Автор: Буланова Наталья
Исключительными правами на произведение «Оборотень по объявлению. Подарок» обладает автор — Буланова Наталья Copyright © Буланова Наталья
Глава 1
Валерия
— Скажите спасибо, что еще дышите.
Это первое, что мы слышим, когда подходим к ресепшену в здании Егора Руданского.
Он держит весь город под контролем. Его слово — закон. Его желание — приказ. Его возможности безграничны.
По сравнению с ним я чувствую себя фруктовой мушкой, которую прихлопнуть — делать нечего.
Я не знаю, бандит Руданский или богач, но его уважают и знают все. Даже столица с ним считается — никогда не сунутся на его территорию без поклона.
И нам надо кланяться, хотя мы без вины виноваты.
Как же я это ненавижу!
Возмущение накрывает меня с головой, но я стараюсь держать себя в руках. А вот Ульку несет:
— Спасибо? Наш цветочный магазин закрыли, перекрыли нам весь кислород, а все из-за одной взбалмошной дуры.
Улька, блин! Хоть рот заклеивай.
Она из народов Севера, и обычно ее глаза похожи на два озорных полумесяца. Однако сейчас это две круглые луны — до того она взбешена.
Я одергиваю подругу, а заодно и партнершу по цветочному бизнесу и говорю молодому мужчине в костюме на ресепшене:
— Произошло недопонимание, которое нам хотелось бы уладить. Сестра вашего босса покрылась пятнами и оказалась в больнице не из-за нас. Все цветы проходят химическую обработку. Их нельзя использовать даже для принятия ванн. Не то что украшать торт и есть. Понимаете? Нам нужно поговорить с Егором Руданским и объяснить ситуацию.
Подтянутый мужчина смотрит холодно и невозмутимо. Говорит:
— Босс сам назначает встречи. Это правило.
Я закатываю глаза. За последнюю неделю я слышала это правило раз сто, не меньше.
— Тогда как вклиниться в его расписание? Как сообщить ему, чтобы он сам назначил нам встречу?
Мужчина словно говорит взглядом: «У вас нет ни шанса».
Я так и вижу, как наш с Улькой пятилетний труд по созданию сети цветочных сметает стадо бешеных бизонов капризной судьбы.
Случай. Тупая клиентка. Ее большие связи.
И все идет крахом.
А-а-а!
— Нам нужно всего пять минут его времени. Не больше, — заверяю я мужчину.
Он окидывает меня цепким взглядом и неожиданно тихо говорит:
— У вас есть только один способ встретиться с ним — как у женщины.
Мое лицо тут же загорается возмущением. Если это способ, о котором я думаю, то я… Я… Пока не знаю, что сделаю, но не оставлю это просто так.
— Какой? — севшим вмиг голосом уточняю я.
— Приложение «Доборотень». Если у вас с боссом будет более семидесяти процентов совместимости, он назначит свидание. Там будет шанс поговорить.
Такой ответ я не ожидаю услышать.
— Свидание? Совместимость? «Доборотень»? — переспрашивает с недоумением Улька.
А я уже достаю телефон и, хмурясь, ищу название этого приложения. Бред, конечно, но за неделю это единственная подсказка, которую нам дали люди Руданского.
Я уже устала околачивать его порог. Он просто неуловимый. Мы с Улькой даже ночевали два раза у здания, но так его и не встретили.
— Вот оно. — Я толкаю подругу локтем в бок.
Она сует нос в телефон и переводит вопросительный взгляд на меня. Я пожимаю плечами.
А что нам остается? Мы все испробовали.
Нашу сеть цветочных закрыли, а новые точки не дают открыть не то что в соседнем крае — по всей стране. Подозреваю, займись мы новым делом — будет та же история.
Администрация города отводила глаза, а если и смотрела на нас, то с сочувствием и так, словно поставила на нас крест.
Мы отходим от ресепшена. На нас косятся все: и охрана у выхода, и охрана у турникетов у лифта.
— Ты серьезно, Лер? — шипит Улька.
— У тебя есть другие варианты? — передергиваю я плечами.
Мне самой это не нравится.
Подруга тяжело вздыхает. Косится на охрану.
— У меня есть идея. Иди на улицу, а я на разведку в туалет.
Что еще она задумала?
Я соглашаюсь и выхожу в духоту южного приморского города. Солнце печет до одури, и я сразу иду в тенек в сквер неподалеку. Сажусь на скамейку и терпеливо жду.
Улька выходит минут через десять, быстро находит меня взглядом и плюхается рядом:
— Так и знала. Мужики — хуже базарных баб. Только дай поболтать.
— И что узнала?
— Когда выходила из туалета, то услышала разговор. Охранник спрашивал, зачем парень с ресепшена дал нам наводку на «Доборотень». А тот в ответ заржал, что все равно у босса в нем ни с кем выше тридцати процентов не бывает. А так мы хоть отстанем. Мы их с тобой уже достали.
Я сжимаю кулаки:
— Вот говнюк!
Но кое-что полезное я из сплетен вычленяю:
— Судя по их разговору, Руданский действительно встретится с той, у кого будет выше семидесяти процентов по этому самому «Доборотню».
— Похоже на то. Давай посмотрим, что это за приложение такое. Сервис для свиданий, что ли? Что там за шкала совместимости?
Мы загружаем приложение на телефоны.
— Авторизация через государственный сайт. Обалдеть! Нормальные, вообще? Подтверждение личности требуют!
— Может, это сервис эскорт-услуг для воротил мира сего? — нервно смеюсь я.
Тогда мне туда совсем не хочется попасть. Пусть лучше Улька пока данные загружает, а я посмотрю. Тем более она уже код ввела, авторизовалась и внимательно изучает анкету.
— Так, ну это банально все. Возраст, вес, цвет волос, увлечение… Ага, а вот тут прямо классика двухсот вопросов из отдела кадров. Ну и отбор, Лерка! Как в топ-менеджеры. Долбанутые.
Она так увлеченно щелкает по строчкам, что грех мешать. С Ульки падает капля пота на экран, когда она заканчивает.
— Фух! Все.
Но оказалось, что не так-то просто.
«Загрузка медицинских данных», — высвечивается на экране.
— А это что за хрень? — паникует Улька.
— Ох, не нравится мне все это. — Я качаю головой.
И тут: «Готово. Ваша анкета создана».
А ниже строчка: «Создать объявление».
А еще ниже: «Посмотреть максимально совместимых».
Мы с Улькой переглядываемся.
Глава 2
Мы нажимаем на нижнюю строчку и ищем в списках Егора Руданского. Фильтр поставлен от большего к меньшему. Мы листаем все ниже и ниже, но так его и не находим.
— Уже десятая страница. Мы начинали с шестидесяти процентов, а тут тридцать, — говорю я.
— Вот он! Двадцать процентов совместимости, — показывает мне Улька.
И поворачивает экран ко мне. Я щелкаю на маленькую фотографию, и она тут же увеличивается до размера дисплея.
Я вздрагиваю.
— Взгляд до мурашек, — озвучивает мои мысли Улька.
Мурашек размером со слона!
Есть люди, про которых говорят, что у них в одном кармане пистолет, а во втором — телефон со связями, способными превратить тебя в ничего.
Так вот, Егор Руданский был даже круче. Ощущение, что тебе пустят пулю в висок и отправят бандеролькой на Северный полюс, стоит лишь ему на тебя нехорошо посмотреть.
Я сглатываю.
И это с ним нам надо разговаривать? Теперь понятно, почему охрана с таким скепсисом на нас смотрела. Словно мы мухи, которые летают вокруг.
С ним даже заговорить страшно. Он явно старше меня лет на десять, а опытнее лет на сто. Взгляд такой, словно он видит всех насквозь. Энергетика власти бьет даже через фотографию.
Я живу в нашем приморском городе всю жизнь, но никогда его вживую не видела. Не доводилось. Зато наслышана была давно.
И теперь понимаю все эти женские вздохи, которые доносятся в его адрес.
Помню, когда по городу прошел слух, что он любит рыжих, наше побережье превратилось в филиал Ирландии — огненные головы было видно через одну на улице.
Я же всегда предпочитала блонд. Ни за что не покрашусь в рыжий ради мужчины.
А ради магазинов цветов?
Вот тут я запнулась.
Ради своего детища я готова на многое.
Даже на встречу с Егором Руданским.
— Похоже, ребята не соврали, — скептически смотрю на двадцать процентов совместимости. — Никто не переваливает за тридцать процентов. Наверное, специально сделали эту фигню, чтобы настырных барышень посылать подальше.
— Зачем ему посылать? Он просто может отказать.
— Есть же девушки из влиятельных семей. Их так просто не пошлешь — потеряешь деловые связи, — предполагаю я. — Может, поэтому создал повод для отказа? Он словно говорит «да» с условием «если». Не придраться.
Улька восхищенно качает головой:
— Не зря его все мужики уважают. И угораздило же нас с тобой стать его врагами.
— Мы не виноваты, что его сестра дура, — вздыхаю я.
Смотрю на фото Егора Руданского. Замечаю едва заметную неровную полосу на левой скуле — шрам, который делает лицо визуально еще суровей.
Надо что-то придумать. Улькин аккаунт уже показал маленький процент. Уверена, что если вобью свои данные, то получу нечто подобное.
— Уль, позвони брату.
— Эдику? Зачем?
— Он же у тебя хакер. Сможет подшаманить мне с процентами?
Улька задумчиво сдвигает брови, а потом хлопает себя по ноге:
— А что гадать? Поехали, поговорим. Все равно в свои игры сидит играет.
— До сих пор не работает?
— А когда он работал по-нормальному? Один черный заказ возьмет и пинает балду целый месяц.
Кажется, Эдик — отличный вариант. Ему не привыкать к подпольной работе.
Улькин дом находится в частном секторе. На территории два больших дома. Один хозяйский, где живут ее родители, моя подруга с братом, две собаки и три кошки, а еще рыбки и попугай.
Второй дом — гостевой. В нем шестнадцать спален с туалетами, эти комнаты сдаются в сезон отпусков. Сейчас там под завязку.
Есть еще небольшая кухня под навесом со столами для жильцов, которые хотят покашеварить. Беседка для отдыха, где всегда курят, и небольшой бассейн, который вечно закрыт.
Эдик встречает нас спиной.
— Здорова. Что надо? — приветствует нас после стука в дверь его комнаты.
— Привет, — говорю я, и парень тут же поворачивается.
Он младше Ульки на три года — ему двадцать два. Нам с подругой под двадцать пять. Разница небольшая, но я всегда относилась к Эдику как к младшему брату.
Эдик слышит мой голос, сразу снимает наушники с шеи, прокручивается на стуле и спрашивает:
— Видела новую часть «Выжить в аду»?
— Нет, — качаю я головой. — Знаешь же, давно не играю. А что там?
Уже лет семь-восемь, но разговор о видеоиграх всегда могу поддержать. Собственно, много лет назад так я и нашла общий язык с достаточно закрытым для мира Эдиком.
Парень пять минут исходит восторгом и эмоциями, а когда затихает, спрашивает:
— А вы чего здесь? Нужен?
— Нужен, Эд. Смотри, есть такое приложение… — говорю я, доставая телефон.
Дальше мы быстро вводим его в курс дела. Он знает о нашей историей с закрытием сети флористических магазинов, поэтому долго распинаться не приходится.
— Задача ясна. Давай попробую. Дайте мне часа три, — говорит он, изучив мой телефон. — Садись рядом, будем анкету заполнять.
Он колдует что-то у себя на компе, я у себя в телефоне жму, когда он говорит.
— На вопросы как отвечать? — спрашиваю я.
Вдруг это важно?
— Как хочешь.
— Поняла.
Я заполняю анкетные данные как есть. Зачем выдумывать? Лишнюю энергию только на фантазии тратить.
Мы даже чай с печеньками успеваем попить, пока Эд шаманит.
А потом он говорит:
— Давай, отправляй анкету. Сейчас все прогрузится.
И я жму на кнопку.
Начинается подгрузка анкеты, данных с госпортала, медданных. Мы все замираем в тревожном ожидании.
И когда загорается выбор: дать объявление или посмотреть максимально совместимых, я дрожащим пальцем нажимаю на последнее.
На первом месте с 99,9 % стоит Егор Руданский.
— Эд, ты переборщил с процентами, — шепчу я пораженно.
Глава 3
Егор Руданский
«Ваша идеальная пара найдена. 99,9 % совместимости!» — высвечивается уведомление в телефоне. Первое, что приходит на ум: спамеры достали.
Нашли, как внимание сверхов привлечь одной только фразой. И кто только догадался выезжать на топовом приложении?
— Глава, столичный клан Суворова прислал подарок и поздравления. Кажется, они готовы нас поддержать в будущей дележке, — говорит Федя, моя правая рука.
Он сам открывает деревянную коробку. В ней — редкие ретрочасы.
— Смотрите, они расстарались. Узнали, что вы коллекционируете наручные часы, и достали уникальный экземпляр. — Федя с восторгом крутит открытую коробку в руках, пытаясь показать мне.
— Передай им мое почтение и слова благодарности за подарок, — киваю я, лишь мазнув по часам взглядом.
Клан Станислава Суворова один из самых влиятельных. И мне приятно, что он с нами считается. Весь юг — наш. Никто и лапой сюда ступить не смеет без моего ведома.
Ластятся — значит, что-то хотят получить. Это я давно усвоил, поэтому даже не беру часы в руки.
Взглядом показываю на них Феде и приподнимаю брови.
— Проверил, глава. Никаких чипов и жучков. Чисто.
Я немного расслабляюсь, окидываю взглядом зал.
Музыка грохочет. Здесь только парни моей стаи и ходячая бижутерия. Для других лучшее заведение города сегодня и завтра закрыто.
Бар мигает цветомузыкой. Девочки в ярких нарядах вешаются на шею — готовые на все за деньги человечки. Их отбирал Федя на свой вкус, и он у него, кстати, неплохой.
Две самые лучшие девочки сидят по обе руки от меня, обе рыжие. Облепили меня на диване, заглядывают в глаза, громко смеются и всячески привлекают внимание. То локон за ушко заправят, то налить бокал попросят, то руку на колено положат.
Я собрал здесь своих парней, чтобы они как следует отдохнули. Повод — мне стукнуло тридцать восемь.
Сам я отдыхать категорически не умею. Буквально насильно заставляю себя сидеть на месте и не думать о делах.
Я бросаю взгляд на свой телефон на низком столике. И тут же замираю.
Стоп. Нет. Это уведомление было с логотипом «Доборотня».
Это не спам.
Беру телефон в руку, разблокирую и открываю оповещение. Перечитываю еще раз.
«Ваша идеальная пара найдена. 99,9 % совместимости!»
Что?
Рядом разбивается бутылка, что падает из рук Феди.
— Девяносто девять и девять десятых процента, босс! Вот это подарок на день рождения.
Я хмуро смотрю на него в ответ. Он прекрасно знает, как я отношусь к этому дерьмовому приложению.
— Я и без него способен найти себе женщину. Мне не нужно, чтобы мне кто-то указывал, с кем кувыркаться в постели.
— Босс, но вы обещали вашему деду, что, если будет кто-то выше семидесяти процентов по «Доборотню», вы встретитесь с ней, — напоминает Федя.
Дед.
Ради него я могу многое. И он верит в эту чушь. Но разве может какая-то программа выбрать за меня женщину?
Бред же!
Я все и всегда выбираю себе сам. Не кто-то за меня. Мне это на хер не надо.
Федя смотрит на время в своем мобильном:
— Босс, при совпадении выше семидесяти даме дают три часа, чтобы заполнить объявление, а только потом присылают оповещение. Что она там за заявку оставила?
Я до сих пор не смахнул окно оповещения, чтобы посмотреть анкеты и ее объявление. Веду челюстью из стороны в сторону.
Бесит меня эта система «дева в беде».
Любая барышня может зарегистрироваться, накатать объявление, а максимально подходящие ей сверхи получают запрос и могут откликнуться.
Бегут, как щенки к хозяину. Выполняют дебильные задания, как, к примеру, сходить с ней под ручку на свадьбу к бывшему или помочь разобраться с коллекторами.
Заодно присматриваются к деве, принюхиваются, иногда притираются.
Вот только выше семидесяти процентов совместимости система сходит с ума.
Она расценивает это как вероятную истинную пару и, даже если девушка не давала объявления, сдает красотку с потрохами.
Через три часа, если она не оставляет запроса о помощи.
В голове проскакивает мысль: «Если не оставляла, то это хоть немного шевельнет во мне интерес».
И я смахиваю окно оповещения, чтобы увидеть, что же будет дальше.
Глава 4
В глаза с экрана мне ударяет долбаный фейерверк.
«Поздравляем! Похоже, вы нашли свою истинную».
Ага, похоже. На 99,9 %. Они оставляют за собой погрешность в 0,1 %.
И это так смешно.
Это как фраза перед «но» — можно всю стирать.
Например: «Ты отличный работник, но наш проект не тянешь» — читай: «Собирай вещи и проваливай».
Или: «Ваше предложение хорошее, но мы возьмем другой проект». Значит, что ты проиграл.
Все это до «но» в топку.
Так и здесь: «Скорее всего, она твоя идеальная пара, но есть доля вероятности, что нет».
Читай: она не твоя пара.
В такое только мой дед да конченые романтики могут верить. Существа с критическим мышлением — нет.
За каждым делом стоит бизнес. Бизнес — это выгода, деньги.
Уверен, приложение выезжает за счет рекламы, спонсорских денег и дает престиж тому, кто его разработал. Столичные кланы, привет! Теперь Суворова и одного заморского волка уважают во всем мире сверхов. Всем известны, всеми почитаемы. Разве плохо?
А то, что сверхи хотят верить в эти теоретические пары, — да пожалуйста. Меня только не трогайте.
Но нет! И до меня добрались.
Интересно, потому, что от меня что-то надо, или просто так совпало?
Ведь в силах разработчика запустить сюда нужную девочку, подделать данные — и вперед. И разнеженный оборотень купится на все это, сдаст в постели все планы, и дело в шляпе.
Хотя, может, я нагнетаю.
Может, девочка и не в курсе всей системы, просто дело дошло до меня.
Я смахиваю раздражающий фейерверк на экране в сторону и вижу надпись: «Посмотреть анкету пары».
«Пары», ха! Они уже ее тут так называют.
Но все-таки мне интересно. Похоже, она так и не оставила запрос.
Я только хочу нажать на кнопку, как мне в глаза бросается задание от нее. Оно гласит: «Хочу встретиться с Егором Руданским».
Нет, это уже слишком в лоб!
Я кидаю телефон на столик, поднимаю руки и кладу их на плечи красоток по обе стороны от себя.
— Глава? — Федя все это время не сводит с меня глаз.
Он кажется таким возбужденным, словно приложение ему нашло пару, а не мне.
Я перевожу ленивый взгляд на него.
— Почему вы еще сидите? — не выдерживает он.
— Мне побежать? — хмыкаю я, и под моим тяжелым взглядом он опускает голову.
Но все-таки бубнит:
— Так истинная же! Девяносто девять процентов. Настоящий подарок на день рождения. Она красивая? Кем работает? Где живет? Сказать, чтобы готовили бизнес-джет?
— Приказ был? — тихо спрашиваю я, но благодаря сверхслуху он слышит.
А девчонки нет. Они прижимаются ко мне грудями.
— А можно мы с тобой полетим?
— Я никогда не летала на джетах. Возьмешь меня с собой?
