хотела быть врединой, но ведь вынуждал.

Арсений дотащил Сашу и посмотрел на меня. Потом поднял голову и указательный палец вверх и сказал:

— Сейчас я стою не под участком твоей бабули, а на территории своего дедули, ядрен батон.

Мне понадобилось время, чтобы попытаться понять смысл сказанного. Все равно куча вопросов!

— О чем ты?

— О доме моего дедули по папе, ядрен батон. Это логово находится под двумя участками. Один домик сверху — бабули-хитропули, а второй — ее третьего мужа.

— Ты ее внук? — ужаснулась я.

Если так, то это же джекпот по генам!

— Нет. Мой папа от другой женщины, слава ядрену батону! Моя настоящая бабушка рано покинула этот мир, а новая жена заставила деда быстренько присоединиться к миру усопших. Так что половина логова — моя. И попрошу больше не водить сюда кого попало. И это… одевайся, ладно? И не в мою одежду.

Арсений закрыл дверь в крохотную комнату, куда затащил Буру и Сашу, и послышался скрежет, словно кабинка лифта поехала. А когда я дернула ручку на себя, то никого не увидела.

Вот это да!

Я оглянулась и внимательно осмотрела логово. Гостиная, дверь в спальню, дверь в кладовую, дверь в крохотную «лифтовую-грузовую», в которой ребята отправились наверх. И еще две двери: скорее всего, в туалет и на кухню.

Это что же получается, жить вместе с медолисом придется? И как делить все будем?

Арсений вернулся через минут пять жутко довольный собой, но почему-то с красными глазами.

— Я так и вижу на твоем лице подпись шалости. Стоит беспокоиться за парней? — спросила я.

Медолис посмотрел на себя и отряхнулся:

— Слышала про последнее исследование ученых? При физических нагрузках очень полезно плакать. Снижается уровень кортизола в крови. Представляешь, ядрен батон?

Он это всерьез? Правда плакал, пока Сашу и Буру таскал?

— Ну как, уменьшил гормон стресса в организме? — спросила я, до сих пор рассчитывая, что он шутит.

— Раза в три. Реально работает, ядрен батон! — Медолис посмотрел на свою толстовку, в которой словно в стог сена залез, потом на меня и тяжело вздохнул.

Еще раз посмотрел на себя, потом снова на свою одежду на мне.

— Да куплю я себе одежду и свою привезу. Не косись так, — пробормотала я.

Медолис снял толстовку, остался в футболке и штанах и с умоляющим выражением лица протянул травяной верх мне:

— Не очистишь, ядрен батон?

— Вот еще! — фыркнула я.

— Я ради тебя старался, ядрен батон. — Арс захлопал глазками совершенно по-детски, но с его яркой внешностью это смотрелось скорее мило.

Ох, не одно сердце красноволосый разобьет. В норе девчонки ему давно проход давать перестали. Бешеная и обаятельная натура, язык как помело, ум — как ядовитый клинок ножа. Для меня это слишком, а девчонкам нравился жуть как. И знал это, засранец.

Вон как сейчас на совесть давит!

Я нехотя забрала одежду, села на диван и спросила:

— Слушай, Арс… Я же могу тебя так называть? А то Арсений слишком официально, Сеня тебе не нравится.

Медолис кивнул.

— Так вот, Арс, ты не пробовал бороться со своими словами-паразитами? Так частишь, что иногда бесит.

Мне надо было немного залезть медолису под шкуру, чтобы он остудил пыл и перестал использовать свои приемчики на девушках. Между нами надо сразу провести черту. Только соседи по норе, не больше.

— Это не паразиты, а присказка. Ничего ты не понимаешь, ядрен батон. — Арс сразу прекратил хорохориться, сел рядом, настроил изображение так, чтобы мы видели крыльцо и двух молодцев на нем.

Вот, теперь с ним можно говорить нормально.

— Они сейчас войдут снова? — спросила я.

— Не смогут, ядрен батон. Я закрыл тот лаз. — Лис закинул одну ногу коленом на диван, повернулся ко мне всем корпусом, положил руку на спинку дивана и с придыханием сказал: — Ну, теперь рассказывай.

Моя тактика по сбиванию спеси сработала на павлинью сторону лиса, но не на любопытную. Что ж, вопрос вполне логичный. Но вот если бы я сама знала, что сказать.

Я складывала сухие травинки и колючки с толстовки на кофейный столик и старалась не думать о двух ребятах на экране. Получалось плохо. Я жутко злилась из-за этого.

Нет, ну что им надо? Приперлись!

Один предатель, второй трус. Что так осмелели-то оба?

Медолис свистнул, привлекая внимание.

— Что? Не свисти, денег не будет, — очнулась от своих мыслей я.

— Бедствуешь, ядрен батон? С чего такие поговорки?

— Не шикую.

Я оставляла себе только на необходимое, а остальное отправляла на помощь деткам. Оказывается, в мире людей столько смертельных болезней! Я хотела хоть чем-то помочь.

— И что, даже родители деньги не переводят, ядрен батон? — Медолис придвинулся еще ближе.

— Я не беру. Сама же ушла из дома. Значит, должна сама зарабатывать.

Арс разочарованно закатил глаза к потолку, отодвинулся от меня и повернулся к телевизору. Сложил руки в замок на груди, а ноги закинул на туалетный столик.

— Я всеядный, но если ты веганка, то будут проблемы, ядрен батон.

Ого! Пошло обсуждение совместной жизни.

— Я не буду для тебя готовить, — сразу решила прояснить я.

— А для себя будешь, ядрен батон?

Если я скажу ему, что последний раз ела домашнюю пищу полгода назад, он не поверит. Лучше промолчу.

— Итак, кто из этих двоих, ядрен батон? — спросил Арс, перескакивая с темы на тему.

Впрочем, с его бешеной энергией и немудрено. У него ее столько, что как еще не разорвало — не знаю. Но я сразу поняла, о ком он. Мои мысли только ими и заняты.

— Ни один из них.

— Тогда я, что ли, ядрен батон? — Медолис обнял себя руками. — Я не готов, молод и богат.

— С чего это ты богат? И я не поняла, готов будешь, когда беден станешь?

— Конечно! Чтобы проверить свою половинку на «в здоровье, бедности» и чего-то там еще, ядрен батон. А питательным я стал, потому что свой магазин в центре открыл.

Питательным? А-ха-ха. Классно он подметил паразитирующий образ жизни некоторых дев.

— И что ты продаешь, питательный?

— Кроссовки по пол-ляма. Фирма́! — Арс показал на свою обувь. — А ты чем занимаешься?

В этот момент я вспомнила, что вместе с платьем оставила в доме наверху кое-что еще. Сумку!

Тут же откинула толстовку Арса, уставилась в монитор и попросила медолиса:

— Покажи крупно кухню домика бабули.

Медолис лишних вопросов не задавал — сделал что просила. На полу перед холодильником уже ничего не лежало.

— Что? Кто-то шкурку лягушонки забрал, ядрен батон?

— Шкурку — это пустяки. Пусть хоть на стразики разберет и себе северное сияние на лбу сделает. А вот мою сумочку с телефоном никому не отдам. Там вся моя жизнь.

— Хм… — Медолис отмотал видеозапись назад.

— Вот! — Я поймала момент, когда Бура взял и мое платье, и сумочку и все это себе мастерски запаковал под джинсовку.

— Вылететь же должно! — Я вскочила на ноги и заозиралась по сторонам, по полу.

Подошла к лифтовой наверх, осмотрела все там.

— Лисы ныкать и ныкаться умеют, когда им надо, ядрен батон. По себе знаю, — услышала я голос Арса с дивана.

— А наверху ничего не вылетело? В траве?

Парень отрицательно помотал головой.

Лисий бог, в телефоне все мои заказы! Бывает, появляются очень срочные, и тогда мне тут же надо ехать на вызов. Что же делать?

Стоп. А как я поеду на дело? Мотоцикл в гараже вместе со всеми вещами.

— Что волосы на себе рвешь, ядрен батон? И так подстриглась коротко — мало осталось.

Меня задевали слова про мою стрижку. Все, кому не лень, спрашивали меня, зачем я отрезала свои шикарные длинные волосы. Саша их так любил.

— Я прошлое отрезала, а оно липнет снова и снова, — съязвила я.

— Что суетишься? Что-то срочное, ядрен батон?

Я внимательно посмотрела на Сеню — он даже весь подобрался и глаза сощурил.

— Ты же в эту дыру не пешком приехал? — спросила я.

Арс понимающе улыбнулся:

— А что мне за это будет, ядрен батон?

— Я не буду веганкой.

— Мало, ядрен батон.

— Буду иногда готовить и на тебя.

— Не иногда, а как себе делаешь, так и мне, ядрен батон!

— По рукам!

Ядреный парень довольно потянулся. Настоящий лис!

Только этот медолис забыл, что песцы могут замедлять метаболизм и очень долго не есть. Но это он узнает потом, когда поможет привезти мои вещи.

