Отрывок из книги «Пыльца счастья»

Глава 1. Дела семейные

 

Эллина беззвучно плакала в ванной комнате: она опасалась разбудить супруга. Ольер ли Брагоньер сегодня ночевал в ее спальне. По традиции аристократы, состоящие в браке, не спали в одной постели. Муж наведывался к жене, исполнял супружеский долг и удалялся. В случае если брак строился не на голом расчете, оставался до утра. Ли Брагоньеры не могли пожаловаться на отсутствие чувств. Если на то пошло, любовь спасла каждому жизнь. Начиналось все прозаически: два абсолютно разных человека, принадлежащие к полярным сословиям, которых свело преступление.

До недавнего времени Эллина ли Брагоньер влачила унылое существование гоэты, то есть мага низшего порядка, по сути, ремесленника. Закончив училище, подобные специалисты оказывали разные бытовые услуги населению. К примеру, искали пропавший скот, готовили зелья, помогали составить официальные бумаги для обращения к властям, переводили тексты с "мертвых" языков, ставили охранные заклинания — словом, делали все, лишь бы выжить. Гоэтов в королевстве Тордехеш много, заказы разлетались быстрее ветра, на всех не хватало. А ведь лицензия не бесплатная, ее нужно продлевать каждый год. Без свидетельства о разрешении на работу заказы брать нельзя: угодишь в тюрьму. Маги в Лицензионной конторе не бывали и посматривали на гоэтов свысока. Они не считали их за конкурентов, обычно не нисходили до общения и воспринимали как бесталанных ремесленников. Имели полное право. У гоэтов отсутствовал дар или наличествовал в зародыше, при всем желании, они не могли подняться выше четвертого-пятого магического уровня. Он указывался в допуске на работу и определял круг вещей, которыми мог заниматься человек. Истинная магия начиналась с третьего уровня. Эллине доводилось встречать волшебников высшего порядка — боевиков. Собственное ничтожество рядом с ними ощущалось особенно остро.

Словом, Эллина не могла похвастаться престижной работой и уважением окружающих. Пусть гоэта формально относилась ко второму сословию, по факту балансировала на грани третьего. Виной всему происхождение. Мать будущей жены баронета была крестьянкой, отец — мещанином. Фермеры и мелкие лавочники — не лучший билет в высший свет, а уж пьяница-отчим — подавно. Пусть Эллина давным-давно сбежала из семьи, происхождение никуда не делось. В соответствии с ним и вел себя Ольер ли Брагоньер, тогда еще не Королевский прокурор Сатии, а Главный следователь того же города, второго по величине в Тордехеше. Соэра — так величали любого работника королевской судебной системы среднего и высшего звена — волновала поимка темного мага и уничтожение его зверушки — твари из Бездны, а не какая-то женщина. Однако Эллина сумела пробить броню любившего только работу Брагоньера, незаметно стала важнее чести. Он тоже превратился из безликого инквизитора и служителя закона в свет в окошке.

Только вот любовник не спешил делать предложение и не сделал бы, если бы регент не приказал. Выбор невелик: брак или смерть. Брагоньер знал слишком много о государственном перевороте, едва не поплатился за верность убитому королю жизнью. Если бы не Эллина, истек кровью в камере пыток.

Оба не знали, для чего Арлану ли Сомерашу, герцогу Ланкийскому, ныне супругу Ее королевского величеству, регенту при малолетнем принце Гидеоне, понадобился этот брак. Поразмыслив, соэр пришел к выводу: ради блага государства. Бывший министр внутренних дел ценил ревностное служение Родине, хорошо знал Брагоньера и не собирался лишаться неподкупного инквизитора и следователя. Сработал метод кнута и пряника, которым, по примеру кумира — именно от Арлана ли Сомераша соэр перенял ряд привычек — пользовался сам нынешний Королевский прокурор. Бывшему Главному следователю досталось повышение, которое одновременно лишало возможности вмешиваться в дела монарха, Эллине — личное дворянство и брак с любимым мужчиной. Король оценил ее преданность и решимость — по его мнению, самые важные человеческие качества. Заодно бросил Брагоньеру кость, сделал обязанным и не прогадал. Пусть сквозь зубы, но соэр принес клятву верности, и Сомераш успокоился. Поступками Брагоньера всегда руководили честь и долг, отныне Королевский прокурор — опора трона. Врагов у будущего Арлана Первого — никто не сомневался, короны принц не получит — хватало, требовалось разобраться и с былыми союзниками — темными магами. Орудием предстояло стать Ольеру ли Брагоньеру.

Но той ночью Эллина думала вовсе не об угрозе, исходившей от регента, ее волновало собственное будущее. Семейству ли Сомерашей ничего не грозило, королева Алисия, супруга покойного короля Донавела Аризиса, разрешилась от бремени мальчиком. Тордехеш отпраздновал его рождение недельными гуляниями, а вот Эллина не могла ничем похвастаться. У нее не получалось зачать ребенка. Может, виной всему возраст? Эллине тридцать семь, а Брагоньеру нужен наследник, чтобы род не оборвался.

Гоэта вздохнула и умылась.

Мальчик… Ей бы хоть девочку родить!

Целый год замужем и ничего, ни следа беременности. Ладно, если бы соэр с ней не спал, так нет, Брагоньер не относился к супружескому долгу, как в повинности, ему нравилось оставаться наедине с Эллиной. При нервной работе и вечном переутомлении секс заменил Королевскому прокурору коньяк. Гоэта заметила, он пил значительно меньше, хотя все так же работал допоздна и вставал ни свет ни заря. Зато она единственная женщина, которую он хотел. Все сорок с небольшим лет жизни Ольер ли Брагоньер довольствовался проститутками. Что там, он и любовь считал болезнью, а любые чувства — проявлением слабости. Только вот на одном желании брак не построишь, Эллина обязана родить. Муж так и сказал: брак без наследника ему не нужен. А уж леди ли Брагоньер и вовсе мечтала сжить невестку со свету. Она презирала ее за происхождение и злорадствовала по поводу бездетности пары. Несомненно, во всем виновата Эллина, повторяла свекровь, укоряя сына за легкомысленный выбор. Столько невест, а он выбрал девицу сомнительного происхождения, сомнительного же поведения, перестарка.

Гоэта взглянула на отражение в зеркале. На нее смотрела исхудавшая усталая кареглазая шатенка в шелковом пеньюаре поверх бледно-зеленой сорочки. Прежде Эллина и подумать не могла, что станет носить подобные вещи, однако деньги счастья не принесли. Судьба вообще ее не баловала: то с семьей не повезло, то работы нет, то мужчины сбегают, хорошо, если не ограбив, то предает лучший друг, то убивают. Казалось, вот оно — Ольер ли Брагоньер, исполнение давней мечты. Эллине ведь хотелось замуж, надоело ходить за заказами в "Белую мышку", провожая тоскливым взором семейные пары, ребенка она тоже хотела, только вот Сората решила: хватит и так слишком много даров для смертной. Богине виднее, только брак вот-вот рухнет. Брагоньер может сколько угодно любить Эллину, но долг перед семьей важнее. Он разведется, женится на какой-нибудь баронессе, а гоэта снова станет содержанкой. О, как она ненавидела этот статус! Вовсе не по моральным убеждениям — Эллина не желала жить на деньги мужчины. Ее подруга, Анабель Меда, с удовольствием принимала подарки от Первого префекта Сатии, давно забыла, что такое работа. Гоэта так не могла. Все ее существо протестовало против подачек. От мужа — одно, от любовника — другое. Можно подумать, Эллина спала с человеком ради золотых цепочек! Но, похоже, придется привыкать.

Эллина порадовалась, что не выбросила ученические тетради, много лет верой и правдой помогавшие в работе. Сохранилась полевая сумка, артефакты, даже документы на продление лицензии она тайком от мужа подала. Старое разрешение на работу, выданное против правил на два года, истекало через три месяца, но гоэта решила не рисковать. Брагоньеру наверняка доложат о действиях Эллины, он воспротивится — соэр придерживался старомодных правил насчет женского труда, — придется искать другие способы.

Ручка ванной комнаты дернулась.

Эллина вздрогнула и поспешила скрыть следы очередной истерики. Муж не любил, когда она плакала, мог и голос повысить. Для него рыдания — распущенность.

— Лина, открой! — послышалось из-за двери.

Гоэта щелкнула задвижкой. Все равно не отсидишься, Брагоньер выломает дверь.

Понурив голову, Эллина ждала очередной отповеди.

Соэр поставил свечу на умывальник и окинул жену недовольным взглядом. Эллина поежилась. Бледные, водянистые зеленые глаза, казалось, собирались вынуть душу. Смотреть Брагоньер умел. Гоэта успела побывать у него на допросе и убедилась, порой один взгляд способен породить животный страх.

— Опять? — Муж взял ее двумя пальцами за подбородок и повернул к свету. — Я больше с тобой не останусь. Надоели бесконечные истерики! Когда возьмешь себя в руки, скажешь.

— Ольер! — Эллина повисла на нем, вцепилась, будто опасалась: уйдет навсегда.

Брагоньер осторожно разжал ее пальцы и украдкой зевнул.

— Мне завтра рано вставать, — напомнил он, — и я хочу выспаться. С тобой это решительно невозможно. До свадьбы ты вела себя иначе. В чем дело? Казалось бы, должна радоваться, а вечно плачешь. Или я даю мало денег? Так возьми. Доверенность оформлена, можешь распоряжаться моим счетом.

Болезненная гримаса исказила лицо гоэты.

Он все мерил выгодой

Давно пора привыкнуть к холодности супруга, к тому, что им руководил разум, а сердце даже не думало вмешиваться.

Они такие разные! Брагоньер, понимавший, что такое обязанности, трудолюбие и упорство, но понятия не имевший о жалости, грусти и радости, и Эллина, слишком эмоциональная, порывистая, не умевшая просчитывать свои и чужие шаги. Наверное, поэтому Сората и свела их вместе, чтобы дополнить. И все бы хорошо, если бы муж не контролировал каждый вдох. Вот и теперь, отчего ему не спалось, как только почувствовал, что вторая половина кровати опустела? Чутье инквизитора, не иначе. И как бы тихо Эллина ни плакала, он все равно бы услышал, нашел. Гоэта слишком предсказуема, муж не раз говорил.

Эллина тяжко вздохнула и одновременно всхлипнула. Вышло так, будто она захлебнулась воздухом.

— Мне ничего не нужно, ты всем меня обеспечиваешь. — Она робко положила руку на предплечье супруга и ласково шепнула: — Спи!

Однако Брагоньер не спешил уходить. Он хмурился, буравя Эллину льдистыми глазами. Той пришлось сознаться. Лучше сразу, чем терпеть молчаливую пытку. Муж все равно узнает, у него такой характер.

— Полагаешь, будто слезы помогут? — неодобрительно поджал губы Брагоньер. — На твоем месте я бы меньше рыдал, вышло бы больше толку. Лучше сходи к врачу. Может статься, ты уже беременна. Во всяком случае, ведешь себя соответствующе.

— А если нет? — упавшим голосом спросила Эллина и погладила живот.

Она избегала смотреть на мужа.

— Если нет, Эллина, проблему нужно решать. Соберись, наконец! — прикрикнул соэр. — Со стороны смотрится отвратительно. Либо ты перестаешь рыдать, либо меня в твоей спальне больше не будет, госпожа ли Брагоньер. Выбирай!

Развернувшись, он вышел. Эллина выскользнула следом и убедилась в худших предположениях: муж одевался.

Не могла сдержаться и вздыхать молча!

— Я… Ты… — Она никак не могла подобрать слова.

Брагоньер потянулся за брюками и вдел ноги в штанины. Поправил пряжку ремня и взглянул на часы: четыре утра.

— Ты не к себе? — Раз ищет запонки, точно на работу.

— Зачем? — Брагоньер застегнул манжеты. — Ты меня разбудила, снова не усну, лучше просмотрю сводку по Сатии. Вели заварить крепкого кофе, раз уж тоже встала.

— Прости! — Эллина покаянно потупилась и озвучила страшную истину, которая терзала ее весь текущий год: — Я испортила тебе жизнь. Разведись.

Именно так. Пусть женится на женщине своего круга. Эллине не привыкать, сколько мужчин ушло, даже не оставив записки. Сказки, они для девочек, для взрослых же…

— Леди Ольер ли Брагоньер, — само то, что соэр назвал жену полным титулом, насторожило, — за свою жизнь отвечаю я сам. Да, регент настаивал на браке, но решение принял не он. Или вы полагаете, будто инквизитор Сатийской области способен ошибаться?

Гоэта икнула под его взглядом, вновь ощутив себя арестанткой перед лицом следователя. Хотелось забиться под кровать и не вылезать до рассвета. В такие минуты Брагоньер становился не мужем, а чужим страшным человеком.

Ошибаться соэр не мог. Ольер ли Брагоньер принимал исключительно верные решения. Если и случались промахи, он переносил их крайне болезненно, с удвоенным рвением брался за проблему и не успокаивался, пока не исправлял ошибку.

— Господин инквизитор, несомненно, прав, — Эллина выдавила из себя улыбку.

Право слово, хороша! У Брагоньера крепкие нервы, раз терпит, другой бы давно бросил. Может, он прав, и Эллина ждет ребенка? Нужно же как-то объяснить непонятные истерики, накатывавшие чуть ли не каждый раз после того, как муж сползал на бок и засыпал? Наверное, Эллина помешалась на ребенке, нужно действительно сходить к врачу, полечить нервы. И перестать думать о беременности. Говорят, тогда она быстрее наступает. Но как, если целый год ничего? Они ведь не предохранялись.

— Останься со мной, пожалуйста! — тихо взмолилась гоэта, когда муж взялся за ручку двери.

— Мать? — Брагоньер озвучил одну из причин ее нервного срыва. — Что она опять наговорила?

— Ничего нового. — Эллина рисовала босыми пальцами узоры на ковре.

Отношения со свекровью не складывались, неоспоримый факт. Муж не считал нужным вмешиваться, соблюдал нейтралитет, хотя пару раз одернул мать. В остальных случаях Эллине приходилось справляться самой. Брагоньер предупреждал. "А ведь мог бы, — иногда в минуты досады думала гоэта, — один раз сказать, и леди ли Брагоньер-старшая навсегда оставила бы в покое. Слово сына для нее закон, Ольер глава семьи, мужчина, тут все строго. Но он уважает мать и не желает портить с ней отношения. Скорей бы она вернулась в Калеот!"

Свекровь нагрянула из столицы неделю назад, но уже успела отравить жизнь Эллины. Будто мало наставлений в письмах и издевательства, которое по ошибке назвали подготовкой к свадьбе! Зато гоэта теперь умела фальшиво улыбаться, не падать в обморок после многочасового стояния на каблуках и носить на шее драгоценности стоимостью с особняк.

— Она скоро уедет. — Брагоньер вернулся и встал рядом с женой. — Ты могла бы с ней ужиться, но не желаешь. Немного почтения и уважения, Эллина, она моя мать.

— Помню! — Гоэта состроила кислую мину. — Только пока она здесь, детей у нас точно не будет. Я не могу, Ольер! — уткнувшись в его плечо, скороговоркой зашептала Эллина. — Каждое утро начинается с немого вопроса. Она подробно расспрашивает горничных, лично проверяет белье, вчера не постеснялась спросить, когда у меня месячные. Я с ума сойду, Ольер!

— Выпей воды. Ты слишком импульсивна. Естественно спрашивать о подобных вещах, не находишь? — Во взгляде читалось: "Давно пора!" — А все твои отношения с темными, — жестоко нанес удар супруг. — Думаешь, не знаю об аборте? — Лицо его скривилось. Брагоньер даже не пытался скрыть неприязни. — Еще во время истории Гланера Ашерина доложили. Помнится, тебя осматривал врач на предмет, скажем так, последствий изнасилования. Но я женился, Эллина, а теперь пожинаю плоды. Немудрено, что у нас нет детей.

Гоэте казалось, будто на нее вылили ведро помоев. Она отстранилась от мужа и заглянула ему в лицо. Пусть освещения не хватало, но самое главное Эллина разглядела. Ни толики сочувствия, одно осуждение. Плотно сжатые губы, абсолютно холодные глаза.

— То есть родить от темного мага лучше? — хрипло — отчего-то вдруг стало трудно говорить — спросила Эллина. — Чтобы по твоему приказу меня потом бросили в тюрьму, а то и казнили?

Некогда, еще совсем юной выпускницей училища, гоэта работала с темным магом — Малисом. Власти тогда пошли на беспрецедентный шаг: заключили временное перемирие с теми, кого планомерно уничтожали. Увы, не без причины. Эллина не понаслышке знала о психологии темных. Они целиком и полностью зависели от баланса энергии. Если смерти в крови становилось больше, темные маги убивали, у них случалось помутнение рассудка. Вернуть баланс в норму могла постель, и Эллина стала средством спасения для Малиса, а он для нее — первым мужчиной и первой любовью. Возможно, из этих отношений вышло бы нечто большее, темный маг даже теперь тепло относился к гоэте — редкость для ему подобных, — но кровавые ритуалы все перечеркнули. Эллина сбежала, узнав о беременности и с большим трудом избавилась от ребенка. Аборты в Тордехеше строжайше запрещены, мало кто рисковал свободой или жизнью. Разумеется, стоило решение проблемы материнства соответственно.

— Тебе надлежало проявить большую разборчивость в связях и думать о последствиях, — припечатал Брагоньер, пропустив обвинение мимо ушей. — Методы предохранения давно разработаны, "мешочки" продаются открыто. Если ты считала себя достаточно взрослой для отношений, сходила бы к знахарке.

Эллина отошла к окну, отодвинула тяжелые портьеры и прижалась лбом к стеклу. Значит, поддержки ждать не откуда, муж тоже считал ее виноватой.

— Но у тебя нет детей, откуда ты знаешь?.. — Гоэта не договорила, сообразив, каким скандалом обернется вопрос.

— Хорошо, — неожиданно спокойно отреагировал Брагоньер, — я проверю. А теперь давай определимся, — он украдкой бросил взгляд на часы, — ты собираешься плакать или спать?

Вместо ответа Эллина отлепилась от окна и скинула пеньюар. Поднимать не стала, пусть валяется. Сама же побрела к кровати и устроилась на самом краю с видом побитой собаки. Гоэта с облегчением вздохнула, когда муж начал раздеваться. Она откинулась на спину и едва заметно улыбнулась, когда свет погас, а матрас чуть скрипнул, прогнувшись под тяжестью мужчины. Улыбка стала шире, когда пальцы Брагоньера коснулись ее щеки в скупой ласке. Эллина подползла к нему, обвила ногами и уснула.

На подкорке сознания мелькнуло: "Летом я рожу сына".

 

 

Эллина с улыбкой, больше походившей на оскал, разливала чай. Свекровь наблюдала за каждым движением, готовая в любой момент сказать очередную колкость. Леди Брагоньер-старшая делала это с изяществом, присущим особам высшего света. Аристократы, казалось, впитывали с молоком матери умение оскорбить человека и избежать наказания. Женщины по всем статьям превзошли мужчин, а если объект насмешек ниже по происхождению, они и вовсе сбрасывали маски, щедро потчуя ядом.

Гоэте хотелось соврать про беременность и посмотреть, как вытянется лицо свекрови. Та вышла к завтраку величавая, словно королева, не в домашнем платье, как Эллина. Создавалось впечатление, будто леди Брагоньер-старшая даже внешним видом старалась унизить невестку. Гоэта стойко держалась.

От улыбки сводило мышцы.

Как бы Эллине хотелось стукнуть чашкой о стол, но вместо этого она приторно интересовалась, покрепче или пожиже любит свекровь.

Вот зачем гоэта вышла замуж? Высший свет ей претил, Анабель могла сколько угодно таскать ее на приемы, но любовь к графам и баронессам не привила. Хорошо, Брагоньер не любитель светских развлечений, однако они регулярно бывали на музыкальных вечерах, посещали театр и минимум балов — словом, отбывали аристократическую повинность.