Одна девичья рука ложится мне на грудь, вторая — на бедро. Я смахиваю обе.
— Идите потанцуйте, девочки, — отправляю красоток прочь.
Они надувают губы, медлят, но все же отлипают от меня. Идут на танцпол, покачивая бедрами так, словно на палубе во время шторма.
Федя, который сидит на соседнем диване, придвигается поближе:
— Так что, глава? Едем?
— Нет. Мне неинтересно.
— Но это же истинная пара!
— Кто сказал? — Я беру стакан виски со льдом и делаю глоток.
Меня всегда бесило, когда кто-то пытается решать за меня. Еще раз подношу стакан ко рту, запрокидываю в себя пару кубиков льда и разгрызаю их, охлаждая злость.
— Глава, ваш дедушка точно скоро узнает.
Он меня воспитал. Только ему я и не могу отказать.
— Он стал слишком сентиментальным с годами.
— Его можно понять — он стареет. Хочет увидеть, что род продолжается.
— Меньше сериалов смотреть надо. Я давно говорил, что надо вырубить ему интернет. Он был альфой, державшим в страхе весь край.
— Всем нужен покой и расслабление, глава. А вам — мягкое женское тело рядом.
— У меня этих тел… — машу головой в сторону танцпола. — Только посмотри.
Я на три секунды задерживаю взгляд на девушке в кричащем красном платье, и она тут же улыбается и идет ко мне. Двое моих парней, что стоят у диванов, вопросительно смотрят на меня. Я едва заметно мотаю головой.
На хер!
— Глава, а она красивая? — не унимается Федя.
— Не знаю, — решаю все-таки ответить я после паузы.
Он смотрит на меня так, словно не верит, что я живой.
— Вот это выдержка. У меня такой нет. Я бы… — Федя прикусывает язык, зная, что я не люблю пустую болтовню.
Пять минут мы проводим в тишине, выпивая. И все-таки Федя не выдерживает.
— Глава, а если это судьба?
— Свою судьбу я делаю сам.
Я вижу, что Федя со мной не согласен. На моем месте он бы уже летел к ней, поджав хвост.
Истинная пара в мире сверхов — это что-то сакральное. Но я слишком скептик, чтобы верить, что программа способна на высокую материю.
Не отрицаю. Может, у кого-то и торкает. Везде есть совпадения. В конце концов, себя всегда можно убедить.
— Глава, вы не верите в истинные пары? — Федя нервно выпивает стакан виски до дна.
— Я верю только в свои решения.
Федя напрягается весь. Смотрит на мой телефон.
Да он переживает за меня больше, чем за себя.
Но он прав про деда. Узнает же тот по своим каналам.
С него станется явиться посреди важной встречи и продвигать про истинность. Вот тогда точно будут проблемы.
— Не сегодня. Потом, — говорю я, откидывая голову назад.
Сегодня был сумасшедший день. Сложные переговоры по спорным землям. И ладно бы с соседними кланами. Нет. Доказывать пришлось зажиточной столице, что это исконные наши территории.
Я устал.
Прикрываю глаза, а сам сквозь опущенные ресницы наблюдаю за всем. Федя ковыряется в телефоне с таким видом, словно ищет клад.
Неужели в «Доборотне» есть что-то вроде хвалебни: «Смотрите, какие идеальные пары мы сегодня подобрали»?
Тогда дед найдет меня минут через тридцать, если не заснул.
— Глава, она красавица! — Федин голос слишком возбужден.
— Рыжая? — спрашиваю я, приоткрыв один глаз.
— Нет.
— Точно завтра.
Значит, хвалебня у «Доборотня» есть.
Я им лакомый кусочек для рекламы. Уверен, в сверхсети уже разошлись скрины.
Смотрите, альфа южного клана волков нашел свою истинную!
Я не сдерживаю тяжелого вздоха и закрываю глаза.
— Глава, давайте я все организую?
Эту информационную бомбу не сдержать.
Я открываю глаза и едва машу рукой.
Пусть. Посмотрим, что там.
— Я возьму ваш телефон, глава? Адрес виден только в вашем профиле.
Я знаю, что он никуда в сторону в телефоне не полезет. И он это знает, иначе не был бы моей правой рукой.
— Да она совсем рядом! Ходила всю жизнь у вас под носом.
Я усмехаюсь про себя.
Конечно же! Приложение все подтасует как надо.
Глава 5
Валерия
— И что дальше?
Я смотрю на сумасшедшие 99,9 %.
— Подавай объявление! — Улька сжимает кулаки и выглядит решительно, словно перед боем.
А вот я не уверена в том, что это правильно.
— И что я напишу? Ты видела, какие вообще тут запросы пишут? Это словно сервис «Парень на час».
Я открываю главную страницу приложения, вкладку «Последние объявления», и зачитываю:
— «Помогите проучить бывшего. Ищу спутника на семейный вечер с родней. Нужен спортивный парень под два метра ростом с навыками бойца для сопровождения в клуб».
Улька кладет мне руку на плечо:
— Мы не будем выделяться в этом бреду.
— Да? И что я напишу? Какой запрос?
— Может, «Прошу вернуть мой цветочный магазин, который захватил злодей всего юга»? — предлагает Улька.
С юмором, конечно, но вряд ли Руданский его оценит. Я вообще не знаю, что он нормально воспримет.
— Мне кажется, ему прижгли чувство юмора, — смотрю на пустое текстовое окно для объявления.
Не представляю, что написать. Более того — не хочу.
Мне что-то так страшно становится оказаться с ним наедине, что мурашки по коже бегут. На фотке у него совсем не приветливый вид.
У него взгляд матерого волка-одиночки.
— Но раз он верит в эту совместимость, может, придет приветливым милахой. Цветы подарит, на свиданку свозит, на своей известной яхте прокатит.
— На фиг надо! Мне просто нужно достучаться до него, что его сестра была неправа. Пусть возместит убытки за разгром магазинов. Я до сих пор забыть не могу растоптанные цветы, расколотые вазы. Мне кажется, она наврала ему с три короба. Иначе он бы так не поступил.
— А с чего ты взяла, что он адекватный? — неожиданно вклинивается Эд.
И мы с Улькой переглядываемся.
Действительно, с чего?
— Он в страхе весь город держит. Неадекватного бы не уважали.
— Уважают или боятся? Разные вещи. — Эд почему-то хмурый. — Лер, давай я с тобой на эту встречу пойду.
— Зачем?
— Подстрахую, если что.
Улька смеется и тычет в брата пальцем:
— Ты видел его охранников?
— Я в качалку уже три года хожу. Смотри! — Эд встает в полный рост, стягивает с себя толстовку.
Под ней футболка и прекрасно развитое тело.
Ого! Похоже, я пропустила тот момент, когда он из мальчика превратился в мужчину.
— Бицуха! — Эд напрягает руку и показывает настоящую «банку».
— О-о-о, впечатляет, — не могу не отметить я.
— Так что я смогу тебя защитить. Идем вместе.
Улька удивленно смотрит на брата, потом на меня.
— Эд, только не говори, что ты на Лерку запал? — Она толкает его в бок.
— Что это «запал»? Мы же друзья, а друзья должны друг другу помогать. — Эд скованно улыбается.
Я вижу, как он нервно сглатывает.
Да ладно? Я ему что, правда нравлюсь?
Тогда точно нельзя с собой брать. Еще натворит дел, потом не разгребем.
— Не буду сегодня ничего писать. Вечером изучу другие объявления. Анкету Руданского почитаю. Может, там найду, чем его зацепить.
Эдик перекрывает выход из его комнаты.
— А зачем тебе его чем-то цеплять? Просто назначаешь встречу, и все. Говоришь этому Руданскому, что сестра у него дура, и требуешь вернуть все.
— Э не, дружочек, — протягивает Улька. — Мы так из края вылетим быстрее ветра. Тут другой подход нужен. Лерка у нас красотка. Пустит в ход свое обаяние, а там он и сговорчивее станет.
Я вижу, что Эд хочет опротестовать, и быстренько увожу Ульку:
— Пойдем мороженое купим и подумаем пока.
— Но… — Эд протягивает руку в мою сторону.
Я хочу сбежать еще быстрее.
И как я раньше не замечала? Мне же не показалось? Он реально на меня запал?
Улька уводит меня на улицу, словно читает мои мысли. Оборачивается, когда мы уже за углом.
— Ты только понежнее с ним. Ладно? Знаю, что он младше и все дела, но первая любовь — это такое дело.
— И давно? — спрашиваю я удивленно. — Ты все знала и молчала?
— А что мне брата выдавать? Вздыхает тихонечко у себя в комнате — и пусть вздыхает.
— Так вот почему он меня постоянно подвозил на своем моцике после смен. Говорил, что как сестру бережет. Что привык тебя подвозить, вот и меня тоже.
Улька скептически улыбается в ответ.
Ох, ясно. Я была слепа. Прозрела.
Мы выходим на набережную к морю. Оттуда дует освежающий ветер, приносит на губы соленые частички воды.
Люблю такие прогулки, только не в сезон. Сейчас же нас все толкают кругами, задевают мокрыми полотенцами, громко орут друг другу.
— Так что с объявлением?
— Я не готова. Не сегодня.
— Лерка, ты что, трусишь?
Мне правда страшно.
— А что, если он назначит свидание прямо сегодня? Я еще не готова.
— Ну так вперед. Давай. Иди чисти перышки. Выгляди просто убийственно, чтобы не смог отказать и выслушал каждое твое слово. Чтобы с руки твоей ел. Я знаю, ты можешь. В универе все парни по тебе сохли, а ты встречалась с тем идиотом Вадиком.
Я пожимаю плечами. Не хочу вспоминать об этих трех годах с ним.
Улька провожает меня до подъема в гору. Мне предстоит идти вверх еще минут двадцать, прежде чем я дойду до своего жилого комплекса. Я там купила квартиру-студию на двадцать первом этаже. Вид просто шикарный.
Комната хоть и небольшая, но зато с террасой, где помещается шезлонг, маленький столик и счастливая я.
Именно на шезлонге я и размещаюсь, когда принимаю душ и заканчиваю с макияжем. Беру телефон в руки и снова думаю, писать или нет.
Если сделаю это сейчас, то буду при полном параде. А если потом, то он может застать меня в неудобный момент.
Эх, была не была. Чем дольше тяну, тем страшнее.
Вопрос все равно нужно решать.
В тексте объявления я не изобретаю велосипед — пишу прямо: «Хочу встретиться с Егором Руданским».
Чтобы, не дай бог, никто левый не вклинился.
А сама иду выбирать платье для ужина. Солнце стремительно садится, как бывает только на побережье. Казалось, вот только лучи бьют тебе в лицо, и раз — яркий диск ныряет за гору, и резко смеркается.
Я примеряю темно-синее платье в облипку, достаточно строгое сверху, но короткое внизу, и тут слышу шум с террасы.
Глава 6
На ограждение часто садятся чайки, поэтому я спешу прогнать их. Не потому, что не люблю птиц, а потому, что гадят они как птеродактили, не меньше.
Я открываю дверь, впускаю свежий вечерний воздух, а потом замираю на месте.
И следом ору.
Все потому, что на террасе стоит огромный мужик и улыбается так, словно в лотерею выиграл.
Я вбегаю обратно, захлопываю дверь и смотрю на него через стекло.
Неадекват. Накурился, что ли? Солевой наркоман, наверное, раз по балконам лазает.
Я отхожу на несколько шагов вглубь студии. Кошусь на него, но взглядом быстро прощупываю, что можно схватить рядом.
Нож! Отлично. Подойдет.
Беру самый большой, сжимаю в руке. Легче не становится.
Я совсем не боец.
Мужчина подходит к двери, и через стекло свет падает на его лицо. Рожа типичного мордоворота — нависшие дуги бровей, глубоко посаженные глаза. Откуда только смешливые морщинки вокруг глаз у такого мрачняка — непонятно.
Он стучит в стекло костяшками пальцев.
С его телосложением вынести эту преграду недолго, поэтому я отступаю к входной двери.
Надо уходить, вызывать полицию. Погром в квартире не так страшен, как увечья.
Я не спускаю с него глаз, пячусь, надеваю босоножки, не застегивая ремешок.
Свободной рукой нащупываю за спиной ручку двери, потом ключи. Поворачиваю нужный в замочной скважине, нажимаю на ручку и тяну дверь на себя.
И тут меня обхватывают сзади, закрывают рот рукой и выбивают нож из ладони.
Стук холодного оружия о плитку звоном отдается в ушах. Страх мгновенно кипятком проносится по всему телу с пяток до головы. И я начинаю брыкаться что есть мочи.
Я барахтаюсь и чувствую тщетность усилий. Наши комплекции слишком разные.
Я среднего роста, хрупкая, а держащий меня просто громила. Я даже ногами до пола не достаю. Никуда треснуть не получается.
Паника захлестывает с головой.
Кто это? Что это? Почему?
Я понимаю, что это спланированный захват. Но что со мной сделают?
Это Руданский решил преподать мне урок, раз я не сидела мышкой?
— Тихо-тихо. Глава нам головы открутит, если ты поцарапаешься, — слышу голос сзади.
Что? Глава? Поцарапаюсь?
Я начинаю вырываться еще сильнее.
Меня хотят похитить!
Одно хорошо: раз боятся, что поцарапаюсь, значит, пока нужна живой.
— Б***ь! — слышу ругань на ухо, когда попадаю в чувствительное место на голени.
Но никто меня не отпускает.
— Простите за мой французский, — почему-то тут же извиняются мне в ухо.
И это меня ставит в ступор еще сильнее. Похитители извиняются. Надо же!
Меня стремительно тащат на общую лестницу, и я лишь слышу, как дверь моей квартиры хлопает. А потом перед глазами летят лестничные пролеты с такой скоростью, словно я смотрю на перемотке.
Буквально за пять вдохов мы оказываемся на первом этаже. Меня выносят мимо консьержки, которая ни слова сказать не смеет. Лишь встает со стула, провожает меня шокированным взглядом.
Полицию вызывай! Кричи! Зови на помощь!
Но она ничего не делает. Боится.
Один открывает подъездные двери, второй выносит меня через них. У машины ждет водитель с открытым авто. Меня запихивают на заднее сиденье, поджимают с двух сторон так, что я чувствую себя прослойкой, из которой вот-вот выдавится содержимое.
— Кто вы? — спрашиваю дрожащим голосом, так как рот теперь у меня открыт.
Машина резко двигается с места.
— Вы же хотели видеть Егора Руданского? — стреляет в меня смеющимся взглядом мужчина, которого я видела на балконе.
И я застываю.
Так вот оно что.
Прочищаю горло, но голос все равно дрожит и звучит испуганно:
— Это он так приглашает на свидание?
Мужчины гогочут, а я покрываюсь гусиной кожей.
Может, зря я была такой настырной? Надо было валить в другой край или область, открывать магазин там.
Но мне тут же становится стыдно за секунду слабости.
Я люблю свой жаркий юг. Я родилась здесь, выросла и ни за что не хочу уезжать. Не какому-то пупу земли меня выселять.
Глава 7
Егор Руданский
— Глава, вам тут подарок!
Мои ребята выглядят слишком довольными. Слишком.
Идут ко мне плотнячком плечом к плечу, кого-то загораживая собой. Все какие-то нервно-возбужденные. Никогда их такими не видел.
И когда они расходятся в разные стороны, я аж подаюсь вперед, ставлю локти на колени.
Вижу блондинку в темном платье, перевязанную ярко-алой лентой. Мое тело мгновенно напрягается, а кровь начинает бежать по венам с бешеной скоростью.
Инстинкты встают на уши, и только годы контроля позволяют удержать себя на месте.
Мне хочется расшвырять всех вокруг нее — стоят слишком близко.
Она жутко напугана. Я ловлю момент, когда ее взгляд, что бегло проходится по клубу, останавливается на мне.
Ее глаза широко распахиваются, и я подрываюсь с места.
Хочу, чтобы она улыбалась мне. Пусть не призывно, но хотя бы приветливо. А у нее губы белые.
В мгновение оказываюсь рядом с ней, и парни испаряются. Она ниже меня — голова на уровне моих ключиц. И я втягиваю воздух у ее волос.
М-м-м, сладкая пьянящая дыня.
Заглядываю в глаза. Красивые светлые омуты, в которых на несколько секунд вязну.
Однако мне совсем не нравится заячья настороженность, которую я вижу там.
Откуда парни ее взяли? Явно же не бижутерия.
Боится меня до трясучки — вон вся дрожит, дышит урывками, нервно.
Во мне просыпается инстинкт, который работает только на мою семью, — инстинкт защитника. В нем я глух, нем и смертельно опасен.
Если кто-то задевает моих — он не жилец.
Я даже выяснять ничего не буду. Все в округе знают, что МОИХ обижать нельзя. НИКОГДА.
Я смотрю на алую ленту, что обвивает ее. Она не впивается в тело, нет других следов связки. При желании девушка может скинуть эту праздничную упаковку, но она стоит.
Хочет меня?
Нет, не меня.
Егора Руданского.
Эта мысль немного отрезвляет, но я все равно не могу от нее отойти. Стою, дышу ей, а рука уже тянется к ее волосам. Хочу потрогать.
Беру локон, и она забывает дышать. Пропускаю мягкие волосы сквозь пальцы — настоящий шелк. В моих грубых руках они выглядят контрастно.
— Как тебя зовут? — Я отпускаю локон, дотрагиваюсь до ее щеки.
И тут она резко дергает головой в сторону, словно ей неприятны мои прикосновения.
Я мигом сатанею — зверь подбирается так близко, что я чуть не рычу.
Моей звериной половине очень не нравится, что эта красотка брыкается. Так и хочется подмять под себя, сделать так, чтобы стонала от удовольствия и просила еще.
И я дергаю за ленту банта.
— Ты — мой подарок, — говорю, глядя ей прямо в глаза.
Она словно загипнотизирована мной, и я усмехаюсь про себя. Вот так-то лучше, девочка. Давай без фокусов.
Ты же сама пришла. Сама замотала себя в эту ленточку. Сама преподнесла себя мне на блюдечке с голубой каемочкой.
Представляю, как раздену ее движение за движением, и внизу живота каменеет.
Бант развязывается, лента спадает к ее ногам, а я все еще держу один кончик.
Начинаю наматывать на два пальца перед ее носом, пристально глядя ей в лицо.
Специально тяну время, чтобы она перестала бояться, привыкла ко мне. Принуждение — это не ко мне. На меня вешаются отборные красотки. Захочу — проснусь в кровати с двадцатью лучшими девушками страны.
А она следит за тем, как я наматываю ленту на пальцы, и все никак не может расслабиться.
— Ведешь себя так, словно тебя отец мне за долги продал, — говорю я, засовываю свернутую ленту в карман, беру ее за руку и веду к столу.
Пусть попьет, поест, немного успокоится.
Кидаю на ребят взгляд, и они тут же отходят подальше, образуя зону отчуждения. Знаю, что ни одну бижутерию сюда не пропустят, пока не дам другую команду. Только официанта, и только по делу.
Я сажусь первым, тяну ее за руку на себя, чтобы упала ко мне на колени, но она упирается в спинку дивана и садится рядом.
Какая строптивая.
Ладно.
Это даже интересно. Надоели липучки.
На кофейном столике перед диваном стоит большая фруктовая ваза. Я беру шпажку, насаживаю дольку персика и медленно подношу к ее губам.
И ловлю ее взгляд: «Ты что, охренел?»