Другой выход из норы через дедушкин дом оказался в разы шире и приличней. Постройка больше напоминала дачу, а не сарай, а проход был сделан не из морозилки, а из дивана.

— Однако дедуля у тебя оригинальный, — отметила я, глядя, как парень поднимает сидушку дивана и вылезает в комнату.

— Еще бы, ядрен батон! — Арс принял комплимент на свой счет, но галантно мне диванчик придержал.

Если не верну себе лису, то придется заходить через его домик, а это очень неудобно. Пока я могу прикрыться парнями, которые рыскают по бабулиному участку, но что потом?

— Слушай, а нора больше под чьей территорией находится?

— Посередине, ядрен батон. Так что не мечтай, что у тебя прав больше.

— А как спальню делить будем? — задала я насущный вопрос.

— Никак. Я уже там спал. И буду, ядрен батон.

— И не уступишь девушке?

— Своей бы уступил. Чужой не буду, ядрен батон.

— Я ничья девушка. Своя собственная.

— Да? Правда веришь, что сможешь откинуть истинность?

— Уверена в этом. Уже смогла.

— Ну-ну.

Я даже не обиделась. Привыкла за годы, что мне никто не верит. А я от своих слов никогда не отказываюсь. Вот увидите.

Я осторожно прошлась по дому, стараясь не мелькать у окна. Увидела под окном старенький, но размером с бегемота пикап.

— Это твой трактор?

— Обижаешь, ядрен батон! Не трактор, а мечта.

— В кроссовках за пол-ляма надо на другие педали нажимать. Покруче.

— Да что ты понимаешь, ядрен батон? — Арс поманил меня к выходу и знаком показал молчать.

Мы тихо спустились по ступеням, и я отметила, что они, в отличие от тех, что в доме бабули, не скрипнули ни разочка. Я тихо влезла в машину, прикрыла дверь, а медолис сел на водительское сиденье следом. Ворот здесь не было, поэтому с места мы тронулись без проблем.

Я оглянулась на сиденье и заметила две машины. Одна — шикарная иномарка, которая села на брюхо при парковке к домику бабули, а вторая — ретроамериканец, настоящая баржа, что застряла в грязи.

— В нашем Переделкино на таких тачках не ездят, ядрен батон, — усмехнулся медолис, сразу поняв, что я там выглядываю. — Они еще выбираться будут полчаса из этой грязи. Вот поэтому я купил свою ломовую лошадку! Несколько раз на своих руках повыносил тачки, попугал соседей да перестал.

Я все смотрела назад в ожидании погони.

— Можешь расслабиться. В соседних домах всегда есть движение, поэтому они не сразу сообразят, что и как. Может, вообще не дотумкают, ядрен батон! — засмеялся медолис.

И только когда мы выехали из дачного поселка, я смогла немного выдохнуть.

Встречаться лицом к лицу со своим прошлым оказалось очень тяжело. Особенно когда непонятно, что этой ветоши надо.

Мы подъехали к гаражу в полной темноте.

— Странно, обычно тут очень светло.

Я присмотрелась к фонарям и напряглась. Лампы были разбиты. Сзади послышался звук подъезжающей машины. Спереди из гаража напротив вынырнула машина и перекрыла путь.

— А тебя тут ждали, ядрен батон!

 

Глава 4

Я догадывалась, где наследила: слишком спешила на свадьбу и не подтерла следы последнего дела. Думала, освобожусь и все почищу, да тут как завертелось. Бура, Саша, потом бабуля с ее логовом, папа с лекцией. Я и забыла, расслабилась, что переезжаю.

И вот тебе ловушка.

Я присмотрелась к лицам тех, кто вышел из машин и окружил нас. Есть кто знакомый?

— Это люди, ядрен батон, — разочарованно протянул Арс.

Присмотревшись, легко было отличить движения оборотня от человека, не говоря уже о комплекции. Пивных животиков, как у двоих из банды, я еще ни у одного сверха не видела.

— А ты кого хотел? Медведей? — усмехнулась я.

Бояться было нечего. В руках у агрессоров биты, на пальцах кастеты. Тьфу, а не оружие!

— Конечно. А с этими что делать, ядрен батон? Даже не размяться. — Медолис обиженно оттопырил губешки.

А мой взгляд зацепился за знакомое лицо. Где-то я его видела.

Точно! Мое первое дело по киберпреступности. Этот подлый пес вытягивал деньги по телефону из безобидных старушек. То «В аварию сынок попал, переведи деньги». То «С вашего счета хотят списать средства. Мы заметили подозрительную деятельность». Последнее забирал у пенсионерок. Благодаря мне засадили его лет на десять, не меньше. Так почему вышел так рано? Всего два года прошло.

Я взялась за ручку двери, и Арс поморщился:

— Уверена, ядрен батон?

— Угу.

Я вышла и посмотрела на главаря. Молодой парень же, симпатичный. Неужели работу достойней найти не мог? Еще и разбираться пришел. Мстить. Ничтожество.

— УДО, — пропел уголовник. — А тебе ха-на.

Ах, условно-досрочное получил. Наверное, деньги некислые кому надо подкинули дружки. Без него не зарабатывалось.

Медолис медленно вышел из машины, прищурился, словно ему солнце в глаза светило, а не луна в затылок, и втянул носом воздух.

И тут главарь наставил на него пистолет:

— Не рыпайся. Девчонку заберем, а ты можешь ехать по своим делам. Она — наша.

И еще глазами меня замаслил так, что отмыться захотелось.

— Леся, в машину и обернись, — тихо шепнул Арс.

И даже без «ядрен батона» обошелся!

Я не шевельнулась, просчитывая варианты.

— Ле-е-еся-а-а, мне Никс голову открутит, если с тебя хоть волосок при мне упадет. И мама-медоедка не спасет, ядрен батон!

Я проигрывала в голове ходы.

Первый вариант: если начну атаку с силой лисицы, но в теле человека, могу схватить пулю. Или Арс ее схватит. Оба варианта не очень. Плюс мы не знаем, что вон у тех двоих в карманах. Если тоже пистолеты, ситуация усложняется. Сколько их? Десять? Одиннадцать.

Второй вариант: если обернемся зверьем, получим шок зрителей, быстрый результат и небольшие проблемы с транспортировкой свидетелей в психушку.

Третий вариант: запрыгнуть вдвоем в машину, испугать их гудением и протаранить себе выход. Риски были получить пулю через стекло и раздавить человеческих псов.

И я бы остановилась на втором варианте, если бы не одно но: я не была уверена в своей лисице. После отказа в обороте в норе во мне поселился страх.

Я попробовала силу, и пять острых черных коготков показались из пальцев. Но смогу ли я обернуться?

Оставлять Арса одного разбираться с моими проблемами — очень плохая идея. Пусть лучше покажусь ему упрямой дурой, чем подведу как друга.

Мы же не бессмертные, в конце концов.

Я очень не любила способ, с которого собиралась начать, но иногда он срабатывал лучше всего.

— А ты изменился, — на выдохе сказала я и красиво облокотилась на высоченный капот железного монстра.

Дело омрачал мой наряд. Одежда медолиса смотрелась на мне, мягко говоря, как оверсайз. Но я верила, что как истинная лисица могу запудрить мозги хоть в холщовом мешке.

Я не сводила взгляда с главаря, думая о том, что мне так нравится: обниматься с мамой, получать похвалу от папы, ловить мышку под хрустящим снегом. Знала, что так взгляд станет теплым-теплым, словно мне и впрямь нравится этот придурок.

Жалко, я забыла, как его зовут, иначе воздействие было бы в разы сильнее.

Скорее почувствовала, чем увидела, недоумение медолиса.

Ствол в руке главаря дрогнул, он посмотрел на меня. Приосанился, плечи развернул, ноги шире расставил.

— Я там не в игрушки играл, малышка. По твоей вине, между прочим.

Он уже смотрел на меня и только на меня. Его «пацаны» рядом недоумевающе переглядывались.

Мой ход!

— Я даже одежду теперь ношу, похожую на твою. Не узнаешь? Никогда круче за два года не встречала, чем ты, — на выдохе сказала я.

Медолис подавился воздухом.

Главарь снисходительно посмотрел на «конкурента» и громко хмыкнул, довольно переступив с ноги на ногу. Ствол пистолета начал наклоняться вниз.

— И голос твой забыть не могу. Не зря тебя менты соловьем прозвали. Ты говоришь так, что хочется слушать и слушать.

Арс там сбоку подавился воздухом и кряхтел, как старый дед, мешая звуковому фону моей игры. Пришлось приложить усилие, чтобы не разорвать зрительный контакт с будущим психбольным. Мишки постараются убедить его в том, что увиденное — лишь плод его воображения.

— Да? Хм… Ну да, мне так многие говорят. — Главарь почесал шею, и пистолет окончательно указал в землю.

Пора!

Я переглянулась с Арсом, и он кивнул.

А дальше мир закрутился. Я взяла на себя пятерых, медолису достались шестеро. Достаточно быстро мы разобрались с четырьмя дрищами — по двое на каждого. Вырубили еще по одному. С двумя и мне, и медолису пришлось повозиться, потому что они размахивали ножиками, как истерички. И то больше для того, чтобы их сильно не травмировать и втык от совета оборотней не получить.