Слуга принес на подносе газету и почту. Положил рядом с Эллиной — маленькое, но превосходство. Хозяйка не свекровь, а она. Только вот леди ли Брагоньер отомстит, когда зимой они приедут в столицу на ежегодный королевский бал. Мать соэра не собиралась отдавать бразды правления семейным особняком выскочке.

Муж давно уехал на работу. Эллине предстоял очередной унылый день. Брагоньер запрещал брать заказы, и гоэта умирала со скуки. Однако сегодня предстояло нанести важный визит. Эллина послала горничную в квартал магов, чтобы та записала ее к врачу. Одна консультация стоила баснословных денег, но поговаривали, будто все его пациентки рожали здоровых малышей.

— Ольеру, приглашение, приглашение, счета… — Эллина перебирала конверты.

— Не слишком много ли ты тратишь? — подала голос свекровь, услышав слово "счета".

— Для женщины, которая спасла жизнь вашего сына, мало, — не оборачиваясь, ответила гоэта.

Ей надоела покорность. Пришла пора поставить вредную женщину на место. Пусть вспомнит, Эллина тоже дворянка, а не подзаборная девка, и если Брагоньер счел ее достойной любви, то углядел множество достоинств. Соэр не из тех, кого прельщает красота.

— В наше время статусом любовницы не гордились, — ядовито заметила леди Брагоньер и отпила из чашки. — Слишком много сахара, милая.

— Пытаюсь подсластить вашу жизнь, — вспылила Эллина. — Видимо, она чрезвычайно горька, раз чужое счастье не дает покоя.

— Счастье? — Свекровь хранила невозмутимое спокойствие. — Увы, в доме его нет. Я предупреждала Ольера, но он упрямый. Вы не способны родить ребенка, а говорите о счастье.

— Давно ли вы стали жрицей Сораты? — Все внутри гоэты кипело, даже чашка в руке дрожала. — Иначе откуда вам знать, что у нас не будет детей?

— Это очевидно, — пожала плечами собеседница и намазала себе тост. После посетовала, обращаясь к божественным брату и сестре: Дагору и Сорате: — Ни ума, ни воспитания, ни здоровья! Даже репутацию в качестве приданого не принесла. Одним словом — гоэта.

Эллина шумно вздохнула.

— Сколько можно вам повторять, что я не шлюха? Ваши грязные обвинения…

— Разве мой сын — ваш первый мужчина? Хорошая невеста бережет честь для мужа. Однако ваша невинность меня волнует меньше всего. Не надейтесь получить деньги Ольера по завещанию. Если не родите сына, не получите ни медяка, я позабочусь. Велите подать завтрак в мою комнату: у меня разболелась голова.

Леди Брагоньер промокнула губы и удалилась. Эллина мысленно пожелала ей онеметь и, не чувствуя вкуса, запихнула в рот сдобную булочку. Свекровь своего добилась, лишила аппетита.

Чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей, гоэта развернула газету. Муж терпеть не мог "Жизнь Сатии", по его словам, пособницу преступников и сборник грязных сплетен. Будь воля Брагоньера, единственную в городе частную газету запретили бы, а гранки уничтожили. Соэр признавал только информационные листы, которые вывешивали на видных местах по всему Тордехешу. В них печатали последние указы, сообщения о розыске преступников и прочие сведения, которые власти стремились донести до простого народа.

Эллина же "Жизнь Сатии" любила. Как всякая женщина, она интересовалась великосветскими историями, а, как гоэта, — криминальными заметками и объявлениями о найме на работу. Пролистывая газету, она наткнулась на некролог. В нем сообщалось о скоропостижной смерти некого врача от сердечного приступа. Коллеги не скупились на пафосные выражения скорби, но привлекли Эллину вовсе не они, а небольшая приписка: "Ведется следствие". Гоэта знала, — как-никак, муж столько лет отдал правосудию! — любая неожиданная смерть требует установки причин. Обычно следствие — сущая формальность, достаточно заключения врача о естественных причинах кончины. Однако женщина знала погибшего. Помнится, она обращалась к нему за помощью пару месяцев назад — так, сущие пустяки. Любопытная подробность: сегодня гоэта собиралась к его учителю. Занимательное совпадение!

Эллина перечитала заметку, надеясь найти что-то интересное. Ссора со свекровью вылетела из головы. Муж прав, не стоило открывать рот. Леди ли Брагоньер-старшая никогда не скрывала характера, да что там — сын перенял многие черты матушки. Только рассудительностью Брагоньер пошел в отца. Гоэта никогда его не видела: баронет умер задолго до знакомства Эллины с бывшим Главным следователем Сатии, — однако по обрывкам разговоров поняла, тот отличался той же холодной рассудочностью и спокойствием, хотя не чурался слабостей. В этом отношении сын переплюнул отца. Брагоньер стремился походить на будущего монарха, старательно копировал его манеры. Сейчас, наверное, сожалел о кумире молодости. Соэр трепетно относился к понятиям "честь", "долг", "верность", а герцог ли Сомераш их грубо попрал. Одно убийство его величества Донавела чего стоит! Пусть не собственными руками, но по приказу регента.

Эллина разделяла мнение супруга насчет принца Гидеона: Сомераш не позволит, чтобы престол занял сын покойного монарха. Мальчика удалили от двора, отправили на обучение в другую страну. Вряд ли он оттуда вернется. Ребенка легко убить, обставив все как несчастный случай. Да и мало ли на свете болезней? Однако в приватном разговоре с женой, состоявшемся после отъезда наследника, Брагоньер предположил, корабль с принцем Гидеоном утонет. Нет, он не сказал прямо, но Эллина сумела догадаться по недомолвкам.

Так вот, характер леди ли Брагоньер-старшей понятен, как понятно и то, что она привыкла к подчинению. Даже сын проявлял к ней почтение, хотя не забывал, если требовалось, напоминать, кто глава рода.

Эллина для свекрови — неподходящая женщина, окрутившая баронета, естественно, она всеми силами старается ее выжить. Гоэте бы не замечать колкостей, умом она понимала неправильность собственного поведения, но не могла контролировать эмоции. Женщина постоянно думала о ребенке, об ответственности перед мужем и нервничала. Она вдруг остро поняла, что за последний год превратилась в истеричку. Отсюда и грубые ответы мужа: ему банально надоели ее вечные слезы. Брагоньер наверняка тоже переживает, но не глушит бутылками коньяк.

Смерть врача не давала покоя. Сердечный приступ у молодого мужчины? Эллина помнила его и решительно не видела причин, которые помешали бы доктору дожить до преклонных лет. Улыбчивый, энергичный, пышущий румянцем, судя по хихиканью помощницы, любитель женщин.

"Надо показать Ольеру", — решила гоэта и отложила газету в сторону.

Бросив взгляд на часы, Эллина допила остывший чай и позвонила в колокольчик.

— Заложите экипаж, — приказала она слуге. — И позови горничную, мне понадобится ее помощь.

Вот так, обыденно, привычно. Помнится, раньше она боялась командовать.

Квартал магов остался прежним: резные водостоки, широкие тротуары, черепичные крыши особняков. Прежде Эллина редко заглядывала сюда: не было ни необходимости, ни денег. Да и кому приятно ловить презрительные взгляды, заискивая в приемных врачей с корочками об образовании в университете. А все потому, что тогда гоэта не могла похвастаться гербом и золотыми лозенами в кошельке. Теперь Эллина не тряслась в седле, а ехала, откинувшись на набитое конским волосом сиденье экипажа. Муж купил его сразу по возвращению в Сатию. Увы, обошлось без свадебного путешествия, зато соэр позаботился об удобстве супруги. Самого его устраивали извозчики и породистый жеребец в конюшне.

Никто не узнавал в затянутой в серое атласное платье женщине мелкого бытового мага, встречные волшебники одаривали улыбками и поклонами. «Благородная сеньора» вместо "Эй, ты!" всего за росчерк пера.

Экипаж остановился у небольшого аккуратного особняка. Нижний этаж приспособили для нужд врача, сам он с семейством обитал выше. Судя по золоченой вывеске, дела у господина Женда шли хорошо.

На широкое крыльцо вели три ступеньки.

Вокруг — тщательно постриженные кусты. На окнах — ящики с цветами.

Эллина сжала пальцы и зажмурилась.

Сората, пусть врач скажет, что она не бесплодна! Гоэта принесет богатые дары храму, отстоит на коленях неделю, лишь бы в следующем году детская перестала пустовать. Эллина обставляла ее сама, тщательно подбирала вещи, а теперь боялась заходить: всякий раз при взгляде на пустующую кроватку наворачивались слезы.

Кучер слез с облучка и распахнул дверцу экипажа.

Эллина натянула перчатки и со вздохом ступила на тротуар.

Всего пара шагов, а как сложно их сделать!

Звякнул колокольчик, и дверь отворила улыбчивая девушка. Эллина протянула визитную карточку. Помощница кивнула и заулыбалась еще шире, хотя, казалось, больше некуда. Ольер ли Брагоньер слишком известен в Сатии, чтобы не лебезить перед его женой, благо по врачам в последнее время она ходила часто.

— Я записана на одиннадцать.

Эллина прошлась по приемной, выдержанной в теплых тонах, и пробежалась взглядом по развешанным на стенах благодарственным письмам. Их оказалось много — неудивительно, при клиентуре господина Женда.

На самом видном месте — два диплома. Один врачебный, второй магический.

Кожаные диваны, цветы — все, чтобы пациенты чувствовали себя комфортно.

Помощница господина Женда заглянула в журнал и кивнула.

— Доктор ждет вас, проходите.

На негнущихся ногах Эллина вслед за девушкой шагнула в залитый солнцем кабинет. Он совсем не напоминал смотровую обычных врачей. Господин Женд старался, чтобы клиенты не воспринимала его как врача.

Часть комнаты отгораживала ширма, тоже не белая, с ярким узором.

— Госпожа Ольер ли Брагоньер, — наклонившись к писавшему за солидным, как он сам, столом врачу, доложила помощница.

Господин Женд поднял голову и снял очки. Он оказался лысым, полноватым, одетым с иголочки человеком лет пятидесяти. Все лицо, казалось, выражало добродушие, и только глаза выдавали человека хитрого, умевшего притворяться. Эллина не сомневалась, ради выгоды господин Женд пошел бы на все.

— Приветствую, благородная сеньора. — Значит, врач так и не заработал личного дворянства, раз обращался к гоэте как к вышестоящей. — Присаживайтесь! — Он махнул на бежевый кожаный диван. — Рассказывайте, что вас беспокоит.

Гоэта шумно вздохнула и в волнении стянула перчатки, чтобы чем-то занять руки.

— Дети, — упавшим голосом призналась она. — Я не могу забеременеть.

Господин Женд крякнул и заверил: на свете нет ничего невозможного.

Врач начал с обычных вопросов, потом затронул личное: отношения с мужем. Эллина отвечала предельно откровенно, понимая, от этого зависит будущее семьи. Господин Женд никак не комментировал ее рассказ, просто кивал, делал пометки или выяснял детали.

Гоэта мысленно усмехалась: даже с Анабель она не делилась подробностями сексуальной жизни, а тут расписывала постороннему человеку позы, ощущения и прочие пикантные подробности. Когда она закончила, в кабинете на время воцарилось молчание.

Врач жевал губы и хмурился. Эллина ерзала на диване. Чем больше господин Женд безмолвствовал, тем больше волновалась гоэта, предполагая самое худшее.

— Странно, — наконец изрек доктор и вытащил из ящика тонкие перчатки. — Не вижу никаких трудностей. Возраст, конечно, неподходящий, но не смертельный. Скажите, ваш муж не мог застудиться?

— Он всегда тепло одевается, — заверила Эллина и, смутившись, добавила: — И с потенцией проблем нет. Может, муж не самый страстный любовник, но я не жалуюсь.

Господин Женд кивнул и попросил пациентку раздеться за ширмой.

Осмотр длился недолго. Пару раз гоэта морщилась: врач производил не самые приятные манипуляции. Но вот господин Женд стянул перчатки и выбросил в ведро. Подтянув белье, Эллина замерла в ожидании вердикта.

— Все хорошо, благородная сеньора. Проблемы в голове и в небольшой несовместимости. Я выпишу лекарство. Его нужно принимать и вам, и супругу. Через три месяца забеременеете, гарантирую.

Эллина кивнула и, отвернувшись, принялась одеваться.

Очередная надежда. Конечно, гоэта станет пить лекарство и уговорит мужа. Он, судя по недавнему разговору, не против — редкость для мужчины. Обычно сильный пол предпочитает винить во всем женщин.

— Не исключено, — уже выйдя из-за ширмы, продолжил врач, — что вы уже беременны. При желании можно провести дополнительное магическое исследование. Беременность на малом сроке незаметна и…

— Я согласна! — выпалила Эллина.

Она понимала, господин Женд возьмет втридорога, но собиралась заплатить любые деньги. Брагоньер не поскупится на наследника.

— Увы, не сегодня, — врач склонился над столом и, задумавшись, застрочил пером по бумаге. — Требуется некоторое время… Я попрошу помощницу записать вас на следующую неделю.

— А раньше нельзя? — Эллина оделась и тоже выбралась из-за ширмы.

Она сойдет с ума за неделю, а леди ли Брагоньер поможет.

— Госпожа, — господин Женд оторвался от записей и смерил пациентку высокомерным взглядом, — даже герцогини ждут своей очереди. Я один, пациентов много.

Гоэта понимающе кивнула.

Взгляд блуждал по стенам.

Сплошные морские пейзажи! Бушующие волны, спокойная гладь воды, парусники… Наверное, сюжеты выбраны неспроста и призваны вызвать у клиентов определенные чувства. В то же время, несмотря на множество безделушек, кабинет выглядел неживым. Эллина отчего-то сразу поняла, господин Женд не занимался его оформлением. Всего лишь место для зарабатывания денег, в которое нет смысла вкладывать душу.

— Жаль вашего ученика! — Гоэте вспомнилась заметка в газете. — Я ходила к нему, лечила нервы.

Точно, она совсем забыла! Нервы!

Эллина открыла рот, чтобы попросить решить проблему с истериками, но тут же закрыла. Она успела перехватить выражение лица врача: досаду. Странная реакция на соболезнования. Женщина поняла бы, если бы заметила раздражение, но нет, все выглядело так, будто господин Женд хотел замять тему.

— Жаль, — равнодушно обронил врач и протянул Эллине рецепт. — Мелвил не следил за здоровьем.

Гоэта кожей чувствовала, ее хотели выставить из кабинета. Хм, пару минут назад господин Женд вел себя иначе, пусть и говорил о занятости, демонстративно не поглядывал на часы. Вежливость исчезла, ее сменило молчаливое раздражение.

— У меня шалят нервы, — Эллина все же озвучила вторую проблему.

— Попейте успокоительное! — огрызнулся врач и, спохватившись, сгладил грубость извинениями: — Простите, нервничаю перед важной пациенткой. Моя помощница подберет вам капли. Всего хорошего, благородная сеньора.

Господин Женд проводил гоэту в приемную и передал улыбчивой девушке. Та внимательно выслушала жалобы Эллины, вручила сразу две микстуры и один порошок. После с той же обворожительной улыбкой выписала счет. При виде него женщина поперхнулась, но оплатила все до медяка.

Выписанное врачом лекарство надлежало заказать в аптеке. По старой памяти Эллина велела отвести ее на Тополиный проезд. Некогда она частенько бегала туда за извозчиком. Совсем рядом Тенистая улица, где стоит заколоченный домик — девичье приданое. Вопреки настойчивым просьбам Брагоньера гоэта его не продала. Видимо, сказался давний страх остаться одной с дырой в кармане.

Некогда на Тополином проезде жил Гланер Ашерин. Эллина не решилась взглянуть на особнячок, который давно продали с аукциона: слишком тяжелые воспоминания. Лучший друг, так жестоко отплативший за доверие. Метаморф, который едва не подвел под утопление, затем устроил охоту и изнасиловал из-за того, что много лет назад Эллина ему отказала. Потом и вовсе принес в жертву. Если бы не порыв Брагоньера и вовремя оказавшийся рядом Малис, гоэта бы давно предстала перед судом божественных брата и сестры.

Однако Эллина оказалась на границе кварталов первого и второго сословия вовсе не из-за воспоминаний. Она собиралась заказать лекарство у знакомого аптекаря. Тот не станет накидывать серебряные чекушки за имя и аренду лавки на оживленной улице. И, если говорить начистоту, Эллине хотелось поболтать с давними знакомыми. Никто из них не мог прийти в особняк Брагоньеров. Соэр не одобрил бы, если бы жена пригласила трактирщика или бедного гоэта. Он терпимо относился к Анабель, однако та всецело посвятила себя битве за любовника, которого пыталась отбить более молодая и красивая.

Визит на Тенистую улицу благотворно подействовал на Эллину, домой она вернулась посвежевшая и улыбающаяся. Хихикая, гоэта гадала, как бы отреагировал муж, если бы узнал, как и где она провела время. Наверняка бы насупил брови и прочитал лекцию о несовместимости леди и трактира "Белая мышка". Пусть там дешевый эль, зато за стойкой всегда радостно встретят, искренне поинтересуются жизнью. Брагоньер дождется, Эллина тайком возьмется за работу.

Особняк встретил непривычной тишиной. Гоэта даже забеспокоилась, куда подевалась свекровь. Она обычно выходила в холл и укоризненно взирала на невестку. Не иначе поджидает в гостиной. Однако там тоже никого не оказалось.

— Сеньор вернулся обедать, — сообщил слуга и протянул Эллине конверт на подносе. — Приглашение, сеньора. Прислали после вашего отъезда.

Гоэта нетерпеливо распечатала письмо и достала карточку. Сестра Брагоньера, графиня Летиссия Сорейская, звала на прием в среду.

— Вернулась? — В дверях гостиной возник хозяин дома. Он предупредительно поднял руку, не давая поведать о подробностях визита к врачу. — Позже. Уверен, ничего плохого не скажешь. Пройди, пожалуйста, в спальню.

Заинтригованная, Эллина оставила приглашение на столе вместе с перчатками и направилась к мужу. Тот посторонился, пропуская. Гоэта спиной ощущала его взгляд. Кажется, соэр чего-то ждал. Реакции?

На туалетном столике лежала коробочка. Она придавила билеты в театр. Эллина смотрела на них во все глаза. Брагоньер ненавидел пустое времяпрепровождение, а тут выкупленная ложа, комедия — все, как любила жена.

В коробочке ожидаемо оказалось кольцо. Золотое, с бриллиантами. Они обсыпали металл между полосками шпинели.

— Ольер? — прижимая футляр к груди, Эллина обернулась к мужу с немым вопросом в глазах.

— Ты кое в чем права, — неохотно признал Брагоньер. Он наблюдал за женой из коридора, словно не решался войти. — Сегодня, когда ты опять начала рыдать, я повел себя как с подследственной. Не следовало говорить столь грубо. Подарки — извинения.

Гоэта недоверчиво цокнула языком и переспросила:

— Прости, что — извинения?

Муж кивнул и вошел в спальню. Глянул на дверь в ванную и поморщился. Сколько раз Эллина там рыдала, пока он спал? Судя по всему, много.

— Именно, — стоя к ней спиной, подтвердил он. — Твои слезы… Они меня раздражали. Меня тоже беспокоит сложившаяся ситуация, однако я не выставляю чувств напоказ. Они ничем не помогут, Лина. Проблемы нужно решать, а если решить невозможно, принять ситуацию, как есть.

Эллина понимающе кивнула и предположила:

— Ты сказал не со зла?

— Нет, конечно. — Он повернулся к жене и пристально глянул в глаза. — Или ты решила, будто я женился, чтобы за твой счет поднимать самооценку?

Гоэта фыркнула.

— Вот уж нет! Твою самооценку поднимать уже некуда.

— Словом, усталость, эта ситуация с ребенком, беседы с матерью… — Брагоньер прошелся по спальне и остановился против жены. Эллина хмурилась. Значит, свекровь и здесь постаралась. — Знаешь, чем меня раздражают слезы? — неожиданно спросил соэр. — Я понятия не имею, как успокоить.