Чуть не роняю персик, мать твою.
А она умеет посылать одним взглядом и движением бровей.
Хорошо играет в недотрогу. Вот только сама же пришла.
— В эту игру могут играть двое, — низким голосом говорю я и подношу дольку персика к ее губам.
Она подается назад, вжимается в спинку дивана и начинает отстраняться. Я беру ее руку и вставляю в нее шпажку с персиком.
Мгновенно убираю давление, жестом зову официанта.
Тот является незамедлительно.
— Исполните желание девушки, — говорю я ему.
И он тут же протягивает меню моей новой спутнице.
Та неуверенно смотрит на меня, а потом медленно поднимает руку и берет меню. Вот только его даже не открывает, прикрывает им голые ноги, на которые смотреть — с ума сойти сразу.
— Я хочу с вами поговорить, — произносит она и вся словно подбирается.
Глава 8
Валерия
Позволять упаковывать себя в бант унизительно. Но мне напоминают, что я сама просила встречи с Егором Руданским через «Доборотень».
Если бы они позволили себе хоть одно лишнее движение, наверное, я бы сорвалась. Но эти парни, на удивление, ведут себя крайне почтительно и обращаются ко мне исключительно уважительно.
Зачем-то запшикивают меня каким-то спреем, сказав: «Почувствует наш запах — мы не жильцы».
А потом осторожно, в перчатках, наматывают на меня ленту.
Я ощущаю себя в дурдоме.
Знала, что у богатых свои причуды, но чтобы настолько…
Что ж, если это условия, чтобы поговорить с этим пупом земли, то я пойду на компромисс с гордостью. Сегодня. Дам себе час — это максимум, что я выдержу в таком режиме.
Пока иду по клубу в сопровождении парней, думаю, что Руданский точно больной на голову, если вот так приглашает девушек на свидание. Мало того что сделали из меня подарок, так еще и притащили в ночное заведение.
Самое же место для разговоров, правда?
Шикарно, просто шикарно!
Чувствую себя в элитном борделе.
Пока стою за спинами его амбалов, закрываю глаза.
«Лера, просто потерпи. Эту возможность нельзя упускать. Правда на твоей стороне. Скажу ему все и уйду».
И когда я первый раз вживую вижу Егора Руданского, меня на миг оглушает. Его холодный взгляд сначала пробирает до костей, но он вмиг превращается в заинтересованный, и я даже не знаю, что лучше.
Голодный Руданский пугает еще больше.
Он смотрит на меня странно. А когда подходит ближе, создается ощущение, что я вижу и чувствую только его. Каждое его движение, полное силы. Каждое изменение тона и настроения.
У него какая-то всепоглощающая энергетика. Перебивает все вокруг. Невозможно смотреть больше ни на кого.
Она опутывает меня, приковывает, заставляет трепетать.
Я кожей чувствую силу и авторитет. И это ощущение, что стоит ему на меня косо посмотреть — родственники меня больше никогда не увидят и косточек не найдут, пугает.
Однако невозможно не заметить, какой он по-мужски притягательный. Я ни у кого не видела таких широких плеч. Длинные руки и ноги, высокий рост, мощное спортивное телосложение — все это производит на меня неизгладимое впечатление.
У него даже задница мускулистая.
Но сильнее всего бьет под коленки до подкошенных ног его взгляд.
Я начинаю понимать причину, почему девушки вешаются на него гроздями.
Но я не такая. У меня есть гордость. Ни за что и взглядом не покажу, что он кажется мне опасно-привлекательным.
Я пришла по деловому вопросу, несмотря на унизительный бант. И я не поддамся, не покажу, не буду тешить его самолюбие. Нам точно не по пути.
Когда Руданский дотрагивается до моих волос, я повторяю про себя: «Цветочный. Цветочный. Цветочный».
А когда до кожи, то моему терпению тут же приходит конец — я дергаюсь.
— Ты — мой подарок, — с нажимом говорит он.
И в голосе чувствуются стальные нотки.
У меня на язык приходит тут же сотня мест, куда я хочу его послать. Уникальные красоты юга, ему понравятся пешие прогулки.
Но я прикусываю язык.
Цветочный. Цветочный. Цветочный.
Руданский тянет за ленту банта, а у меня дыхание прерывается, потому что я ощущаю себя так, словно он с меня белье снимает.
Медленно наматывая на два пальца алую полосу, он изучает мое лицо. Я ощущаю взгляд на губах, груди, глазах. Оценивает, как товар на рынке. Слюну пускает.
Ага, сейчас.
«Поговорю и смотаюсь отсюда», — говорю я себе.
Но мне страшно, мозг говорит, что если он захочет, то я и пикнуть не смогу в сторону свободы. Тут я в его власти.
— Ведешь себя так, словно тебя отец мне за долги продал, — говорит он, неожиданно без колебаний берет меня за руку и ведет к низкому столику с диванами.
Так, сидя, можно держаться от него подальше.
Но он садится и дергает меня за руку на себя.
Совсем охренел!
Я едва не падаю на него — спасает только опора в виде спинки дивана. Осторожно сажусь рядом. Ерзаю, чтобы незаметно отодвинуться.
Он делает знак своим людям, и я сразу напрягаюсь. Но те отходят подальше, давая нам больше свободного от взглядов пространства.
Руданский подается вперед, поднимает длинную руку, и рубашка натягивается, обрисовывая рельеф мышц.
А он поворачивается ко мне и направляет мне в рот дольку персика на шпажке.
— В эту игру могут играть двое, — низким голосом с вибрирующими нотками говорит он.
И напирает сильнее. Я рефлекторно подаюсь назад, вжимаюсь в спинку дивана и отстраняюсь как можно дальше.
«Запихни ее себе знаешь куда, игрок чертов?!» — крутится у меня на языке.
Не успеваю я оценить, что для меня приятней — вернуть цветочный или таки послать его лесом, — как он вставляет шпажку с персиком мне в руки.
Отворачивается, откидывается на спинку дивана, зовет жестом официанта.
— Исполните желание девушки, — приказывает Руданский пареньку, который выглядит напряженным и собранным, словно представляет честь страны на олимпиаде.
В моих руках тут же оказывается меню, но я его даже не разворачиваю. Прикрываю ноги и говорю:
— Я хочу с вами поговорить.
Глава 9
Егор Руданский
Она поговорить хочет, а я только и смотрю на ее пухлые губы.
— Говори. — Опускаю взгляд ниже и вижу на ее шее круглый камень на тонкой цепочке.
Он лежит аккурат между ключиц и очень ей идет. Хочу поцеловать ее туда, подцепить кулон языком.
Мои мысли уходят совершенно в горизонтальную плоскость, когда я слышу:
— Вы по ошибке отобрали мой цветочный магазин.
И я тут же смотрю в ее глаза.
Что?
— Еще раз, — говорю и чувствую, как по мышцам разливается напряжение.
— Случилось недоразумение. Понимаете, срезанные цветы нельзя есть. Они обрабатываются химикатами и еще черт знает чем для более длительной сохранности. Привозят их сюда самолетом из-за границы, они сначала стоят на оптовом складе и только потом попадают в частные магазины… — начинает она, голос дрожит от волнения.
— Стой. — Я кладу руку на спинку дивана за ней, поворачиваюсь к девушке всем корпусом.
А потом перевожу взгляд на Федю. Он точно знает, когда я недоволен, и готов ловить трындюля.
— Да, глава? — Федя тут же появляется рядом.
— Откуда эта крошка?
Она оскорбляется, что я говорю о ней вот так в ее присутствии, это видно. Но я всегда фильтрую окружение и доверяю своей чуйке. И сейчас я четко понимаю, что что-то не так.
Это не девчонка с улицы или сайта эскорт-услуг. Не влюбленная фанатка, ожидающая хотя бы одной ночи со мной.
Федя совершенно нетипично для себя мнется, отводит взгляд, а потом говорит всего два слова:
— «Доборотень», глава.
И отступает на два шага назад, опустив голову. И все ребята моей стаи замирают, опускают головы, понимая, что сейчас они у них полетят.
— Что ты сказал? — обманчиво спокойным тоном спрашиваю я.
— Глава, ваш дед… — не глядя мне в глаза, начинает он.
И я поднимаю руку, делая знак, чтобы он заткнулся.
Значит, дед подсуетился.
Если подумать, то он один мог попросить ребят действовать, а они решились только из-за долбаной веры в то, что «Доборотень» подобрал мне идеальную пару. Просто я сам еще не осознал своего счастья.
Я делаю знак Феде убраться, а сам поворачиваюсь и смотрю на незнакомку другими глазами.
Вот, значит, как выглядят 99,9 % совместимости?
Убираю меню с ее ног, специально окидываю ее с макушки до пят медленным внимательным взглядом.
Она вся словно каменеет от напряжения, и мне это не нравится. Хочется, чтобы она призывно заглядывала в глаза, открыто смеялась, вела себя как другие.
А она что сказала? Пришла поговорить о цветочном?
— Как тебя зовут? — спрашиваю я, чувствуя непонятную злость.
Так и знал, что все эти совпадения — дерьмо собачье.
— Валерия, — говорит она, обхватив себя руками.
— Лера, значит, — пробую на язык ее имя.
Ей подходит. Имена с буквой «р» сильные.
Но где мы идеальная пара? Да, она привлекательная настолько, что мой зверь в стойку встал. Но она-то здесь явно не из-за симпатии ко мне бантом перевязалась.
Сейчас и узнаю, в чем дело.
— Мне нужно представиться? — интересуюсь я.
И она отрицательно качает головой. Даже это она делает очаровательно.
— Так что там с цветочным? — спрашиваю я.
Моя рука лежит на спинке дивана за спиной девушки, и пальцы так и тянутся к коже ее спины. Я вовремя себя ловлю на этом и замираю.
Лера ничего не замечает. Серьезно, словно выступает в доме культуры, говорит:
— Как я уже сказала, случилось недоразумение. Цветы нельзя съесть, а ваша сестра украсила ими торт и попала в больницу.
Так вот она о чем!
Было такое дело. Быстро разобрались.
— И? — спрашиваю я.
Она возмущенно зыркает на меня.
Ха! На меня так только дед смотреть смеет, и то когда игнорирую приглашенную им на совместный ужин барышню.
— И нашу сеть магазинов разгромили и закрыли! — возмущенно повышает она голос.
Мои парни удивленно оборачиваются, но тут же делают вид, что не имеют ушей.
Еще бы, посмела голос на альфу повысить. Другая бы уже летела отсюда, как пыль, сметенная веником.
Но за красоту и в честь моего дня рождения я ей это прощу. Расплатится за свой язык телом.
Я веду челюстью, чуть сужаю глаза, давая понять, что со мной так не стоит, и она тут же сжимает плечи, опускает взгляд.
Не удерживаюсь и все-таки дотрагиваюсь до ее плеча, провожу пальцем по коже, не обращая внимания на то, что она вздрагивает. А когда она уводит плечо от прикосновения и пытается отсесть подальше, я говорю:
— Назад.
Она замирает, смотрит на меня круглыми глазами, и мне почему-то не хочется, чтобы она боялась.
Я знаю, какой эффект производят мои приказы с силой в голосе. Авторитет чувствуют даже люди. И то, что она не посмела отодвинуться, — лишнее тому подтверждение.
Я снова дотрагиваюсь пальцем до ее плеча. Голая кожа покрывается мурашками, и я решаю быть немного помягче.
Вступаю с ней в диалог и медленно, проводя пальцем по коже, говорю:
— Не сеть магазинов, а всего три картонных ларька.
И она резко поворачивает голову и та-а-ак на меня смотрит, что я на каком-то подсознательном уровне понимаю: да она же настоящая волчица по типажу.
Глава 10
Валерия
Три картонных ларька? Да это же моя жизнь.
Мы с Улькой столько сил вложили в это дело. Эти самые «картонные ларьки» ремонтировали, сами контролировали работяг. Ездили по строительным рынкам, выбирали плитку, краску для стен, рейки.
Таскали на себе деревянные клумбы на ножках, едва впихивали в машину. А потом закупали мебель, холодильники, вазы. Научились крепить полки.
А с какой любовью мы оформляли вход и каждый угол внутри, чтобы было ощущение, что ты попал в рай?
— «Три картонных ларька»? — переспрашиваю я.
Никогда не замечала за собой склонности к рукоприкладству, но сейчас прямо хочется огреть Руданского чем-нибудь тяжелым.
Слон в посудной лавке — вот кто он. Без сожалений растопчет любую жизнь.
— Не так? — спрашивает он.
Я злюсь. Как же я злюсь!
Даже приходится глаза прикрыть на несколько секунд, чтобы не сделать ему фаталити. Вряд ли, конечно, мне это удалось бы, но душу бы отвела.
Одно меня удерживает от необдуманных поступков: чувство, что еще не все потеряно и от моего поведения сейчас зависит будущее нашего с Улькой цветочного бизнеса.
— Не так, — твердо говорю я, распахивая глаза и глядя прямо в лицо Руданского. — Может, для вас это все игра, но для меня это дело всей жизни.
— Как высокопарно. — Уголок его губ скептически ползет вверх.
Я отворачиваюсь, глубоко вдыхаю через нос, выдыхаю через рот.
Лера, держи себя в руках, умоляю. Держи, девочка.
Этот мужик может раздавить одним только мизинцем. Нельзя ошибаться.
Ему все дозволено — поэтому он так разговаривает. Беспредельщик.
Когда я поворачиваюсь, Руданский смотрит на меня с удивлением.
Я спрашиваю:
— Вы считаете, что поступили правильно?
Мой вопрос ему не нравится — он тут же хмурится.
— Мои решения не обсуждаются, — ледяным тоном говорит он.
И я невольно чуть не вжимаю голову в плечи.
Ну да, как же! Он уже поступил плохо. Хрен в этом признается. Или, может, даже не осознает?
— Мы не заслужили этот разгром, понимаете? Мы работаем честно и тяжело. Не спали сутками, чтобы развить наш цветочный бизнес. В этой ситуации ваша сестра была неправа.
Глаза Руданского тут же сужаются, он недовольно ведет челюстью. Неужели даже мысли не допускает, что кто-то из его семьи может поступить неверно?
И тут он спрашивает:
— Вы узнаете, для какой цели совершают покупку?
Я тут же напрягаюсь как струна, понимая, куда он ведет. Говорю:
— Это цветочный магазин. Обычно причины покупки у клиентов одни и те же. Но мы не можем предсказать, что кто-то засунет стебель розы с шипами кому-то в попу и тем самым нанесет тяжкие телесные повреждения. Понимаете?
Меня несет, и я уже не могу держать себя в руках. Если бы он не знал о ситуации — это было бы одно. Руданский же покрывает сестру и делает из нее безнаказанного монстра. Способствует беспределу.
Егор холодно усмехается над моей последней фразой.
— А ты с зубками, да? — И улыбается так, словно съесть меня хочет. — Может, этот «Доборотень» и работает.
Это дурацкое приложение?
Говорила Эду, что он слишком много подкрутил. Не надо было столько. Мало ли что у Руданского в голове. Он чувствует себя королем мира, не меньше.
Я сжимаю кулаки и решаю сразу перейти к делу:
— Дайте нам спокойно работать.
Я уже не заикаюсь про компенсацию. Чувствую, что тогда он точно ничего не сделает. Пусть хотя бы кислород в городе не перекрывает.
Руданский откидывается немного назад, ощупывает меня взглядом и спрашивает:
— А что мне за это будет?
Я тебя не прокляну! Вот что тебе будет.
А вот от заговора на понос тебе не уйти, Руданский!
— Чистая совесть, — говорю я, глядя ему прямо в глаза.
Замечаю, что они у него серые, с широким темным ободком вокруг радужки. Зрачки же заливают черным почти все, оставляя для серого совсем мало места.
Я ему нравлюсь?
Мне это льстит и пугает одновременно.
— Совесть? — Руданский вдруг широко улыбается, и у меня по коже идут мурашки от его мальчишеской улыбки. — Это что?
Конечно, у него ее нет. Обменял на ластик в первом классе. Кто бы сомневался?
Я молчу, смотрю на него упрямо и открыто. Обратного пути нет, я уже все сказала.
Он наклоняется ко мне, и мне требуются все силы, чтобы не откинуться назад от него подальше. Но я напрягаюсь так, что даже шею сводит.
— Так что мне за это будет? — спрашивает он.
Любого другого можно было бы припугнуть шумихой в СМИ, постами в соцсетях, но я знаю, что такая тактика выйдет нам дороже. У нас тут семьи. Он просто сотрет нас с Улькой с лица земли и даже не заметит.
Скажет — приказ. Я так решил. Я все делаю правильно.
Никто не смеет сказать ему и слова поперек. Никто. Ни администрация, что ходит к нему на поклон, ни журналисты, что пишут для него заказные статьи.
Я в тупике. Но я говорю как есть:
— Я не продаюсь.
— Верно, — улыбается он чересчур довольно.
И я так и чувствую двойное дно. Оно не заставляет себя ждать.
Руданский говорит:
— Ведь подарки бесценны. А ты себя мне уже подарила.
Глава 11
С каким бы я удовольствием окунула Руданского головой в снег в наших горах. Прямо по пятки, чтобы всего проняло холодом до нутра. Чтобы за жизнь свою испугался и понял, что с людьми так нельзя.
Но он беспредельщик. А я — не важнее фруктовой мушки, что летает сейчас над сливой в вазе.
Поэтому я просто встаю и собираюсь уйти.
Я думала, что он меня окликнет, схватит за руку, но мне удается спокойно обойти столик и сделать несколько шагов.
И тут передо мной встает стена из парней Руданского. Плечом к плечу, спиной к нам, без единой бреши для того, чтобы пройти.
Я поворачиваюсь и смотрю на Егора. Он развалился на диване, смотрит взглядом повелителя мира.
И как же мне хочется его обломать. Как же хочется проучить. И меня бесит отсутствие у меня влияния в этом городе.
Конечно же, честным трудом миллионы не заработаешь! Я не бандитка.
Руданский раздевает меня взглядом, а потом хлопает по месту, где я сидела, словно собаку зовет.
У меня вырывается возмущенный фырк.
Ага, сейчас! Разбежался.
— Куда собралась?
— Домой.
— Разве ты не хотела поговорить?
— Это бесполезно.
— Но ты не уйдешь отсюда.
— Это еще почему?
— Видела, что говорит про нас приложение?
Я молчу.
— Мы — идеальная пара. 99,9 % совместимости. Знаешь, что это значит? Программа говорит, что ты моя истинная.
Я фыркаю еще громче. Он вопросительно поднимает брови.
— Если я истинная, то вы крупно попали.
— Да-а-а? — Руданский хищно подается вперед. — И почему же?
— Потому что я вас ненавижу.
Он удивленно моргает, явно не ожидая это услышать. Я вижу, как конвульсивно дергается стена из его парней.
Руданский как-то странно двигает головой и медленно встает на ноги. От одного этого плавного подъема мне становится страшно, и я отступаю. Врезаюсь спиной в спины парней, и те делают шаг вперед.
Ого, а стенка-то двигается.
Я делаю еще один шаг назад, дотрагиваюсь лопатками до кого-то из ребят, и снова стена приходит в движение. Отлично! Может, я так и до выхода доберусь?
Но на третий мой шаг начинает двигаться Руданский, и я цепенею.
Он двигается просто невероятно! Никогда не видела, чтобы столь высокий и мускулистый человек так перемещался. Есть в нем какая-то животная грация и ощущение опасности.