Я так расслабилась, что не заметила, как главарь переключился с Арса и схватил меня сзади. Холод ствола пистолета обжег висок.

— Оборачивайся, — одними губами произнес медолис.

Это спасло бы мне жизнь. Да!

Но… я не могла.

А мне нельзя умирать. У меня родители с утра приедут, и что? Мне их встречать надо, домик убрать и самой выглядеть прилично живой.

Но сколько бы я ни прятала страх остаться без зверя под тревогой за маму и папу, я задрожала. Обернуться не выходило, и это пугало до смерти.

Возникло странное ощущение, словно у меня не получалось сделать что-то естественное и жизненно необходимое, как вдох например. Бывало у вас такое, что встречный ветер такой силы, что не набрать в легкие воздуха? Вот и у меня было схожее ощущение, когда я не смогла обратиться в песца.

То, что получалось раньше естественно, по одному импульсу мозга, теперь не выходило.

Арсений смотрел на меня с замешательством. Наверное, в его глазах я выглядела дурой, которая хотела доказать, что и так справится с ситуацией.

— Куда ей оборачиваться-то? Тут я! — загоготал бандит мне на ухо.

Арс поймал мой взгляд и буквально вопросил своим: «Какого хрена еще не оборачиваешься, ядрен батон?»

Мы оба знали, что оборотни быстрее людей, но пуля — дура. Пистолет у виска мог выстрелить в любой момент. Обернись я в лисицу, парень бы просто выронил пистолет из рук, а я бы убежала.

Но я не могла провернуть этот прекрасный цирковой номер. Оставалось импровизировать.

— Ты такой ловкий! Восхищаюсь! — протянула я.

Медолис посмотрел на меня, взглядом говоря: «Серьезно?»

Похоже, теперь он сильно жалеет о нашем соседстве. Но я не могу ему признаться, что потеряла возможность оборачиваться. Шумихи же поднимется!

— Я больше не поведусь! — толкнул меня в спину бандит, не убирая дула от моей головы. — Пойдешь со мной!

Он толкнул ногой лежащего и скулящего подельника:

— Вставай! Тачку поведешь.

Всего на секунду главарь отвлекся на пинок, но я не успела использовать момент в свою пользу. Он отлетел от меня в одну сторону, а рука, сжимающая пистолет, — в другую. С одной стороны стоял Саша, с другой — Бура. И оба были просто вне себя от злости.

— Почему не обернулась? — заорал на меня бывший.

Бура уже стоял рядом, вертел меня и осматривал всю с ног до головы:

— Не ранена? Где-нибудь больно?

— Не хочу мешать идиллии, ребята, но ранен тут я, ядрен батон. — Медолис держался за живот.

Когда? Я даже не слышала звука выстрела. На темной футболке не было видно крови, но она была словно мокрая. Арс поднял край одежды и показал пулевое отверстие.

— К Леону! — Я тут же оказалась рядом с медолисом, прижала рану краем футболки.

Регенерация знала свое дело. Кровь перестала идти, рана запеклась алым. Но это не значило, что все хорошо. Кожные покровы оборотней заживали быстрее всего. А вот внутренние повреждения могли быть очень опасными. Арсению срочно нужен врач, и никто лучше Леона не справится с этим.

Саша и Бура меня мягко отодвинули, подхватили Арса и посмотрели на пикап.

— Поедем на моей, — потянул Саша направо.

— Твоя баржа еле едет. На моей быстрее, — потянул налево Бура.

— Твоя только с передними дверьми. О раненом подумай! — спорил гибрид.

— Лесь, водить умеешь? — спросил медолис. — Давай дуй рулевой в мой пикап.

Арс обошелся без своей вечной присказки, а это значило, что ситуация серьезная. Очень.

— Сюда. — Я показала на железного монстра, а когда ребята замешкались, посмотрела на бледнеющего бедового парня и поторопила: — Время, ребята! Давайте один со мной, а второй остается здесь разгребать последствия. Справитесь? Или мне связать всю банду и в пикап погрузить, пока вы в очередной раз спорить будете?

Нужно было замести следы. Мы не убивали, а только вырубали, так что бандиты скоро начнут приходить в себя. Да, у них есть переломы, ранения, но они смогут наделать шума, если захотят. По нашему закону мы не должны допускать, чтобы мир людей узнал о нас. Так что здесь должен кто-то остаться и все устроить. Вызвать медведей, которые занимались устройством свидетелей в психушку, очистить место.

Саша и Бура переглянулись. Гибрид отступил:

— Ты с Леоном на короткой ноге. Я здесь все почищу. Можешь на меня положиться, Лесь.

Мы встретились взглядами с бывшим.

«Нет, Саш. На тебя я больше никогда в жизни не положусь».

Бура отвлек меня от мыслей:

— К маме будет ближе.

Парень так сказал «к маме», будто речь шла о его родительнице, а не о моей. При этом у меня язык не повернулся его поправить, потому что он произнес это слово с невероятной теплотой и любовью в голосе.

Арс тут же застонал:

— Не-е-ет! Там, где тетя Кира, там и моя маман недалеко, ядрен батон. А я еще жить хочу. Отдельно. И без ложки в попе, которой она будет выедать мне мозг.

Я завела огромного железного монстра и вздрогнула от того, как громко и агрессивно звучит мотор.

— Давай я поведу? — предложил чернобурый.

— Нет. Я справлюсь.

Я бросила взгляд на Сашу через стекло. Он разговаривал по телефону и смотрел словно не на меня, а прямо в душу. Я тут же отвернулась и нажала на педаль газа.

— Держись, Арс, — попросила я. — Умоляю, держись.

И мы помчали по дорогам города, собирая штрафы со всех встречных камер.

— Почему ты не обернулась? — неожиданно спросил Бура.

Я промолчала.

Что ему сказать? Что сама не знаю, что со мной происходит?

— Арс, ты как? — спросила я вместо ответа.

— Лежу, ядрен батон.

— Я думала, у тебя толстая шкура.

Мне подумалось, что если я поговорю с ним, то по разговору пойму о его состоянии. Жаловаться ядреный парень с детства не любил.

— И бронебойная, что ли, ядрен батон? Даже у Скалы, сколько ни говорили, что пули отскакивают, все не так, — разговорился Арс.

Похоже, ему стало немного легче. Но пуля до сих пор внутри лиса, и это плохо. Надо сильнее нажать на газ.

Мы влетели на улицы коттеджного поселка с такой скоростью, что перебудили весь клан. Сверхи, судя по всему, узнали машину медолиса, поэтому паники не было. Оборотни высыпали на улицу из своих домов, готовые к ЧП, а мы промчались мимо них прямо к жилищу Альбины и Леона.

Леопард уже ждал на пороге. Как и Тень, глава клана Бродячих. И пусть это был не родной для Арса клан, золотые руки врача на всех сверхов были одни. Даже моя мама — в прошлом ветеринар, а ныне врач клана лис — не могла конкурировать с гением от медицины.

Раньше Леон перекраивал лица сверхов в весьма криминальной среде. Потом решил захватить мир, но проиграл и несколько лет был заперт в теле зверя в зоопарке. Ну а потом другой злодей выпустил гения для своих дел. Леон получил свободу, немного переосмыслил свой подход к истинности и сдался своей паре с двадцатью одним годом разницы в возрасте в пользу Альбины.

— Так и знал, что если летят на крыльях ночи, то ко мне, — сказал Леон, подходя к машине и натягивая смотровые перчатки.

Посмотрел на меня, выпрыгивающую из-за руля, глянул на заднее сиденье, откуда уже вылезал Бура.

— Арсений?

Я кивнула.

Медбратья как раз подкатили к автомобилю каталку. А дальше завертелось: суета, больница и долгие часы ожидания, за которые нас успел допросить Тень. Что произошло, как произошло, где произошло.

 Саша тоже вернулся и взял большую часть всей болтовни с главой на себя, после чего сел рядом со мной.

Я хотела отсесть, но потом решила, что это будет по-детски. С одной стороны — Бура. С другой — бывший. И мы сидели в полном молчании.

Удивительно!

Леопард вышел к нам в коридор с рассветом, снимая одноразовую шапочку и халат:

— Молодцы, что быстро доехали. Еще час, и не спасли бы.

Меня словно льдиной по голове треснули.

— Все было так серьезно? Арс же болтал вторую половину дороги не переставая, пока мы ехали. Даже песню спел, — сказала я.

— Это же медолис. Чему ты удивляешься? Он себе и похоронную может сам пропеть. Бедовый парень. — Леон посмотрел на меня так, словно хотел добавить что-то еще, но не стал.

Нет, это не Арс бедовый парень, это я бедовая девушка. Свалилась ему на голову, подвинула в норе, стыбзила одежду, да еще и в заварушку втянула.

— Пойдем со мной. Нужно поговорить, — неожиданно сказал леопард, развернулся и пошел по коридору, даже не сомневаясь, что я за ним пойду.