Эллина улыбнулась и погладила мужа по руке.

— Я не сержусь, Ольер. Извинения приняты. В следующий раз, когда разрыдаюсь, обними и скажи, что любишь. Ты ведь любишь меня? — Теперь она старалась разглядеть что-то в глубине зрачков.

— Кажется, я обещал сказать, если мои чувства изменятся, — с легким раздражением ответил Брагоньер. — Хорошо, в следующий раз попробую, но ты знаешь, не люблю пустую болтовню.

— Тогда приласкай, сама пойму. Подарки секретарь выбирала? — Женщина примерила кольцо: впору.

Украшение ей нравилось. Всего в меру, изысканно и дорого.

— Нет, только выкупила ложу. Драгоценности с некоторых пор, — соэр сделал ударение на предпоследнем слове, — выбираю сам.

Эллина поблагодарила за подарок и еще раз заверила, она не сердится. Жутко захотелось, чтобы муж обнял. Желая подтолкнуть его в нужном направлении, гоэта вытянула руки и приподняла подбородок, сложив губы "бантиком". Брагоньер покачал головой, усмехнулся и поцеловал жену. Она тут же оплела его руками и блаженно вздохнула, ощутив ответное тепло на талии.

— Пойдем обедать, — нарушил идиллию соэр. — Матушка трапезничает у себя, сможем поговорить. Судя по всему, вести радостные, раз не плачешь.

Интересно, с чего бы вдруг свекровь не желала видеть невестку? Вряд ли изображала оскорбленную невинность с завтрака. Значит, Брагоньер ей что-то сказал, а раз сказал, то принял сторону Эллины в негласной войне.

 

Глава 2. Смерть среди толпы

 

— Помнишь, как ты изображал господина Нардега? Прикинулся клиентом, усадил в экипаж, привез неведомо куда.

Эллина сама не знала, отчего ей вдруг вспомнилась давняя история, случившаяся на заре знакомства с будущим мужем. Тогда она еще не знала Ольера ли Брагоньера — сурового вершителя правосудия, поэтому спокойно взялась за заказ, благо договор составили по всей форме. Только вот кольнуло: зачем человеку прятать кольцо? Ответ нашелся позднее: чтобы гоэта не узнала истинной фамилии. Теперь супруг носил три кольца: родовое, инквизиторское и прокурорское. В обыденной жизни пользовался двумя, самое серьезное, открывавшее любые двери, приберегал для особых случаев.

— Думала, собирался убить? — усмехнулся Брагоньер и достал из ящика комода шейный платок. Приложил и потянулся за вторым. Все не то. — Да, помню. Ты напоминала мокрую мышь.

После отъезда свекрови атмосфера в доме наладилась. Эллина даже надеялась, что мечта сбылась. У мужа закончилась проверка префектуры, он расслабился, уделил внимание коньяку и, заодно, жене. Помнится, их первый раз случился при схожих обстоятельствах. Брагоньер спланировал сложную операцию на балу, в ходе которой уничтожили Стешу — потустороннюю питомицу Гланера. Соэр выпил, его потянуло на Эллину. Так потянуло, после шутила она, что до сих пор не угомонится. Тогда будущему мужу тоже хотелось сбросить напряжение. К слову, случайный секс сопровождался лекцией по поднятию самооценки. Эллина признала, скупые комплименты, сделанные ее несовершенному, как тогда казалось, телу, благотворно сказались на отношении к себе.

Вчера все зашло гораздо дальше. Нет, Брагоньер не врачевал душу и не слагал оды, он согласился на небольшую игру. Чрезвычайно приятную и незатейливую, которая доставила Эллине бездну удовольствия. Она давно не хихикала в постели.

Хорошие, однако, капли, гоэта совсем не думала о бесплодии. Сейчас и вовсе с тайной надеждой ждала округлившегося живота. Если уж после вчерашнего ничего, тогда Сората наложила проклятие.

— А почему не изнасиловать? — надула губы Эллина и решительно вытащила третий шейный платок.

— Этот не подходит: слишком яркий, — покачал головой Брагоньер и осторожно отвел ее руки от ворота рубашки.

Они нарушали все правила приличия. Супругам полагалось одеваться по отдельности и уж точно не помогать друг другу. Но соэр не сердился на жену, он привык, что она бегала к нему в домашнем халате просить выбрать платье. Вот и теперь Эллина заглянула, чтобы посоветоваться. В приглашении не указали форму одежды, и гоэта не желала попасть впросак. Одно дело, прием для своих, другое — если на него приглашены правители города. Тут и декольте другое, и длина юбок — множество тонкостей.

Брагоньер заверил, сестра устраивала обычное светское мероприятие. Коронованных особ не ожидалось, префекты — да, приедут, как и весь высший свет Сатии, но особо усердствовать не стоит: "Считай светским раутом".

— Зато я его подарила. Ты слишком скучно одеваешься.

— Хорошо, — неохотно согласился соэр и убрал ненужные аксессуары. — Тогда ты наденешь зеленое платье.

Эллина закусила губу. Супруг любил глубокие декольте, а она до сих пор смущалась под откровенными мужскими взглядами. Иногда гоэте казалось, Брагоньер заставлял носить подобную одежду для лечебного эффекта. Как-то так сложилось, что Эллина считала себя некрасивой. Во многом этому способствовали отношения с мужчинами: те пользовались незадачливой гоэтой и бросали, иногда прихватив сбережения.

— Опять? — Брагоньер без слов разгадал причину красноречивого молчания супруги. — К мнению мужа надлежит прислушиваться.

Эллина кивнула. Наверное, соэр прав. Многие женщины плоские, а у гоэты все на месте. Пусть неидеальное, но, если приподнять корсетом, чрезвычайно соблазнительное. Опять-таки Брагоньеру приятное сделает: и полюбуется, и погордится. Жена, как и любовница, представляет мужчину, нужно соответствовать.

— Так что с изнасилованием? — Эллина повязала супругу шейный платок и отошла, проверяя, не сменить ли узел.

Брагоньер рассмеялся.

— Лина, знаешь, сколько женщин пытались меня соблазнить? И помнишь, почему у них ничего не вышло?

— Потому что господин соэр абсолютно не интересовался женщинами. — Да, пожалуй, лучше завязать иначе. — Однако после охоты в ратуше ты меня захотел, да еще как! — напомнила Эллина. — Так какая разница?

— Одеваться нормально нужно было. — Брагоньер выразительно покосился на забракованное бальное платье.

— Знала бы, надела только нижнее белье! — рассмеялась гоэта и чмокнула мужа в щеку.

От него пахло одеколоном и мыльной пеной.

Соэр укоризненно покачал головой и напомнил о времени.

Вниз Эллина спустилась вовремя. Глубокое декольте кокетливо прикрывал шарфик. Поразмыслив, гоэта пришла к выводу, что муж прав, палевое платье никуда не годилось: богатый гарнитур не смотрелся с квадратным вырезом. Зато с зеленым нарядом бриллианты заиграли.

Неожиданным открытием стала собственная фигура. Эллина никак не могла понять, отчего раньше ее стеснялась. Казалось бы, сидела дома, а все равно и талия, и бедра. Та же грудь — не висит же! Словом, пора пересмотреть гардероб, оставить только то, что заставлял покупать муж. Урок на будущее: не руководствоваться прежними суждениями. И почему Эллина столько лет упорно цеплялась за собственную ущербность?

Словом, в экипаж гоэта села в приподнятом настроении.

 Пока ехали к особняку графини Сорейской, завязался разговор. Обсуждали события минувшей недели, и Эллина скользь упомянула, благо к слову пришлось:

— А ведь господин Женд учил того врача, который умер от сердечного приступа. Ну, о нем еще в газете писали. Мелвил Тог. Я его тоже знала.

— Его отравили, Лина, — поправил Брагоньер и посоветовал: — Поменьше читай "Жизнь Сатии". Если ты действительно беременна, чему не удивился бы, газетные заметки навредят ребенку.

— А почему ты решил, будто я беременна?

Эллина не делилась с ним предположениями о прошлой ночи. Это так, домыслы, без фактов муж и слушать не станет.

— Очень похоже. Сначала беспричинные слезы, теперь спокойствие, радость. Вряд ли виной всему матушка.

Гоэта промолчала и смущенно отвернулась. Все может быть.

От грез о ребенке отвлекло осознание произнесенных недавно Брагоньером слов.

Эллина нахмурилась.

Господина Мелвила Тога отравили? Тогда отчего писали о сердечном приступе? Ну да, преступник заметал следы. То-то гоэте сразу показалась странной скоропостижная смерть нестарого здорового мужчины.

— Ольер, — она знала, муж не говорил о работе, но не могла удержаться, — а что-нибудь пропало? Ну, — смутившись, пояснила Эллина, — документы, деньги.

— Когда пропадают деньги, ядом не поят, — отрезал Брагоньер и раздраженно добавил: — Пожалуйста, не порти вечер!

— Но ведь ты до сих пор в курсе хода работы Следственного управления…

— Еще бы, если я за ним надзираю. — Градус недовольства соэра повышался с каждой минутой. — Только мы не раз обсуждали недопустимость поднятия подобных тем. Тайна следствия превыше всего.

Эллина тяжко вздохнула и отвернулась к окну.

Что ей стоило помолчать? Теперь от благостного настроения мужа не осталось и следа. Сидит, мрачный, как туча. А все треклятое женское любопытство!

Особняк графини Сорейской светился огнями. К нему один за другим подкатывали экипажи, пестро одетые дамы и безукоризненные господа наполняли вестибюль, чтобы потом через богато отделанный холл пройти в бальную залу или заглянуть в буфет.

Подавая руку супругу, Эллина искоса взглянула на него: застегнут на все пуговицы. Холодный, с колючим взглядом.

— Прости! — Рука, затянутая в атласную перчатку, на миг сжала запястье соэра.

Брагоньер шумно вздохнул и помог жене выйти из кареты.

Супругов встречала хозяйка дома. Она приветливо улыбалась, но Эллине чудилось сочувствие. Летиссия не раз сетовала на невезучесть брата в семейных делах, хотя в отличие от матери не питала неприязни к гоэте. Да и зачем? Отношения между братом и сестрой прохладные, любая ссора закончилась бы разрывом.

Зато у графини есть дети. Эллина не могла отделаться от мысли, что именно им достанется состояние Брагоньера. Заодно и титул, вдобавок к уже имеющемуся. Только вот сегодня гоэта ни о чем таком не думала и ответила на приветствие золовки искренней улыбкой.

К ним подошел граф, и мужчины обменялись скупыми рукопожатиями.

Эллина видела напряжение мужа и ощущала себя виноватой. Знала, Брагоньер не жалует светские мероприятия, так еще завела этот разговор о погибшем враче.

Женщина ощущала острую потребность переговорить с супругом с глазу на глаз, иначе вечер будет испорчен. И стоило графу отвлечься на новых гостей, извинившись перед золовкой, утащила Брагоньера за портьеру.

— Ну? — Соэр выжидающе смотрел на покусывавшую губы жену. — Дай, угадаю? Снова собираешься извиняться?

Эллина кивнула.

Супруг покачал головой и, отогнув портьеру, быстро оглядел холл.

— Твое поведение, нынешнее поведение, — уточнил Брагоньер и прислонился к стене, так, чтобы одновременно видеть жену и прибывающих гостей, — ставит нас в неловкую ситуацию. Что подумает сестра?

— Тебя волнует ее мнение? — удивилась гоэта.

Брагоньеры не могли похвастаться нежными родственными чувствами, хотя, надо отдать должное графине Сорейской, та тревожилась о брате больше, нежели он о ней.

— Нет, — с привычной прямотой ответил соэр. — Меня тревожит общественное мнение. Не обо мне — о тебе.

Губы Эллины сложились в букву "о". Спохватившись, она поспешила закрыть рот.

Мнение о ней? То есть мужу плевать, кем его считают, лишь бы ее не трогали? Гоэта высказала вслух догадки и получила ошеломительный ответ:

— Именно. Обо мне давно ничего хорошего не думают. Ты — иное дело. Слухи о красавице и чудовище, — Брагоньер усмехнулся и слабо улыбнулся, что было ему совсем не свойственно, — изрядно помогли бы. Пойдем! — Соэр тронул жену за плечо. — Судя по намекам сестры, она собиралась тебя с кем-то познакомить, одна не останешься.

— Надеюсь, с мужчиной.

Эллина специально решилась на провокацию. Не хотелось стоять в сторонке, довольствуясь обсуждением очередного адюльтера, пока другие танцуют. Увы, происхождение сделало свое черное дело, кавалеры холодно раскланивались, но не спешили приглашать. Муж танцы не жаловал, пропадал с сановниками. Да, он подойдет, сделает тур и вернется в курительную.

Удар попал в цель.

При всей холодности, Брагоньер ревновал супругу к представителям противоположного пола. Гоэта предполагала, скупость в проявлении чувств — не только черта характера, но и последствия воспитания. Добивалась же она мимолетной ласки! Ничего, при должном терпении лет через пять муж научится делать комплименты и перестанет бояться лишний раз прикоснуться. Пока дальше постели любовь не шла. Спасти жизнь, рискнув своей, раненному, нести много миль до жилья, пожертвовать долгом — пожалуйста, а поцеловать — нет, распущенность. Смешно!

Соэр насупился и, чеканя слова, уточнил:

— Чем же для вас столь привлекательны мужчины, госпожа Брагоньер?

— Ну, — Эллина сделала вид, будто задумалась, и начала загибать пальцы, — во-первых, они видят во мне женщину. Во-вторых, танцуют. В-третьих, приносят лимонад и мороженое. В-четвертых…

— Для всего этого существует муж, — отрезал Брагоньер и укоризненно спросил: — Неужели решила, не разгадаю уловку?

— Наоборот, — улыбнулась повеселевшая женщина и, наклонившись к супругу, шепнула: — Я очень надеялась на чутье следователя.

Соэр промолчал и вывел жену из-за портьеры, скрывавшей небольшую нишу. Видимо, ее устроили ради подобных приватных разговоров.

Эллина с удовлетворением отметила, что лицо мужа просветлело, морщинка на лбу разгладилась. Пусть он по-прежнему серьезен, ни тени улыбки, зато не сердится.

Гоэта гордо шествовала рядом с супругом. Тепло его руки вселяло уверенность. Собственно, поэтому Эллина и согласилась в свое время стать любовницей Ольера ли Брагоньера: с ним не приходилось защищать себя самой. Потом как-то неожиданно чувства переросли во взаимные. Гоэта знала, мужу льстила ее любовь, помнила ведь, как он выбил признание в Трие, а потом ходил, как павлин, распушив хвост. Для такого типа мужчин важно не оказаться зависимым в отношениях.

Бальный зал графини Сорейской блистал. Хозяйка не поскупилась на свечи, и Эллина радовалась выбранному супругом декольте. Она обмахивалась веером и мечтала о стакане холодного лимонада.

— На улице посвежеет, станет лучше. — От Брагоньера ничего не ускользало. — Пройдемся по залу. Я вижу всех троих префектов, нужно засвидетельствовать почтение.

— Которого ты не испытываешь, — поддела Эллина и щелчком пальцев привлекла внимание слуги.

Гоэта взяла с подноса бокал. Соэр пить не стал.

— Формальности необходимо соблюдать, — выдал он прописную истину. — Ты тоже жеманничаешь с теми, кого на дух не переносишь.

— О, ты не такой! — рассмеялась Эллина и пригубила бокал. От разбежавшегося по желудку холодка сразу стало легче. — Всегда стоишь с королевской миной, не теряешь достоинства.

— Чего и тебе советую. Градоправитель. — Брагоньер подтолкнул жену в нужном направлении.

Гоэта нацепила на лицо улыбку, изображая, будто безумно рада видеть мужчину в аспидно-синем сюртуке с легкой сединой на висках. На груди, на самом видном месте, красовался орден Белой птицы, чуть ниже — лента цветов королевского дома. Некогда, еще пару веков назад, когда возникли государственные награды Тордехеша, гербы играли важную роль в жизни общества. Они определяли тона одежды владельцев, а лента цветов короля говорила об особом положении человека. Сейчас все упростилось, но традиции остались.

Градоправитель получил орден недавно, из рук королевы Алисии, и красовался им на приемах. Видимо, поэтому Брагоньер еще больше презирал главу светской власти Сатийской области. Тот платил соэру тем же: бывший Главный следователь всегда держался слишком независимо, но чиновник боялся открыто конфликтовать. Королевский прокурор — важная фигура, он, как и инквизиторы, подчиняется только монарху.

Мужчины обменялись скупыми приветствиями, Эллина присела в реверансе и равнодушно выслушала дежурный комплимент. Она чувствовала на себе любопытные взгляды. Странно, вроде, все знали о женитьбе Брагоньера, или те две неизвестные дамы, с которыми недавно беседовал градоправитель, приезжие? Вряд ли. Раз так, в очередной раз обсуждали "князей из грязи", в данном случае княгинь. Право слово, когда же, наконец, надоест!

Эллина пряталась за бокалом шампанского, избавленная от необходимости поддерживать светскую беседу. Нужно только с умным видом кивать и улыбаться.

Дамы отошли, начали шушукаться. А еще дворянки! Увы, гоэта знала, высокое происхождение — не синоним хороших манер.

Собеседники быстро покончили с прелюдией: "Как вы находите вечер?" и перешли к насущным вопросам. Они обсуждали новый закон о наследовании имущества. Брагоньер находил неразумным включение в число наследников незаконнорожденных, непризнанных отцом детей в случае наличия воли умершего. Он полагал, если родитель не желал оформить родство при жизни, то не мог передумать перед смертью.

— Все это махинации, шантаж, а никак не свободное волеизъявление. Подумайте сами, какой простор для преступников! Не нужно никаких документов, всего лишь завещание. Любой человек с улицы может в одночасье разбогатеть.

— Необходимо доказать наличие любовной связи, — возражал градоправитель. Пробивавшаяся сквозь тонкие волосы лысина лоснилась от пота. Скорей бы открыли окна! — Вы, в силу должности, знакомы с порядком.

— Именно поэтому и протестую. При первой возможности сообщу о своих соображениях ее величеству. Два свидетеля? Помилуйте, за деньги и не такое возможно. Я верю бумагам, гербовым бумагам с печатями и ничему иному. Да и сами посудите, зачем оставлять наследство плоду случайной связи? Либо вы изначально признаете ребенка, либо он не имеет к вам никакого отношения.

— Не все такие благородные, как господин прокурор, — с издевкой заметил собеседник и, покосившись на Эллину, добавил: — Вы даже на любовнице женились.

— Сказать, на чем женились вы? — Голос Брагоньера хлестал по щекам.

Даже не «на ком» — красноречивый намек.

Градоправитель заскрежетал зубами и промолчал. Все знали, он взял жену по расчету, чтобы продвинуться по службе. Девушка не блистала ни красотой, ни умом, зато ее отец был на хорошем счету. Супруга давно умерла, но сделала свое дело, подарила мужу карьеру.

Обмен любезностями состоялся, мужчины снова надели маски и чопорно раскланялись.

Эллина боялась, градоправитель попросит оставить танец — обошлось.

Дальше все повторялось, с той лишь разницей, что между собеседниками не ощущалось напряжения, чиркни огнивом, займется. Господин Ульман, бывший заместитель Брагоньера, а ныне владелец его кабинета в Следственном управлении и вовсе старался поддержать разговор. Очевидно, не все гладко по работе, раз так старается. Только напрасно, соэр неподкупен, его ли подчиненным не знать.

Наконец, формальная часть закончилась, гости разделись на группы по интересам. Кто отправился играть в карты, кто жарко спорил о политике, кто ухаживал за дамами. Брагоньер предпочел сестру. Эллина не вслушивалась, но поняла: обсуждали мать. Кажется, соэр о чем-то просил.