Возникает ощущение, словно ко мне направляется хищник.
Я боюсь, но чувствую в себе силы сопротивляться. Не дамся живой. Буду драться руками и ногами, кусаться, но не сдамся.
Меня тут радует только одно: Руданский явно не собирается делить меня с парнями. Против такой толпы у меня не будет и шанса. А так, может, и удастся чем-нибудь вырубить засранца.
Не железный же он, в конце концов?
— Лера, ты меня раззадориваешь, — говорит Руданский, подбираясь ближе.
Я же пячусь на ребят, а они отступают все дальше, словно боятся, что я до них дотронусь. Словно я прокаженная какая-то. Один даже чуть не падает из строя, когда я протягиваю руку, чтобы убедиться в предположении — до того выгибается вперед.
— Стоять, — тихо приказывает Руданский.
И эта команда действует и на стену, и на меня. Я замираю, настороженно глядя на него.
Начинаю ужасно нервничать. Меня не столько сковывает ужас, сколько злость. Холодно просчитываю в голове варианты, как смогу навредить ему перед отправкой на небеса.
Хочется побольше.
До бутылок на столе мне не добраться, а вот до статуэтки справа — вполне.
Руданский ловит мой взгляд, и в его глазах застывает вопрос.
— Без глупостей, — приказывает он низким голосом с хрипотцой.
— Глупо было полагать, что вы адекватный, — говорю я.
И тут он замирает. Прижимает подбородок к шее и смотрит на меня с прищуром. Задумался о чем-то, и от этого мне только страшнее.
Я все-таки подбираюсь к статуэтке и хватаю ее двумя руками.
Ого, какая весомая! Да такой черепушку можно проломить.
— Боишься меня? — спрашивает он неожиданно.
— А нет повода?
— Разве ты не сама пришла?
— Меня украли из собственной квартиры!
— О как. В платье и при полном параде? И за тебя анкету в «Доборотень» заполнили, наверное.
Тут Руданский что-то засекает в стене из своих парней и подозрительно смотрит туда.
— Федя, есть что сказать? — спрашивает он.
И тут же появляется мужчина со шрамом вместо брови.
— Глава, ребята только доставили вашу пару в целости и сохранности. Она даже сама дала на себе бант завязать.
— Только ради разговора о цветочном магазине! И анкету в «Доборотне» я тоже ради этого заполняла. Думала, вы адекватные. Вы же просто сумасшедшая семейка. Одна ест розы, второй крадет людей!
Я примеряюсь к статуэтке, пробую ее на вес и замах. За себя буду стоять до последнего.
Руданский неожиданно смотрит на Федю так, словно тот уже труп, и мужчина низко опускает голову в позе покорности. Ведет себя словно слуга, а не человек.
Как можно? Да ни за какие деньги я бы не устроилась на такую работу.
— Мы очень бережно, глава. Для вас старались. Ни волосинки не упало, — говорит Федя.
Руданский снова ведет челюстью. Я заметила, что он так делает, когда злится.
А когда он смотрит на меня, то я вздрагиваю от перемены его настроения.
Руданский выглядит сейчас так, словно хочет завоевать мое расположение. Я же примеряю в руках вес статуэтки.
— Я. Иду. Домой, — говорю я.
Мне здесь делать нечего.
И без Руданского выкарабкаемся.
Глава 12
Егор Руданский
Мои инициативный дед и стая решили устроить мне счастье, выкрав Леру из квартиры?
Вот это точно для меня сюрприз, причем весьма неприятный.
Мои парни, видимо, давно голову на плечах носят. Надоела им, лишняя.
Я-то думал, девчонка своими ногами ко мне пришла, добровольно. Накрасилась, приоделась, упаковалась в бант в честь дня рождения. Поэтому все не мог понять ее капризов.
Ащ-щ-щ! Это неприятно осознавать.
Она еще и домой собралась.
Надо ее немного угомонить, а то уже статуэткой размахивать готова.
— Положи, еще поранишься. — Я уверенно подхожу к Лере и протягиваю руку, чтобы забрать фигуру.
Кем она там машет? Горным козлом? Хм…
— Я справлюсь. — Лера орудие не отдает, только сжимает еще сильнее.
Она воинственно поднимает подбородок и говорит, глядя мне прямо в глаза, как многие мужчины не смеют:
— Скажите своим ребятам дать мне пройти.
Ага, как же. Конечно, дам, вот только иллюзию свободы.
Слишком она интересная.
«Доборотень» знает, какие девочки меня заинтересуют. Давно меня так не торкало. А уж зверь так вообще под кожей крутится, просится наружу.
Я киваю Лере. Не буду отбирать игрушку, раз ей со статуэткой спокойней.
Поднимаю руку и делаю знак ребятам вольно разойтись по бару.
Мои парни тут же размыкают стену, рассеиваются по заведению, а Лера явно не верит своим глазам. Смотрит на меня с опаской и потихоньку боком двигается в сторону выхода.
А я делаю знак Феде, чтобы выкатывали торт. На мой день рождения сестренка всегда заказывает десерт в несколько ярусов. Все потому, что я люблю сладкое, и она это знает.
Тот злополучный торт с цветами из Лериного ларька, кстати, она в знак примирения хотела скормить мне после ссоры, но я отказался. В итоге она съела все сама, и пришлось вызывать врача.
Но это другая история. Сейчас важно не это.
Свет во всем клубе гаснет, но я прекрасно вижу, как Лера замирает, ослепленная кромешной темнотой. Это людям ничего не видно, а не нам, волкам.
Играет торжественная музыка, и со стороны кухни начинает выезжать огромный торт с тридцатью восемью большими свечами. В нем этажей восемь, не меньше. С меня ростом.
Надя в этот раз расстаралась.
— Лера, если задуешь со мной свечи на торте и сосчитаешь их, сможешь выйти из клуба, — говорю я.
Я уже знаю, что она дошла до главного выхода и наткнулась на моих парней. Конечно же, ее так просто не выпустят из логова.
Я подхожу к торту, слыша шепот десятков женских голосов:
— Почему она? Что в ней такого? Я тоже так хочу!
Все они готовы задувать со мной свечи до бесконечности. Уверен, и Лера сейчас подойдет. Послушается, ведь по-другому не сможет. Будет заинтригована, польщена, очарована.
Я пообещал ей выход из положения. Она поведется.
Но тут зачем-то начинает работать дым-машина — я это сначала слышу, потом чую, а потом четкая картина в темноте начинает размываться.
Вот идиоты официанты! Говорил же, что мне эти штучки при подаче не нужны.
Проходит десять секунд, двадцать, но Лера так и не появляется рядом. Я сначала чутьем ощущаю холодок, оборачиваюсь.
Да ладно?
Вижу сквозь клубы дыма статуэтку горного козла на полу.
Это что такое?
— Включить весь свет! — приказываю я, нутром ощущая подставу.
Сердце почему-то бьется так, словно я на гору бегом взобрался. Кровь стремительно несется по жилам. Руки сжимаются в кулаки, готовые рвать за свое.
Когда загораются все лампы, я вижу свою стаю, бижутерию, но не Леру.
Где она?
Смотрю на парней вопросительно, они вертят головой по сторонам, принюхиваются.
Я и сам уже втягиваю носом воздух, как ищейка. Сканирую взглядом клуб.
Через пять минут мы переворачиваем его вверх дном, но не находим Леру. Она словно испарилась.
— Глава, мы от главного входа ни на шаг не отходили. Там муха бы не пролетела, — все продолжает оправдываться один из парней.
А я ощущаю эмоцию, которой давно не испытывал.
Я, черт побери, нервничаю!
Глава 13
Валерия
Когда в клубе выключили свет, а потом пустили туман, я растерялась.
— За мной, — раздается шепот на ухо.
Он едва слышен. Наверное, показалось.
Но когда мне в ладонь кладут ленту, я сжимаю ее и начинаю верить в чудо. Ставлю козла недалеко от собрата и быстро двигаюсь за ведущим. Мы идем прямо к входу, и парни расступаются, пропуская меня. Чем-то пшикают и меня, и все вокруг, словно дезинфицируют.
Очень странные ребята.
Я даже торможу в коридоре клуба у входа, там, где пробивается свет. Вижу фигуру молодого человека, который тянет за собой нить. Кажется, он стоял раньше на входе.
Это все заставляет меня задуматься.
Руданский не производит впечатления того, у кого вот так можно увести девушку. Может, меня на заклание ведут по распоряжению его взбалмошной сестрицы? Тогда мне лучше остаться здесь.
— Быстрее! У нас всего несколько секунд, — оборачивается мой ведущий.
— И куда вы меня отведете? — спрашиваю я.
Ясно же, что просто так не отпустит.
— Бывший глава хочет вас видеть, — почтительно говорит тот.
«Бывший глава»?
Но не успеваю я подумать, как этот парень быстро дергает меня вперед за руку, уводит на улицу и сразу же пихает в открытую дверь машины. Не забывает при этом подставить руку поверх моей головы, чтобы я ее не отбила.
Впечатляет!
Я внутри шикарного автомобиля бизнес-класса. Удлиненная модель, где на заднем сиденье можно спокойно вытянуть ноги и разложить кресло в полулежачее положение. Вот только расслабляться меня не тянет.
Наоборот — я вся подбираюсь, потому что в салоне я одна, а за темным непроницаемым стеклом сидит водитель.
Машина трогается с места, а я уговариваю себя, что со мной всего лишь хотят поговорить.
Успокоиться не получается, поэтому, когда мы кружим по серпантину гор, я накручиваю себя до панического состояния.
Меня везут в горы закапывать?
Нет же, поговорить!
А если не понравится, что я сказала? Зачем ушла? В клубе был хоть какой-то шанс выжить. А тут?
Когда автомобиль останавливается, а дверь услужливо открывает мужчина неопределенного возраста и склоняется передо мной пополам, страх немного отпускает.
Не будут же встречать с такими почестями ту, кого хотят скормить червям?
Я выхожу из авто и пораженно замираю, видя шикарный особняк. Он в точности как из фильма про богатую жизнь. Фонтан перед главным входом, большая подъездная аллея, живая изгородь и даже статуи богов греческого пантеона.
— Прошу за мной, госпожа Ожегова, — говорит встречающий и идет вперед.
Он знает мою фамилию? Умереть не встать. Как же я влипла!
Со мной обращаются крайне почтительно при входе. Провожают в большую, дорого обставленную гостиную в светлых тонах, предлагают напитки и ставят на стол сладкие закуски.
И тут появляется мужчина в возрасте. Глубокие борозды морщин на лице оттеняет шляпа с небольшими полями. Просторный льняной костюм из рубашки и штанов скрывает достаточно подтянутое, но немного сгорбленное тело. Деревянные растаманские бусы яркой деталью приковывают к себе взгляд.
— Родная, ну наконец-то! — раскидывает он руки в стороны, словно ожидая, что я брошусь в его объятия.
Немая пауза немного отрезвляет мужчину, и он усмехается.
А я вижу, что взгляд его такой же тяжелый и подавляющий, как у Егора Руданского, и мне нужно быть настороже.
Он совсем не добродушный дедушка.
— Волчица, значит, а не овечка, да? — спрашивает он весьма довольно и садится в кресло рядом с диваном.
— Я… я не понимаю, о чем вы, — говорю я.
В этот момент на подносе приносят чай. Сервиз — словно я оказалась на «файв-о-клоке» у английской леди. Обслуживает нас дама в переднике, расторопно и быстро наливает чай в две изысканные чашки и подает сначала мне, потом хозяину дома.
— Спасибо, — благодарю я.
Смотрю на пожилого мужчину, а он пьет чай и при этом внимательно рассматривает меня поверх чашки.
— Егору полезно будет немного встряхнуться. Слишком ему легко все достается — даже истинная сама в руки пришла, — говорит он.
Я сразу вспоминаю про дурацкое приложение.
— Вы про «Доборотень»?
Неужели они все тут в него верят? Тогда у меня для них плохие новости.
— Именно. Ты, наверное, не понимаешь еще всех тонкостей, но хочу сказать главное: ты для нас очень ценна. Мы будем холить тебя и лелеять. Ты постепенно ко всему привыкнешь.
Я оборачиваюсь, боясь увидеть парней, которые берут меня в оцепление. Хотя, пожалуй, для этого отдаленного особняка в горах это и не нужно. Охраны может быть полно снаружи.
Я слышала, что, когда человек забирается так высоко, как семья Руданских, неминуемо свистит крыша. От постоянного подобострастного поведения окружающих они чувствуют себя на вершине мира — почти богами. Начинаю верить в эзотерику и прочую фигню.
А тут, похоже, все верят в «Доборотень». Новый инет-культ?
Глава 14
— Я могу к вам обратиться с просьбой? — говорю я.
Жизнь меня научила использовать любую возможность.
— Лерчик, я же еще не представился! Совсем от счастья забыл. Можешь называть меня дедушкой, а так я Валентин Степанович.
— Очень приятно познакомиться, Валентин Степанович, — подчеркнуто вежливо обращаюсь я к нему и жду.
Я уже озвучила просьбу, он точно услышал.
Хозяин дома отпивает глоток чая, ставит чашку на стол и складывает руки в замок на колене ноги, закинутой на другую.
— Так что там за просьба?
— Позвольте нам с партнером снова открыть цветочные магазины.
Валентин Степанович совершенно не удивляется ни моему делу, ни наличию партнера, ни вопросу.
— Конечно, — добродушно разрешает он.
И я шумно выдыхаю от облегчения. Глядя на мою реакцию, он усмехается и добавляет:
— Как только станешь частью нашей семьи, сможешь выбрать дело по душе. И никаких партнеров не надо будет.
Кажется, у меня аж глаз дергается. Но что-то мне подсказывает: говорить ему в глаза о том, что я не собираюсь становиться частью их семьи, опасно.
Если подумать, конечно, любая девушка нашего края душу бы продала, чтобы оказаться на моем месте. Но я-то знаю, что, во-первых, вся эта вера в «Доборотень» ненормальна. Во-вторых, результаты я подшаманила. И стоит только этому вскрыться, как полетят головы. Моя — первая.
С Егором дел я больше иметь не собираюсь. Уже поняла, что от него ничего не добиться. Он на стороне сестры и плевать хотел на нужды и проблемы простых людей.
А вот с дедушкой у меня еще есть шанс. Вдруг он может повлиять на Руданского?
— Валентин Степанович, я без дела не могу сидеть. И обидно мне, — говорю я и делаю театральную паузу.
— Что такое? За что? Егор скоро будет здесь, не переживай. Он у нас парень умный.
А вот это плохие новости! Сразу бежать со всех ног захотелось.
— Я не об этом. Понимаете, я в цветочные магазины все силы и деньги вложила, всю душу, а из-за непонимания их разгромили.
— Янка была неправа. Извинится еще перед тобой. Я проконтролирую.
— Не надо извинений. Просто дайте нам заниматься любимым делом. Мы правда непричастны к нанесению вреда здоровью госпожи Руданской.
— Конечно-конечно, родная. Между членами семьи никаких обид.
Опять он про семью. Да не собираюсь я в нее входить. А он даже не допускает, что я могу не гореть желанием связываться с ними.
Надо что-то делать. А то еще сейчас Егор сюда приедет, и неизвестно, чем дело кончится. Может, он уже выяснил, что я его одурила с процентами. Тогда точно бандеролькой в Африку отправит.
Надо просто объясниться.
Ага, звучит легко, но как же трудно начать.
— Валентин Степанович, насчет этого…
— Да-да?
— Мы пообщались с Егором и поняли, что не подходим друг другу.
— Да неужто? — В глазах мужчины зажигаются смешинки. — А девяносто девять и девять десятых процента шутка?
— Наверное, сбой. Мне кажется, что, если еще раз пройти тест, будет совсем другой результат.
— Второй раз не проходят, родная! «Доборотень» никогда не ошибается. — Валентин Степанович поднимает указательный палец вверх.
Это он так думает. А Эд и не такое может провернуть. Но я не могу признаться в этом старшему главе семейства, а то точно домой не вернусь.
Меня все больше напрягает эта вера в дурацкое приложение. Что там за параметры совместимости такие? Видела, туда медданные подгрузили. Может, гадание по группе крови, нумерология, расклад таро — и вот результат готов? Я бы не удивилась. Чем бы богатые ни тешились, лишь бы на бедных не наезжали.
— Наверное, если бы мы были так совместимы, между нами сразу бы возникло понимание, — начинаю я.
— Вовсе нет, — удивляет меня ответом Валентин Степанович. — Внешне же тебе Егор понравился?
Вот это вопрос.
— Он привлекательный мужчина, — уклончиво отвечаю я.
— И ты ему, судя по моим данным, очень даже понравилась, — довольно сообщает Валентин Степанович и быстро перехватывает инициативу: — Оттого у меня вопрос. Хочешь стать быстрой добычей или желанной?
— Я хочу открыть обратно свои магазины цветов, — с отчаянием говорю я и чувствую, как наворачиваются непрошеные слезы.
Валентин Степанович замечает это и темнеет лицом. И я его сразу боюсь. Когда нет этой добродушной маски, видно суть. А там такой же лидер и непримиримый типаж, как Егор.
Он задумывается, иногда поглядывая то на меня, то в пустое пространство. Явно что-то взвешивает в уме.
— Думаешь, сама без моей помощи против него выстоишь? — неожиданно спрашивает он.
— Да.
— Осаду его выдержишь?
— Да.
Он задумчиво чешет подбородок.
— А это может быть даже интересно. Давай так. Я дам тебе ключи от одного здания в центре города. Откроешь там свой цветочный, никто и слова сказать против не посмеет. Все знают, чье это имущество. И внучок побесится.
Валентин Степанович щелкает пальцами, и мужчина, что встречал меня, заходит с подносом в руках. Он подходит ко мне и наклоняется, протягивает руки. Я вижу связку ключей с брелком в виде оскаленного волка.
— Большое спасибо! Я готова платить аренду.
Валентин Степанович останавливает меня жестом:
— Семья. Помнишь?
Я отказываюсь быть в их семье, но пока не могу сказать это вслух. Глупо сейчас отказываться от такой возможности снова встать на ноги. А там потихоньку с Руданским объяснюсь. У него женщин — как гальки на побережье. От отсутствия одной меня не убудет.
Глава 15
Егор Руданский
Когда становится ясно, что Лера через кухню и пожарный выход не сматывалась, я возвращаюсь к парням у входа.
Стараюсь не сорваться.
— Кто крыса? — спрашиваю я.
Лица парней просто каменные.
— Отсутствие запахов — это тоже след. Вам ли не знать.
Сегодня стая просто саботирует мою власть. Знаю, дед — авторитет, но альфа сейчас я. И они раньше всегда смотрели мне в рот и выбирали слушаться меня, а уже потом бывшего альфу, пока дело не коснулось темы истинности.
Тут они все повернутые. Думают, мне как лучше делают.
— Глава, простите, – опускает голову один, и следом за ним движение повторяют еще двое. — Валентин Степанович сказал, что забыл доложить кое-что в подарок и вынужден его вернуть.
Дед совсем свихнулся? Так провоцировать меня в сложный период дележки территорий. Совсем разум потерял со своими сериалами?
Неужели не понимает, что так ставит под сомнение мою власть и силу в стае? И теперь мне придется как следует проучить ребят, чтобы никому больше неповадно было?
Я хватаю парня сзади за шею, загибаю буквой Г. Хватаю второго, повторяю с ним то же самое. Тащу их двоих на выход, зная, что Федя скрутил третьего.