Я обернулась на парней. Оба были серьезны и смотрели на меня так, словно хотели уменьшиться в размерах, залезть мне в карманы и так отправиться подслушивать.

— Иди, хвостик, — сказал Саша, и у меня аж щека дернулась.

— Я больше не хвостик, — не смогла сдержаться и огрызнулась я.

Бывший поморщился:

— Да. Прости. Привычка.

— Отвыкай. — Я развернулась и пошла догонять Леона.

Чую, разговор будет не из легких. Одно то, что здесь еще нет родителей Арса, говорит о многом.

И только я о них подумала, как за спиной раздалось дикое:

— Елы-палы!

— О, а вот и Аленка с Максом прилетели. — Леон зашел в свой кабинет и закрыл за нами дверь.

— Прилетели? Откуда?

— Отдыхали на райских берегах. Иначе давно бы уже были здесь.

— А моим вы тоже позвонили? — с испугом спросила я.

Вот вроде бы уже и взрослая — скоро двадцать один, а все равно чувствую себя в таких ситуациях нашкодившим ребенком.

— А ты ранена? При смерти? Ты только скажи, я… — Леон сел за рабочий стол и показал на стул напротив.

— Нет-нет! Со мной все в порядке. — Я села на место посетителя.

— В порядке? Я так не думаю. — Леон посмотрел на меня прямо, опершись локтями на стол.

Он знает? Откуда?

— Олеся, рассказывай. — Самый известный врач и просто гений своего дела смотрел на меня так, словно у него глаза-рентгены.

Я слышала, что стоит заинтересовать Леона, как от него не отделаешься, пока он не разгадает твою тайну. Не зря Саша пять лет у него под боком и до сих пор уехать не может. Говорят, гений не отпускает, и не просто так.

И Буре помог с его регенерацией.

Что это, теперь за меня взялся? Не надо!

— Эм-м-м, я уже все рассказала Тени. О чем конкретно? Я не видела момент ранения…

Буду делать вид, что ничего не понимаю, до последнего.

— Нет. Расскажи о себе.

— А что мне рассказывать? Люди злопамятные попались, решили отомстить за то, что упекла в тюрьму. Я была неаккуратна у убежища, наследила.

— Почему ты не обернулась, когда пистолет держали у твоего виска? — Леон не размазывал вопросы — сразу проткнул меня конкретным фактом.

И когда только все узнал? В операционной же был. Или Арса допросил?

Я промолчала. Леон не успокаивался:

— Я тебя знаю. Ты далеко не дура, а папа научил просчитывать все наперед. И силы воли тебе не занимать. Тогда что?

А еще кошак! Напал на след как настоящая псовая ищейка. Вцепился хваткой бульдога.

— Олеся, у тебя проблемы со зверем? — спросил сверх.

Я вскинула взгляд на Леона, и он резко откинулся на спинку стула:

— Так и знал! Как у отца, да?

Я шумно втянула носом воздух и протестующе посмотрела на врача. Не лезь ко мне. Это моя жизнь. Сама разберусь.

— Нет? Не так? По-другому? Хотя у Никса не было проблем с оборотом. Тогда что? Расскажи поподробней! — Леон взял ручку и приготовился записывать.

А у меня появилось ощущение, словно меня приматывали к электрическому стулу.

— Ну же, смелее. Я попробую помочь.

Я не знала, что делать: говорить или нет.

— Если у тебя проблемы с оборотом, это будет невозможно скрыть.

Почему же? Возможно. Я живу среди людей, а не в клане. Вот только я не хочу лишаться лисы. Это же неотъемлемая часть меня. И я хочу понять, что с ней происходит.

Леон видел, что я колебалась.

— Знаешь, как я смог вернуть регенерацию Буре?

— Вернуть? — зацепилась за слово я. — Я думала, у него так с рождения. Как у меня с плохой переносимостью холода.

Врач покачал головой.

— Вернуть. Мы работали вот с этим. — Леон постучал пальцем по голове.

С головой? С психикой? Мне сразу стали интересны подробности, но я не могла вот так лезть в чужую жизнь. Хотя и врач передо мной тоже не был идеальным хранителем тайн пациента.

— И твой папа, пока сам не принял своего песца целиком и полностью, не смог с ним слиться, — напомнил леопард.

Знаю я, знаю. Слышала эту историю не раз. Зверь папы хотя бы выскакивал из него в виде энергии, потому что папа излишне контролировал себя. А у меня что? Сидячая забастовка?

Я до сих пор не поняла, как так получилось.

— Ну что, расскажешь, что с твоей лисицей?

Леон — гений. Но ему нужно открыто все сказать, как любому врачу. Готова ли я к такому откровению? Открыто поделиться, что до сих пор испытываю желание убежать, когда вижу Сашу. Что он сделал мне так больно, что даже звериная половина готова помочь мне как угодно, лишь бы мы выжили и не сошли с ума. Что мы вместе жили в мире и согласии, желая больше никогда не испытывать чувства сожженного сердца. И что я не понимаю, почему лиса дает мне силу, но не дает обернуться.

Леон ждал. И я поняла, когда проговорила это про себя, что могу сказать и вслух. Пусть делает с этой информацией что хочет.

Я не собиралась открывать душу, но как-то так получилось, что я рассказала все, что чувствовала к Саше с самого детства.

— Он был в моей жизни с рождения, — начала я. — Сколько себя помню, у меня был истинный. Мне все девчонки в лисьем логове завидовали, мальчишки не смели задирать. У меня была защита не только на три года старше. Все знали, что у Саши самый сильный ментально зверь.

Я замолчала, вспомнив те времена. Мне кажется, ребенка в большей безопасности и не было. Папа — командир отряда лис. Вся его команда нянчила меня. Дядя Майконг — тренер молодняка с большим секретом зверя, который я знала с детства, обожал меня. Саша — жених с умением всех прижать к земле, вне зависимости от возраста.

— Мне нужно было просто расти принцессой. Так все говорили. Я еще под стол ходить не начала, а мне уже рассказывали, как мне повезло иметь истинного и что он всегда и от всего будет меня защищать. Говорили, что он мой позвоночник, который будет держать все тело. И чтобы я поддерживала его, потому что Саше приходится нелегко с его этими тренировками.

Я вспомнила те времена, когда меня с десяти лет в большом лисьем клане все стремились научить готовить для истинного. Чтобы я приносила ему на тренировки еду, приготовленную собственными руками.

— Мне всегда говорили, что для Саши важно принимать от меня искреннее отношение. И я научилась готовить, навещала его так часто, как могла. Родители старались поддерживать нашу связь и часто приезжали в клан гибридов.

Я окунулась в те времена, когда мы гуляли. Прекрасно помню переходный период, когда Саша покрылся прыщами и вдруг отпустил мою руку, которую раньше держал на прогулках. Ему стало неудобно, неловко со мной.

— А в какой-то момент Саша стал все больше занят. Мы приезжали, а нам говорили, что он на тренировке и очень занят. Что зверь вырывается из-под контроля. Что нет ничего важнее его укрощения.

Родители успокаивали меня тогда, что это нормально, что это важно. Говорили, что я должна подождать. И что я должна чаще звонить ему и писать.

— Я старалась поддерживать связь и не понимала поначалу, почему он все чаще не отвечает на звонки. Или заканчивает разговор, сказав два слова. Находила сотни причин для его оправдания. У меня и в мыслях не было, что я надоела ему. При личных встречах он все чаще стал называть меня пренебрежительно «хвостиком». И даже это тогда казалось мне милым. Чем-то личным. Это потом я поняла, что это мягкая версии «липучки».

Помню, как на наши редкие встречи он стал брать с собой сначала сестру, а потом и ее подругу. Все говорил: давай погуляем вместе, так веселее.

— Однажды я заметила, как Саша смотрит на подругу своей сестры. Он сделал комплимент ее юбке. С тех пор я стала носить только платья и юбки при наших встречах, но он ни разу не сказал и слова о том, как я хорошо выгляжу.

До сих пор помню ощущение щекочущего бессилия, когда Саша смешил Лину и она заливисто смеялась.

— Я смеялась громче ее над его шутками, но даже это не помогало. Научилась макияжу — не замечал. Часами ухаживала за волосами и все равно оставалась для него невидимой. Мама успокаивала, а папа говорил, что в подростковом возрасте нормально, что его немного штормит от гормонов. И что мозги обязательно встанут на место. И я верила. Уговаривала себя, что мне показалось, будто Саша по-особенному смотрит на Лину. А потом мне исполнилось четырнадцать лет.

Леон не дождался, пока я соберусь с мыслями, и спросил:

— И что случилось в четырнадцать?

— Саша стал откровенно меня игнорировать. «Хвостик» звучало еще более пренебрежительно. Чувствовалось, как я его достала. Я ощущала себя ненужной, навязчивой и глупой. У меня тоже играли гормоны, у меня была гордость. Я насмотрелась фильмов о любви, наслушалась советов и тоже перестала звонить и писать. Продержалась месяц. И написала первой.

— Получила ответ?