Шампанское в бокале давно кончилось, муж не проявлял интереса к танцам и прочим увеселениям, и гоэта направилась к буфету. Она намеревалась побаловаться пирожными, а после, если отыщется местечко, сыграть в триктрак. Эллина никогда прежде не садилась за стол, но нужно когда-то начинать. Она столько вечеров наблюдала за игроками, бросающими кости и ловко передвигающими шашки по полю, что не терпелось попробовать самой. После можно потанцевать. Гоэта не сомневалась, ее обязательно пригласят, а если декольте не поможет, сама выберет кавалера на "белый танец".

Место нашлось, и Эллина устроилась за зеленым сукном, припорошенным меловой крошкой. Она азартно трясла мешочек с костями, надеясь, право первого хода достанется ей. Затем столь же увлеченно двигала шашки, радуясь дублям.

Играли на деньги — символические для аристократов, но немалые для людей бывшего круга гоэты. Однако Эллина могла провести за столом хоть вечер: муж разрешил записывать на свой счет любые траты. Конечно, Брагоньер ведь знал, жена не транжира.

Сукно испестряли записи. Маркер едва поспевал за играющими.

Третий кон, определенно, складывался в пользу Эллины. На обеих костях выпало одинаковое количество очков, и гоэта примеривалась, как использовать преимущество — сделать четыре хода. В уме крутилось количество очков, которое подарила улыбка фортуны. Эллина вырвется вперед и возьмет этот кон, обязательно возьмет!

Гоэта передвинула шашку на четыре пункта, когда услышала крик. Женщина визжала на противной высокой ноте, захлебываясь в истерике.

Вроде, не далеко, но и не близко.

Игру остановили.

Дамы зашушукались, мужчины поднялись, чтобы прояснить ситуацию.

Эллина тоже занервничала. Ей не сиделось на месте, и, наплевав на приличия, она поспешила на крик. Мелькнула мысль о муже, но гоэта тут же отмела ее. Вдруг там какая-то мелочь? Например, мышь или занявшаяся по неосторожности лента пояса. Потребуется, Королевского прокурора позовут.

Женщина уже не кричала, даже не выла. Гоэта забеспокоилась. Совсем не как светская дама, орудуя локтями, она опасалась, с бедняжкой тоже что-то случилось.

Похоже, несчастье произошло в Морской диванной, обставленной на манер кают-компании корабля. Хозяйка заказала полосатую обивку для мебели, каркасы из тиса, развесила по стенам марины и достала где-то штурвал, превратившийся в элемент декора. Возле него, сгорбившись, сидела девушка лет двадцати. Плечи ее подрагивали, руки тоже тряслись. Она казалась марионеткой, которую дергают за ниточки. Девушка сжимала безвольно обмякшую ладонь мужчины. Эллина не могла его разглядеть из-за спин, видела только туфли с пряжками. Дорогие, с модным каблучком, чтобы лихо отбивать такт на паркете.

— Пустите, я жена Королевского прокурора! — Гоэта не знала, что на нее нашло, но она решительно начала пробираться сквозь толпу.

Положим, низшим магам до судебных далеко, но ведь и она что-то может. Если мужчина умер естественной смертью, то ладно, а если нет? Тогда Эллина посмотрит тепловую карту мира, может, уловит частички ауры убийцы, сумеет навести на его след.

Давненько она не чертила Большой круг! Ничего, теперь духи не посмеют перечить, гоэта заставит их подчиниться. Никаких желаний! А если заартачатся, выручит старая добрая октограмма Мерхуса. След не успел затеряться, когда-то Эллина умела искать людей, справится.

Покойником оказался юноша. У него едва начала пробиваться борода. Он лежал в неестественной позе, сжимая табакерку. Судя по одежде — представитель "золотой молодежи". Золото, бриллианты, шелк.

На губах запеклась капелька крови. Глаза закатились, язык вывалился. Лицо неестественно покраснело и казалось на фоне остальных частей тела пунцовым.

Странные у него зрачки: тоненькая ниточка. И глаза покраснели.

Эллина зажала нос и отвернулась.

Покойного перед смертью рвало и, судя по характерному запаху, не только.

Какой разительный контраст: дорогая одежда и вонь, как от бродяги!

— Госпожа? — На плечо Эллины легла рука.

Она обернулась и увидела офицера стражи. Быстро прибыли!

Гоэта посторонилась, не мешая стражам порядка делать свою работу. Сама же не удержалась, обратилась к магическому зрению.

Золотистые частички ауры, словно пыльца, витали в воздухе. Душа юноши отлетела недавно, Эллина даже видела кончик ниточки, стремительно таявший где-то над головой. Увы, дернуть за него и вернуть душу обратно гоэта не могла: не некромант.

Женщина огляделась.

Хоть следов насильственной смерти нет, вряд ли покойный умер самостоятельно. Он слишком молод и не производил впечатления болезненного человека.

Ага, вот и другие частички, фиолетовые. Значит, прошел минимум час, а то и больше. Вторая стадия разложения энергии.

Эллина зачерпнула немного фиолетовых блесток и сформировала блеклый силуэт. Мужской. Ожидаемо.

Гоэта осторожно опустилась на пол, стараясь, не растерять добычу, привычно потянулась к карману и тут сообразила: его нет. Ни мела, ни веревки, ни предметов, которые сошли за указатели сторон света. Оставалось только передать частички ауры судебному магу и надеяться, они не успеют поблекнуть. Увы, энергия — субстанция непостоянная, очень быстро разрушается.

Как же Эллина жалела об отсутствии высшего образования! Положим, боги обделили ее сильным даром, но терпение и труд помогли бы вытянуть третью категорию. Увы, на университет не хватало денег. Сейчас гоэта разбогатела, зато муж категорически возражал против любой работы.

Ее выдернули в реальный мир, грубо и резко.

Эллина часто заморгала, привыкая к изменившимся ощущениям.

Правила безопасности запрещали подобные манипуляции, они могли закончиться разрывом связи между душой и телом, однако солдату, похоже, все равно. Гоэта мешала прибывшему с офицером магу, и он поспешил устранить препятствие, невзирая на пол и положение в обществе.

Эллина гневно зыркнула на обидчика и оправила юбки. Затем окликнула мага и попросила подставить ладони.

— Зачем? — Тот тоже не излучал дружелюбия. Какая-то дамочка отвлекает от работы!

— Частички ауры. Человек был тут чуть больше часа назад. Хотите, собирайте сами.

Гоэта начинала терять терпение. Видимо, все судейские — ослы. Ничего не изменилось за четыре года.

— Послушайте… — нахмурившись, начал маг, но тут же осекся, подобрался.

Эллина мстительно усмехнулась. Так-то, сейчас начальник всыплет по первое число!

В отличие от свободных и боевых магов, судейские целиком и полностью подчинялись светским властям, состояли на государственной службе и получали взыскания.

— Возьмите у моей жены улики. — Только сейчас Эллина заметила, что стало тихо, отчего голос Брагоньера звучал особенно весомо и звонко. Тому даже приказывать не пришлось, все мигом замолчали. — И не слышу извинений. Тебя это тоже касается. — Соэр всем корпусом развернулся к вытянувшемуся по струнке солдату. Определенно, Брагоньера в Сатии знали все. — Иначе сегодня же отравишься искать новую работу.

Извинения прозвучали, и виновник переполоха поспешил убраться подобру-поздорову.

Гоэта шагнула к судебному магу, и тот покорно подставил ладони "лодочкой". Энергетические частицы перекочевали из одних рук в другие. Волшебник поблагодарил и покосился на Брагоньера: что-то еще? Тот мотнул головой, и маг принялся за дело. Отогнал любопытных, пересадил девушку на диван и велел позвать врача.

Эллина озадаченно нахмурилась. У бедняжки обычная истерика, дать бы воды, и все само пройдет. Только вот кожа странная — мраморная.

— Не смотри! — шепнул Брагоньер и развернул жену спиной к дивану. Нарушая собственные правила, рука легла на талию, подчеркивая: моя. — Говорить, пока из крови выведут отраву, бесполезно.

— Совершенно верно, соэр, — не оборачиваясь, подтвердил маг. Он развил бурную деятельность над телом юноши, готовился уйти в нематериальный мир. — Симптомы наркотического отравления. Погибший тоже, похоже, баловался "Пыльцой счастья", только выбрал потяжелее, не рассчитал дозу.

— Самоубийство? — живо откликнулся Королевский прокурор и подтолкнул супругу к выходу.

Брагоньеру не терпелось тряхнуть стариной, снова вдохнуть воздух следствия. Он так соскучился по поискам преступников! Одно дело — контролировать, судить, другое — стать мечом правосудия. Регент одновременно вознаградил и наказал, назначив на высокую должность.

— Пока не знаю, господин соэр.

Судебный маг на пару минут отрешился от мира, а Брагоньер подошел к девушке на диване. Она продолжала дрожать и смотрела в пространство. Соэр ухватил ее за подбородок и оттянул веко. Брезгливая гримаса на миг исказила лицо. Значит, свидетельница действительно под действием наркотиков. Эллина слышала о них, но никогда не видела. Немудрено: официально подобные вещества запрещены, их продажа жестоко карается, однако среди великосветской молодежи считалось модным "погружаться" в иные миры. Пользовались наркотиками и врачи, абсолютно легально, но только после получения лицензии и под строгим контролем государства.

— Эл-ллл-лина, иди танцуй, — с напором приказал Брагоньер, видя, что жена не торопится уходить. — Тебе здесь делать нечего.

— Тебе тоже, — парировала гоэта и тайком поправила вырез. — Помнится, кто-то уже не следователь.

— Лина! — Соэр не собирался отступать.

Женщина покачала головой. Никуда она не уйдет.

— Что такое "Пыльца счастья"? — привстав на цыпочки, Эллина силилась разглядеть, чем занят маг.

А все офицер, которому вздумалось загородить обзор от любопытных!

— Вид наркотического средства. — В голосе Брагоньера звучало раздражение. — В последний раз прошу.

Жена не сдвинулась с места, и соэр приказал ее увести.

— Найдите графиню Сорейскую, скажите, брат велел позаботиться.

Эллина упиралась, называла мужа тираном, он и бровью не повел, склонился над телом и начал осмотр. Гоэте пришлось смириться, прислушаться к доводам офицера и уйти.

Внутри клокотала обида.

Можно подумать, Эллина маленький ребенок, зачем ей золовка? И что прикажете делать? Обсуждать досужие сплетни, трястись в карете домой. Брагоньер прекрасно знал, кем работала жена. Честно трудилась, зарабатывая на хлеб. Она даже помогала ему, тащилась через болото, чтобы найти следы преступника.

Проклятые дворянские условности! Одну спальню на двоих делить нельзя, работать нельзя, носить брюки тоже, обнимать на людях, целовать, говорить… Да пропади оно пропадом!

Эллина вырвала руку и глянула на офицера исподлобья.

— Благодарю, — она старательно копировала интонации супруга, только в отличие от него не умела скрывать эмоции: верхняя губа подрагивала, — я больше не нуждаюсь в вашей помощи.

— Но… — Мужчина покосился на дверь Морской диванной. Она виднелась в конце короткой анфилады проходных комнат между бальным залом и музыкальным салоном.

— Не нуждаюсь, — напористо повторила гоэта. — Возвращайтесь к своим обязанностям.

Краем глаза Эллина заметила графиню Сорейскую. Она пыталась уговорить гостей не уезжать, обещала модные танцы и фейерверк. Судя по всему, доводы пока не возымели действия: цепочка пар продвигалась к выходу. Вечер оказался безнадежно испорчен.

Гоэта колебалась.

Но что она может? Вряд ли кто-то станет слушать скандальную жену Королевского прокурора. С другой стороны, несмотря на обиду на мужа, Эллине хотелось помочь его сестре. В конце концов, она не виновата, что какому-то прожигателю жизни надумалось умереть. И Эллина поспешила к золовке.

— Благородные сеньоры! — Гоэта прочистила горло и повторила обращение. Она старалась держаться непринужденно, с достоинством, хотя жутко боялась. — Благородные сеньоры, нет повода расходиться. В доме произошел несчастный случай, не более. Можете мне поверить, как магу, в доме нет убийцы, вы в полной безопасности.

Оркестр, нужно чтобы снова заиграл оркестр!

Будто услышав ее мысли, хозяйка дома подала знак музыкантам. Грянула мелодия зажигательного танца.

— Не откажите в любезности. — Эллина наугад выбрала кавалера. — Мой муж занят, партнеры в триктрак разбежались.

Анабель бы ей гордилась. Похоже, гоэте наконец удалось изобразить беспечную светскую львицу. Она очень старалась, жеманно улыбалась, хлопала ресницами.

Графиня Сорейская смотрела на Эллину с благодарностью. Она пыталась спасти тонущий корабль и, кажется, преуспела. Нет, часть гостей уехала, но многие остались, закружились в танце. Гоэта с партнером выступили первой парой.

Эллине вспомнился Зимний бал в столице. Тогда она ощущала неловкость, боялась показаться нелепой, неуклюже переставляла ноги: все же, придворные танцы отличались от тех, которые танцевали второе и третье сословия. Теперь гоэта не считала шаги, не боялась запнуться.

Хм, кажется, золовка обязана спасением декольте. Кавалер Эллины уделял ему слишком пристальное внимание. Оно и понятно: какой прок от слов, грудь — другое дело, ради нее можно согласиться. Гоэта интерес не пресекала, хотя старалась при случае блеснуть кольцом: пусть помнит, она замужем.

Танец закончился.

Эллина огляделась и убедилась: вечер продолжился. Значит, можно подумать и о себе.

Гоэта извинилась перед партнером и отошла к столику с напитками. Зажав бокал между пальцев, она, словно погруженная в собственные мысли, начала мелкими шажками продвигаться к нужной анфиладе. Там дежурили солдаты, но никто не запретит женщине попудрить носик, верно?

Эллина честно направилась в дамскую комнату, чувствуя, за ней наблюдают. Убедившись, что пропала из поля зрения часового, гоэта осушила бокал и поставила на умывальник. Мельком оглядев себя, Эллина чуть ослабила корсаж и постаралась приподнять грудь. Теперь она соблазнительно вздымалась на грани приличий.

Муж говорил о женской привлекательности, ратовал за откровенные наряды, пусть пеняет на себя. Гоэта собиралась воспользоваться древним женским оружием, чтобы проникнуть в Морскую диванную. Она понимала, Брагоньер ничего не расскажет даже под пытками, наводить справки в Следственном управлении тоже бесполезно, лучше выяснить самой.

Убийство, несчастный случай, или юноша покончил с собой?

Эллина на цыпочках выбралась из уборной и толкнула неприметную дверцу. Чем хорошо родство, так тем, что знаешь небольшие секреты домов родственников. Гоэте приходилось бывать у Сорейских не только на приемах, но и с обычными визитами, поэтому Эллина знала, прикрытая по случаю бала дверь ведет в служебный коридор, откуда можно попасть в музыкальный салон. Дальше просто: попытаться войти в Морскую диванную через курительную комнату.

Лишь бы только грудь не вывалилась, а то муж убьет!

Или лучше невзначай наклониться, чтобы… Пожалуй.

Сората, помоги! Эллине никогда прежде не приходилось соблазнять мужчин.

Как и предполагала гоэта — пока еще гоэта, до истечения срока лицензии, — в курительной комнате тоже выставили часового. При появлении Эллины он встрепенулся и грозно заявил:

— Сюда нельзя, госпожа!

— Ой, а как же мне без колечка? — Эллина изображала великосветскую дурочку, благо наряд позволял. Столько бриллиантов навесили! — Оно фамильное.

Женщина скорчила плаксивую гримасу и с мольбой посмотрела на солдата. Он почесал подборок и уже не так уверенно повторил:

— Туда нельзя, госпожа, там следователь.

— А я следователю не помешаю. — Гоэта приблизилась, надеясь на магию декольте. — Просто заберу.

— Запрещено.

Глаза часового прочно обосновались в ложбинке между аппетитных полукружий. Он даже сглотнул, когда Эллина вздохнула и грудь приподнялась. Когда гоэта наклонилась, якобы поправляя подол, взору и вовсе открылась изумительная картина, поколебавшая решимость. Пусть командир сам разбирается.

Эллина послала часовому "воздушный поцелуй" и скользнула за дверь, чтобы налететь на спину супруга. Тот стоял чуть в стороне и по старой памяти заполнял протокол. Лишенный работы следователь ползал вокруг тела юноши и диктовал ответы на вопросы.

Гоэта потерла плечо и отвела глаза.

Слышал или нет Брагоньер недавний флирт?

Соэр безмолвствовал. Он осмотрел Эллину с головы до ног и вернулся к прерванному занятию. Растеряв былую смелость, гоэта жалась в углу за его спиной, потом перебралась на краешек дивана. Теперь огромное декольте вызывало стеснение, но оправить грудь и затянуть корсаж на глазах у десятка свидетелей она не могла, приходилось терпеть.

— Итак, что вы здесь потеряли, госпожа?

Эллина не ожидала, что муж обратится к ней, и вздрогнула.

— Кольцо, — подсказал Брагоньер и, передав заполненный бланк следователю, развернулся к жене. Та повинно опустила голову. — И что вы тут делаете, да еще в таком виде? Бал и бордель — несколько разные вещи.

Гоэта вспыхнула. На глаза навернулись слезы.

В этом весь муж.

— Собиралась помочь. — Эллина отвернулась и занялась грудью. Кое-как удалость запихнуть ее обратно и затянуть ленты. — Если помните, у меня право работы четвертой степени, и я уже оказывала подобные услуги Следственному управлению Сатии.

Соэр кивнул.

— Помню. Как и то, что вам надлежит находиться подле графини Сорейской.

— Хотите дать пищу сплетням? — Гоэта обвела взглядом присутствующих и встала. — Хорошо, сделаем господ свидетелями семейной размолвки. Я действительно хочу помочь правосудию, ассистировать судебному магу, а не явилась сюда ради любопытства. Однако супруг, — она покосилась на невозмутимого Брагоньера, — запрещает делать что-то полезное для общества.

Эллина перехватила предостерегающий взгляд второй половины, но отступать не собиралась.

— Хорошо, — неожиданно согласился соэр и хрустнул сложенными "замком" пальцами, — вы поможете следствию. Однако необходимо соблюсти формальности. Увы, со мной нет бумаги о неразглашении, поэтому придется обождать до завтра. Сами понимаете, тайна следствия.

Гоэта мысленно застонала. Брагоньер нашел убедительный повод выставить ее из диванной. И никто ни в чем не обвинит, закон нужно соблюдать. Пусть в быту хватило бы честного слова, тут нужен документ.

— Во сколько и куда подойти? — Если муж решил, будто выиграл битву, он ошибся.

Брагоньер покосился на следователя. Мол, вам решать. Тот замялся, переводя взгляд с мужа на жену, и промокнул лоб платком.

 Вот уж влип, оказался между молотом и наковальней! Королевский прокурор ясно дал понять, он не желает допускать к делу жену, но ведь та, как гоэта, имела полное право… Стоп! В конце пещеры забрезжил свет решения.

— Благородная сеньора, — дежурный следователь убрал протокол и подошел к Эллине, — могу я взглянуть на ваши документы? Разрешение при вас?

Гоэта покачала головой. Она проиграла.

— К сожалению, без него ничего нельзя сделать. — Несмотря на скорбный вид, дознаватель ликовал. Ему удалось выпутаться из щекотливой ситуации. — Принесите необходимые документы к десяти в кабинет на втором этаже. Моя фамилия…

— Хватит! — Брагоньер взмахом руки не позволил ему договорить и взял жену под локоток. — В десять зайду я сам и хочу видеть результаты экспертизы. Извольте выяснить хотя бы характер смерти. С подозреваемыми можете обождать, а вот личность надлежит установить. Девицу допросить, она не из благородных. — Откуда только узнал! — Я отвезу супругу домой и вернусь. К тому времени приготовьте ответ хотя бы на один вопрос. Работать!

Соэр потянул Эллину к выходу. Она не сопротивлялась и, соблюдая правила приличия, сделала то, о чем позабыл муж: попрощалась.

Свидетельницы гибели юноши в диванной гоэта не застала, значит, девушку уже увели. Она не дворянка. Методом исключения получалась любовница или вовсе дама полусвета. По мнению Эллины, женщину могла бы лучше допросить женщина, благо нынешняя леди Ольер ли Брагоньер хорошо знала психологию второго сословия, но разве переубедишь упрямого барана?