Меня встречает Тортила — мой водитель.
— Багажник, — приказываю я.
И тот еще не до конца открывается, когда я зашвыриваю туда сначала одного, потом второго. Парни крепкие, большие, поэтому их приходится как следует помять третьим, чтобы багажник закрылся.
Моя стая уже на улице, смотрит на происходящее. Я так и чувствую напряжение и приглушенный страх.
Правильно, вот так все и должно быть. А то распоясались совсем.
Ладно еще приволокли — я закрыл на это глаза. Но мой же подарок увести от меня — это неслыханная наглость.
Федя замирает напротив меня, готовый исполнять приказы.
— Пусть ребята немного покатаются, — говорю я.
И мои парни из стаи опускают головы. Рады, наверное, что сейчас в багажнике не они.
Знаете, что больше всего ненавидят волки? Морскую качку. И эти трое будут кататься на волнах всю ночь, пока не позеленеют и не опустошат весь желудок.
Я протягиваю руку, и Федя дает ключи. Он всегда водит вторую мою тачку на случай, если нужно будет запутать врагов и уезжать в разных направлениях.
Я беру ключи от седана бизнес-класса и молча сажусь за руль. Шины прокручиваются на месте, визжат, и машина рвет с места. Я несусь по серпантину, борясь с желанием бросить машину и пробежаться лапами по горам — выпустить зверя.
Вот только, боюсь, я его потом не остановлю.
Передо мной едва успевают открыться автоматические ворота, я сшибаю ими зеркала заднего вида. Плевать!
Я так зол, так зол, что…
Влетаю в особняк, вижу деда, мирно пьющего чай и смотрящего сериал, и немного торможу.
Может, он ни при чем?
Да нет. По реакции парней знаю, что это его приказ. Иначе бы из них сочился страх, что их раскроют как предателей. Нет, это не враг украл Леру. Это мой родственник.
— Где мой подарок?
— Какой? С утра подарил.
— Я про Леру.
— Милая девушка. Бойкая. Мне понравилась. — Дед даже не отрицает, что уже успел с ней пообщаться.
Я смотрю на лестницу на второй этаж. Она уже в спальне?
— Остынь. Иди лучше сюда.
Хочет поговорить для начала? Ладно. Уважу деда. Только он может вот так со мной.
Я сажусь рядом с ним на диван. Жду.
— Максимилиан предал Атину и изменил с Федерой. Теперь она хочет мести и…
— Дед! — рычу я.
— А?
Я встаю с дивана. Втягиваю воздух. Бесполезно — ребята постарались со спреем, он часа два не даст взять след.
— Куда ты ее дел?
— Отпустил.
— Что? — Я не верю своим ушам.
— И еще подарил одно строение под цветочный магазин.
Я медленно поворачиваю головой из стороны в сторону до хруста. Как бы не сорваться.
Дед думает, что он сценарист моей жизни, что ли? Подкидывает проблемы, усложняет ситуации.
Я бы Леру уже давно в номер гостиницы привел проверять совместимость, а теперь что?
Дома она? Теперь у нее магазин?
Ладно. Хорошо. Я люблю сложные задачи.
Я разворачиваюсь и ухожу. Дед окликает:
— Егор.
— Что? — Я останавливаюсь.
— Ты не дослушал. Там еще есть Федерико…
Деду пора пить таблетки!
***
Валерия
Утро следующего дня
— Ты переспала с Руданским? — Уля со стуком ставит стакан на стол.
Летняя веранда кафе, на которой мы сидим, полна людей. Проходящий мимо официант чуть не роняет поднос от неожиданности — тарелки жалобно звенят.
Уля по-своему трактует мое молчание и горящие огнем щеки.
— Серьезно? Это не стоило того. Мы бы сами как-то… куда-то… каким-то образом.
Уля захлебывается эмоциями и подпрыгивает на стуле.
Я не переспала, но то, что вчера случилось… Боже, мне до сих пор не верится. Кому расскажешь — пальцем у виска покрутят.
Похищение из квартиры, подарок из живого человека, снова кража и приглашение стать частью самой влиятельной семьи юга из-за какой-то совместимости по приложению.
Бред же!
Я вытаскиваю трубочку из безалкогольного мохито и откладываю на салфетку. Закрываю лицо стаканом, жадно делая глоток за глотком.
Мне нужна пауза, чтобы голос не подвел.
— Нет, конечно, — наконец говорю я и отвожу взгляд, а потом снова пью.
На юге и без того жарко, а уж в разгар лета приморский город нагревается, как сковородка на работающей плите. Жажда — это ведь ничего удивительного в такой момент. Да?
Хотя нет ничего в мире горячее нрава Егора Руданского. Вчера я это почувствовала на себе.
Сумасшедший, долбанутый, без тормозов. Я вчера даже в квартиру побоялась вернуться. Когда меня довезли до дома, то я села в свою машину и уехала в гостиницу в соседнем городе.
Утром же приехала в наше кафе, где мы каждый день с Улькой пьем кофе. Традиция у нас такая. Она уже ждала меня тут вся на нервах.
Все дело в том, что до меня нельзя было дозвониться. И почему-то она сразу подумала, что я переспала с Егором.
— Тогда что? — нетерпеливо спрашивает Улька.
Я не могу подобрать слова, чтобы описать все, что со мной вчера произошло. Блокбастер какой-то!
Снова пью. В мой рот вместе с напитком попадает лед. Он на миг обжигает рецепторы, и мне становится холодно. Я разгрызаю его, чтобы быстрее проглотить.
Это немного приводит в чувство, охлаждает голову.
Я опускаю стакан, смотрю в лицо подруги. Кладу ключи на стол:
— У нас теперь есть здание под цветочный.
Улька долго и испытующе смотрит на меня. Не знаю, что она там видит по моему лицу, но говорит:
— Не надо было тебя отпускать — на тебе лица нет. Это была плохая идея. Руданский настоящий зверь, не зря про него так говорят.
О, Улька, ты даже не представляешь насколько. Жутко привлекательный, нахрапистый, невозможный зверь.
Я вздрагиваю, и совсем не от холодного напитка. Перед глазами, как живой, его взгляд. Прожигающий, присваивающий, голодный.
Я словно наяву чувствую, как он ведет носом у моей шеи и жадно втягивает воздух.
Я судорожно вздыхаю. Мои руки на ледяном стакане мохито, на стенке которого конденсируется вода. Только это ощущение холода позволяет мне чувствовать связь с миром, а не уходить в горячие воспоминания.
— Все нормально. Встретились. Он меня услышал. Дал шанс начать, — говорю я.
Улька на это достает из сумки карманное зеркало и показывает мне.
Я вижу свое отражение.
Боже!
Всклокоченная, потому что расчесывалась пятерней. Ненакрашенная — потому что смыла макияж мылом в гостинице и не нанесла новый. Да еще и лихорадочный румянец на щеках.
— Ты красилась каждый день с седьмого класса, Лер. С тобой явно вчера что-то произошло, и все не так легко, как ты описываешь.
Неожиданно улицу оглушает шум двигателя. Из-за поворота выскакивает белая тонированная машина. Визжат тормоза.
Автомобиль вылетает на тротуар, его заднюю часть заносит, и она несется боком прямо на нас.
Все происходит так быстро, что я успеваю только сжаться. Дрифт машины заканчивается ровно у деревянных ящиков для цветов рядом с нами. Ими огорожена летняя веранда кафе.
Время словно замедляется. Поднятая пыль медленно оседает в воздухе. И только с хлопком дверцы авто секунды снова начинают бежать по-прежнему.
Из машины выходит Егор Руданский, и я чуть не сваливаюсь со стула.
Глава 16
Егор Руданский
За ночь я узнаю о ней все, начиная от яслей и заканчивая записью из моей приемной, когда она приходила поговорить насчет цветочного.
Кто она, кто родители, где живет, с кем дружит, социальные сети. Я собрал о ней все, даже характеристику из универа и записи из поликлиники.
Ее странички в интернете пестрят фотографиями с цветами — у нее только рабочая страница. Зато там в достатке разных видео, где она за счет своей красоты продвигает флористику. Кажется, она от нее без ума.
Что ж, похоже, ее способ продажи работал. У нее под фото и сторис сотни восторженных мужиков отмечают ее красоту.
Не зря я закрыл цветочные. Ох, не зря. Туда половина, наверное, только поглазеть на владелицу приезжали.
А дед ей еще и здание подарил. Усложнил мне все, как всегда.
Впрочем, я люблю, когда приходится попотеть. Такая победа всегда сладка.
— Глава, они каждое утро с совладелицей пьют кофе в одном и том же кафе. Сейчас она тоже там. Адрес уже у вас, — говорит Федя.
— Спасибо.
Дома она так и не появилась. Пробили все гостиницы и нашли ее в соседнем городишке. Пугать не стали — пусть выспится, отдохнет, а с утра можно будет поговорить.
Я сажусь в машину, врубаю музыку и ловлю себя на чувстве предвкушения и драйва. Давно его не испытывал, а уж с девушками — так и вовсе никогда.
Разгоняюсь по городу так, что подъезжаю к кафе весьма эффектно. И что мне всегда нравилось — без последствий. Никто и не смеет сунуться с замечаниями по поводу лихого вождения или парковке на тротуаре.
Наоборот — официанты выстраиваются с двух сторон от входа, приветствуя меня.
— Добро пожаловать, Егор Сергеевич! Вам вип-зал? — спрашивает администратор — девушка с высоким хвостиком и сердечками в глазах.
— Меня ждут, — бросаю я и поднимаюсь на открытую веранду по трем ступеням.
Пока иду к столику, где сидит Лера с подругой, в кафе тихо настолько, что слышно гул проезжающего мимо автобуса. Пахнет раскаленным асфальтом, выхлопными газами и кофе.
— Привет! — Я придвигаю свободный стул от соседнего столика и сажусь за стол девушек.
Официант тут же встает рядом, готовый записывать.
— Чашку двойного эспрессо. Девушкам все десерты, что есть. А еще два карамельных латте, — заказываю я любимые напитки девушек.
Да, я уже в курсе ее вкусовых предпочтений. Это битва, детка. И я тебя завоюю к концу этого дня.
Но Лера кладет руку на стакан, и я вижу напиток. Мохито. Втягиваю носом воздух. Хм, безалкогольный, уже хорошо.
А то я было подумал, что девочка решила после встречи со мной налечь на спиртное.
— Не надо, — говорит она твердо в спину официанта.
Тот вздрагивает, но упрямо делает вид, что не слышит. Еще бы — ее слово против моего. Я знаю, кто выиграет.
Я с улыбкой смотрю ей в глаза, поправляю солнечные очки на голове.
— Здрасьте, — оторопело отзывается подруга.
Я к ней даже не поворачиваюсь, смотрю на Леру.
Какая же замедленная у них реакция. И какая же хорошенькая Лера с утра.
— Ты не накрасилась, — замечаю я.
И Лера тут же опускает голову, пытается занавесить глаза волосами.
Я протягиваю руку, хочу убрать ее волосы за ушко, но она отодвигается и возмущенно смотрит на мою ладонь.
— Дикая, — ухмыляюсь я.
Приручу к вечеру.
На столе друг за дружкой вырастают десерты. Просто гора. Она любит сладкое, как и я.
— Ты тут все пробовала? — спрашиваю Леру. — Какой нравится больше всего?
Лера замирает, словно задумывается, разговаривать со мной или нет, а потом молча показывает пальцем на корзинку с голубикой.
Я беру тарелку в руку, поворачиваюсь к ней. Она отодвигается как можно дальше в пределах своего стула.
Я же беру ложку, зачерпываю крем с ягодой и…
— Я не буду… — начинает она.
А я отправляю ложку с десертом себе в рот.
— А я и не предлагаю. Хочу попробовать твой любимый десерт.
В ее глазах вспыхивает возмущение. Она сжимает губы, хмурится, посылает меня взглядом.
Ох, как она умеет им отправлять в далекое пешее! Я прям тащусь.
Может, это правда судьба? И «Доборотень» не врет?
На ней то же платье, что и вчера, но выглядит Лера сегодня совершенно по-иному. Какой-то уютной. То ли из-за немного взъерошенного вида, то ли из-за отсутствия косметики, то ли просто из-за дневного света.
— Видели свой новый магазин? — спрашиваю я.
Лера переглядывается с подругой.
— Н-нет, — отвечает та.
— Вас, кажется, зовут Ульяной? — спрашиваю я, протягивая руку над столом.
Она опешивает на секунду, потом кивает:
— Да.
— Я — Егор.
— Я знаю, кто вы, — медленно говорит она.
Они обе настороже и напряжены.
Приносят кофе. Ульяна сразу берется за напиток, а вот Лера не притрагивается. Ее вообще будто заморозили. Она смотрит на меня и словно ждет взрыва.
Я говорю:
— Раз мы все теперь знакомы, предлагаю проехаться до здания под ваш будущий цветочный. Начнем с одного. Все будет в порядке — восстановлю вам еще два.
Под «все в порядке» я подразумеваю, что все будет в порядке между мной и Лерой. О чем ей и сообщаю голодной улыбкой.
Она бледнеет.
— Пошли. — Я встаю, не давая ей ни секунды передумать.
Беру ее за руку, кидаю купюру на стол и веду к машине. Лера пытается вырваться, не привлекая внимания. Конечно же, у нее ничего не получается.
Я открываю для нее переднюю пассажирскую дверь. Она смотрит на меня, потом мне за спину и потом садится.
— Я сама сяду. — Ульяна прыгает назад, не давая мне открыть перед ней дверь.
Ладно. Сама так сама. Я уже привык, что есть женщины, которые не принимают никаких жестов помощи.
Я сажусь за руль, смотрю на Леру и ловлю себя на том, что в моей машине она выглядит очень органично. Мое пространство, в которое я редко кого пускаю, в ее присутствии только становится комфортнее для меня.
Девяносто девять и девять десятых процента, говорите?
Ну-ну, посмотрим.
Я трогаюсь и говорю:
— Сегодня вечером встретишься с моей сестрой. Нужно обсудить возникшую проблему.
Лера молчит, поэтому я поворачиваюсь к ней. Смотрит на меня так настороженно, напряженно, словно я злодей какой-то.
Мне это не нравится.
— Ладно, — наконец соглашается она, и я про себя потираю руки.
Вот так-то лучше. Сегодня ночью она уже будет стонать подо мной, я уверен.
Глава 17
Валерия
Мы паркуемся у старого здания, историю которого я прекрасно знаю. Мои родители родились в этом городе, так что мы много гуляли по его улицам. Папа рассказывал, что здесь раньше был дом советов, потом дом быта, потом комиссионка. Сейчас же здание пустовало.
Полуторавековой дом с высокими потолками, большими французскими окнами и двойными дверями не нуждался в ремонте. Фасады содержались в достойном виде, а вот окна были заколочены от вандалов.
— Мои ребята приведут тут все в порядок к завтрашнему утру, — говорит Егор, открывая вторым ключом дверь.
И мне тут же становится не по себе.
Дед тот еще хитрец. Дал здание, да дубликат ключей внуку вручил. Наверное, чтобы я не могла почувствовать себя хозяйкой.
— Давайте заключим договор аренды, — говорю я.
— Это твое здание. Дедушка тебе подарил, — говорит Егор и кидает ключ в сторону Ульки. — Я принес второй экземпляр для твоей подруги.
Ульяна настолько теряется, что не успевает поймать ключ — тот со звоном падает на плитку.
— Бизнес-партнер, соучредитель, второй владелец — как хочешь назови, — поправляю я и добавляю: — Спасибо.
Отказываться я не собираюсь. Это он уничтожил три наших магазина, не разобравшись. Немного побудем здесь, откроем другие точки, а потом отдадим ключи. Больше нас не будет ничего связывать с ними.
— Говори, что нужно поменять. Если хочешь, сделаем капитальный ремонт, — говорит Егор.
Внутри пыльно, темно и просторно. Больше пока ничего сказать нельзя — не разобрать. Но тут Руданский включает свет, и я с первого взгляда влюбляюсь в это место.
Я уже вижу, как здесь будет здорово и уютно. Широкие подоконники станут активными витринами, аркообразные своды обрастут шпалерами с вьющимися цветами. А у стены встанут холодильники. Будет шикарно!
— Нравится? — Егор улыбается, одобрительно и весьма заинтересованно посматривая на меня.
— Наши были лучше, — отвечаю, беря эмоции под контроль.
Егор поворачивается к моей подруге и говорит:
— Ульяна, сейчас подъедут мои ребята. Руководи ими, а мы пока покатаемся с Лерой.
— Нет, — отрезаю я. — Я останусь.
— Хочешь сама все проконтролировать? — Егор смотрит на наручные часы. — Двадцать минут тебе обсудить все с подругой. Жду в машине.
Руданский уходит, а мы с Улькой остаемся в пустом помещении, слушая эхо удаляющихся шагов мужчины.
— Я даже не знаю, что сказать, — говорит она. — Может, не надо? Мне страшно.
— У нас уже все отобрали и разрушили. Это компенсация. Шумиха стихнет — откроем свое, а это отдадим.
Улька кивает, а сама уже крутится по сторонам, оглядывая пространство:
— Ну, что скажешь?
— Мне сложно. Не хочется свыкаться с этим местом. Давай просто перенесем все, что удалось сохранить? — Мне трудно это сказать, потому что фантазия уже готова разыграться.
Однако я знаю, что если вложусь сюда энергетически, то мне потом будет безумно сложно отпустить это место. Покинуть его. Как было с нашими тремя магазинами.
Улька подходит к окну и говорит:
— Теперь я верю, что вы не спали.
— Почему это? — Она меня прямо заинтересовала.
— Потому что он ТАК на тебя смотрит. Мужики так только «до» глазеют и никогда после.
Я складываю руку на груди и тоже смотрю в окно на его крутую тачку. Потом перевожу взгляд на Егора, который присел на капот, запихнул руки в карманы брюк и пристально смотрит на вход.
Он явно чувствует себя королем положения, полностью контролирующим ситуацию. Вчера я ускользнула из его рук, и теперь он не хочет повторения.
Собирается увезти меня куда-то перед встречей с сестрой. И мне совсем не нравится такая перспектива.
Не хочу я никуда ехать.
— Я знаю это выражение лица. Что ты задумала, Лерка? — спрашивает Уля.
Я оборачиваюсь, оглядываю помещение. Грязи тут невпроворот. Дел тоже.
— Ничего. Всего лишь собираюсь навести здесь порядок.
Я достаю телефон, нахожу в двухстах метрах от здания супермаркет, где должны быть в продаже хозтовары, и показываю Ульке.
— Я туда за покупками.
— Я с тобой.
— А кто будет встречать наших помощников?
— Точно! Не подумала. Но ты все дотащишь?
Я поворачиваюсь к окну. В этот момент Егор смотрит прямо на меня.
— У меня тоже есть помощник, — говорю я.
Улька нервно смеется.
— Чтобы Егор Руданский тащил швабры с ведрами по улице? Ты себе это представляешь?
Я пожимаю плечами.
— Вполне. Руки-ноги есть, значит, может.
Я выхожу на улицу и прохожу мимо Егора, даже не взглянув на него. Шаг, два, три, четыре, пять…
— Лера! — Егор догоняет меня.
— А? — по-свойски отзываюсь я, идя дальше.
— Ты куда? Машина там.
— В магазин.
— Так поехали.
— Пройтись хочу.
— Что ты хочешь купить?
— Увидишь.