— Да. Всего одно слово: «Нормально». Ни вопроса о моих делах. Ничего. В тот год мы не виделись. Я звонила ему несколько раз, не выдержав. Сильно скучала по его голосу, мне было физически плохо.

— Он отвечал?

— Почти никогда. Потом писал «Что такое?» или «Что надо?».

Леон спросил:

— Наверное, тебя это сильно расстраивало?

— Не то слово. Поэтому на свадьбу к главе кошачьих я готовилась как на войну. Ведь Саша будет там. Маски, обертывания — я начала приводить себя в порядок дня за два до свадьбы. Как будто я была не в порядке! — Я нервно засмеялась.

— Так, и что же случилось на свадьбе?

Я вспомнила, как Саша прошел мимо меня прямо к Лине, даже не взглянув. Какими глазами смотрел на девушку, как жадно облизывался на ее декольте. На миг зажмурилась от воспоминаний, потому что они уже не делали больно, но до сих пор задевали гордость.

— Я мечтала, чтобы он хотя бы хвостиком меня назвал, но Саша меня не замечал. Все, что он видел, — это Лина. Он даже пригласил ее танцевать!

— Что ты испытала? Что было с твоей лисицей? — пытливо спросил Леон.

Лез под кожу.

Пустить?

Надо же разобраться с лисой. Я задумалась об этом впервые в таком ключе, а теперь понимаю — первые звоночки начались именно тогда.

— Хотела вцепиться в волосы Лине? — спросил Леон.

— Нет. — Я пыталась оформить чувства в слова. — Сначала было очень больно. И мне, и ей. Очень.

— А потом? Что потом? Подробнее. Это очень важно.

— Лисичка лила слезы, заливая душу, пока я словно не захлебнулась. Я смотрела на них, пока папа не закрыл мне глаза и не увел. Вот тогда впервые я четко ощутила две свои половины.

— И что твои половины чувствовали? Разное?

— Да. Я головой понимала, что такого парня надо слать ко всем чертям. Но вот тут, — я положила руку на грудь, — искала оправдания. В тот год папу попросили потренировать песцов в Заполярье. Он должен был поехать всего на несколько недель — не хотел надолго оставлять нас одних. А я уговорила родителей уехать всем вместе на полгода. Про себя я решила, что если он истинный — прибежит. Мир перевернет, но найдет меня. Надеялась, что Саша узнает о моем отъезде и случится чудо. Что ему, как и Насте, нужно пройти через страх потерять свою пару, чтобы очнуться.

Я замолчала, вспомнив дальнейшую цепь печальных событий. Словно назло, ситуация многократно усложнилась.

Леон нетерпеливо начал:

— Если меня не подводит память, именно тогда Лина оказалась на грани жизни и смерти. Так?

— Да. Я пришла ее проведать и увидела Сашу, спящего на стуле у ее палаты, потому что внутрь не пускали. Помню свои мысли, когда стояла и смотрела на его лицо с синяками под глазами: «Почему другие истинные делают для своей пары все невозможное, а ты спишь у палаты другой? Ты же даже не виноват в том, что она оказалась на пороге смерти?»

Действительно. У меня перед носом были лишь одни достойные мужчины, которые ради своей половины могли Северный полюс с Южным местами поменять. Даже Тень, сколько бы Настя от него ни отказывалась, никогда не сдавался. А тут…

Леон опустил голову. Это потом стало известно, кто виноват в состоянии Лины, но ничего уже нельзя было сделать.

Я продолжила:

— Я все-таки не выдержала и отправила в ночь перед отъездом сообщение Саше: «Уезжаю минимум на полгода». И пялилась в телефон до часа дня, когда мы погрузились в машину. Он даже не прочитал сообщение.

Я замолчала, а Леон пролез под кожу:

— И что ты испытала? Было раздвоение чувств?

— Было. Человеческая половина ехидно заметила, что Саша в своем репертуаре — даже не открывает от меня сообщения. Звериную же половину узлом скрутило внутри. Но боль была общей.

— И когда он прочитал сообщения? Написал? Позвонил?

— Я сломала сим-карту сразу же, в машине, еще в самом начале пути. С одной стороны, не хотела его слышать. С другой, мечтала, чтобы он нашел меня через отца и мать.

— Так, и что же было дальше? Саша позвонил?

— Да. Спустя три дня. На телефон мамы.

— И?

— Я сказала, что ничего не слышно и чтобы он писал сообщения. Он позвонил еще раз. Я повторила то же самое.

— Почему не хотела говорить?

— Больно. Боялась. Не хотела.

— И что дальше? Он написал?

— Написал.

— И? Я умру от любопытства! — поторопил Леон.

— Я не хотела читать. Прочитала мама. И только спустя несколько лет она рассказала мне, что было в том сообщении. Она даже его сохранила как доказательство. На всякий случай. Там было написано: «Поздно заметил сообщение. Прости. Я все это время провел в больнице. Лина пока без изменений. Неожиданно ты уехала. Удачной дороги!»

Я с ехидной усмешкой наблюдала, как вытянулось лицо Леона.

— Кхм-кхм, м-да. И что было дальше?

— Дальше? Полный пофигизм со стороны Саши — вот что было, — сказала я и замолчала.

Для меня дальше начинался самый сложный период жизни, но описать его в двух словах просто невозможно. Это все надо пережить, чтобы понять глубину той ледяной реки, в которой я оказалась.

— Но на этом же дело не кончилось? Из-за чего-то же звериная половина взбрыкнула так сильно. Что случилось в Заполярье?

— Сначала все было прекрасно. Я приехала туда, ощущая себя абсолютно свободным человеком.

— Врешь.

— Немного.

— И что же там случилось? Что-то ведь важное.

— Да. Очень важное. Там умер Хвостик. Остался подо льдом реки. — Я сказала об этом так небрежно, словно это ничего особенного не значило. Может быть, поэтому эффект был намного сильнее — Леон дернул головой, и по лицу словно судорога прошла.

У него же теперь тоже дочь. Может быть, представил, что она проходит через подобное, и вздрогнул?

— Ты прочитала сообщение от Саши? Он что-то сделал? Позвонил? Передал весть, что Лина из-за его ментального срыва умерла?

Я словно вернулась в прошлое, оказалась в медицинском вагончике мамы, из которого потом убежала с нервным срывом.

— Нет. Саше всегда было дело лишь до себя. Может, для вас это жестоко прозвучит, но в этой ситуации мне жалко больше всего себя. Все жалеют Лину, случайно пострадавшую и по стечению обстоятельств так быстро покинувшую свет, а я жалею себя. Знаете, через что мне пришлось пройти в Заполярье? Через постоянное унижение. Когда узнали, что я отказалась от истинного, как только меня не пытались задеть. Мне говорили, что я потаскушка и изменила Саше, поэтому он меня бросил. Мне предлагали всякие непотребства в издевательской форме. Обо мне шептались на каждом шагу. Искали недостатки, делали виноватой во всем. И лишь Бура и родители были на моей стороне. Правда, чернобурый немного ссорился со мной, но всегда делал это открыто. А потом и вовсе помог пройти испытание.

— Но как умер Хвостик?

— Папа с детства меня учил, что эмоции — это поводья. Но если постоянно держать норовистую лошадь в узде и стегать кнутом, она сбросит седока и убежит. Вот и у меня такое случилось. И повод был не так чтобы ах. Бура приставал ко мне с очередным вопросом, где мой истинный, когда все вокруг надо мной издеваются. И я крикнула тогда: «Если бы мой истинный был нормальным, он бы тебе, Бура, голову открутил!»

Сорвалась я тогда. Не ожидала того, что произойдет дальше.

— Бура упал на термочан с чаем и получил сильный ожог. Мама его перевязывала с особой тщательностью, шутила, так мило общалась. А Бура делал вид, что ему не больно, и всю дорогу до вагончика ко мне приставал, что с моим истинным не так. Помню, как меня бесило мамино отношение к чернобурому — тот донимал меня весь месяц, а у лиса даже своя чашка среди медикаментов была. И папа был к нему добр. И меня еще поить его с ложечки заставили, потому что у него руки были перебинтованы.

Я замолчала, вспоминая те чувства.

— Что ты ощущала в тот миг? Тогда же произошел срыв зверя, верно?

Я ответила тихо:

— Возникло чувство, что я одна на белом свете. Что Саши рядом со мной действительно нет. Что истинный, тот, кто должен стать крепостной стеной от агрессивного мира, спит у ног другой. И я незаметно для себя обернулась лисицей и убежала. Зверь взял верх. Как я потом узнала, папа шел по пятам, но давал мне время справиться со своей животной половиной.

Леон кивнул:

— Иначе бы ты навсегда осталась с нестабильным зверем, если не смогла бы его самостоятельно укротить.

— Да, но мне было так хорошо в звериной шкуре. Обычно истинность приписывают животной стороне. Но я впервые за долгое время ощущала себя нормально, а не брошенной, невостребованной и пустой.

Леон видимо сглотнул:

— Представляю, что чувствовал Никс.