Однако гоэта не собиралась покорно садиться в карету. У входа в бальную залу, где стараниями Эллины, продолжалось веселье, она вырвала руку и прошипела:

— Полюбуйся, это сделала твоя бестолковая жена!

— Что именно? — уточнил Брагоньер, ища глазами сестру.

— Спасла доброе имя твоих родных. Гости бежали, как крысы с тонущего корабля, пришлось выручать золовку. Могу помочь и тебе, если засунешь гордость в… Словом, перестанешь считать вешалкой для одежды.

— Ты устала…

— Ольер! — Неожиданно для себя Эллина перешла на крик, привлекая ненужное внимание окружающих.

Щеки расцветили алые пятна.

Гоэта отвернулась, мучимая стыдом.

Она никогда не вела себя столь безобразно, не позорила мужа. Что на нее нашло?

Брагоньер вновь взял ее под руку и куда-то повел. Эллина не сомневалась, к выходу. Заслужено. Она не смотрела по сторонам, опасаясь наткнуться на осуждающие взгляды.

Гоэта ошиблась — муж отвел ее на хозяйскую половину дома, туда, куда не могли попасть обычные гости, и усадил на диван в одной из проходных комнат.

— Успокоилась или воды принести? — Голос соэра звучал спокойно, будто ничего не произошло.

Жена удивленно глянула на него. Подобное поведение совсем не вязалось с Ольером ли Брагоньером. Она опять совала нос в рабочие дела, флиртовала с караульным, капризничала. Так стыдно! На глазах у подчиненных мужа устроить сцену.

— Да. Нет, — сдавленно пробормотала Эллина.

Как же здесь душно! Или она разволновалась?

Корсет жал, но вновь ослабить его гоэта не решалась. Хватит на сегодня конфузов. Пусть они с мужем сейчас одни, правила приличия строго регламентируют любые мелочи.

Брагоньер позвонил в колокольчик и велел слуге записать жену к любому хорошему врачу на завтра. Гоэта пробовала протестовать — муж взглядом запретил. Слуга привык к тому, что приказы в доме иногда отдавал брат хозяйки, и обещал устроить в лучшем виде.

— Зачем мне к врачу? — Насупившись, Эллина отвернулась.

Ну вот, супруг записал в истерички! Он и так не раз выражал недовольство по поводу ее излишней эмоциональности. Человек обязан проявлять сдержанность, а не потворствовать распущенности. Увы, гоэта не соответствовала столь высоким требованиям.

— Ты беременна. — Соэр не предполагал — утверждал. Он дождался, пока лакей уйдет, и присел рядом с супругой. — Визит — чистая формальность: хочу убедиться.

Эллина шумно глотнула воздух и недоверчиво поинтересовалась:

— Откуда тебе известны признаки беременности?

— По службе приходилось, — уклончиво ответил Брагоньер и накрыл руку жены своей.

Та обмерла от неожиданной ласки. Когда пальцы мужа сжали ее, гоэта и вовсе поплыла.

Только вот отчего муж решил, будто она?..

— Ольер, — Эллина старалась говорить спокойно, но голос дрожал, — прошел год, даже чуть больше. Господин Женд ничего не заметил, я тоже. У меня… — Она сглотнула и произнесла неприличное: — У меня женские дни не прекращались, какой ребенок?

— Обычный. — Муж подал платок, чтобы Эллина могла промокнуть лоб. — Мы часто спим в одной постели, и о твоем здоровье я знаю не меньше тебя. Послезавтра, если не ошибаюсь?

Густо покраснев, Эллина кивнула и прижалась к супругу. Тот обнял, хотя думал о чем-то своем, даже не смотрел на нее.

— Так вот, можешь не ждать. Поверь следователю. — Брагоньер усмехнулся.

Кого она пыталась обмануть? Все эти истерики, странное поведение, заискивание ласки свидетельствовали об одном. Наконец-то! Соэр уже начинал беспокоиться, но Сората смилостивилась, послав ребенка. По такому случаю Брагоньер не собирался ругать супругу. Вскоре ее мысли займет наследник, работа забудется.

Не права мать, все зависит от мужчины. Соэр не сомневался, что сумеет зачать сына. Хотелось бы с первого раза. Эллина действительно немолода, ей тяжело, но придется рожать снова и снова, пока не выйдет. Зато если сразу получился мальчик, мучить жену Брагоньер не станет. Прошли те времена, когда дети умирали во младенчестве и требовалось много наследников. Соэр никогда не хотел большой семьи, признаться, о ней он не думал вовсе, только в рамках общественного долга. Раз так, хватит одного сына, лишь бы титул потом передать.

— Прости я…

Она не договорила, задумавшись о возможной беременности. Эллина боялась поверить, боялась надеяться.

Ребенок? Неужели?!

Сердце замерло в груди и забилось с удвоенной силой. Эллина позабывала обо всех обидах и положила руку супруга на живот. Она надеялась, он погладит, но увы! К сожалению, муж не испытывал умиления и больше интересовался содержимым записной книжки.

Тень пробежала по лицу гоэты.

Вдруг Брагоньер ошибся? Он ведь не врач. Значит, впереди бессонная ночь, и повести ее придется в одиночестве: для мужа трупы важнее супруги. Может, рождение ребенка изменит былые привычки? Эллина втайне надеялась, Брагоньер станет уделять ей больше времени, а не откупаться драгоценностями или походами на светские мероприятия, на которых станет сидеть с постным лицом.

— Можешь поговорить со свидетельницей, — неожиданно разрешил соэр и тут же добавил ложку дегтя: — В присутствии следователя. После, надеюсь, успокоишься и вернешься домой.

 

Глава 3. Ностальгия

 

Девушка сидела на стуле посреди комнаты, уронив голову на руки. Она не успела переодеться и выглядела неопрятно. Прическа растрепалась, косметика поплыла — словом, свидетельница являла собой жалкое зрелище. Она уже не плакала и бормотала бессвязные реплики. Врач сделал инъекцию, и дурман отступил, оставив после себя ощущение жесткого похмелья.

Эллина сидела в кресле, искоса посматривая через плечо на супруга. Кто бы сомневался, Ольер ли Брагоньер решил допрашивать сам. Он устроился позади жены, положив руки на спинку кресла — новая поза. Складывалось впечатление, будто соэр ожидал нападения, словесного или деятельного, и намекал: данная женщина под моей защитой.

Неизменный блокнот торчал из кармана вместе с новым, только что очиненным карандашом.

За окном дома графа Сорейского розовел рассвет. Гости разъехались, обсуждая скандальное происшествие. Общими стараниями прием удалось спасти, но на репутацию сестры Брагоньера легла тень.

Графиня удалилась спать, Эллина тоже бы с удовольствием последовала ее примеру, но сидела здесь, в комнате дворецкого. Она не понимала, зачем вмешивается в расследование, однако шестое чувство шептало о необходимости разобраться во всем самой.

Легкая дурнота прошла. Как и предполагала Эллина, ее вызвали духота и свечной нагар.

Гоэта с любопытством посматривала на блондинку и отмечала новые детали. К примеру, колье на шее — подделка. Может, Эллина и не разбиралась в огранке, но муж подарил достаточно бриллиантов, чтобы отличить подлинные от стекла. Зато камни в серьгах настоящие. Два рубина. На пальцах — пара колец. Не самых дешевых, но и не слишком дорогих. Для аристократки слишком бедно и вульгарно, впрочем, девушка не принадлежала к дворянской среде. Таких называли спутницами — по строчке в приглашениях. По традиции в карточках, посылаемых холостым мужчинам, писалось: "Благородному сеньору такому-то со спутницей". Обычно на приемы, подобному этому, брали бедных родственниц, любовниц и дам полусвета. Блондинка относилась к последним. Проще говоря, работала высокооплачиваемой проституткой для аристократов, скрашивала их вечера, развлекала, дарила ласки. Сами они называли себя куртизанками.

Брагоньер тронул жену за плечо. Та вздрогнула.

Ну да, пора начинать допрос, но вот с чего?

— Как ваше имя?

Эллина почувствовала, что муж отошел, и верно, он уже стоял сбоку, с блокнотом в руках. Мог бы сесть, но отчего-то остался стоять. Гоэта предполагала: для психологического воздействия.

— Эмма, — чуть слышно ответила блондинка и хлюпнула носом. — Эмма "Птичка".

Брагоньер презрительно поморщился.

Посметь притащить девицу подобного толка на прием к сестре! Впредь Летиссии следует тщательно следить за гостями.

— Фамилия, род занятий, — вступил в разговор соэр. — Заведение.

— Но!.. — Блондинка возмущенно глянула на него.

Ни один мускул на лице Брагоньера не дрогнул. Само спокойствие, он вывел в блокноте имя свидетельницы.

— Мне повторить вопрос? — Ледяной тон заставил девушку сжаться. — Я не жрец Дагора, моральная сторона вопроса на вашей совести.

— Эмма Донарт по прозвищу «Птичка», — покорно ответила блондинка и принялась комкать бант на юбке. К слову, одежда свидетельницы полностью соответствовала мероприятию: пошита на заказ, по последней моде. — Я не работаю в заведении.

— А прежде? — Брагоньер поднял руку, не позволив Эллине перехватить инициативу.

Ну да, Королевский прокурор своего не упустит, придется сидеть и слушать.

— Очень давно… в "Золотой лилии", — покраснев, чуть слышно ответила блондинка и с надеждой спросила: — Но это ведь к делу не относится?

Соэр промолчал и внес сведения в блокнот.

— В каких отношениях вы состояли с убитым?

Первичная экспертиза показала, молодой человек умер насильственной смертью: он принял большую дозу наркотика, того же, который нашли в сумочке госпожи Донарт. Из свидетельницы она могла легко превратиться в подозреваемую, если судебный маг докажет, что именно Эмма дала виконту Ройсу ли Трувелю кокаин. Сама она нюхала его в тот вечер.

Блондинка оживилась. Очевидно, данный вопрос не вызывал неприязни.

— Он меня содержал, господин Королевский прокурор.

— Даже так? — приподнял бровь Брагоньер. — Откуда вам известна моя должность?

Вопреки правилам, он не надел ни маску, ни плащ, скрывавшие внешность. Безликое правосудие сидело в Следственном управлении, прокурор вершил его открыто. Да и что проку посылать за формой для допросов, если свидетельница уже видела его лицо, знала голос.

— Ну, — хихикнула Эмма, расправив плечи, — кто же вас не знает? Я ведь не на улице работаю, в приличных домах бываю. Вот и сегодня вас представляли.

Соэр удовлетворенно кивнул и махнул рукой на коробочку из-под кокаина.

— Ваша?

Девушка пожала плечами.

— Возможно.

— Возможно, вам придется ночевать в камере. — Тон Брагоньера хлестал по щекам. — Напрягите память.

— Ну да, моя, — раздраженно ответила Эмма и с вызовом добавила: — Что, сажать больше некого?

— Госпожа Донарт, не усугубляйте! — Соэр прошелся по комнате, отодвинул стул от стены и уселся, закинув ногу на ногу. Само спокойствие и бесстрастность. — По законам королевства Тордехеш, — отчеканил Брагоньер, — хранение и распространение наркотических средств сурово карается. Вам напомнить, сколько лет вы проведете в тюрьме? И это в лучшем случае. Распространителей вешают.

Эллина вздрогнула, а стремительно побледневшая, хотя, казалось, куда больше, Эмма втянула голову в плечи.

Соэр равнодушно продолжил, словно речь шла о страницах учебника:

— Вы не лекарь, не маг, на жрицу тоже не похожи, значит, понесете наказание.

— Ольер, — вставила слово гоэта, — не все так сурово. Запрещено только продавать без лицензии, а хранить…

Взгляд Брагоньера, брошенный на жену, ясно говорил: "Не вмешивайся!"

Однако в замечании Эллины была доля правды. За наркоторговцами следили, но не спешили полностью уничтожить. Без того же морфия не выжило бы множество людей.

— Так вот, госпожа Донарт, — вернулся к основной теме разговора Брагоньера, — нам предстоит решить, кем вы являетесь: свидетельницей или подозреваемой. — Эмма всхлипнула и вновь превратилась в испуганную серую мышку. — Раз вы не отрицаете, что коробочка принадлежит вам, собирайтесь. Карета ждет.

Гоэта с сочувствием глянула на Эмму. Она помнила экипаж Следственного управления. Попав в его темные недра, не надеешься вернуться. Впереди ждал унылый двор, из которого не выбраться, кабинет следователя и камера. Держать госпожу Донарт станут при Следственном управлении, в специальном узилище для подозреваемых, после приговора переведут в городскую тюрьму.

Брагоньер позвонил в колокольчик и велел увести задержанную. Вот так, всего одним словом, он решил ее судьбу.

Когда за Эммой захлопнулась дверь и стихли шаги конвоиров, Эллина поставила мужу в вину скоропалительность решений.

— Все по закону, — возразил соэр. — Виконта отравили наркотиком из этой коробочки. Поехали, Лина.

— А ты?.. — Она и так знала ответ.

— Вернусь ко второму завтраку.

Поджав губы, Эллина покачала головой.

— Не вернешься. Сам допросишь, сам пойдешь в лабораторию, заглянешь в морг…

На глаза навернулись слезы.

Ничего не изменится, работа по-прежнему важнее.

Брагоньер шумно вздохнул и процедил сквозь зубы:

— Хорошо, уеду, когда заснешь. Идем же!

Небо прояснилось, край солнца лизал мостовую.

Первые горожане открывали ставни, отпирали лавки. Спешили по делам разносчики. Цокали копытами лошади, скрипели колесами наемные экипажи. Сатия медленно просыпалась.

Эллина дремала на плече супруга, обхватив его за шею. Чтобы не разбудить жену, соэр положил записи рядом, на сиденье, и, щурясь, просматривал листы в полумраке. Он не любил простоты, не верил в легкие пути раскрытия преступлений, которые подкидывали обстоятельства. У той же Эммы Донарт нет повода травить благодетеля на приеме, проще подсыпать яд в питье или заколоть в постели.

И все же факты против подруги виконта. Его отец, граф Арский, наверняка отправит девицу в реку с мешком на голове. Еще бы, единственный наследник! Только вот, если верить разрозненным сведениям, виконт вел разгульный образ жизни и сам мог легко уйти на тот свет.

Брагоньер допускал самоубийство. "Золотая молодежь" любила играть со смертью, то устраивали охоту на нищих, то отправлялись к темным магам. Наркотики — дело привычное. Скольких уже ловили, а искоренить заразу не удавалось. А потом отравленный кокаином мозг вершил судьбы королевства — бывшие гуляки становились советниками и министрами, членами различных комиссий. Брагоньер с удовольствием отправил бы всех в госпиталь, а после — на исправительные работы, но нельзя. В итоге нация вырождалась.

Засопев, заворочалась на плече жена. Соэр погладил ее по волосам и задумался о грядущих переменах в жизни.

Ребенок. Каково это — стать отцом? Придется ли менять устоявшийся уклад жизни? Наверное. Дети — нечто шумное, хаотичное, лишенное разума. Нужно с пеленок следить, чтобы сын не превратился в такого вот Ройса ли Трувеля, закалять и непременно отправить в Пажеский корпус. Брагоньер некогда сам его закончил и ни разу не пожалел. Хорошо поставленная рука, умение владеть мечом, отдавать распоряжения и подчиняться приказам, смелость и дисциплина не помешали ни одному мужчине. Захочет сын стать военным, перейдет в училище, нет — соэр пристроит на гражданскую службу. Тут Брагоньер собирался отступить от принципов: он поможет сыну сделать первый шаг, а дальше сам.

Взгляд снова упал на Эллину. Жена. Так внезапно и странно. Не очередная аристократка, которую пыталась сосватать сестра, а бывшая гоэта. Зато она его любила. Оказывается, чужое обожание приятно, согревает не хуже ордена. Еще бы куда-то деть упрямство супруги, избавиться от пары привычек и комплексов. Но ничего, Эллина с каждым годом все лучше, с появлением наследника и вовсе порвет с прошлым.

Рука с фамильным кольцом скользнула по щеке любимой женщины.

Эллина улыбнулась во сне и попыталась отыскать его ладонь.

Большая слабость. Ничего, жену надежно охраняют. Брагоньер так и не снял наблюдения вопреки всем просьбам и угрозам. Пусть Эллина и дальше думает, будто муж не знает о каждом ее шаге. Хватит с него Матео Хаатера! Мерзавец едва не убил Эллину во имя безумной идеи, пришлось из могилы выкапывать. Брагоньер больше никому не позволит причинить ей вред. Да и себе тоже: всем известно, жену он любит.

Чувства, чувства! С ними человек уязвим.

Карета остановилась у подъезда особняка Брагоньера.

Соэр аккуратно убрал записную книжку в карман и, взяв жену на руки, отнес наверх, в спальню. Следовавшая попятам заспанная горничная получила строгие указания по обеспечению комфорта госпожи. Сам Брагоньер умылся, переоделся и устроился на диване в кабинете: он собирался проспать час-два, а после отправиться в Управление. Мягкая постель расхолаживает, в ней тянет дремать.

Семейная жизнь тоже не способствует работе. Нужно хотя бы ужинать дома, иначе жена начинает беспокоиться.

И эти ее вечно поджатые губы…

 

Холодная вода помогла привести мысли в порядок.

Ольер ли Брагоньер поднялся ровно в шесть утра, как вставал каждый будний день, проспав два часа. Оправил ворот рубашки, пригладил волосы и направился в столовую, где источал соблазнительный аромат кофейник и накрыли к завтраку.

Эллина, разумеется, еще спала. Горничная заверила: крепко, как младенец.

Соэр довольно кивнул и, намазав тост джемом, распорядился:

— Придет слуга от графини Сорейской, сообщит адрес врача и время, на которое записана госпожа. Проводишь.

Горничная кивнула и отправилась досыпать.

Надевая сюртук, Брагоньер задумался. По статусу ему уже не полагалось вести столь мелкие дела, но соблазн велик. Он устал от однообразия, хотелось снова вылезти за пределы кабинета, зайти в лабораторию или отправиться осматривать место преступления. Кумир юности знал, как наказать за непокорность!

Взгляд в зеркало — Королевский прокурор обязан выглядеть достойно, — немного одеколона, и можно спускаться. Коня оседлали, впереди ждал бывший рабочий кабинет. Господину Ульману придется потесниться, хотя тот и так вечно заискивает, знает, свое бывшее управление Брагоньер проверяет с особой тщательностью.

Может, Королевскому прокурору не по статусу допрашивать куртизанок, накладывать обездвиживающее заклинание — единственное, доступное соэру, — заполнять протокол и шататься по злачным местам Сатии, зато он встряхнется. Последний месяц превратился в сущий кошмар стараниями женщин, с которыми он делил кров. Брагоньеру приходилось терпеть и молчать, чтобы потом не выдержать и сорваться на жену, о чем он безмерно сожалел.

Соэр пустил коня рысцой вдоль стен замка — самой старой части города, из которой он разросся до нынешних размеров. Теперь его оккупировали чиновники и вершители правосудия. Выветренные камни помнили времена, когда не существовало деления на кварталы, не замостили улицы, не возвели многочисленных храмов с прудами, полными радужных рыб, а люди воевали с орками. Гораздо позже их оттеснили на юго-восток, где образовалась область, населенная расами, которым не нашлось места в других частях королевства.

Часовые на въезде в замок взяли под козырек.

Брагоньер не удостоил их взглядом и посторонился, пропуская казенную повозку.

Утреннее солнце не припекало, но заставляло щуриться.

Славная нынче осень! Дождей нет, хорошо бы такая погода продержалась хотя бы две недели.

Суровое здание Следственного управления города Сатии, настоящий четырехэтажный замок, отбрасывало тень на соседние постройки. Защищенное магией, оно заставляло прохожих ускорять шаг. У Брагоньера парадный вход с фигурами львов вызывал теплые чувства. Он помнил, сколько шагов нужно сделать, сколько лестниц миновать, чтобы оказаться у знакомого кабинета с крохотной приемной для защитников. Сколько же злобных слов выслушал от них в свое время Брагоньер! Сколько юристов томились на стуле в ожидании решения Главного следователя!