Егор хмурится, косится на меня, но идет рядом. Он явно ощущает себя не в своей тарелке, но, пока не стал вести себя как горный козел, я собираюсь действовать дальше.
— Расскажи про свою сестру, — прошу я.
И Егор немного отвлекается на разговор.
Глава 18
Егор Руданский
— Хорошая у меня сестра. Узнаешь ее получше — и тебе понравится, — говорю я и вижу, как Лера отводит взгляд.
Смешная такая. Думает, что я не замечу?
Она явно другого мнения, и я понимаю почему. Но мне не стыдно за свои дела — я защищаю своих. Точка.
Ловлю себя на мысли, что мне хочется, чтобы сестра с ней поладила. Надя любит интересных людей, а Лера определенно относится к таковым.
Вне клана мало кто знает историю моей семьи. Пожалуй, только двое свидетелей, и на этом все. Но мне хочется расположить Леру к Наде заранее, поэтому я решаю немного рассказать о себе.
— Мы с Надей выросли без родителей. Дед держал меня в ежовых рукавицах как пацана, а сестру… — Я стараюсь подобрать наиболее подходящее слово.
Лера заканчивает за меня со скептической улыбкой:
— Баловали, да?
Я неопределенно качаю головой.
— Отец с матерью погибли, когда мне было пять, а ей год. Она не знает, что такое мама и папа, зато знает, что такое клан. Ее все защищали. Всегда.
Сказав это, я внимательно смотрю на Леру. Кажется, она ничего особенного в слове «клан» не замечает.
Она моя, поэтому нужно потихоньку готовить ее к тому, что я и мои люди далеки от людей.
— А что случилось с твоими родителями? — тоном, словно приносит извинения, спрашивает Лера.
Из-за бескомпромиссности деда они оказались на дне морском — вот что. Но такие страсти не для Лериных ушей. Это семейная тайна и боль.
— Несчастный случай, — говорю я без эмоций.
Сам достаю телефон и хочу вызывать парней к единственному крупному супермаркету на нашем пути, но замираю. Нет, если вызову ребят, то полетит к чертям вся доверительная атмосфера.
Не буду, ведь разговоры о детстве только смягчили Леру. Нельзя все испортить. Что я, бутылку воды сам не донесу?
Но когда мы заходим в магазин, Лера берется за большую тележку.
— Давай я повезу, — говорю я.
Интересное ощущение. Ни разу не водил эту корзинку на шатких колесиках. Продукты у нас покупала Эльвира на рынке, а прочими покупками занимался Марат. В магазин я заходил за мелочью.
Совершенно новые ощущения.
Мы идем в отдел бытовой химии, и тут же в тележке появляются бутылки с очистителями, ведро, швабра, совок со щеткой, тряпки для протирания всего и вся. Воняет между рядами так, что хочется закрыть нос.
Я даже начинаю тихонько дышать через рот, потому что чувствительные рецепторы сходят с ума.
— Ты что делаешь? — спрашиваю с недоумением.
— Покупаю самое необходимое в магазин. Его нужно привести в порядок.
— Я же сказал, что мои ребята все сделают. Тебе нужно будет только пальчиком показать, что и где отодрать, приколотить, поставить, помыть. Привыкай.
— А окна тоже твои ребята мыть будут? — спрашивает Лера.
— Клининг, — говорю очевидные вещи. — Они приезжают со своей химией. Ничего покупать не надо.
— Я лучше эти деньги в дело пущу. Сейчас я не могу позволить себе клининг.
Намекает, что я всему виной? Так я и решу вопрос.
— Это не твои проблемы. Теперь ты со мной. — Я начинаю выкладывать товар обратно на полку.
— А я от тебя не приму помощи. Уже помог — трех магазинов нет. — Лера ставит предметы обратно.
А я засекаю обиду в ее голосе. Дуется на меня?
— Здание же приняла. — Я складываю руки на груди, смотрю на нее с усмешкой.
У Леры тут же задирается вверх подбородок.
— Это компенсация. Как только встанем на ноги — верну.
— А денежную просить не будешь за порчу имущества?
Лера смотрит с обидой, а после паузы говорит:
— Не буду.
Я наклоняюсь к ней так, чтобы между нашими лицами осталось минимальное расстояние. Вдыхаю ее запах и чувствую, что сейчас поцелую ее прямо тут. Даже забываю, что хотел сказать.
— И не проси. Я сам все дам. — Я почти хватаю ее за подбородок, но она уворачивается.
— Держи свои руки при себе.
Набивает себе цену? Хорошо. Давно у меня такой недоступной девочки не было. Она разогревает во мне охотничий инстинкт все сильнее.
Может, заплатить хозяину и закрыть этот магазин на несколько часов? Взять ее прямо здесь, стоя, а потом на прилавках?
Образы такие яркие, что мне приходится встряхнуть головой, чтобы прийти в себя.
Желания у меня как у подростка. Смотрю на Леру и словно неконтролируемым юнцом становлюсь.
Так не пойдет.
Лера оборачивается к полкам, а я поворачиваю ее за плечо и притягиваю к себе. Собираюсь поцеловать, но в лицо мне что-то пшикают.
Глаза щиплет, рецепторы взбесились от химозного запаха лаванды.
— Ой, прости! Я хотела понюхать освежитель воздуха, а ты дернул, вот я и нажала.
Я глаза раскрыть не могу, чтобы посмотреть на ее наглое выражение лица. Не специально она? Ну-ну.
Вот только она никогда не имела дел с волками.
Я и с закрытыми глазами знаю, где она. Слышу по колебаниям воздуха и шуршанию ткани, где ее руки и ноги, поэтому без проблем выбиваю из ее рук баллончик. Обвиваю рукой ее талию, притягиваю к себе. Вторую руку кладу на затылок, а потом впиваюсь в ее рот таким поцелуем, чтобы имя свое забыла.
Ее губы мягкие, сладкие, не оторваться. А тело под моими губами стройное, гибкое, соблазнительное. Она пытается вырваться, но это так же бесполезно, как стараться изменить температуру моря кипятильником.
Я провожу рукой по спине и слышу, как Лера двигает рукой, а потом что-то рассекает воздух в направлении моей головы.
Что за на хер?
Я перехватываю швабру. Одной рукой ломаю ее пополам и открываю глаза. Их до сих пор щиплет, но я уже могу разглядеть Леру.
У нее глаза в половину лица, а взгляд испуганно бегает по залу. Я же мгновенно распаляюсь с десятки до сотки. Хочет брачные игры? Так я ей их устрою.
— Доигралась! — говорю я, отталкивая от себя тележку.
Наклоняюсь, хватаю ее под колени и закидываю себе на плечо.
— Ты что делаешь? Пусти! — кричит она, а потом пытается звать на помощь: — Помогите! Похищают!
Я прохожу мимо охранника, а тот лишь кланяется, прекрасно узнавая меня в лицо.
— Никто и пикнуть не посмеет против меня, Лера. И тебе не советую, — говорю я, выходя в раздвижные двери.
Глава 19
Валерия
Не смеет пикнуть? А я не только пикнуть, я много чего еще посмею.
Маленькую меня папа постоянно на руках носил, и совсем не головой вниз. Мама меня сотни раз на дню в щеки целовала, пока я росла. И для чего? Чтобы со мной так обращались?
Да если кто из знакомых увидит, родителям передаст, я в глаза им посмотреть не смогу.
Родили они меня поздно, живут себе спокойно и бед не знают подальше от туристических мест. Папа водит такси, мама занимается огородом, и я боюсь подумать, что будет, если они узнают, как со мной обращаются.
Я даже скрыла от них то, что все наши с Улькой цветочные разгромили. Знала, что папа возьмет лопату и пойдет вставлять совесть одному пупу земли. Он у меня мужик простой, резкий, громкий. Так что меня так просто не запугать такими выходками.
Я достаю телефон из кармана, звоню по номеру экстренного вызова.
— Оператор Наталия. Что у вас случилось? — слышу в трубку.
Егор замирает.
Кажется, он тоже слышит голос из динамика.
— Меня похитили. Адрес… — Я быстро выпаливаю адрес магазина, который запомнила, потому что искала информацию о нем в сети.
Егор умудряется вырвать у меня из рук телефон. Нажимает на отбой связи, потом выключает мобильный. Ставит меня на землю и вопросительно смотрит в глаза.
— Что это было?
— Нормальная реакция на подобное обращение. — Я складываю руки на груди, отгородившись от него хоть чем-то.
Егор смотрит на парковочные места и хмурится.
— Точно, мы же сюда пешком пришли, — говорит он.
Нет, вы посмотрите на него. Я ему про одно, он про другое, словно мои переживания ничего не стоят.
Да будь он хоть сто раз королем города, не пошел бы он к черту!
Я разворачиваюсь и захожу обратно в магазин. Иду к тому ряду, где осталась тележка, беру ее и слышу шаги рядом.
— Что ты делаешь? — спрашивает Егор.
Хочу тебя шваброй треснуть, чтобы вести себя стал как нормальный человек, а не тот, кому все дозволено.
Вчерашний страх перед ним немного отступает. Возможно, если бы он держал бо́льшую дистанцию, я бы до сих пор не могла и глаз поднять, но Егор перешел черту.
Я не отвечаю. Молча качу тележку на кассу. Там две очереди человек по пять, и все с набитыми доверху корзинками. Егор смотрит на это все, а потом делает знак охраннику. Через минуту открывается третья касса, где взволнованная кассирша круглыми глазами смотрит на Егора.
— Егор Сергеевич, просим, — говорит охранник, показывая руками на свободную кассу.
Руданский кивает мне в сторону пустой ленты и готовой пробивать товары женщины. Очередь, в которой я стою, начинает нервничать. Люди оглядываются, мнутся, но не идут на пустую кассу. Все ждут меня.
Я вижу в соседней очереди старушку, подхожу к ней, подхватываю под локоть:
— Там свободная касса!
— Ой, батюшки! Правда? Поскакала! — говорит она и с удовольствием идет по очищенной связями полосе.
Егор смотрит на меня с удивлением, но молчит. Я же обращаюсь к очереди:
— Там свободно. Кто ближе к кассе, переходите. Я последняя подошла.
Егору явно не нравится, как я себя веду. Конечно, он совсем из другого общества. Мира, где все двери открываются, толпа расступается, и можно сломать чужую жизнь мановением пальца.
Но я из народа, простая. Не катаюсь на дорогих тачках и плечах альфа-самцов. Максимум — вожу свою попу самостоятельно на своей любимой «дейке», стареньком минивэне.
И я стою в очереди. Вся женская половина магазина не сводит глаз с Руданского.
— Глупо не использовать ресурсы, которые у тебя есть, — говорит мне Егор тихо, вставая позади.
— Это твои ресурсы. И, даже будь они моими, я бы так их не использовала, — отвечаю, а сама выставляю товары на кассу.
Слышу, как девушка в соседней очереди говорит подруге:
— Ну и дура.
Хочется повернуться и сказать что-нибудь колкое, но я на миг прикрываю глаза, медленно выдыхаю, а когда открываю, девушка почему-то в панике выбегает из магазина.
Все смотрят на Егора, только уже затравленно, со страхом. Я перевожу на него взгляд, он сдержанно улыбается в ответ.
Что тут было? Что я пропустила?
Я хочу расплатиться, но Егор первым прикладывает карту к терминалу.
— Но…
— Без разговоров, — отрезает он.
Двигает меня собой, открывает пакеты и упаковывает покупки. Умеет же, когда хочет.
В этот момент подъезжает полицейская машина.
Ой, я уже и забыла, что заявила о похищении. Егор берет пакеты, из которых торчат швабра и метелки, видит машину с мигалками, но вообще игнорирует ее приезд.
— Выходи. — Он кивает мне в сторону выхода.
На улице меня встречают двое полицейских.
— Это вы звонили?
— Д-да. — Я кошусь на Егора.
Он спокойно стоит рядом с пакетами в руках, выглядит как заядлый семьянин.
— Семейная ссора, — говорит он просто.
— Ложный вызов карается… — начинает молодой полицейский, второй толкает его в бок и что-то шепчет на ухо.
Оба бледнеют, отдают честь:
— Тогда хорошего дня, Егор Сергеевич.
Этот город словно принадлежит ему. Каждый второй знает его имя и отчество. Вот я попала!
Семейная ссора, значит?
Егор неожиданно обращается к полицейским:
— Ребята, не подбросите?
Что? Он с ума сошел?
Молодой тут же бежит к машине, открывает заднюю пассажирскую дверь. Второй торопится поднять крышку багажника для наших покупок.
Нет, это просто поразительно!
— Садись. — Егор встает у открытой двери, спиной отодвигая молодого полицейского.
Упираться глупо — сажусь. Чувствую себя по-идиотски, потому что впереди сетка, а мы на местах для преступников.
Егор садится рядом, называет адрес, и до магазина мы едем в абсолютной тишине. Полицейским неловко, они ерзают в креслах, но не поворачиваются. А вот Егор расселся так, словно только так и ездит.
Вот как выглядит хозяин жизни!
И как меня угораздило с ним связаться? Может, не стоило биться за мои магазины?
Но тут я вспоминаю годы, силы, бессонные ночи, которые я потратила на создание своего детища, и сжимаю кулаки.
Ничего. Я еще поборюсь за свое.
Глава 20
Егор Руданский
Укрощение строптивой? Что ж, что-то новенькое.
С Лерой интересно, ведь никогда не знаешь, чего ожидать. Вот только в одном она просчиталась — сделать из меня мамин оладушек, которым можно крутить в разные стороны, не получится.
Я кладу свою руку на ее, пока мы едем, и она пытается вырваться. Я не даю, поэтому она сжимает руку в кулак.
— Зачем воюешь со мной? — спрашиваю, заглядывая в ее лицо с улыбкой.
— Я всего лишь защищаю свои границы.
— Зачем?
— Как зачем? Ты мне чужой, а ведешь себя как… — Она замолкает, явно не хочет говорить то, что на языке.
— Как кто?
— Как бандит! — находит она для меня эпитет.
Я усмехаюсь.
— Если для тебя решительный мужчина, который стремится облегчить твою жизнь, бандит, то что поделать.
— Ха! Облегчил. Аж на три магазина. — Она выразительно хмыкает и отворачивается к окну.
Я тяну ее руку и перекладываю на свои колени.
— Магазины — дело поправимое. Но и тебе кое-что надо поправить.
Лера поворачивается и вопросительно смотрит на меня, высоко подняв брови.
— Рядом со мной не надо быть Золушкой. Для этого есть люди, которые получают за это деньги. Ты же просто тратишь свое и мое время. А мое время стоит дорого. Купить, отмыть, привезти — все это дело моих подчиненных.
Я смотрю на часы:
— Я потратил на это полчаса. Мог заработать два миллиона за это время, а услуги клининга и доставки стоят в сотни раз меньше. Если я хочу провести с тобой время, то не так. Понятно?
Лера открывает рот после моих слов. Не понимаю, что ее так поражает. По мне, так лучше сразу расставить точки над «и».
Понимаю, она привыкла к совсем другой жизни, но это моя действительность. А если мы и правда истинная пара, ей стоит как можно быстрее влиться в мою жизнь.
— Не смею отвлекать, — неожиданно медленно чеканит слова Лера. — Оставьте Золушку с ее ведрами, тряпками и швабрами и идите покорять мир, господин Руданский.
— Да что с тобой не так?
— Со мной?
— Да. Я тебе всего лишь разложил, что тратить мое время так невыгодно. Что, когда я освобождаю день, я хочу провести его с тобой. Или предел твоего счастья махать шваброй и наводить порядок? Пожалуйста, хобби может быть любым. Но давай уделим время друг другу.
Взгляд Леры полыхает.
— Хобби? — с нервным смешком переспрашивает она. — Наверное, для тебя и мои цветочные — игрушка?
— Женский бизнес такой. — Я пожимаю плечами.
Я вижу, что ее задевают мои слова, и пытаюсь объяснить:
— Смотри сама. Обычно он всегда ограничен собственными физическими возможностями женщины. Вот делает она маникюр, открыла себе салон и сидит там с утра до вечера — бизнесвумен. У самой шея болит, спину ломит, а клиентов в день принять не может больше пяти. И мало кто додумывается нанять себе туда девочек, а самой развивать другое дело, получая оттуда активы. Или возьмем твои цветочные.
Лера вся подбирается при этих словах. Ладно, буду выбирать слова осторожнее, раз она так остро реагирует на все.
— Что с моими цветочными?
— В двух работали девочки, а в одном вы с подругой посменно. И чем это отличается от работы обычным флористом? По сути, ты просто организовала себе рабочее место с головной болью управляющего. Я прикинул, что ты в ноль только и выходила.
— Мы работали в плюс.
— А если из этого плюса раздать тебе и твоей подруге зарплату?
— Мы развивали дело. Не все сразу.
— Сколько? Пять лет? Я не хочу тебя обидеть, Лер. Но именно поэтому я и говорю, что женский бизнес — это игра в самостоятельность. И это неплохо. Просто надо правильно ставить приоритеты. Хочешь собирать букеты — приехала в магазин, пособирала — уехала. Вот так будет. Я не против, балуйся своими цветами. Но когда у нас есть свободное время, давай проводить его вместе не за вот этим всем.
Лера запускает руки в волосы и откидывает их назад с таким видом, словно запыхалась. Отворачивается, снова пытается вырвать руку, а потом резко поворачивается ко мне:
— Кажется, ты уже расписал все мое будущее. Сон, еда, досуг, постель?
— Не передергивай.
Что за женская привычка складывать все в кучу? О ней же забочусь. Нравится возиться с цветами — не отбираю. Пусть возится. Еще и помогу во всем. Зачем себя перегружать?
— Знаешь, забирай свое здание. Мне оно не нужно.
— Лера…
— Остановите машину! — громко просит она.
— Лер-р-ра…
Девушка поворачивается ко мне, щеки пылают:
— Забирай свое здание. Мне ничего от тебя не надо.
— Лер-р-ра!
Полицейские переглядываются, смотрят на меня вопросительно, я отрицательно мотаю головой. Никаких остановок.
— Остановите машину! — кричит Лера. — Слышите? Или я арестована?
— Госпожа. — Полицейский на переднем пассажирском сиденье открывает рот, видит мой взгляд и тут же захлопывает его, отворачивается.
Я стараюсь сохранить самообладание, очень стараюсь, но моя непослушная пара умеет достать из меня зверя.
Глава 21
Валерия
Да если бы я знала, с чем столкнусь, — никогда бы не стала встречаться с Егором Руданским.
Насколько он привлекателен, настолько же он раздражает. Мы словно одинаковые заряды — отталкиваемся друг от друга. По крайней мере, я — так точно.
Хорош, зараза, но невозможен же!
Интересно, ему в жизни все легко доставалось? Поэтому он такой?
Но больше всего меня бесит, что его все слушают беспрекословно, а я словно сразу лишаюсь права голоса.
А где мои права по Конституции? Где закон, который должен меня защищать? Даже полицейские сидят смирно рядом с ним.
Когда мы останавливаемся у здания, ключи от которого дал дедушка Егора, я выскакиваю стрелой и останавливаюсь. Нас встречают люди Руданского так, словно он посол дружественной страны: стоят по обе стороны, образуя коридор.
Полицейские открывают багажник, и тут же один из мужчин в черном подходит и достает мои бытовые покупки. Егор медленно выбирается из машины с видом ленивого льва, направляется ко мне, но я уже лечу внутрь.