— Папа говорил, что видел, как его лисенок голодает. Видел, как спит, кое-как вырыв нору. Видел, как зверь взял верх и ведет дочь день и ночь. И больше всего на свете хотел схватить меня и отнести домой, отогреть, чтобы я превратилась в человека. Пожалеть, обнять, напоить и накормить. Но было нельзя.

— И что же случилось?

— Хвостик оказался подо льдом холодной реки Заполярья. Вытащил папа только меня. — Я торжествующе улыбнулась. — За волосы, потому что я уже обернулась. В тот момент я уже поняла, что нет ничего ценнее человеческих чувств и человеческих эмоций. Что счастье — оно в голове, а не в истинности. Что я зря убивалась из-за Саши, когда мне всего-навсего пятнадцать лет. Что я столько всего не видела, столько всего не испытывала, столько всего еще не узнала. В тот миг я родилась заново.

Леон пораженно смотрел на меня, кадык его дергался. Я даже получила удовольствие от глубины его впечатления.

Леопард смог спросить только спустя минуту:

— Саша знает об этом?

— Неважно.

— Знает?

— Не имею ни малейшего понятия. Через некоторое время после случившегося меня попросили вытащить его из шкуры зверя, куда он себя загнал из-за чувства вины за смерть Лины. Я сделала это и сказала ему, что мы теперь не две половины одного целого.

— Так он узнал потом обо всем?

— Он? Да ему дело только до себя и до своих переживаний по поводу Лины. Даже мертвой она стоит перед его глазами. Звучит из моих уст плохо, да? Пусть я буду ужасной, но пострадавшей в этом треугольнике я считаю именно себя. Даже Бура был рядом со мной. Ждал вместе с папой, пока я возьму контроль над зверем. Потом вместе со мной прошел обучение в отряде. Помог пройти испытание, грея мой спальник.

Мне хотелось закончить свой рассказ дерзко. Показать, что Саша — не просто перевернутая страница моей жизни. Этот лист был вырван и сожжен дотла.

Леон налил воды из кулера мне и себе. Осушил чашку залпом и сказал:

— Мне нужно подумать о твоей лисице. Давай встретимся через два дня, и у меня будет для тебя ответ.

Я кивнула и встала. Ощущала себя победителем. А то все топчут меня, обсуждают, обсасывают нашу вшивую истинность со всех сторон. И вот, наконец-то, правильная реакция сверха! Вот она.

Я открыла дверь из кабинета Леона и увидела Буру и Сашу. Гибрид стоял бледный, с широко раскрытыми глазами, и потрясенно смотрел на меня. Лис же раскрыл объятия, чуть повернув голову набок.

Я прошла мимо них двоих, сделав вид, что они пустое место. А сама была в ужасе. Они что, все-все слышали?

 

Глава 5

Кабинет Леона

Леопард сел на стул и стал быстро ощупывать себя. Нашел телефон в кармане, достал и остановил запись. Отделил маленький кусок звуковой дорожки и закачал в программу по подбору пар — «Доборотень». Обновил анкету, которую заполнила девушка пять лет назад, когда стала обучаться у наемника Скалы искусству давать люлей плохим парням.

С помощью этого приложения она иногда помогала человеческим мужчинам. «Доборотень» приобрел среди людей такую популярность, что сильная половина человечества начала массово регистрироваться, а оборотницы с удовольствием подхватили идею равенства полов в программе. Не только же мужчинам-оборотням искать своих половинок путем помощи людям, верно?

Шкала истинности в прошлой анкете Леси была полной под завязку, несмотря на ее слова, что все кончено, а истинность позади. Это было пять лет назад. Изменилось ли что-нибудь?

Загрузка длилась и длилась.

Телефон зазвонил. Никс.

— Мы уже близко. Скоро будем, — как всегда конкретно сказал командир лис.

Песец говорил по громкой связи в машине, и Кира тут же включилась в разговор:

— Леон, почему сразу не сказал? Узнали только от Макса, когда он приземлился с Аленкой. Почему не набрал?

— Олеся в порядке. Только Арсений пострадал. — Леону хотелось сказать так многое, и в то же время не было ничего, что можно было облечь в слова. Дело было куда важнее заварушки, в которой оказалась Олеся.

А еще доктору хотелось наедине выразить восхищение и сочувствие Никсу. Леон теперь тоже папа дочки, и если бы у нее нашелся такой недоделанный истинный… Ух!

Как только Никс удержался и не урыл его? Саше повезло, что песец просто гуру контроля, иначе ничто бы его не спасло — ни ментальная сила, ни связи.

А еще врач думал о том, через что прошли эти двое как родители. На два года отпустить дочь от себя, не видеть ее, только надеяться, что она сможет зализать свои раны. Знать, что ничем не можешь помочь, — убийственно.

Как отец, Леон ужаснулся, представляя родительское бессилие в этой ситуации. Как доктор, Леон понимал, что ничто не происходит просто так. Всему есть причина и следствие. Он целых пять лет бился с кровью гибрида, пытаясь разобраться в поломке гена истинности.

Леопард предполагал, что дело в том, что Саша и Настя — близнецы, которые были зачаты людьми, а потом уже спасены кровью главы гибридов. Он даже нашел тот самый неправильный ген и разобрался, что тот включался, когда Саша слишком сильно подавлял своего зверя. Оттого и факт, что парень сейчас снова вертится рядом с Лесей, понятен: свобода зверя означала пробуждение истинности.

Вот только теперь с его второй половиной все не так просто. После слов Леси у Леона многое встало на место с пониманием психологической стороны вопроса. Это была новая плоскость изучения, в которой он еще не ощущал себя уверенно. Но уже имел положительные результаты — с Бурой, например.

Леон научился хорошо слушать, что говорят. Ведь пациенты сами давали подсказку, что с ними происходит. Так и Леся с момента свадьбы кошачьих говорила про свою лисицу как про отдельную личность со своими чувствами. Уже тогда она разделила себя пополам. А дальше все только усугублялось.

Чем хуже становилось положение дел с Сашей, о которых она рассказывала, тем сильнее разрасталась пропасть между ней и ее лисицей. Леся активно отделяла себя от звериных чувств, от истинности. Обычно в ситуациях, когда человек не может справиться с эмоциями, зверь берет верх, но лисичка в этот момент попала в смертельную ловушку. Только человек мог выбраться из ледяной реки, но не зверь. Похоже, именно тогда у Олеси стали закрепляться совсем другие инстинкты.

Леон по крупицам собирал информацию об отношениях этих двоих. Вытягивал из Саши все, что мог. Еще два года назад врача насторожило, что не только Олеся шарахнулась от гибрида, когда тот убежал бить морду чернобурому, но и лисичка предпочла спрятаться в руках Буры, а не своего истинного. Это было первое серьезное подтверждение, что зверь девушки стал опасаться своей пары.

Леон подозревал, что у зверя Олеси закрепились ассоциации: Саша — боль, полный оборот — опасность.

Леон узнал от Арсения, что произошло этой ночью. У Олеси не пропали силы, она все так же могла выпускать когти по желанию. Но у нее не получалось обернуться. Медолис не сдал девушку, но врач давно научился вытягивать правду наводящими вопросами.

Теперь он пришел к выводу: лисица Олеси дала той свою силу, но больше не позволяет полностью обернуться в зверя. Почему?

Леон мог только предполагать.

Связано ли это с тем, что Саша снова появился рядом? Что будет дальше со зверем Олеси? Сможет ли она сохранить сверхсилу? Что с истинностью ребят?

Врач не знал ответов на эти вопросы. Но ему было крайне интересно, особенно про истинность. Ведь сам он в свое время так и не нашел способа от ее избавления, а Леся ведет себя так, словно нащупала этот путь.

Леон сбросил звонок с Никсом и посмотрел на телефон. Шкала так и не загрузилась. Где-то он уже видел такой глюк. Только где?

***

Саша

Я пошел следом за Лесей, понимая, что должен действовать. Ее взгляд был такой ранимый и сильный одновременно, что я почувствовал: еще немного — и будет поздно. Она навсегда закроет для себя главу нашей жизни.

Раньше она могла кричать об этом сколько угодно — что истинность в прошлом, что мы разные. Но пока она повышала голос, я чувствовал, что чувства еще кипят.

 В голове, как на чертовом колесе, крутились факты. Они вылетали из кабинок и размазывались по сознанию открывшимися подробностями.

Я знал, что Бура идет за нами, но мне было плевать. Я увидел дальше по коридору приоткрытую дверь кабинета Альбины, схватил ручку двери одной рукой, а Лесю другой и затолкал в кабинет.

Захлопнул дверь прямо перед носом чернобурого. Гаркнул:

— Нам надо поговорить. Не лезь к истинным!

Двери здесь для оборотней не преграда. Снести легко, подслушать еще легче. Однако сейчас мне нужна хотя бы иллюзия уединения. Стены вокруг, которые отгородили бы нас с Лесей.

— Я не знал, — сказал я в лицо рассерженной Лесе, которая уже тянулась к двери.

— И что? Теперь узнал. Поздравляю. От этого ничего не меняется.

— Меняется. Я думал, ты… — Я замолчал, пытаясь не начать с укола.