Брагоньер остановил коня у подножья лестницы и, бросив поводья на луку седла, соскочил на ступени. Он знал, животное уведут — за улицами вокруг Управления тщательно наблюдали. И точно, распахнулась калитка в воротах закрытого внутреннего двора, и конюх поспешил увести лошадь.

Шаги гулко отзывались под потолком холла.

Медленно стягивающиеся на работу служащие расступались и испуганно перешептывались. В воздухе витало: "Проверка!"

Стоило Брагоньеру бросить косой взгляд, разговоры смолкали, люди развивали бурную деятельность. Даже дежурившие в холле солдаты вытянулись так, словно кол проглотили.

Власть сладка. Брагоньер понимал регента, хотя и не одобрял его поступка. Лучше оставаться министром внутренних дел, чем примерить корону, обагрив руки кровью.

Соэр поднялся по лестнице, миновал коридор с одинаковыми дверьми. Кое-где уже ждали следователя вызванные повесткой свидетели.

Пересечь пролет, толкнуть дверь. Ровно сорок шагов, и вот знакомый коридор. Там все так же пахло кофе. Дверь в приемную открыта, оттуда слышатся голоса. Брагоньер узнал всех: бывшие непосредственные подчиненные.

— В кабинет господина Ульмана, господин соэр? — А вот и секретарь.

Госпожа Ллойда ничуть не изменилась, только улыбалась натянуто, нервно.

Брагоньер махнул рукой, и молодая женщина с подносом выплыла из приемной, чтобы ловко отпереть дверь с табличкой "Главный следователь Следственного управления города Сатия". Сначала одну, потом вторую. Нынешний хозяин кабинета еще не пришел, и соэр с чистой совестью занял его кресло.

— Сменили стол? — От него не ускользнула ни одна деталь.

— Да, в прошлом месяце. — Госпожа Ллойда водрузила поднос на стол и поставила чашку с ароматным напитком перед бывшим работодателем.

— Все еще помните мои привычки? — едва заметно улыбнулся Брагоньер.

Терпкий аромат дразнил ноздри, а первый же глоток принес ясность уму.

Госпожа Ллойда — отличный секретарь, поэтому и удержалась на месте. Вопреки слухам, ее и бывшего Главного следователя не связывал ни один поцелуй. Соэр вообще интересовался женщинами строго по расписанию, раз в месяц, в одном и том же публичном доме, пока не встретил Эллину. Тогда в его жизнь вошла иррациональность, а после возникло желание заниматься любовью спонтанно, но только с одной, единственной.

— Разумеется. — Улыбка госпожи Ллойды могла бы соперничать с солнцем.

Секретарь тоже не питала нежных чувств к Брагоньеру, но чуть ли не единственная во всем Следственном управлении уживалась со сложным характером соэра. Во многом благодаря ей он помирился с Эллиной и предложил стать любовницей.

— Частенько Ульман опаздывает? — Брагоньер бросил взгляд на часы.

— Случается, — уклончиво ответила секретарь и умело переменила тему: — Что-нибудь принести? Почта, дела, экспертизы?

— Да, чуть позже. Зайдите через пару минут.

Дверь закрылась, и соэр ненадолго остался один. Он никогда не отличался сентиментальностью, но тут нахлынули воспоминания. Брагоньер встал, открыл шкаф, извлек форменный длинный плащ и маску, провел по ним рукой. Как он соскучился по работе! А ведь прошло всего полтора года.

Новая должность, семья… Соэр покачал головой и убрал вещи обратно. Если дальше так пойдет, он потеряет физическую форму, обрюзгнет. Эллине, пожалуй, в радость, а ему каково? Разве место мужчины в театре, на термальных источниках, где от скуки дохнут даже птицы.

Единственная радость — инквизиторство. Тут Брагоньер мог дать волю инстинкту охотника. Недавно уничтожили ведьму. Она готовила снадобья на заказ, принимала женщин в "интересном положении". По известным причинам соэр ничего не сказал Эллине и отобрал газету, в которой сообщались подробности дела. Журналисты могли лишить его пополнения в семействе. Нет, Эллина бы не прониклась ненавистью к супругу, она разделяла, в определенной мере, его ценности, просто любое волнение уменьшало шансы на зачатие, а мерзавцы все красочно расписали. Ничего, Брагоньер плотно занялся "Жизнью Сатии", скоро писакам придется согласовывать с властями каждое слово.

Размышления о свободе слова, рушащей монархию, прервало появление господина Ульмана. За короткое время, которое бывший заместитель Брагоньера занимал кресло начальника, он изменился, приосанился, располнел. По мнению Королевского прокурора, от лени. Вот и теперь явился на четверть часа позже начала рабочего дня. Стоит ли говорить, что сам Брагоньер приходил раньше делопроизводителей.

Ульман вошел без стука: как-никак, кабинет его. На щеках горели алые пятна — значит, спешил. При его комплекции нетрудно заполучить одышку.

— Доброе утро! — Брагоньер продолжал смаковать остатки кофе. Он не только не встал, даже не кивнул. — Попросите госпожу Ллойду перенести необходимые текущие бумаги в Совещательную комнату: мне нужно ваше кресло.

Вот так, безо всяких объяснений.

Главный следователь кивнул. Он их и не ждал.

Ульман тоже оценил Брагоньера. Новая должность не отразилась на фигуре, зато добавила властности. Соэр и прежде производил впечатление человека, которому не следует перечить, теперь же и вовсе обзавелся королевской осанкой. Ничуть не изменился внешне, только сюртук стал богаче, на жилете появилась вышивка. И перстень с инициалами королевы на пальце. Вершитель судеб собственной персоной.

— Какие-то особые указания? — Ульман понимал, Брагоньер не просто так занял его кабинет.

— Дело виконта Ройса ли Трувеля. — Соэр легонько постукивал пальцем по чашке. — И вызовите для допроса девицу, которую вчера доставили в Следственное управление. Также, — он поднялся, и Главный следователь непроизвольно вытянулся в струну, как солдат на посту, — мне потребуются результаты экспертизы. Готовы?

— Сейчас узнаю. — Ульман вновь ощущал себя помощником ледяного начальника. Будто время повернуло вспять! Стоит и ежится под взглядом водянистых зеленых глаз. Воистину, Брагоньер на своем месте! — Прикажете принести?

— Да. Кому поручили?

Главный следователь назвал имя мага. Соэр кивнул. Он знал того человека. Хорошо, когда служащие не меняются, значит, машина правосудия работает без сбоев.

— Выпейте кофе и перестаньте всячески выражать почтение. — От Брагоньера не укрылась нервозность Ульмана. — Я не с проверкой, ее проведем позже. По приговорам нареканий нет, за месяц заменил всего одну статью. И на будущее, — соэр протянул руку, и бывший заместитель вложил в нее ключ от стола, — точность — синоним исполнительности. При мне вы не задерживались.

— Учту. — Ульман мысленно проклинал Брагоньера, которому не сиделось в прокурорском кресле.

Только думал, что вздохнет спокойно, как соэр снова командует в Управлении. Наверняка заметит пошатнувшуюся дисциплину — при Брагоньере все боялись визита "на ковер", который следовал за малейшую провинность, — сделает выговор. И не отмахнешься. Если разобраться, Главный следователь — обычный чиновник, легко сместить, а вот Королевский прокурор — величина. Ульман столько мечтал о личном секретаре и не чаял когда-то получить заветную должность, не хотелось бы лишиться всего по милости помешанного на совершенстве трудоголика.

Брагоньер кивнул.

Ничуть не изменился! С другой стороны, Ульман не станет мешать.

Вошла госпожа Ллойда и подала конверт на подносе.

— Пришло с курьерской почтой. Я взяла на себя смелость сообщить о вашем местонахождении.

Соэр глянул на адрес и положил письмо во внутренний карман жилета. От Сольмана ли Дакеша, не последнего человека в Тайном управлении, точнее — его главы. Их с Брагоньером связывала давняя дружба. Неважно, что в конверте, читать при посторонних все равно не стоит. Хотя, раз прислали курьерской, а не магической почтой, ничего очень важного и секретного.

Секретарь перенесла бумаги Ульмана в Совещательную комнату и по новой сварила кофе. Дразнящий аромат вновь заполнил коридор и приемную, проник в кабинет Главного следователя, но Брагоньер уже с головой погрузился в изучение материалов дела. Госпожа Ллойда подсуетилась, забрала у дежурного дознавателя папку, приготовила допросные листы с водяными знаками.

Дело пока тощенькое, всего пять листов. Экспертизы не приложены, только врачебный акт о смерти, протокол с места происшествия, копия документов погибшего, первичные свидетельские показания. Ничего, сегодня многое прояснится.

В дверь постучали.

Брагоньер закрыл папку, убрал в стол и только после разрешил войти.

Порог переступили двое: следователь, которому поручили дело виконта, и судебный маг. Оба пришли не с пустыми руками. Соэр кивком разрешил сесть и вопросительно приподнял брови. Первым заговорил маг:

— Образцы крови, ауры и тканей взяты. Первая экспертиза готова, результаты двух других придется подождать: не все реактивы пока среагировали.

— Я спущусь, — кивнул Брагоньер. — Есть смысл заглядывать в морг?

Судебный маг пожал плечами.

— Вряд ли. Ножевые ранения отсутствуют, следы удушения и иного физического воздействия тоже. Тело как тело.

— Свечение явно не молочное? — Соэр намекал на излучение трупа. При естественной смерти оно не темнело.

— Промежуточное, — озадачил маг. — Молодой человек мог отравиться сам, но явно не страдал проблемами со здоровьем.

— Ясно. — Брагоньер бросил короткий взгляд на следователя: не хочет ли он чего-нибудь добавить? Тот пока молчал, сжимая потрепанную папку. — Госпожу Донарт проверяли?

— Образцы взяты. Не могу пока с уверенностью утверждать, но она нюхала тот же кокаин.

— Однако осталась жива. — Слова звучали как приговор. — Приведите ее на допрос в десять, — распорядился соэр, обращаясь к дознавателю. — Материалы мне на стол. Вы ведь не все отдали секретарю?

Вместо ответа следователь неохотно расстался с папкой.

— Версии?

— Несчастный случай. У госпожи Донарт нет мотивов.

— Ой ли? — хмыкнул Брагоньер. — Любовницы на час — существа мстительные, готовы удержать положение даже ценой смерти покровителя. Вы заметили ее драгоценности?

— Нет. — Следователю внезапно стало душно, и он расстегнул верхние пуговицы рубашки.

— Модная одежда, обувь, золотые серьги, кольца и подделка вместо ожерелья. Да, неплохого качества, но стекляшки. А теперь думайте, Нойс.

Дознаватель засопел. Похоже, он просмотрел важную деталь.

— Денежные затруднения? — поникшим голосом выдал Нойс.

— Именно. И желание их скрыть.

Брагоньер понял: расспрашивать следователя бессмысленно. Тот знает меньше него. Знакомая ситуация. Дознаватели большей частью ленивы и норовят скорей улизнуть домой, к семье.

Соэр отпустил обоих, обещав магу зайти через полчаса.

Королевский прокурор потратил время с пользой: изучил скудные материалы дела, набросал ряд версий. Основную пищу для размышлений дадут результаты экспертизы и допрос госпожи Донарт. Вчера, вернее, сегодня утром Брагоньер разыграл маленький фарс для Эллины. Она хотела участвовать в расследовании, поиграть в следователя, муж предоставил ей такую возможность. Пара вопросов, которые ничего не давали, и все, каприз беременной удовлетворен. Брагоньер отчего-то не сомневался, во время обеда — он намеревался поесть дома — жена сообщит радостную новость. Соэр даже знал, как именно. Эллина сначала будет таинственно молчать и улыбаться, а потом скажет нечто, вроде: "Ты скоро станешь отцом". Скоро! Весьма относительно, почти через год.

И все, никакого нытья, никакого желания работать, интереса к преступлениям. Сората знала, когда поцеловать Эллину. Брагоньер сможет спокойно оставлять ее дома, не гадая, куда направится жена. Соглядатаи, разумеется, докладывали, но с гоэты станется отделаться от слежки. Пусть лучше вышивает, бегает по магазинам, выбирает врача. В госпитале Эллина рожать не станет, не обсуждается, только дома, с сиделкой, повитухой, нянькой — кто там еще требуется? Брагоньер может себе позволить потратиться на наследника.

Мысли о семье уступили место сухим сводкам.

Соэр перечитал протокол, мельком глянул на копию метрики и свидетельства личности. Оригиналы пока в доме покойного и графа Арского, Брагоньер их затребует чуть позже. На первый взгляд, подлинные. Процедура опознания поставит точку. Ее проводили в любом случае, чтобы исключить ошибку. Нужно выписать постановление и пригласить графа. Пусть займется Нойс.

Свидетельские показания оказались на редкость скудны: никто ничего не слышал и не видел. Оставалась госпожа Донарт. Брагоньер выбьет из нее правду. Сначала поговорит, но, если почувствует ложь, прикажет отвести в допросную. Обычно хватало психологического воздействия. Стены и темнота давили, безликий следователь внушал не меньший ужас, чем перспективы пыток, однако все зависит от девушки. Она из третьего сословия, закон разрешал любые методы воздействия.

Отложив дело ли Трувеля в сторону, Брагоньер решил наведаться в лабораторию. Сначала в обычную, по ту сторону двора. Пусть эксперты окончательно развеют сомнения насчет причин смерти.

Ульман услужливо оставил Королевскому прокурору ключ от кабинета, но соэр подстраховался, убрал бумаги со стола и запер комнату. Он зашел в приемную, сообщил, где его искать, и спустился по служебной лестнице.

Во дворе Брагоньера встретило солнце.

Приложив ладонь к глазам, соэр осмотрелся. Зачем, сам не знал, вошло в привычку. Чужих во дворе Следственного управления нет, но мало ли. Не найдя ничего интересного, он наискось пересек мощеный деревянными плашками квадрат, спустился на три ступеньки и толкнул массивную дверь. В нос сразу пахнуло химическими реактивами.

Направо лаборатория, налево — морг.

— Господин соэр? — Вытерев руки о белый передник, к нему спешил лаборант. — Тело на вскрытии, извольте немного подождать.

— Меня заверили, будто ждать нечего, — нахмурился Брагоньер и надел перчатки: без них лучше ничего не касаться. — Но хорошо, можете пока рассказать о результатах экспертизы. Или опять не готово?

Лаборант замотал головой и заверил: все в лучшем виде.

— Господин Королевский прокурор, — дверь в морг распахнулась, и на пороге возник патологоанатом, больше напоминавший мясника, — я закончил. Изволите взглянуть?

Смотреть не хотелось. За годы работы Брагоньер свыкся с потрошеными мертвецами — не все, к слову, могли, — но без носового платка в морге не появлялся.

— Нечто необычное? — Соэр развернулся в мужчине в некогда белом фартуке.

— Да так, — уклончиво ответил он. — Обычное наркотическое отравление. Смешали два разных вида, которые при обычной дозе привели к летальному исходу. Остальное тривиально: пьянство, обжорство, женщины.

Брагоньер хмыкнул.

Тривиально!

Виконту Ройсу ли Трувелю три месяца назад исполнилось семнадцать, а он уже успел поднатореть в пороках. Прожигатель жизни!

— Тогда подготовьте справку. Содержимое чужого желудка меня не интересует, если там нет яда.

Патологоанатом кивнул и скрылся за дверью.

Лаборант подвел соэра к холодному железному столу — единственному, помимо двух стульев, предмету мебели в первой части огромного помещения, разделенного на зоны перегородками, и скрылся в закутке.

Ждать пришлось недолго, через пару минут в руках Брагоньера оказались результаты экспертизы тканей. Чернила еще не высохли и пачкали пальцы. Соэр сдержанно поблагодарил, велел принести заключение о вскрытии и направился в магическую лабораторию. Она располагалась в полуподвальном помещении в другой части двора. Солнечный свет проникал внутрь сквозь непривычно большие окна, отражался от металлических панелей, которыми обили все поверхности: они гасили остаточные энергетические явления.

Сопели над столами ученики судебных магов, готовя реактивы. Они не подняли головы на звяканье колокольчика: боялись ошибиться.

Брагоньер огляделся. Все то же: склянки, пробирки, декокты, странные приспособления для исследований.

В лаборатории пахло серой и жжёными свечами. Над длинными каменными столами постоянно что-то вспыхивало, взрывалось снопом разноцветных искр. Светились разнообразные артефакты, блестели ряды базовых накопителей энергии в хозяйственном отсеке лаборатории. Уровневыми, гораздо более сложными, часто делавшимися по заказу определенного мага и требовавшими бережного обращения, в лаборатории не пользовались по соображениям безопасности. С ними лучше не экспериментировать, не давать в чужие руки, иначе Следственное управление взлетит на воздух.

 Рядом с накопителями в шкафчиках хранились разнообразные предметы, субстанции и жидкости, используемые в работе.

Соэр присел на стул у двери, закинув ногу на ногу. Он терпеливо дожидался, пока к нему подойдет судебный маг. Тот как раз заканчивал работу за одним из столов, рассматривая на просвет колбу с голубой жидкостью. Брагоньер помнил о правилах безопасности, поэтому не двигался. Лаборатория — вотчина магов, соэр же родился без капельки дара, в Эллине способностей больше.

Наконец, маг закончил.

Жидкость в колбе потускнела, выцвела. Волшебник добавил в нее капельку из стоявшей рядом бутылочки, и та вовсе превратилась в воду.

— Сейчас, господин соэр!

Маг вымыл руки — перчатки не допускались, так как искажали результаты, — снял облегавшее тело одеяние и предложил выйти во двор.

— Отчет приготовь! — крикнул он одному из учеников. — Заполни "болванку", остальное я сам.

Юноша понуро кивнул и, поправив шапочку, поплелся к секретеру в дальней части лаборатории, в котором хранились бланки.

— И? — стоило переступить порог, набросился на мага Брагоньер.

— Наркотическое отравление.

— Сам или?..

— Или. Аура однозначно говорит о сопротивлении некому действию.

— Интересно! — протянул соэр, покосившись на дверь обычной лаборатории. — Ваши коллеги ничего не сказали.

— Вскрытие должно показать. Хотя… — Судебный маг задумался. — Не всякое насилие оставляет следы. Например, если прижать платок к носу находящегося в полусне эйфории человека, экспертиза ничего не выявит. Или положить дозу на язык. Жертва инстинктивно проглотит и умрет. В желудке и так есть наркотик, не поймешь.

Брагоньер задумчиво потер переносицу.

— Кто давал кокаин?

— Рядом околачивались двое. Частички ауры госпожи Донарт четкие, период распада свидетельствует, она могла дать смертельную дозу. Вторые установить не удалось. Мужчина средних лет. Больше ничего, увы! — развел руками волшебник. — Они нечеткие.

— Заметали следы? — В практике соэра такое уже встречалось.

— Возможно. Однако на коробочке со смесью только частички госпожи Донарт. Остальные давно разложились.

Судебный маг вернулся в лабораторию и через пару минут вынес отчет.

— Подробный к вечеру, господин соэр, слишком много работы.

Брагоньер кивнул и глянул на часы. Почти десять, скоро приведут на допрос подозреваемую — всего за пару часов статус госпожи Донарт успел измениться. Соэр сомневался, будто она убила виконта: слишком очевидно, но собирался разработать все версии. Иногда преступники хорошо маскируются, специально позволяют себя поймать, чтобы отвести подозрения. Может, блондинка из их числа.

Когда Брагоньер вернулся во временно реквизированный кабинет, госпожа Ллойда подготовила его для допроса. Секретарю по статусу полагался второй ключ, удивляться нечему. Честность молодой женщины не вызывала сомнений. Брагоньер в бытность Главным следователем тщательно подбирал сотрудников на подобные должности.