— Уля, — окликаю подругу, заходя. — Идем отсюда!
А она смеется с кем-то так заливисто, до румянца, словно в шестнадцать с первой любовью на лавочке сидит.
— О, ты уже пришла! — С улыбкой она подходит ко мне.
Покупки тут же вырастают у стены, и подруга оценивает их одобрительным взглядом.
— Пойдем, — хватаю я ее за руку.
Она смотрит с недоумением, но идет.
— И не попрощаешься? — спрашивает мне в спину Егор.
Я его игнорирую, иду дальше, но дверь загораживают его ребята. Я уже это проходила в клубе.
От ощущения беспомощности во мне концентрируется еще больше сил. Я киваю парням, перегородившим дорогу, подхожу к окну и открываю щеколду. Распахиваю створку и выпрыгиваю в него.
Оборачиваюсь на замешкавшуюся Улю.
— Глава, нам… — начинают суетиться ребята Руданского.
Я вижу, как Егор машет рукой, а потом смотрит на часы.
— Лера, через полтора часа ужин с моей сестрой. Хочешь опоздать?
Ужин с сестрой? Вангую, она такая же невыносимая, как братец.
— Я не пойду, — говорю я через окно.
Рядом со мной по газону топчутся люди Руданского, словно ожидая команды.
А я уже готова биться насмерть за свою свободу, до того он меня разозлил.
— А как же магазин? Здесь еще столько всего нужно сделать.
— Мне не нужны подачки. Отдай ключи дедушке и передай спасибо. Мы как-нибудь сами с Улькой справимся.
Уля начинает соображать, что случилось что-то серьезное, и вылезает следом за мной. Все косится на меня с вопросом во взгляде.
— Нормально поговорить не хочешь? — спрашивает он.
— С тобой невозможно нормально разговаривать.
Егор замолкает, ведет челюстью, смотрит на меня с прищуром.
— Хорошо, — неожиданно говорит он и кивает. — Беги.
Его голос звучит поразительно добродушно, обманчиво мягко. Ощущение, что хищник подбирается к тебе бесшумно на мягких лапах.
Я беру Улю за руку, мы быстро идем по улице.
— Ты мне объяснишь что-нибудь или самой нужно догадываться? — почему-то шепчет она.
— Не получилось договориться. Будем выбираться своими силами, — говорю я, по приложению на телефоне вызывая такси на соседнюю улицу.
И тут нам сигналит машина Улиного отца.
– Эд! — удивляется брату Уля, когда авто останавливается и стекло опускается.
— Запрыгивайте!
Нам второго приглашения не нужно.
Я запрыгиваю с Улькой на заднее сиденье, смотрю вперед и вижу, как Егор стоит на улице, устремив взгляд прямо на меня. В один момент мне кажется, что его глаза сверкнули. Поза — словно он готов вот-вот сорваться с места.
— Ты откуда здесь? — Улька хлопает Эда по плечу. — Зря я тебе рассказала.
— А мне кажется, что я очень вовремя. — Парень оборачивается на меня. — Ты в порядке, Лер? Он тебя тронул? Обидел? Ты только скажи. Я не посмотрю, сколько их там.
— Все хорошо. Просто не сошлись характерами, — говорю, а сама слышу, как нервно звучит мой голос.
— Ну да, по тебе видно. Вся дрожишь. — Эд протягивает ко мне руку, и я вижу, что он хочет положить ее на мое колено. И тут же замечаю, как фигура Егора смазывается в пространстве.
— Трогай, Эд! — кричу я.
Передняя пассажирская дверь отлетает в тот момент, когда машина двигается с места. Я не понимаю как, но уже через миг на сиденье сидит Егор, и вокруг него словно дрожит воздух.
Глава 22
Эд резко дает по тормозам, и мы все замираем. От Егора ощущается такая необъяснимая угроза, что никто не смеет и дышать. Инстинкты буквально управляют нами.
Целую минуту никто не говорит ни слова. Я лишь вижу, как за это время напряженная линия плеч Егора немного расслабляется, кулаки медленно разжимаются и он открывает прежде закрытые глаза.
Это ощущается необъяснимо страшно. Меня не отпускает чувство, что мы свесились на машине обоими колесами с края пропасти, а потом чудом выехали обратно на дорогу. Словно смертельная угроза прошла мимо.
— Зато я убедился, — неожиданно говорит Егор.
— В чем? — тихо спрашиваю я.
— В том, что «Доборотень» работает и что у твоего друга очень длинные руки, — с этими словами Егор поворачивается к Эду и так смотрит на него, словно может убить взглядом.
А потом Егор вылезает из машины, открывает заднюю дверь с моей стороны и говорит:
— Выходи.
Я окидываю его взглядом. Он стоит, говорит и действует как хозяин жизни. Словно для него нет запретов, нет ограничений. Сейчас пойду с ним — потеряю себя.
— Ты повредил машину родителей Ули и Эда, — говорю я.
— Починим. — Егор протягивает мне руку ладонью вверх.
Я смотрю на его большую ладонь с длинными пальцами.
— Я поеду с ребятами.
На языке вертится еще сотня язвительных высказываний по поводу его поведения, но инстинкт самосохранения говорит, что лучше оставить их при себе.
— С этим длинноруким ты никуда не поедешь, — говорит Егор.
Я кидаю быстрый взгляд на Эда и молюсь, чтобы он ничего не ляпнул. Но парень удивляет.
— Уль, прыгай за руль, я пройдусь. — Он отстегивает ремень безопасности и выходит из машины.
Эд открывает дверь со стороны Ули, и девушка словно сбрасывает оцепенение — быстро выходит и садится на место водителя.
— Двери закрываются, — громко объявляет подруга и нажимает на газ.
Я на ходу закрываю дверь, оборачиваюсь, чтобы посмотреть через заднее стекло на ситуацию.
— С Эдом же ничего не случится? — спрашиваю я.
Вижу, как после небольшой заминки Эд переходит на другую сторону улицы и уходит. За ним никто не пускается, и это немного обнадеживает.
Егор же стоит на середине дороги и смотрит нам вслед, а машины объезжают его и даже не сигналят.
— Он больной, — слышу я голос Ули. — Ты права, не нужно нам от него ничего. Сами справимся. Ты в порядке?
— Вроде. — Я поворачиваюсь, сползаю по сиденью и обхватываю себя руками. — Что это было? Егор вырвал дверь?
— Наверное, на соплях болталась. Старенькая иномарка, проржавела, — пожимает плечами Улька.
— Машине всего два года, — говорю я.
— Папа говорит, что сейчас делают тяп-ляп.
— Угу.
Мы обе замолкаем, а потом я спрашиваю:
— Давай Эда поищем?
— Я тоже об этом думаю. Не могу сообразить, куда повернуть.
У Ульки, как она сама говорит, топографический кретинизм. Она может потеряться в соседнем районе из-за новой вывески магазина, хотя исходила эти места вдоль и поперек.
— Припаркуйся, давай поменяемся местами, — говорю я.
Улька останавливается у раскидистого цветущего куста, и мы пересаживаемся. Она на ходу звонит брату, но тот не берет трубку.
— Эд не отвечает, — озабоченно говорит подруга. — А теперь рассказывай, что происходит. И не упускай ни малейших деталей.
Пока мы колесим по соседним улицам в поисках Эда, я взволнованно рассказываю все, что со мной случилось. Улька то охает, то ругается матом, то молчит.
— А что с твоей квартирой? — вдруг спрашивает она.
— А что с ней?
— Тебя же оттуда украли! Дверь закрыли? Вдруг воры зайдут? Или они сами там караулить остались?
Мне страшно даже представить эту картину. И я даже не знаю, какой из вариантов хуже — воры или засада людей Руданского.
— Слушай, Эд, наверное, через парк пошел. Не найдем. — Улька вертит головой. — Да и с такой машиной нас полиция быстро остановит. Давай домой.
— Поехали припаркуемся, объясним все твоим родителям, а потом вместе проверим мою квартиру?
Улька кивает.
Через пятнадцать минут я извиняюсь перед родителями друзей:
— Григорий Павлович, Анастасия Андреевна, простите, я сдавала задним ходом, а дверь открылась. Я все отремонтирую.
— Это я дверь открыла не вовремя, — встревает Улька. — Мне и платить.
Папа Ульки расстроен, но старается этого не показывать. Мама охает и хлопочет:
— Вы не пострадали?
— Нет, спасибо.
Григорий Павлович осматривает машину по третьему кругу и спрашивает:
— А дверь где?
Точно! Дверь же так и осталась на той улице.
— Не подумали! Вернем, — говорю я. — Сейчас же рванем туда на такси.
Григорий Павлович кивает.
Я выхожу за ворота их гостевого дома и прислоняюсь к калитке. Улька опирается на столб забора.
— Давай сначала проверим квартиру? Вдруг там еще люди Руданского?
— А если дверь на металлолом заберут? — спрашиваю я.
— Черт, ты права.
Мы очень не хотим возвращаться к месту происшествия, но долг зовет. Таксист за двадцать минут довозит нас до нужной улицы, и мы с облегчением выдыхаем — никого из парней Руданского не видно.
Однако стоит нам пройти по улице, становится понятно, что дверь исчезла вместе с ними.
— Когда же эта черная полоса закончится? — стонет Уля. — И так денег нет. Как еще ремонт будем оплачивать?
— Я что-нибудь придумаю, — говорю я.
Следующим пунктом мы приезжаем в мою квартиру. Дверь кажется закрытой, но стоит нажать на ручку, как она тут же отворяется.
Мы осторожно входим внутрь, пугаясь каждого постороннего звука. Осматриваемся и, только убедившись, что никого нет, немного расслабляемся.
— Видишь, уже хорошо. Ничего не украли. Засады тоже нет. Давай это будет началом нашей белой полосы? — говорю я.
Улька смотрит на меня так, словно не очень верит словам, но улыбается. Мы с ней так все наши дела начинаем: я предлагаю, она скептически поддерживает, а потом разгоняется так, что не остановить.
— Давай. С этого момента начинаем все заново, — говорит она.
Я обнимаю подругу, а потом оглядываюсь:
— Останешься у меня с ночевкой? А то мне страшновато.
— Давай лучше к нам. Мне тоже не по себе, — говорит Улька.
Я киваю. Мы часто раньше оставались друг у друга, но, когда открыли третий магазин, почти забыли о таких посиделках из-за плотного графика. То я работала, то Улька. Выходные стали для нас редкой роскошью.
— Возьмем наши любимые орешки?
— А чипсы с соусом?
— Да! И винишко. Мне очень нужно.
— И мне. Белое?
— Два!
На том и порешили.
По пути нам позвонил Эд и без предисловий сказал:
— Вы должны это видеть.
Глава 23
Я беру из дома свою сумочку с самым необходимым, и мы едем обратно в дом Ульки на моем стареньком минивэне.
Стараясь не привлекать внимания, мы проходим по территории мимо семьи отдыхающих, что идет на море с кругами, и открываем дверь в хозблок.
Здесь светло, тесно и пахнет средствами для мытья и порошком.
— Эд? — зовет Улька.
— Я здесь! — раздается голос из крайнего правого ряда.
Мы ныряем туда, и я притормаживаю.
— Откуда это здесь? — спрашиваю я.
Эд держит дверь, которую мы искали.
— Забрал с собой, — гордо отвечает парень и откидывает со лба челку.
У него там красуется шишка, но даже не это меня удивляет. Эд показывает рукой на место, где была ручка у двери, и мы с Улькой наклоняемся, чтобы рассмотреть поближе кое-что интересное.
— Это что за?.. — шепчет подруга.
— Словно когтями железо вскрыли, — говорю я.
Четыре рваные линии идут ровно по месту, где была ручка двери. Теперь ее там нет, но остался впечатляющий след.
У меня аж внутри все щекочет от ощущения чего-то необычного, как в детстве. Я верила в домовых, вызывала с Улькой пиковую даму и ходила в горы к лешему. И тогда я испытывала схожие чувства, что и сейчас, вот только я теперь взрослая и знаю, что волшебных существ не существует.
— Собака оставила?
— Я вернулся тут же. Не было там никаких собак, разве что Руданские на меня полаяли. — Эд присаживается на корточки и внимательно разглядывает след.
— Шишку тоже они набили?
Эд не отвечает на вопрос, зато очень занят следом.
— Это Руданский оставил! Гарантирую. Я сразу понял, что с ними что-то не так. Видели, как он быстро рядом оказался? Как дверь выдрал? Это он оставил!
— Он что, накладные когти надевает? Фанат Росомахи? — Улька чешет лоб в недоумении.
Я же пытаюсь найти рациональное объяснение следу:
— Мало ли чем разодрали. Может, граблями задели или…
Эд поднимает голову и перебивает:
— Или тяпкой, да? По-моему, моя версия правдоподобней.
— И какая твоя версия?
— Этот след оставил Руданский. Не знаю как, может, у него на запястье крепится штука, из которой лезвия вылезают.
Улька хлопает брата по плечу:
— Малой, ты пересмотрел фильмов про супергероев.
— А тут ничего супергеройского нет. Представляешь, сколько людей его хотят убить? Вот он вечно с охраной и ходит. А в ближнем бою вот такая штука есть. Так что, Лер, держись от него подальше.
— Именно так и собираюсь сделать, — говорю я.
Эд остается рассматривать дверь, а мы с Улькой выходим из дома.
— Что-то мне как-то не по себе, — говорит она.
— И мне.
— Едем к тебе с ночевкой или уже передумала?
— Да ни за что! Давай в наш любимый магазин заедем, — говорю я.
— Давай!
Мы берем три вида сыра, виноград, немного орехов и две бутылки вина.
Для салата выбираем помидоры черри, салат айсберг, креветки и огурец.
— Шикуем сегодня! — Улька довольно убирает товары в пакете на кассе.
— Это набор душевного спокойствия, — шучу я.
Мы садимся в машину и врубаем нашу любимую песню. Она драйвовая, с быстрым ритмом и красивыми голосами, которым мы подпеваем своими обычными, зато от всего сердца.
Когда мы подъезжаем к моему дому, настроение стремительно идет вверх. Я уже предвкушаю вечер.
— Что будем смотреть? Ужастики или комедию? — спрашивает Улька и называет два наших самых любимых жанра.
— Комедию. Хватит с меня ужасов.
Я открываю дверь с опаской, готовая к чему угодно, но квартира встречает меня уютом и отсутствием сюрпризов.
— Я уже было подумала… — говорит Улька.
— …что тут нас ждут? — договариваю я.
И мы одновременно киваем, потому что с первого дня нашей дружбы понимаем друг друга с полуслова.
— Дай мне только пять минут. Очень хочу в душ. Вчера не получилось сходить. И это платье… хочу его сжечь!
— Иди-иди, а я пока салат сделаю, — говорит Улька.
Я с облегчением встаю под теплые струи воды. Любимой пенкой смываю все невзгоды прожитых суток и стараюсь не думать больше о невыносимом Егоре Руданском.
Вытираюсь, надеваю домашние мягкие штаны и удобную футболку, расчесываю мокрые волосы и выхожу.
— Уль, а давай посмотрим… — говорю я и тут же забываю, что хотела сказать.
За столом сидит девушка со стрижкой каре и смотрит на меня с дружелюбной улыбкой. Напротив стоит Улька и прижимает к себе ветвь помидоров, смотрит на гостью как на привидение.
— Здравствуйте. Вы… кто? — Я осторожно захожу на кухню.
Девушка оглядывает меня снизу вверх и обратно, при этом так широко и довольно улыбается, что я не понимаю, чему она радуется.
— А ты ничего такая! — резко встает она на ноги.
— Простите, но вы кто? — спрашиваю я.
Я смотрю на Ульку, и подруга шепчет:
— Сестра Руданского.
Ох! Вот это да.
Глава 24
На моей кухне моя вражина, из-за которой мы лишились трех магазинов, любимого дела.
Вот это наглость!
— Надя, — протягивает она мне руку, представляясь.
А я смотрю на нее как на змею, хотя выглядит она на удивление дружелюбно.
— Обижаешься, что ли? — Брови Нади взлетают. — Не стоит. Мы теперь, считай, семья. Я ваш с братом купидон — помогла двум истинным встретиться.
Девушка пританцовывает плечами, берет с тарелки нарезанный кусок сыра на шпажке и отправляет в рот. Явно довольна собой.
Чего нельзя сказать обо мне. Я готова ее разорвать.
Я тогда видела ее только на камере наблюдения, когда пересматривала кадры покупки цветов. Эта Надя попала на смену к Ульке, иначе я бы ее запомнила и куда быстрее лишила свою квартиру мусора.
«Купидон»?
С ума сойти!
Вот это самоуверенность у человека — ни на секунду не усомнилась в своем поступке. Разрушила наше дело движением мизинца, пришла ко мне домой знакомиться и еще кичится тем, что она перст судьбы.
Уф-ф-ф-ф! Я закипаю.
А тем временем Надя придвигает к себе бокал, берет бутылку вина и с недовольством смотрит на пробку.
— Откройте кто-нибудь. — Она поднимает бутылку повыше, словно сейчас из-за угла появится слуга и будет ее обслуживать.
Все! Последняя капля.
— Уходите, — твердо и громко говорю я ей.
Надя удивленно хлопает на меня глазами.
— Сестренка, ты чего? За ларьки свои дуешься? Так брат тебе столько бутиков откроет, сколько надо. Прекращай давай! — со смехом в голосе говорит она.
Улька в шоке шепчет, качая головой:
— Как у вас все легко.
А я уже не настолько поражаюсь, потому что недавно слышала уже от Егора и про «ларьки», и про «женский бизнес».
Мне приходится отвернуться, отойти к окну и вцепиться в подоконник, чтобы не схватить Надю и не выволочь из квартиры. Я слишком хорошо понимаю последствия таких действий. У этих сильных мира сего легко перейти из разряда любимой игрушки в труп.
Я слышу, как она лазит по моим полкам, и начинаю глубоко дышать. Она открывает дверцы шкафа, звенят тарелки. Лезет в холодильник — хлопает дверью.
Злость кипит во мне, доходя до горла, и мне кажется, что я вот-вот ей захлебнусь.
— Пошла вон, — шепчу я осипшим от нервов голосом.
У меня натуральный комок в горле. В груди даже щемит от обиды.
— Что? Лерка, ты чего такое говоришь?
Я медленно поворачиваюсь, смотрю в ее удивленные глаза. Она реально не понимает, что сделала не так. Я же не собираюсь ничего ей объяснять.
Эта зараза приперлась ко мне домой, села за мой стол, ест мою еду, лазит по моим шкафам, да еще чуть ли не просит благодарности за сведение с братом.
Я показываю Ульке глазами на Надю, а потом на дверь. Подруга кивает, как всегда понимая меня с полуслова. Мы подходим к замершей и напрягшейся девушке, хватаем ее под руки, пытаемся сделать шаг, но она словно весит тонну, не меньше, даже сдвинуть с места ее не можем.
В ее напряженных руках чувствуется сила тяжелоатлета, хотя на вид и не скажешь — худенькая, совсем не спортивная, скорее дистрофичная.
— Да если бы не я, вы бы еще десяток лет вокруг друг друга ходили. — Надя сбрасывает нашу хватку движением рук, а я получаю от нее такой толчок, что отлетаю на метр и чуть не падаю, спасает стена.
Улька тоже едва устояла на ногах.
Что за черт?
Мы переглядываемся с подругой, потом смотрим на раздосадованную Надю.