— Я? — Леся повернулась и посмотрела на меня так, будто я мать с отцом предал. Словно я вообще не должен упоминать ее в обвинительном падеже.

Она снова будто за плотным звуконепроницаемым стеклом — не слышит меня. Видит, но неправду.

Так! Нужно собраться с мыслями и сказать все правильно. Объясниться. Надо донести все так, чтобы не спугнуть. Достучаться до нее.

— Я думал, ты неправа, — сказал, отводя взгляд. — Я не знал твою историю, но и ты не знаешь, что у меня произошло. Не хочешь слышать и видеть.

Леся с недоверием повернула ко мне ухо, словно боялась, что неправильно расслышала. Но хотя бы перестала пытаться уйти — я полностью завладел ее вниманием.

Решил начать с самого сильного факта, несмотря на ее презрительное выражение лица:

— Моя подруга умерла по моей вине. Когда я узнал, что ты уехала, у меня случился взрыв ментальной силы.

Мне казалось, это наиболее убедительная фраза. В ней столько смысла, стоит только Лесе подумать, покопаться.

— И? — хладнокровно спросила девушка. — Я это знаю. Я написала тебе о своем отъезде, ты три дня игнорировал мое сообщение, так как я давно перестала для тебя быть значимой. И ты психанул только спустя столько времени? Ха!

— Моя подруга умерла. — Я был потрясен жестокостью Олеси.

Думал, стоит ей понять, что скрывается за моими словами, как она испытает чувство вины. Но она не видела проблему!

— Да, твоя любовь. Называй вещи своими именами. И прости, что не особо сочувствую. Да, мне жалко жизнь Лины. Но себя мне жалко больше. Ты же услышал, через что я прошла! — Леся сорвалась на крик.

У меня по коже пошла волна дрожи. Зверь чувствовал Олесю все лучше и лучше. Меня злила ее эмоциональная глухота. Это ее нежелание видеть дальше собственного носа.

— Леся, мы оба виноваты в смерти Лины. Ты решила поиграть в недотрогу, психанула и уехала, хотя знала, что девушка в критическом состоянии. Мне говорили, что ты приходила в больницу!

— Да! И видела тебя почти у ее ног!

— Я переживал. Она моя подруга!

— Она твоя любовь. Говорю — называй вещи своими именами. Поэтому я уехала — не могла дальше смотреть, как ты с ней флиртуешь.

— Я не флиртовал! Просто общался.

— Ты? А кто приглашал Лину на танец на свадьбе Яра и Ди? Кто год меня игнорил, а сам гулял с Настей и Линой? Хочешь свалить на меня свою любвеобильность, а потом неумение удержать зверя — пожалуйста. Я привыкла, что все вокруг ищут проблему во мне. Но не жди от меня, что я соглашусь и посыплю голову собственным пеплом.

— Ты не понимаешь. Не слышишь меня. Если бы ты поговорила со мной, если бы не стала капризничать, Лина была бы жива. И все бы было нормально.

— Что?! Если бы я не капризничала? Да я бы сдохла здесь от разрыва сердца, если бы еще понаблюдала за вами. Чувство самосохранения у сверхов одно из самых сильных. Я спасала себя.

— Поговорили бы открыто, и не было бы ничего. Я бы не психанул, Лина была бы жива. Ты знаешь, что я до сих пор не могу простить себе ее смерть? Я всю жизнь проживу с чувством вины. Так где оно у тебя?

Леся отшатнулась.

— У меня? Чувство вины? За то, что мой истинный влюбился в другую, а потом ему не понравилось, что я попрощалась с ним, не сдержал себя, грохнул любовницу, и теперь я — виновата?!

— Да какая, на хрен, любовница? Подруга детства. Мы из одного клана. Вот я и помогал, как мог. У девочки никого не было толком. А ты захотела внимания, вот и махнула хвостом. Знала же, что у меня нестабильный зверь. Разве это не предательство истинного? А?

— Что? — словно онемевшими губами спросила Леся.

— То! Разве не ты как пара должна поддерживать меня во всем? Ты, как никто, знала, сколько я времени угрохал на тренировку зверя! Еще и возраст сложный был, когда гормоны зверю голову крутили. Это был самый трудный период — я из тренировочного зала не вылезал. А ты что? Обиделась, что на свиданки не гоняю? Что не общаюсь? Да я сорваться на тебя боялся, вот и не виделся.

— Врешь! Ты даже не звонил, не читал сообщения. Зато гулял с Линой и Настей. Приглашал на танец другую, а мимо меня прошел, даже не взглянув!

Для меня тот период был как в тумане, а Леся не переставала меня тыкать носом в этот дурацкий танец.

— Думаешь, я не знаю, что была для тебя помехой? Как сейчас мужественно прикрываться мной, а? Думаешь, снимешь с себя чувство вины и переложишь на меня? А вот фиг тебе! — крикнула Олеся.

И тут мой зверь сорвался.

***

Леся

Секунду назад я задыхалась от злости, и вдруг мою голову словно схватила огромная рука, сдавила со всей силы и прижала к земле вместе с телом.

Дверь в кабинет Альбины вынесло так, что она упала на меня. Но этот удар не шел ни в какое сравнение с ощущением, что моя голова сейчас лопнет. Я лишь краем глаза заметила Буру, который бросился на Сашу.

Чернобурый вколотил в его лицо кулак с такой силой, что гибрид отлетел на рабочий стол и сломал его пополам. Но Саша сразу встал и накинулся в полутрансформации на Буру, который тут же заметно раздался в размерах. Еще немного — и два зверя вцепятся друг в друга, а у меня взорвутся мозги.

— М-м-м, — застонала я, держась за голову.

И оба парня немедленно остановились, посмотрели на меня.

— Придурок, ты ее дверью задел! — Саша оказался рядом и сбросил дверь с моих ног.

— Лисена. — Бура опустился рядом, заглянул в глаза. — Где болит? Я тебя задел?

Я пыталась трогать голову, чтобы ощутить прикосновения, но чувствовала только боль. Могла только стонать.

И тут Бура резко вскочил с пола и как дал с ноги в голову Саше:

— Ментальный выродок! Это ты ей делаешь больно!

И тут же железный кулак, сжимавший мою голову, расслабился. Я застонала, но уже от облегчения.

— Я? — Саша снова был полностью человеком. — Как? Я не могу причинить ей боль. Мой зверь… Истинная…

В кабинет залетел папа, одной рукой держась за голову.

— Лисена! — крикнул он, раскидывая всех на ходу.

— Леся! — следом залетела мама.

Лисий бог, как долго я ее не видела. Один ее взгляд в душу — и из моих глаз уже льются слезы. Мамочка! Я и не думала, что так соскучилась.

Родители помогли мне сесть, а потом обняли. Стали трогать, расспрашивать о состоянии.

— Елы-палы! — показалась в дверях медоедка и посмотрела на Сашу: — Ты опять за свое?

И тут я вспомнила, что Арсений только пережил серьезную операцию. А тут снова Саша со своими закидонами.

— Арс… — Я хотела сесть, но голова до сих пор кружилась.

Шарахнуло меня, конечно, конкретно.

— Ядрен батон, что со мной будет? Я уже туточки, — раздался знакомый голос, в дверном проеме мелькнул алый чуб.

— А ну, лег обратно, мать твою медоедку тебе в сиделки! — раздался грозный рык Леона из коридора.

Бедового парня как ветром сдуло.

Врач вошел в помещение и строго посмотрел на Сашу:

— Опять срыв?

А потом на меня, и его глаза полезли на лоб:

— Как? И тебя накрыло?

И тут я переглянулась с родителями, а потом распахнула глаза от осознания ситуации. Резко повернулась к потерянному Саше, который стоял, прижавшись к стене, и явно понял всю суть сразу. А до меня только дошло!

— Ты сделал мне больно? — спросила так, будто интересовалась, он пощекотал мне пятку или нет.

А у самой внутри все предвкушающе задрожало.

— Прости. — У гибрида дернулся кадык, глаза наполнились страхом.

— Больно. Мне? — переспросила я, показав на себя пальцем.

Потом посмотрела на родных, на Буру, который словно боялся двигаться, на озадаченного Леона.

— Больно своей паре, — довольно произнесла я, будто просила добавки любимого блюда, если можно.

Еще раз посмотрела на всех. Никто не возражает? Не спорит? Все же видели?

— А зверь не может сделать больно истинной. — Тут я уже улыбалась от уха до уха, забыв про головную боль.

Оно того стоило!

Да. Да. И еще раз да.

— Ха! — вырвалось у меня.

Никто не шевелился.

— Ха-ха! — не смогла сдержать смех я, а потом разразилась им на всю комнату, разрывая тишину: — Ха-ха-ха! Аха-ха-ха!

— Ну вот! Опять я самое интересное пропустил, ядрен батон. Что там ржете? — возмущенно раздалось из палаты дальше по коридору.

— Арс, я свободна! — крикнула я во всю глотку, заставляя маму и папу вздрогнуть. — Я теперь не истинная пара! Я свободная пара! Аха-ха-ха-ха!