— Прикажете ввести? — В дверях возникла госпожа Ллойда и с дежурной улыбкой добавила: — Еще кофе, господин соэр?

— Нет, спасибо, мне хватит. — Брагоньер вытащил из шкафа маску и широкий плащ, отряхнул и кинул в кресло. — С каких пор вы начали подлизываться, госпожа Ллойда? — неожиданно поинтересовался он.

Молодая женщина смутилась. Улыбка сошла с лица, уступив место растерянности.

— Ну… — Она мучительно подбирала слова. — С тех пор, как вы ушли на повышение, тут все не так. Скучно.

— Скучно? — Соэр обернулся и приподнял брови. — По-моему, как раз наоборот. Помнится, сотрудники вечно жаловались на обилие работы, которой я их загружал.

— Скучно, — повторила госпожа Ллойда и, набравшись храбрости, озвучила просьбу: — Заберите меня к себе, благородный сеньор!

Обращение не по уставу заставило насторожиться. Прежде секретарь никогда не употребляла подобных выражений. Оно и понятно: на работе не существует людей, только должности.

Брагоньер задумчиво повертел в руках карандаш и попросил госпожу Ллойду закрыть дверь, после указал на стул. Секретарь предпочла постоять.

— Я не люблю лести, пожалуй, начнем с этого. — Соэр переложил костюм следователя на край стола и сел. — И не люблю, когда стоят без причины. Сядьте! Вы не на суде. — Молодая женщина подчинилась. — Теперь объяснитесь. Вряд ли выбранные вами слова случайны. У меня есть предположения, но я бы предпочел сначала выслушать ваши.

— Старый начальник лучше нового, — раскрыла карты секретарь. — Существуют причины… Личного характера.

Брагоньер вырвал из блокнота чистый лист бумаги и протянул собеседнице.

— Можно анонимно. Как видите, никаких водяных знаков. Обещаю проверить и…

— Не надо! — госпожа Ллойда оборвала его на полуслове и отодвинула листок. — Мы просто не сработались.

— Домогательства? Вы обратились ко мне, как дворянину, из чего следуют только два варианта. Первый — вы хотите получить теплое место. Второй — кодекс чести аристократа.

— Я бы предполагала первый вариант. — Секретарь жалела, что затеяла щекотливый разговор.

— Вы искренне обрадовались моему визиту, потом начали льстить и, наконец, отказались делиться проблемами. Кто? — Брагоньер оперся подбородком на сложенные "замком" ладони.

— Заместитель, — вздохнула госпожа Ллойда. Соэр все равно раскопает, лучше признаться. — Жалобы писать не стану! —горячечно добавила она.

— Хорошо, — кивнул Королевский прокурор. — Пусть введут обвиняемую.

Секретарь кивнула и вышла.

Всего одно слово обещало решение проблем. Какое, неважно, главное, Брагоньер не остался безучастным. Он прав, госпожа Ллойда хорошо знала его кодекс чести, соэр не оставит без внимания принудительные нерабочие отношения в Управлении.

После ночи, проведенной в камере, госпожа Эмма Донарт выглядела потрепанной. Ее подвергли унизительной процедуре досмотра, раздели и выпотрошили каждую деталь туалета. Даже куртизанке стало не по себе, когда дородная служительница заглядывала туда, куда не смотрели любовники. После Эмме выдали арестантское платье и заперли в камере. В ней пахло сыростью и отхожим местом, а по полу бегали мыши. Обвиняемая забылась сном только после рассвета.

Девушку конвоировали двое.

Бряцали ручные кандалы — граф Арский велел не проявлять снисхождения к возможной убийце сына.

Эмма шла, уронив голову на грудь. Помада размазалась по подбородку, тушь расползлась по щекам. Брагоньер заметил свежий синяк на скуле. Тот появился после шуточного допроса в особняке графини Сорейской. Следовало ожидать, с женщинами такого толка не церемонились.

— Снять! — Брагоньер указал на кандалы.

Один из солдат мгновенно выполнил приказ.

Госпожа Донарт робко благодарно улыбнулась и растерла запястья. Пристально наблюдавший за ней соэр сделал еще один вывод: после него с девушкой успели "поговорить". Птичка не производила впечатления скромницы, агрессивно защищалась, а тут поникла. Наверняка навестили люди графа. Ожидаемо. Брагоньер сразу понял: придется столкнуться с активным сопротивлением аристократии. Проще свалить вину на Эмму, утопить ее и закрыть дело. Только откуда тогда второй мужчина, затерший свои следы? Эллина тоже говорила о третьем участнике драмы. Кто он, где юный виконт брал наркотики? Он не мог пристраститься к ним в родном доме. Граф Арский при всех его недостатках предпочитал женщин, а не "травку". Возможно, он и подарил сыну Эмму — первую содержанку, чтобы та повысила его статус как мужчины в глазах товарищей, или Ройс ли Трувель сам заметил прелестницу в борделе.

Брагоньер невольно вспомнил себя в семнадцать лет. Учеба и еще раз учеба, чтобы через год занять хорошее место, а не девочки из дома увеселений. Впервые соэр побывал там, уже заступив на службу и справив совершеннолетие. Других женщин до той поры, да и после не заводил, а вот покойный успешно распрощался с девственностью в частном пансионе и с тех пор активно пополнял багаж знаний. Не иначе, насмотрелся на отца. По мнению соэра, лучше бы виконт обратил взор на храм Сораты, может, там его научили бы нравственности.

Эмма с благоговейным ужасом взирала на следователя в маске, с ног до головы закутанного в плащ. Она видела лишь его руки. Брагоньер благоразумно перевернул перстни, и девушка не могла узнать фамилии человека, который вел допрос. Пусть и дальше полагает, будто с ней беседует господин Ульман, если вдруг Эмма пожелает узнать имя владельца кабинета. Обыватели обычно не интересовались, кто есть кто в Следственном управлении, поэтому даже табличка на дверях с обозначением должности помогала сохранять правосудие безликим, как и предписывал закон.

Брагоньер махнул рукой, и Эмму усадили на стул.

— Свободны! — отчеканил голос под маской.

Не вспомнила. Немудрено: страх парализует разум, да и соэр при допросах избавлялся от эмоций, характерных интонаций, слов — всего того, что могло бы выдать имя. Многолетняя привычка.

— Итак, — Брагоньер очинил перо и пододвинул листы будущего протокола с гербом Следственного управления Сатии, — начнем. Имя, фамилия, род занятий.

— Господин соэр… — Эмма поднялась в просительном порыве, но тут же осела обратно, не найдя во взгляде следователя поддержки.

Странные у него глаза, не поймешь, какого цвета. И выражение отсутствующее, словно ему нет никакого дела до происходящего. Хоть бы интерес проявил или раздражение, скуку!

— Имя, фамилия, род занятий, — спокойно повторил Брагоньер. Голос звучал ровно, монотонно. — Предупреждаю, дача ложных показаний и отказ сотрудничать со следствием караются тюремным заключением и иными мерами воздействия.

При упоминании "иных мер" госпожа Донарт побледнела. Значит, ей рассказали о пытках.

Допрос сдвинулся с мертвой точки. Задержанная назвалась и призналась, что является девицей легкого поведения. Прежде работала в элитном борделе, последние четыре месяца на содержании виконта Ройса ли Трувеля. Он купил ей домик, выправил новые документы и регулярно навещал для определенных целей. Судя по рассказам Эммы, они познакомились на дне рождения одного из друзей покойного. Госпожу Донарт часто приглашали на подобные мероприятия в качестве очаровательной спутницы. Иногда требовалось оказать интимные услуги, иногда просто спасти мужчину в безвыходной ситуации, когда нельзя прийти одному. За время работы в "Золотой лилии" — отчего-то домам терпимости любили давать цветочные названия — Эмма научилась хорошим манерам, прекрасно танцевала, музицировала, могла поддержать разговор, а не только задрать юбки. С последним тоже, по ее словам, все обстояло "на высшем уровне": она владела разными техниками и умела перебороть любую стеснительность.

Однако работать на других Эмме надоело, она выкупила себя и подалась в куртизанки. Жила сначала с богатым торговцем, затем сменила его на банкира, в компании которого и пришла на памятный день рождения.

Юный виконт загорелся, влюбился и перекупил девушку. Эмму не смущала разница в возрасте: в таких вопросах важнее деньги. Тут она не прогадала, ли Трувель платил щедро, ввел в высший свет — словом, поднял жизнь госпожи Донарт на новый уровень. Куда там "Золотой лилии"! Увы, Эмма любила кутить и пристрастилась к кокаину, поэтому и явилась на бал с подделкой на шее: оригинал ожерелья пришлось продать, а расстраивать виконта не хотелось.

Брагоньер слушал госпожу Донарт с брезгливой гримасой — под маской не видно. Семнадцатилетний мальчишка, купивший любовницу, а до этого посетивший половину борделей Сатии не вызывал сочувствия. Однако преступление есть преступление, и даже если жертва глубоко противна, нужно поймать убийцу. К тому же гибель аристократа — дело чрезвычайной важности, его надлежит расследовать с особой тщательностью. Дворянство может страдать какими угодно пороками, но для прочих сословий оно неприкосновенно.

— Итак, по вашим словам, убитый вел разгульный образ жизни. — Перо скрипело по бумаге. — В чем именно это выражалось? Были ли у него любовницы до вас или женщины, которые рассчитывали ими стать?

Убийство на бытовой почве — вещь распространенная. Вдруг кто-то метил на место Эммы, а потом решил отомстить вероломному повесе, подставив соперницу.

— Ну… — Эмма задумалась и поднесла палец ко рту. — Ройс, простите, — тут же исправилась она, — благородный сеньор любил выпить. Женщин тоже. Они у него с пятнадцати лет.

— Проститутки? — Важное уточнение.

— Не только. Они устраивали пикники, на которых… — Госпожа Донарт замялась. — Наверное, стоило властям заявить, но виконт меня содержал.

— Что происходило на пикниках? — Брагоньер окончательно убедился, что покойный напрасно коптил небо.

Соэр предвидел ответ, догадывался, почему в Управление не подали ни одного заявления. Граф Арский платил достаточно, чтобы покрыть преступления сына.

Насильников Брагоньер ненавидел. По его мнению, убийство лучше. Мужчина не мог опуститься до подобного, втоптать честь в грязь.

— Сеньор виконт с друзьями знакомились с девушками и отвозили их за город. Брали с собой вино, наркотики и…

Соэр поджал губы. Кружок Ройса ли Трувеля виделся шайкой подонков.

— Они их насиловали?

— Да, господин соэр.

Эмма кусала ногти. Наверное, следовало заявить, а не закрывать глаза. Теперь придется отвечать за чужие преступления.

— Как именно? Поодиночке?

— Н…не знаю, — запинаясь ответила обвиняемая и, вскочив, закричала: — Я не виновата, господин соэр, я не видела! Это все они!

— А вы чем занимались? — не удержался от ехидного вопроса Брагоньер.

В какую же грязь он опять влез? Впрочем, когда это следователь носил белые перчатки!

Эмма покраснела, потом побледнела и призналась, что ничего не помнила после белого порошка. Он вызывал такую легкость во всем теле, хотелось петь, танцевать.

Девушек оставляли там же, где развлекались. Сначала зажимали в ладошках монетку за услуги, но затем резко перестали. Соэр предположил, дело в графе Арском. Он поговорил с сыном и разъяснил методы сыска. Эякулят — вещь недолговечная, пока доберутся судебные, улики пропадут.

Разумеется, жертв искали в бедных кварталах, выбирали молоденьких, иногда совсем девчонок Забаву прекратили две недели назад, когда виконт в категоричной форме заявил: нельзя. Значит, что-то случилось, раз он почувствовал опасность. Первая зацепка. Одна из жертв могла оказаться не столь безобидна, а о пристрастии погибшего к наркотикам можно узнать, те же слуги порой разговорчивы.

— Как к вам попала коробочка, найденная при обыске? Вот эта. — Брагоньер поставил на стол улику. — Ваша?

Наркотическую смесь из фаянсовой крохотной шкатулки давно высыпали, маги поработали со следами, однако соэр все равно надел перчатки.

— Моя. — Теперь Эмма ничего не отрицала. — Я ее купила. Или запрещено? — Впервые за время допроса в ней подняло голову достоинство.

— Безусловно, нет. Что вы в ней хранили?

Вопрос пришлось повторить трижды, после чего госпожа Донарт призналась. У нее были все основания для упорства: пронести наркотики на светский раут, нюхать кокаин у всех на виду!

— Тоже вы покупали? У кого?

Эмма покачала головой.

— Мне ее дали. Бесплатно.

Перо застыло в пальцах соэра.

— Простите, что? — От удивления он даже переспросил.

В голове щелкнуло: есть! Наркотик — слишком дорогой товар, чтобы раздавать направо и налево. Не подвела интуиция, девчонка только соучастница. Нужно ее дожать, раскрутить.

— Мне ее дали, — покорно повторила госпожа Донарт. — Передали для виконта. Я не утерпела и сама…

Теперь бы Эмма выбросила и коробочку, и порошок, но поздно.

— Кто? — Хищный взгляд впился в подследственную.

Брагоньер, как охотничий пес, почуял добычу, и уже не отпустит. Хочет того девушка или нет, она выведет на след.

— Имени я не знаю. Виконт частенько покупал у него "Пыльцу счастья".

Наркоторговец на приеме? Вот уж не обрадуется графиня Сорейская! Каких проходимцев она пригласила?

— Как выглядел, сколько лет? В ваших интересах вспомнить самой, — намекнул на пытки соэр.

— Угрозы запрещены! — пискнула Эмма и замерла, пришпиленная к стулу острым, как бритва, взглядом. Сразу поверилось, следователь препарирует ради правды. — Да и не запомнила я, — уже без прежнего апломба продолжила она, стиснув руки на животе.

— А если постараться вспомнить, госпожа Донарт? Вы, кажется, не осознаете последствия своего упрямства. Так я вам напомню. Вы обвиняетесь в убийстве, пособничестве насильственным действиям в отношении лиц женского пола, распространении наркотических средств. Все вместе тянет на смертную казнь. Несговорчивых преступников пытают. — Девушка всхлипнула. — К свидетелям тоже применяют особые меры воздействия. Даю вам пять минут на раздумья. Либо вы добровольно даете показания, либо делаете это в принудительном порядке.

 

Глава 4. Врачебная история

 

Эллина вышла у знакомого дома в квартале магов, трепеща от волнения. Она комкала в кулаке перчатки и надеялась, муж не ошибся.

Ребенок стал идеей фикс. Гоэта понимала, она немолода, пусть язык не повернется назвать старой. Все еще привлекательна, без обвисшей кожи и глубокой сеточки морщин, однако природу не перехитришь. Рожать следовало незамедлительно. Потом, после первенца, можно сделать перерыв и… Только Эллина сомневалась, хотел ли муж второго ребенка. Она и сама никогда не думала об этом, просто боялась разродиться девочкой. Тогда непременно нужно забеременеть снова, опять и опять, пока не достигнет желанного результата. Увы, пока не получалось сделать даже первый шажок.

Эллина поправила короткую вуаль шляпки — та ее раздражала, но социальный статус обязывал, — и направилась к крыльцу. Слуга сестры Брагоньера непостижимым образом умудрился записать ее к доктору Женду — тому самому, который совсем недавно сокрушался по поводу собственной занятости. Гоэта не удержалась от ехидной шутки: в сезон балов все резко перестали болеть.

Звякнул колокольчик, однако посетительнице никто не спешил открывать. Она позвонила снова, постучалась. Тишина. Обеспокоенная Эллина послала кучера заглянуть в окно. Вдруг помощница врача вышла или задержалась, расставляя истории болезни в картотеке?

Кучер послушно перелез через кусты и, подтянувшись, заглянул в широкое окно приемной. Его наполовину занавешивала штора, разглядеть удалось немного: край конторки и мягкую спинку дивана. Есть ли кто за стойкой, мешал понять фикус. Горшок стоял в самом неподходящем месте, мясистые листья полностью загораживали конторку.

Слуга предложил войти. Час приемный, незачем госпоже стоять на улице. Забывчивая девица подойдет, никуда не денется. Эллина сочла предложение разумным и толкнула дверь. Она не поддалась. Гоэта попробовала снова — с тем же успехом.

Эллина нахмурилась.

Кучер прав, приемное время, до обеденного перерыва далеко. У нее запись, между прочим, гоэта даже опоздала, куда таинственным образом испарился врач?

— Заперта изнутри, — повозившись с дверной ручкой, доложил кучер.

Эллина встревожилась еще больше и, подхватив юбки, перемахнула через кусты, чтобы обойти дом и заглянуть в коридор. Слуга следовал за ней молчаливой тенью. Пусть лучше украдут лошадей, чем с госпожой что-нибудь случится. Брагоньер высказался однозначно, увольнением не отделается.

Гоэта замерла у подоконника и подняла руку, когда кучер хотел уговорить ее вернуться в экипаж. Она увидела землю — четкий отпечаток на деревянном откосе. Кто-то залез в дом через окно. Весь вопрос: когда? Погода стояла сухая, неизвестный мог появиться как вчера, так и неделю назад.

Эллина наклонилась, рассматривая клумбу. Гладиолусы бурно разрослись и не выглядели помятыми. Декоративный вьюнок тоже радовался жизни. Вряд ли неизвестный прошелся по клумбе, если только… Определенно, вот тот бордюрный камень стоит неровно.

Гоэта задумчиво пожевала губу — старая привычка — и тем же путем вернулась к крыльцу.

— Взламывай! — приказала она слуге и отмела робкие возражения фразой: — Именем Королевского прокурора.

Да, именно так. Если Эллина жена Брагоньера, то тоже наделена властью. Супруги — единое целое перед лицом богов.

Гоэта попробовала на вкус: Королевская прокурорша. Словосочетание звучало весомо, сладко. От него пахло властью. Вот и кучер, тяжко вздыхая, бормоча про проблемы с городской стражей и владельцем дома, отправился выполнять приказ. Наверное, в прежней жизни, а, может, и на прошлой службе он промышлял взломом, во всяком случае с замком справился быстро. Эллина поблагодарила кивком и, достав дамский кинжал — еще одна привычка прошлого: никогда не выходить без оружия, — смело шагнула в полумрак прихожей. Вместе с ней туда ворвался свежий сентябрьский воздух.

Да, не похоже, чтобы господин Женд кого-то принимал. Дверь сегодня не отворяли, иначе откуда такой спертый воздух?

Оставив слугу дежурить в дверях, Эллина смело шагнула в приемную. Вроде, все на своих местах, только вот помощницы доктора не видно. Куда она запропастилась?

Гоэта подошла к конторке и, перегнувшись, бросила взгляд на журнал записей. Он отсутствовал. Эллина нахмурилась. Складывалось впечатление, будто работать врач не собирался. Ну да, поэтому и не отперли дверь.

Взгляд гоэты скользнул по приемной, по копии диплома и многочисленным благодарственным письмам в рамочках, и случайно остановился на фикусе. Хороший, зеленый, только сухой. Между тем, Эллина помнила, помощница врача заботилась о цветах, не только поливала, но и опрыскивала. Странно!

Перехватив кинжал так, чтобы в случае необходимости быстро нанести удар, гоэта открыла конторку и прошла на место помощницы.

Вот и журнал — валяется на полу.

Разлетелись рецепты.

Эллина присела на корточки и, радуясь тому, что надела перчатки, потянула за кончик закладки. Страницы зашелестели, явив список пациентов на сегодня. Гоэта обнаружила среди них свое имя. Ну да, время верное. Тогда?..

Женщина осторожно поднялась и прислушалась. Тишина, только шум улицы долетает через раскрытую дверь.

Набравшись храбрости, Эллина бочком протиснулась в кабинет господина Женда. Она уже поняла, его помощницу что-то напугало, раз она сбежала. Кстати, как? Видимо, через заднюю дверь.

Гоэта не сразу привыкла к темноте. Она слепила после веселых лучиков солнца, проникавших через окна приемной. Наконец Эллина проморгалась и сделала шаг вперед, чтобы застыть.