— Слушай, я думала, ты нормальная девчонка. Поговорить пришла. А ты что делаешь? — смотрит она на меня возмущенно, словно правда за ней.
— Генеральную уборку. Не хочу иметь ничего общего ни с тобой, ни с твоим братом, — говорю я и подхожу к двери, открываю ее нараспашку.
Надя открывает рот и выдает удивленное:
— Ха! А ты та еще штучка. Я к тебе на мировую ради брата пришла, а ты так, да? Не сообразишь никак, что нам теперь вместе жить?
Нет, она меня доведет до греха!
— Улька! — говорю я, и мы снова обе хватаем Надю за руки.
В этот раз у нас получается дернуть ее вперед, чтобы она сделала шаг, а там на импульсе толкаем в спину и выставляем за порог.
Я захлопываю дверь и закрываю замок, получая оргазменное удовольствие от содеянного.
Улька сдувает с лица челку каштановых волос.
— Охренеть!
— Не то слово!
— Нахалка!
— Сучка!
— Выпьем?
— Ага!
Мы идем за стол и в четыре руки заканчиваем его накрывать. Легкий салат, сырная нарезка, немного фруктов и орехов разукрасят наш и без того эмоциональный вечер.
Мои руки дрожат, внутри все клокочет. Улька тоже сверкает глазами.
— Слушай, как она здесь оказалась? — спрашиваю я.
— Так это самое интересное! Через твою террасу зашла.
Я замираю с ножом в руке. Бросаю взгляд в темноту и вижу свое отражение в стекле. Чтобы увидеть, что происходит на террасе, надо выйти туда.
Улька со звоном ставит на стеклянный стол стакан из-под воды, который только что осушила.
— Мне кажется или там кто-то есть? — спрашивает она.
Только этого не хватало.
Глава 25
Я тут же вспоминаю момент, когда меня украли. До сих пор перед глазами картина, как на террасе стоит огромный мужик и плотоядно улыбается своей добыче — мне.
Только тогда у меня по спине полз липкий страх, сейчас же злость не дает пасовать. Я всем сердцем ненавижу таких беспардонных людей, как Надя.
Им мало было разгромить наши магазины, погубить любимое дело. Она посмела заявиться в квартиру и вела себя как дома. Шарила по полкам, залезла в холодильник.
Да, у Руданских вся сила и власть в городе, но у меня тоже есть достоинство. Я перестала бы себя уважать, если бы села с Надей за один стол.
По ее поведению было видно, что она не раскаивалась за содеянное. Было и было. Подумаешь!
Наверное, с самого детства она получала все по первому требованию, а все, кто ей не нравился, платили высокую цену за антипатию южной принцессы.
Она не знает, что такое кредит, а потом выплаты с грабительскими процентами. Она не знает, что такое быстрорастворимая каша и лапша. Вообще не умеет себя ни в чем ограничивать.
Свое дело мы с Улькой выстрадали, создали, взрастили и обожали. И боролись за него до последнего, столкнувшись с несправедливостью. Я даже позволила обмотать себя лентой, лишь бы возродить наш цветочный.
Но моя квартира — моя крепость. Папа всегда учил меня, что порог твоего дома должны переступать только друзья. Мама говорила, что дом — это твоя душа, в которой никому плохому нельзя позволять топтаться.
Я не ожидала, что появление здесь Нади так разозлит меня. Я не готова была отступать, словно потеряла страх.
Может, смелости придало отношение ко мне Руданского, а может, я просто под действием момента и крупно об этом пожалею. Но я беру скалку в руку и иду к двери террасы.
Мой жилищный комплекс устроен так, что на верхних этажах располагаются большие балконы по двенадцать квадратов, отгороженные друг от друга высокими перилами. Перелезть к соседу несложно, но никто раньше таким не промышлял.
Справа от меня живет семейная пара в возрасте, которая сделала из террасы склад, а слева уже три года снимает жилье женщина лет сорока, которая жутко любит загорать и ненавидит болтать.
Со всех сторон положительные соседи!
Теперь же мне хочется проверить, не сменились ли они, и отгородиться от них кирпичом. Потому что, похоже, именно так сюда и проникают люди Руданского.
— Надя вошла через дверь или балкон? — спрашиваю я Ульку, делая шаги.
Подруга молча кивает головой в сторону террасы. В отражении стекла я вижу, как она шарит рукой по столешнице, словно что-то ищет.
Я медленно подхожу к двери, вглядываюсь в темноту. Видно плохо, как бы я ни старалась. Поэтому я просто нажимаю на ручку и резко открываю дверь на себя.
Никого. Только два пустых кресла-шезлонга, столик и небольшой стеллаж — все как всегда.
— Кто там? — Улька выглядывает из-за моего плеча.
— Никого.
Мы с ней проверяем соседние террасы на предмет гостей. Справа, где раньше впритык к перилам стоял велосипед, теперь пусто. Более того, весь балкон девственно чист.
— У тебя новые соседи? — спрашивает Улька, глядя с тревогой.
Мы думаем об одном и том же.
— Не знаю. Похоже на то.
Мы возвращаемся в квартиру в молчании.
— Может, ко мне? — предлагает Улька. — Или нет, лучше уехать из города?
— У меня здесь родители. Забыла? А они и шага из дома не сделают. Сколько раз предлагала им выбрать дом не так высоко и далеко в горах, им все равно. До ближайшего магазина тридцать минут идти, до аптеки — час. А им нравится, и хоть тресни.
Куда я уеду? Если Руданскому надо будет меня достать — он сделает это через маму и папу. И лучше я приму удар на себя, чем позволю родителям нервничать.
— Слушай, а что он в тебя так вцепился? Понравилась сильно? Между вами что-то было? — Улька плюхается на диван, а я следом.
— Он все твердит про эти дурацкие проценты по приложению. Повернутый какой-то.
— Да-да! И эта Надя говорила что-то про истинных, — подхватывает Улька.
— Надо ему сказать, что мы все подстроили. Что подкрутили проценты, — предлагаю я.
— Не надо! Убьет же!
— А так лучше?
Улька тихо выдыхает так, словно выпускает из себя весь воздух. Я беру подушку и обнимаю ее, и сразу становится немного спокойнее.
— Мне теперь и пить не хочется, — говорю я. — Кто знает, что там за новый сосед или соседка.
— Ага. И аппетита нет, — вторит моему настрою подруга. — Точно не хочешь ко мне? Вдруг теперь эта Надя рядом живет?
— От Руданских не скроешься. Я своих родителей не брошу, буду отвечать за свои поступки сама.
— Это не ты виновата. Это эта Надя решила цветов пожрать, вот и понеслось.
Я беру в руки пульт.
— Я решила. Завтра пойду к Руданскому и скажу, что подделала данные в приложении ради встречи с ним. Закончу этот геморрой, и будь что будет.
— Я с пойду с тобой. — Улька берет меня за руку.
Я киваю и благодарно сжимаю в ответ ее пальцы.
Глава 26
Раннее утро на юге особое. Оно жаркое, но не палящее, пахнет морем, йодом и счастьем. По крайней мере, так было для меня раньше.
Сегодня же часы после пробуждения оказываются наполнены тревогами.
Мой обычный ритуал «кофе на террасе на шезлонге» разбавляют Уля и сто одна идея для выхода из положения. И это стрессово, потому что ни один вариант мне не нравится — ни мой, ни подруги.
Одно радует: новые соседи так и не появлялись.
Может, это совпадение и я себе надумала? Переехали люди, с кем не бывает?
— Остается только одно решение — кредит, — говорит Улька. — Попробую, может, в этот раз дадут. Сейчас все можно сделать в приложении. Вот, смотри, есть такая вещь, как «Рассчитать кредитный потенциал».
— Звучит ужасно, — содрогаюсь я как обладательница двух кредитных хомутов на шее — за магазин и за квартиру.
Улька быстро тыкает на телефоне в нужные кнопки и так же стремительно получает ответ. По ее взгляду я вижу, что он ей не нравится.
— Сколько? Да они издеваются. На эту сумму я разве что крутой телефон взять могу.
— Ага, и то на год, — говорю я, глядя на экран Улькиного смартфона.
Знаю, что у меня кредитный потенциал повыше, потому что я светила все доходы, в отличие от подруги, но я просто не потяну. Платеж за квартиру, заем наличными на магазин — я уже не знаю, как буду платить их в этом месяце, не то что влезать в новое.
— Придется продать машину, — озвучиваю свои мысли.
— Это же твоя рабочая лошадка! Ты в ней души не чаешь.
— Потом еще куплю. Делать нечего. Нужно оплатить ремонт двери твоим родителям, заплатить ипотеку и кредит в этом месяце и на что-то жить.
Улька задумчиво смотрит вдаль, а ее нога дергается, как всегда бывает при сильных переживаниях.
— Давай займем у кого-нибудь, – неожиданно предлагает она. — Снова откроем цветочный, будем там вдвоем работать. Потихоньку восстановим все.
— А чем отдавать будем? Ты же знаешь, что новая точка сначала сжирает все в себя. Мы сколько первую на ноги ставили, прежде чем две другие открыли? Не вариант, Уль. Тем более неизвестно, дадут ли нам вообще что-то открыть после вчерашнего. А то, может, на нас уже заказ готов.
— Руданские обиды не прощают, — говорит Улька, опуская глаза.
— Вот именно поэтому я пойду сегодня к Егору.
— Слушай, я всю ночь думала о том, что ты хочешь признаться в подделке процентов. Мне кажется, момент не очень. Только вчера выставили его сестру. Та точно пожаловалась, может, еще что наговорила.
Я думаю над ответом всего несколько секунд:
— Нет, тянуть некуда. Лучше поговорить начистоту и жить дальше своей жизнью.
— А если говорить больше не сможешь? Забыла, что он сделал за сестру? Думала о последствиях? Не спеши.
— Я не знаю, почему такая реакция на проценты в этом приложении, но его действия меня пугают, Уль, ничуть не меньше, чем признание. Я возьму всю вину на себя. Будет опасно — включу прямую трансляцию.
Хотя сама не особо на нее надеюсь. Учитывая связи Руданского, даже устрани они меня на глазах зрителей, запись быстро пропадет, а потом появится объявление, что все это фейк.
— Мне кажется, ты ему реально нравишься. Он чуть Эду руку не оторвал.
Почему мне это приятно слышать? Бред же!
— Может, это только из-за процентов? Они помешанные на этом «Доборотне».
Улька задумчиво кивает.
— И что думаешь? Когда пойдем?
— Сейчас. Что тянуть?
Мы заканчиваем завтрак и спускаемся вниз. Через стеклянные входные двери я вижу темную машину и людей Руданского по обе стороны от нее.
И торможу.
— Бежим назад? — спрашивает Улька.
— От них не спрятаться, — говорю я, медленно идя вперед.
Похоже, предстоит расплачиваться за свое обращение с сестрой Егора.
Мы выходим из подъезда и попадаем в коридор из парней в черном.
— Доброе утро, госпожа! — неожиданно хором выкрикивают они и склоняют головы.
Водитель открывает заднюю пассажирскую дверь. Пустое сиденье авто бизнес-класса приготовлено для нас.
— Это они нас так в могилу с почестями провожают? — шепчет пораженно Улька.
Я не нахожу слов, только едва мотаю головой. Мы одновременно хватаем друг друга за руки и идем в машину.
Звать на помощь бесполезно. Весь город его. Недавнее полицейское такси только это доказало.
Водитель говорит, как только мы подходим:
— Егор Сергеевич ждет на месте.
И где это место? Под сосной в лесу?
Инстинкты орут: беги, а тело не слушается. А еще сбивает доброжелательная улыбка шофера.
Что же нас ждет?
— Прошу! — Водитель видит нашу заминку и приглашает сесть еще раз.
Мы переглядываемся с Улькой. Похоже, выбора нет — нужно ехать.
Я первый раз оказываюсь внутри такой машины. Из-за удлиненного корпуса на заднем сиденье можно вытянуть ноги. Здесь есть бар, мониторы и множество кнопок на подставке. Одно убранство машины буквально кричит о власти и деньгах.
Егор явно послал за нами свою личную машину.
— О-фи-геть! — по слогам шепотом произносит Улька. — Это как последнее желание перед смертью?
А я не знаю, что и думать.
Глава 27
Я успокаиваю себя тем, что, пока мы едем по городу и не свернули в горы, все можно исправить.
— Госпожа, включить музыку? — услужливо спрашивает водитель.
— Да! Громкую и энергичную! — громко просит Улька, а мне на ухо шепчет: — Так наш разговор не подслушают.
Водитель словно не слышит Ульяну, вопросительно поглядывает через зеркало заднего вида на меня.
— Смотри, он меня игнорит, от тебя ответа ждет, — недовольно шепчет подруга на ухо.
Я ерзаю на сиденье, потому что явно нахожусь не в своей шкуре. Обычно я как раз по другую сторону баррикад. Даже имея свой цветочный бизнес, я все еще спрашиваю у клиентов, что они хотят, и собираю для них букеты.
Но я занимаюсь любимым делом.
— Включите радио, пожалуйста. Что-нибудь романтичное, — прошу я.
— Надо было попросить включить какую-нибудь рок-станцию. — Улька нервно оглядывается по сторонам, отмечая про себя, куда мы едем.
— Я и так на нервах, мне еще бешеного ритма не хватало, — бурчу я, обнимая себя руками.
Мне кажется, что мы едва шепчем друг другу и нас не слышно, но водитель неожиданно говорит:
— Не переживайте так, госпожа. Вас ждет приятный сюрприз. Кстати, я забыл представиться. Меня зовут Слава.
Я смотрю на затылок мужчины. Его отличительной чертой являются настолько густые волосы, что они стоят торчком, как у ежа. И он подозрительно добр ко мне. Это настораживает.
Не могу не представиться в ответ:
— Приятно познакомиться. Меня зовут Лера, а это моя подруга Ульяна.
Водитель кивает.
— Сегодня не так жарит. Погода отличная, — говорит он беззаботно.
И я понимаю, что он делает это специально, чтобы снять напряжение и не дать нам с подругой ни о чем договориться. Кажется, наш план с громкой музыкой расколот.
Но тут я смотрю в окно, и у меня екает сердце. Это слишком знакомое место — не могу остаться равнодушной. На этой площади у здания театра мы с Улькой открыли свой первый цветочный.
Машина заворачивает на парковку, останавливается, и я словно оказываюсь в недалеком прошлом. Наша вывеска, наше оформление. Все почти точно такое, лишь маленькие нестыковки говорят о том, что мне все это не кажется.
После разгрома я сюда ходила только два раза и оба раза ревела навзрыд, потому что все было разгромлено. Побиты стеклянные витрины, расколота вывеска.
— У меня глюки. — Улька смотрит вперед круглыми глазами, кладет руку на мое колено и сжимает до боли.
— У меня тоже. — Я не могу двинуться, кладу в ответ ладонь на ее колено и тоже сжимаю.
Мы словно во сне, когда щиплют кожу, чтобы понять, правда это или мечта.
— Глава восстановил все ваши магазины, госпожа! Ребята всю ночь пыхтели, чтобы сделать в точности как было, — делится Слава с гордостью.
Мы обмениваемся с Улькой встревоженными взглядами.
И тут дверь с моей стороны резко открывается. Я вижу Егора.
— Привет! — улыбается он и протягивает мне руку, чтобы помочь выйти из машины.
От него веет уверенностью и силой. В салон дует теплый летний воздух, принося аромат цветов. Я колеблюсь, но все же вкладываю свою руку в его и выхожу из машины. Внутри все дрожит, а мысли скачут в разные стороны.
Я же решила сегодня расставить все по местам, рассказать правду про проценты и приложение. Что это за испытание на вшивость от судьбы? Зачем он все восстановил?
Егор улыбается так уверенно, словно звезда на ковровой дорожке во время премьеры. Он явно доволен собой, но я вижу и другое: он жадно следит за моей реакцией, поглядывает с любопытством.
А у меня есть такая черта — когда я слишком сильно поражена, удивлена или выбита из колеи, то я молчу.
Поэтому мы подходим к нашему с Улькой первому магазину в абсолютном молчании.
Они и корзинки с цветами по арке на входе восстановили, и большого керамического медведя достали, которого мы ждали из Китая три месяца. А через стекло я вижу привычную расстановку полок, холодильника для срезки и прилавка. Вот только цветы другие и висят не так, но это было бы трудноповторимо.
Более того, когда я вхожу, то понимаю, что все внутри сделано из дорогих материалов, на которые у нас никогда не хватало денег. Это касается и металлических полок, и прилавка, и даже фирмы керамических горшков, в которых жили постоянные цветы магазина.
— Похоже? — спрашивает Егор, сжимая мою руку в своей.
И тут я понимаю, что до сих пор стою с ним за руку. Вытаскиваю ладонь из хватки его пальцев, он тут же напрягается и заглядывает в лицо:
— В чем дело? Не похоже?
Я оглядываюсь, смотрю на Ульку, которая гладит пальцами прилавок из искусственного камня. Ее явно разрывают радость и шок. А вот я в смятении от других чувств.
Ощущение, что я попала на место героини романтического фильма, мечту которой осуществляют. Вот только я не могу радоваться, потому что знаю, что я — не она. Я — подделка.
Да, Егор искренне постарался загладить свою вину за погром наших магазинов. Это просто поражает.
Но он не знает, что я не его девяносто девять и девять десятых процента. Иначе не видать бы мне этих магазинов.
— Нет, все так. Очень красиво. Даже лучше, чем было, — говорю я, а мой голос звучит немного заторможенно.
Егор хмурится, явно не понимая моей реакции, и говорит:
— Все три магазина сегодня восстановлены. Во всех уже набраны продавцы. Ты можешь приезжать, когда хочешь, в любой из них.
При этих словах в магазин заходят две девушки в коричневых фартуках и кланяются мне, как какой-то важной шишке.
— Доброе утро, госпожа. Я Рита.
— А я Таня.
Я перевожу взгляд на Ульку. В ее глазах так и стоит вопрос: «А я?» Она выглядит абсолютно потерянной. Все действия и слова Егора говорят о том, что всему этому хозяйка только я.
Ох!
Нет, так не пойдет.
Конечно, любая девушка растает от такого подхода. Он не наезжает на меня за то, что выгнала вчера его сестру из дома. Всю ночь восстанавливал наши магазины, потому что я отказалась принимать то здание деда. Он явно старается найти ко мне подход.
Но я понимаю, что все это из-за дурацких процентов, которые Эд мне накрутил.
И даже промолчи я сейчас, прими все это как компенсацию и попробуй начать отношения с Егором, Улька почувствует себя лишней. А это и ее дело тоже.
Даже в найме сотрудниц есть толстые намеки на тот самый «женский бизнес», который Егор считает баловством. Он сам нанял персонал. Говорит, что я могу приезжать и «играться» с цветами, когда хочу.
Это не дело, это игровая площадка для его… как там? Истинной пары?
У богатых свои причуды.
А я — крестьянская душа, полезла не туда.
— Егор, нам нужно поговорить, — поднимаю я на него серьезный взгляд.
Улька резко бросается ко мне, сжимает руку. Мотает головой.
Почему она не хочет, чтобы я призналась? Да, у нас сейчас нет денег на открытие, а все это выглядит как подарок небес.
Но какова будет цена, когда Егор обо всем узнает? Он щедр на все: и на любовь, и на месть. Не оставит от нас и наших семей потом и крошки.
Либо сейчас, либо никогда.
Я беру Егора за руку и веду к выходу из цветочного.