***

Логово лис

Олеся спустилась по ступеням в лисью нору вслед за отцом и обернулась. Мама ободряюще и немного нервно кивнула, а потом тепло улыбнулась, залюбовавшись дочерью.

Полярная лисичка впервые за два года пришла в гости. Пришла с высоко поднятой головой.

— Пап, можно я первой зайду? — попросила она Никса, и командир отряда лис открыл дверь и пропустил дочь вперед.

Лисена зашла, с порога громко поздоровалась:

— Привет! Как дела?

Она кивала многочисленным лисам, пока шла по зигзагам норы до родных апартаментов. Задерживала взгляд на тех, кто особо любил пройтись по теме ее истинности, и словно спрашивала взглядом: «Слышали последние новости? Я свободна!» Особо невоспитанным соклановцам она посылала взгляд: «Съели, а?»

И улыбалась. Улыбалась так счастливо, будто сбылась самая заветная мечта. Девушка глубоко вдыхала воздух, резко и молниеносно двигалась, смотрела на всех горящим взглядом.

А Кира, ее мама, шла позади и переглядывалась с мужем. Они помнили, какая она была два года назад. Ее дыхание было едва слышно. Двигалась по норе сжавшись, чтобы ее не замечали. Сейчас же Олеся шла с видом победительницы.

Есения, родная сестра и близняшка Арсения, выбежала вперед и обняла Олесю. Но полярная лисичка не сомкнула рук на спине медоедки, лишь похлопала по позвоночнику в ответ, чтобы побыстрее выпутаться из объятий.

Раньше они были лучшими подругами. Одногодки, выросли в клане лис. Как тут не подружиться? Но после ситуации с Сашей отдалились друг от друга.

Есения не обратила внимания на нежелание Леси идти на контакт — сильнее сжала девушку в руках и сказала удивительное:

— Наконец-то, Леська! Ты вернулась. И снова нормально улыбаешься.

Полярная лисица озадаченно замерла, пытаясь понять слова бывшей лучшей подруги. Еся казалась такой искренней, такой счастливой за нее. Это было странно.

Да, она никогда не сплетничала про Олесю, и та это знала. Просто общение сошло на нет. Или это сама девушка не хотела ни с кем общаться и закрылась в себе?

— Я так скучала по тебе, — сказала Есения. — Заходи вечером поболтать.

— Я пришла к родителям в гости, — пробормотала Леся. — Вечером уже уйду.

— Жалко! Мне так тебя не хватало. И я так рада, что ты… — Еся плотно сомкнула губы, словно чуть не сказала запретные слова. А потом тихо добавила: — Что ты снова ты!

Полярная лисичка втянула воздух и удивленно распахнула глаза, но ничего не спросила. Леся думала о словах подруги весь путь до родительской двери. Что она имела в виду?

Ей снова захотелось поболтать с Есенией, как в старые добрые времена. Забраться с ногами на кровать, обнять подушку и разговаривать о всяком до утра. Как давно они этого не делали?

— Еся скучала по тебе. Всегда спрашивала, как у тебя дела. Не хочешь остаться на ночь? Поболтать с ней? — спросила мама издалека.

Кира говорила осторожно о том, чего бы ей самой так хотелось. Хотя бы ночку рядом. Мама сама с удовольствием проспала бы рядом с ней до утра, крепко обняв.

Кира не выдержала и прижала к себе дочь.

— Останься. Куда спешить?

Никс потоптался рядом.

— Да. Мама каждую неделю белье перестилала в твоей кровати. Ни пылинки там у тебя.

Лисена крепко сжала маму в ответ:

— Прости. Я та еще дочь.

Кира покачала головой, но не смогла ничего сказать, потому что давилась слезами. Она была так счастлива за дочь и смертельно напугана.

Что же теперь будет? Как это так: истинность была, а теперь ее нет?

— Мама знаешь сколько всего наготовила? На неделю хватит. Думали, к тебе в гости поедем — все привезем. Так что придется немного задержаться, чтобы все это съесть. Или с собой забрать. Как у тебя там холодильник? Если что, можно заморозить.

Заморозить у Олеси не было возможности. В морозилке лаз. Но об этом знать родителям необязательно. Они еще не знали, что их дочь с Арсением делит одну нору.

— Я тоже соскучилась. Пожалуй, останусь сегодня на ночь у вас.

— У себя, — поправил Никс. — Это твой дом навсегда. Запомни это.

Леся запомнила. У нее есть дом. У нее есть замечательные родители. И теперь у нее есть долгожданная свобода, которую никто не может оспорить.

***

Саша

Что я наделал? Эта мысль билась пульсом в голове.

Я не мог пошевелить мизинцем. Даже взгляд не получалось отвести от места, где сидела Олеся, пока ее не увели родители.

Она смеялась. Как же она смеялась! Иногда так заливисто, а иногда так, словно сошла с ума.

Но тут и правда рехнуться можно.

С каждым ее «ха» я все меньше чувствовал своего зверя. Он словно растворялся во мне. Мысли об истинности перемалывали его кости.

Где наша парность, которая защищала ее от ментала моего зверя? Как это ушла? Как я мог сделать Лесе больно? Почему?

Я все это время не верил Лисенку, что все кончено, что я ей безразличен. Когда все равно — не убегают, не орут друг на друга, не прячутся на два года. И уж точно не огибают по дуге, как она на свадьбе.

Я думал, она обижена. Я тоже был обижен. Не знал, через что она прошла. Я услышал эту жуткую историю, и все встало на свои места. Ужасно.

Но я хотел, чтобы и она прониклась тем, что происходило со мной. История за историю. В конфликте виноваты оба.

Эти пять лет я тоже не был облизан судьбой. Я не мог навестить родителей, не мог посетить родной клан. Был заперт у Бродячих под домашним арестом на целых пять лет.

Вокруг меня тоже шептались, старались не иметь со мной дела. Да что говорить, меня ВСЕГДА обходили стороной, потому что боялись. Я просто не жаловался. А уж после срыва стали смотреть как на бомбу, которая рванет в любой момент. И я старался понять. Отец всегда говорил, что большая сила — это большая ответственность. Что звериные инстинкты всегда будут велеть окружающим держаться от меня подальше. И только Олеся словно не ощущала этой силы, всегда крутилась рядом. Поэтому и хвостик. Ведь это словно еще одна очень важная конечность — та, благодаря которой тело ловит баланс.

А я потерял этот баланс. Потерял свой хвостик и сам не понял когда.

Правда, что он остался в Заполярье подо льдом? Или я уничтожил его сейчас, когда высказал ей о своей обиде?

Я словно был отравлен виной и досадой все это время. Постоянно думал: а что, если бы? Если бы не то, и не то, и не то?

И эта кора обиды не смогла так быстро слететь с меня даже от откровения Лисенка. Да, я идиот. Молчать надо было. Подумать десять раз, прежде чем начинать разговор. Но как объяснить, что я не чувствую себя и своих эмоций за этой коркой? Что я хотел, чтобы она тоже раздолбила ее! Чтобы мы друг другу помогли.

Все я делаю не так по жизни! Все шиворот-навыворот получается.

Лучше бы я ей рассказал, как решил дать ей ее свободу. Ведь не приставал же к ней. Не подходил. Всем говорил, что испытываю только братские чувства, чтобы она не ощущала давления. Издалека наблюдал только, пока она совсем не стала чудить и пропадать даже от родителей. Хотел найти ее, чтобы разобраться, поговорить по душам.

Предложил бы дать нам шанс. Или хотя бы чтобы она перестала прятаться. Что я не буду ничего от нее просить и требовать. Что мы можем просто жить дальше, а время все расставит на свои места.

Ну вот и поговорили.

— Саша! — донеслось до меня.

Кажется, Леон звал уже не один раз.

Буры уже не было — этот прохвост точно пустился следом за Лисеной. Вовремя подсуетиться, как падальщик, — его фишка.

Я отлепился от стены, посмотрел на врача и тут же стал заваливаться вперед, словно мое тело мной больше не управлялось.

— Саша! — услышал я последнее, перед тем как провалиться в темноту.

Открыл глаза. Вечер. Палата.

Рядом сидят отец и мать. Лица серые, словно похоронили близкого.

Наши взгляды с мамой встретились.

— Очнулся? Как ты? — Она запустила руку в мои волосы.

Я снова почувствовал себя ребенком.

— Хорошо, — прохрипел я.

Папа встал, посмотрел строго. За этим взглядом читалось обещание серьезного разговора. Он сказал:

— Поехали домой.

— Не могу выписать пациента, — категорично заявил Леон от двери.

— Почему? — забеспокоилась мама.

— А вы не чувствуете? Принюхайтесь.

Я нахмурился. О чем он? Я что, разлагаюсь, что ли? Чего тут нюхать?

Глаза отца расширились. Мама вцепилась ему в руку:

— Что такое? Говори же!

Папа все втягивал воздух, словно не верил своему чутью. Повернулся к Леону с вопросительным видом.

— Да. Именно поэтому. Мне нужно понаблюдать.

— Да что происходит?