Шорох!

А потом всхлип.

Гоэта нахмурилась и, поколебавшись, спросила:

— Кто здесь?

Ответом стал тяжкий вздох.

Не на шутку перепугавшись, Эллина позвала кучера. Тот попросил госпожу выйти и обождать снаружи. Гоэта заартачилась и осталась стоять на пороге.

Вспыхнул свет, вырвав из тьмы кабинет врача. В глаза сразу бросился сильный беспорядок. Клочки бумаги валялись на полу, хрустели под ногами колбы, путались под ногами папки и книги. Складывалось впечатление, будто содержимое шкафов безжалостно вывалили и безнадежно испортили.

Эллина принюхалась. Запах горелой бумаги. И точно — на столе грудилась кучка пепла в медицинской ванночке.

Однако самое главное открытие ожидало впереди. Кучер ненароком отодвинул стул, и на старые справочники рухнули ноги в отполированных до блеска ботинках. Владелец кабинета с размозженной головой валялся под столом.

Гоэта проявила чудеса стойкости. Она не закричала, лишь зажала рот ладонью. Чего не скажешь о третьем живом существе в комнате. Оно выдало себя, громко всхлипнув.

Кучер отдернул тяжелую портьеру, готовый убить злодея, но им оказалась скорчившаяся дрожащая помощница господина Женда.

— Эт…то не я! — запинаясь, пробормотала она.

Огромные, как блюдца, глаза в страхе взирали на кучера. Блондинка была так бледна, словно из ее тела выпустили всю кровь. Эллина засомневалась, не ранена ли она —нет, на девушке ни царапины.

Гоэта отправила слугу за стаканом воды, а сама присела рядом с бедняжкой. Ту колотила крупная дрожь.

— Что здесь произошло? — Эллина старалась говорить ласково, медленно.

Она спиной ощущала присутствие покойника и понимала, стоит только заикнуться мужу, запрет, еще и благовидный предлог придумает: для беременных вредно. Только вот "интересное положение" никто не подтверждал. С другой стороны, Брагоньеру сказать придется, как и сообщить властям: все-таки убийство. Только вот руки чесались помочь правосудию, а раз оно гордое, придется обождать со стражей, допросить девушку и повозиться с заклинаниями. В хаосе кабинета наверняка найдутся нужные предметы, может, даже лаверика. Тогда Эллина предъявит следователю что-то, кроме скупых показаний, может, даже местожительство убийцы.

Как же гоэта соскучилась по работе! Наверное, смешно мечтать о тряске в седле и кислом эле в дрянных тавернах на тракте, но Эллина мечтала. Снова хотелось стать нужной, глотнуть свободы и сменить платье на рубашку и брюки. Брагоньер требовал вечной женственности, тихих семейных занятий и полностью изолировал жену от любых волнений.

Помощница врача молчала. Пришлось влить в нее второй стакан воды и капельку спиртного — таковое нашлось в шкафу и, к счастью, не пострадало при погроме, чтобы она заговорила.

— Я… я ничего не видела. — Блондинка часто вздрагивала и испуганно косилась на ноги трупа. Пришлось попросить кучера загородить беднягу. — Пришла на работу, а тут тихо. Ну, я позвала, взяла журнал и…

Девушка замолчала и уткнулась в сложенные ладони.

Эллина вновь пожевала губу.

Выходит, господина Женда убили до начала приемного дня. Только что врач делал в рабочем кабинете ночью? Нужно проверить, давно ли он умер, но сначала свидетельница. Судя по ее состоянию, говорить она долго не сможет, вновь накатит истерика. Гоэта знала методы следствия и сомневалась, что запугивания или хлесткий тон мужа пробудят в девушке желание общаться. Скорее, она еще больше замкнется в себе.

— Давайте по порядку, — поколебавшись, Эллина подняла стул для посетителей и устроилась против собеседницы. Та так и не поднялась с корточек, любые попытки увести несчастную в другое место или предложить сесть, терпели неудачу. — Во сколько вы пришли?

Не первая ведь гоэта в списке, отчего другие пациенты не запаниковали? Или подергали дверь, решили, врач легкомысленно проспал и ушли? Глупости! Люди с репутацией господина Женда так не поступают, ясно ведь, случилось несчастье. И дело даже не в борьбе за клиентов, тут покойный мог выбирать, диктовать условия, а в страсти врача к деньгам. Ради них он бы не отменил прием без уважительной причины. Эллина догадывалась, ее срочная запись влетела Сорейским в круглую сумму.

Помощница задумалась. Страх на лице временно сменила растерянность.

— В девять, — неуверенно пробормотала она и, задумавшись, кивнула: — Да, в девять. Господин Женд приходит к десяти, но нужно кое-что подготовить, анализы проверить, истории болезней подобрать. Я как раз за ними пошла, когда…

Девушка шумно всхлипнула.

Опять неувязка. Может, Эллина и не следователь, но выводы делать умеет. Раз журнал валялся на полу в приемной, то помощница перепугалась до того, как вошла в кабинет работодателя.

После легкого нажима девушка призналась: да, ее испугала кровь.

— Кровь? — нахмурилась гоэта.

Она воскресила перед мысленным взором приемную. Идеальная чистота, ни одного пятнышка.

— Ну да, — помощница зябко повела плечами, — такая жирная полоса на пороге.

— Куда же она делась? — Показания свидетельницы казались плохо скроенной ложью.

Эллина склонялась к тому, что девушка покрывала сообщника или близкого человека. Она услышала крики, узнала голоса, перепугалась. Потом состряпала историю с кровью. Она не вода, высохнуть не могла, если только помощница ее не затерла.

— Не знаю, — простодушно ответила девушка и попросила платок. — Наверное, он вытер.

— Он — это кто? — ухватилась за ее слова гоэта.

Как же тяжело следователям! Легче найти пропавшую корову и вычислить, куда сбежала из-под венца невеста, чем вывести на чистую воду участников преступления. Как только Брагоньер справляется! Эллина невольно зауважала мужа, хотя и прежде считала его работу сложной и важной.

— Я за стражей, — предупредил кучер. Все это время он деликатно помалкивал, изображая мебель, пусть и недовольно посматривал на госпожу. — Сразу нужно было. А то скажут: вы убили.

Смех смехом, а могут. Гоэте не хотелось вновь примерить статус подозреваемой. Положим, теперь бы ее выпустили под залог, даже оправдали, только какое пятно Эллина бросит на имя мужа? Станут шептаться, он ее вытащил. Главное, арестовали, а виновна или нет, сплетников не интересует. Как же, жена Королевского прокурора пришла поквитаться с врачом, не вылечившим от бесплодия! Роди после хоть десяток детей, не отмоешься.

Эллина со вздохом отпустила слугу. Она обещала держать двери открытыми и в случае опасности громко кричать. «Можно подумать, убийцу остановит женский визг!» — мысленно хмыкнула гоэта. Рука легла на бедро, туда, где некогда покачивалась флисса. Пусть Эллина не любила носить оружие, перевозила его в седельной сумке, а фехтовала плохо, однако «железо» не раз спасало жизнь. Сейчас при ней только кинжал — булавка против матерого преступника.

— Так кто? — Эллина старалась по максимуму использовать оставшееся до прибытия отряда стражи время.

Она не сомневалась, солдаты явятся быстро: квартал обязывал. Тут следили за безопасностью, не для того платили огромные деньги за дома, обставленные по последнему слову научных и магических достижений, чтобы ждать помощи по несколько часов.

— Он, — сдавленно повторила девушка. — Я его со спины видела.

«Ну же!» — едва не закричала гоэта, но промолчала. Она понимала, давить нельзя. Свидетельница пережила глубокое потрясение, только-только пошла на контакт.

— Не знаю! — Помощница снова разрыдалась. — Я его никогда…ууу… не видела.

Гоэта поняла, терзать бедняжку дальше бесполезно, и решила поискать лаверику. Вдруг успеет с октограммой?

Эллина осторожно ступала среди хаоса из бумаг и осколков. Взгляд поневоле обращался к кучке пепла. Какие бумаги сжег убийца? Отчего-то гоэта не сомневалась, улики уничтожал преступник. Хотя вдруг он застал господина Женда за столь пикантным занятием? Пора бы установить время смерти!

Женщина сосредоточилась, унимая биение сердца. Подумать только, как влияют на нее другие люди! С Ольером ли Брагоньером гоэта стала спокойнее, а ведь прежде вылетела бы из кабинета и позвала на помощь.

Тепловая карта мира отозвалась быстро. Не растеряла навыков!

Гоэта присмотрелась. Разумеется, свечение трупа далеко от молочного. Аура потускнела. Лжет помощница, господину Женду размозжили голову не пару часов назад, иначе бы частички не светились фиолетовым — вторая стадия распада. К следующему утру аура выцветет до голубой и навсегда исчезнет, станет недоступной магам.

Эллина поводила головой, разыскивая подозрительные отметины. Нет, к счастью, демоны не замешаны, убийца и жертва из одного мира.

Людей в кабинете потопталось много. Может, напрасно гоэта обвиняла свидетельницу во лжи? Вот женщина. Золотистая — сама Эллина. Рядом частички чуть поблекли — блондинка. Кучер тоже отметился, а вот кому принадлежат одинокая темно-синяя искорка? Гоэта все внимательно осмотрела — часть чужой ауры сиротливо витала в воздухе и явно не принадлежала убийце. Он тоже фиолетовый, как и жертва. Мужчина — тут помощница не обманула. Материала мало и с высшим магическим словесный портрет не нарисуешь.

Рядом нечто непонятное.

Эллина нахмурилась.

Определенно, баловались порошком, стирали следы. Но кое-что сохранилось: вон та темно-синяя точка и другая, фиолетовая, принадлежали одному человеку. Может, гоэта и не полноценный маг, но способна определить подобные вещи. Итак, человек побывал в кабинете дважды. Синяя аура — третья часть распада. Цвет глубокий — то есть разница между визитами не больше часа.

Итак, врач скончался ночью. По идее, мог и раньше. Господин Женд работал не каждый день, просмотренный мельком журнал зиял двумя пустыми страницами. Значит, два дня не было приема.

Эллина повертелась, задумалась: стоит ли ловить синею искорку? В итоге не стала, побоявшись уничтожить, а вот частички убийцы нужно собрать и попробовать выяснить по октограмме Мерхуса, где сейчас преступник. Только бы лаверику ползучую отыскать! Воска у врача много, чистого, какой требовался для работы. Мел — тоже не проблема.

Гоэта довольно потерла руки, когда, откупорив очередную жестяную банку, закатившуюся за шкаф, в нос ударил знакомый запах. Блондинка смотрела на нее как на сумасшедшую. А, пускай!

Эллина колебалась ровно мгновение, затем опустилась на колени. Пятна на платье — мелочь по сравнению с правосудием. Отбросив перчатки: мешали, — гоэта расчистила кусочек пола для октограммы. Стараясь не обращать внимания на труп, она быстро схватила со стола мел и вывела на паркете ровный восьмиугольник. Затем пришло время воска. Женщина согрела его дыханием и соорудила примитивную свечу. Та вспыхнула и постепенно разгорелась. Эллина вывела плавящимся воском «розу ветров» внутри октограммы и водрузила свечу в центр рисунка. Теперь лаверика. Нужно совсем немного. Гоэта тщательно растерла ее между пальцами, наслаждаясь позабытым дурманящим ароматом. Эллина, как и супруг, скучала по работе, пусть, по мнению Брагоньера, любая женщина с радостью оставила столь сомнительную профессию.

Блондинка чихнула. Аллергия? Лаверика издавала сильный специфический аромат, который помогал войти в транс, вполне могла вызвать проблемы со здоровьем.

Помощница погибшего врача наблюдала за действиями Эллины со смесью страха, недоверия и удивления. Она уже не плакала, только хлюпала носом. Тот покраснел и напоминал "нюхач" пьяницы.

Выкинув из головы молчаливую наблюдательницу, Эллина склонилась над октограммой, выдохнула в сложенные ладони с травой: «Мне нужен убийца господина Женда» и сыпанула в огонь лаверику. Пламя погасло, листья зашипели, повалил дым — все, как положено.

Гоэта пару раз глубоко вздохнула, очищая сознание, и отрешилась от материального мира. Выпрямившись, Эллина шагнула в октограмму, полной грудью вобрала дурманящий аромат. Он наполнил все ее существо. Защипало глаза, запершило горло, но столь ли важно, когда другая реальность распахнула объятия?

Тепловая карта не изменилась, однако стала ярче, четче. Теперь гоэта видела вторую фиолетовую частичку, но трогать ее не стала: пусть судебные маги поработают. В конце концов, какой прок от Эллины? Она ни возраста, ни цвета глаз не определит.

Гоэта мысленно повторила просьбу, коснулась воска и позвала убийцу. Свободной рукой женщина сотворила призывное заклинание.

Теперь медленно опуститься на колени, расположить ладони на линиях октограммы и ждать.

Читая речитатив Мерхуса, Эллина думала об убийце, повторяла слова заклинания снова и снова, пока сознание не уплыло.

Тело качнуло.

Есть!

Встрепенувшись, Эллина переложила руки на «розу ветров», отдавшись на волю посторонних сил. Они указали на запад — направление. Как далеко? "Три" — прозвучал в голове бесполый голос. Убийца в трех милях к западу, совсем близко!

И тут гоэту грубо вырвали из тонкого мира. От резкого возвращения разболелась голова. Охая, Эллина исподлобья смотрела на сержанта, по чьей милости заработала мигрень. Из транса нужно выходить постепенно, аккуратно. Сержант игнорировал гневные взгляды. Он развил в кабинете бурную деятельность, определил первый круг подозреваемых и велел посторонним покинуть помещение и обождать в приемной.

Потирая виски, Эллина злобно посматривала на сержанта. Так и подмывало сказать пару «ласковых» слов. Это не шутки, гоэта могла пострадать! Правила безопасности, как известно, написаны кровью, а уж правила магической безопасности — жизнями.

Разумеется, Эллина не собиралась никуда уходить. Если «господину-все-делаю-сам» не хочется поймать преступника, пусть зафиксирует в протоколе. То-то начальство порадуется, читая!

— Вам особое приглашение нужно, дамочка?

Сержант окончательно упал в глазах супруги Королевского прокурора. Когда подошел и грубо попытался выставить вон, и вовсе встал на одну ступеньку с отбросами общества. Извозчики воспитаннее.

— Уберите руки, — Эллина говорила спокойно.

Командир отряда стражи и ухом не повел, упрямо толкал вон из кабинета покойного. Пришлось прибегнуть к имени мужа. Гоэта сунула грубияну под нос руку с кольцом и злорадно поинтересовалась:

— Видите?

Сержант нахмурился. Женщина, которую он принял за представительницу второго сословия, что подтверждало ее занятие — гоэта — оказалась дворянкой. Кольцо с печаткой, мещанки таких не носят. Значит, тот малый, который сообщил о преступлении, не извозчик, а кучер госпожи. Неприятная вышла история! Дамочка вздорная, может нажаловаться. Только вот дом ей все равно придется покинуть.

— Прошу прощения, — вежливость давалась с трудом, — соблаговолите уйти, благородная сеньора.

— Значит, вам неважно, где скрылся преступник? — хорошо, пожала плечами Эллина, — сообщу мужу. Он у меня Королевский прокурор.

Вот так легко и непринужденно гоэта козырнула высоким положением в обществе. Подумать только, всего пару лет назад стеснялась упомянуть имя любовника, в подобной ситуации и вовсе тихо ушла, а тут стояла с высоко поднятой головой. Откуда что взялось? Не иначе, Ольер ли Брагоньер передал супруге часть своей невозмутимости.

Сержант шумно вдохнул воздух и процедил:

— Что угодно сообщить благородной сеньоре?

В голове вертелось: «Скорей бы она ушла!»

Эллина поведала о результатах поискового заклинания. Отчего-то она не сомневалась, солдаты не поверят, дождутся слов судебного мага. Их дело, зато ничего не мешает поехать в указанное место. Может, преступник не успеет сбежать.

Сухо распрощавшись с хамоватым сержантом, гоэта ушла. Мимоходом бросила взгляд на секретаршу-блондинку. Жалко ее! Бедняжка до сих пор не могла успокоиться, а ведь впереди утомительный допрос. По идее, Эллину тоже обязаны привезти в Следственное управление, только у нее свой дознаватель — муж.

Перед крыльцом дежурили солдаты. Сначала они не хотели выпускать гоэту, но окрик сержанта заставил расступиться. По мнению последнего, чем скорее Эллина ли Брагоньер уберется отсюда, тем лучше.

— Жан, у тебя есть оружие?

Вопрос показался кучеру странным. Он замер в полусогнутом положении, когда откидывал госпоже подножку. Эллине пришлось пару раз его окрикнуть, иначе бедняга долго бы так простоял.

— Да, госпожа, — недоуменно отозвался кучер.

Гоэта села в экипаж и, расправив юбки, приказала:

— Тогда поехали. Точного адреса не скажу, но нужно на запад. Проехать три мили. И мужу не говори! — попросила она и, порывшись в кошельке, сунула слуге чекушку. — Вот, за беспокойство.

Кучер тяжело вздохнул.

Можно подумать, Брагоньер ничего не узнает! Жан видел, за экипажем следят, и не сомневался, те люди из Следственного управления. Однако денежку взял и забрался на козлы.

Свистнул кнут. Лошади дернулись, и экипаж покатил по улицам Сатии. Ехать приходилось медленно. Высунувшись из окошка, Эллина скользила взглядам по домам, пытаясь определить, в том ли направлении они едут.

Три мили на запад. Значит, не в квартале магов.

Потом ее озарило: базарная площадь! Направление нужное, расстояние — тоже. где легче всего затеряться и приобрести новую личину? Конечно, на рынке. Только вот час поздний, основная торговля свернулась.

— На улицу Цветочников, — приказала Эллина и откинулась на сиденье.

Нет, она не отступит, купит карту и отмерит эти демоновы три мили. Тогда и узнает, рынок ли привлек убийцу или чей-нибудь дом. Гоэта надеялась на второе.

На углу улицы Цветочников и улицы Доброго Сердца находилась книжная лавка. Яркая вывеска издали привлекала внимание покупателей — людей состоятельных, интересовавшихся высокими материями, а не сплетнями в духе «Жизни Сатии». Владелец потратился на пару заклинаний, в итоге деревянные страницы над входом переворачивались. Именно в эту лавку, звякнув дверным колокольчиком, через пару минут вошла Эллина и, не останавливаясь, быстрым шагом направилась к конторке приказчика. Он не удивился просьбе, продал карту, которой обычно пользовались приезжие, и вынес из подсобного помещения линейку.

Уложив пестрый лист на конторку, гоэта отыскала дом господина Женда и проложила от него три мили на запад по прямой. Палец уперся в квартал возле рынка. Эллина пометила нужное место крестом, поблагодарила управляющего за помощь и вышла. Теперь у нее был конкретный адрес.

Кучер, обычно терпеливый, отказался участвовать в авантюре. Он монотонно твердил: госпоже туда не надо. Эллина стояла на своем, в упрямстве она могла переплюнуть супруга. В итоге пригрозила, что пойдет пешком.

Жан взвыл. Лежавшая в кармане чекушка не окупит увольнение, а хозяин непременно его рассчитает, если госпожа отправится на ту улицу. Там обитали люди сомнительной профессии — проще говоря, наемники. Официально на улице Висельников располагался игорный дом, но все знали, какими делами промышляют его завсегдатаи. Власти пару раз пытались закрыть сомнительное заведение, но без толку. Люди организовывали подпольные игорные дома — еще большую головную боль, нежели легальные, приходилось вновь давать разрешение.

Рынок — подходящее соседство для торговцев смертью, даже если она прячется в жестяных коробочках, шарике рулетки и руках курящих табак карточных игроках.

Все это Жан без обиняков высказал Эллине, и та неохотно призналась, соваться в подобное заведение одной не стоит, только с отрядом добрых молодцев. Да и закрыт клуб, подобные заведения открываются ближе к полуночи. А вот проехать по улице можно.

Экипаж медленно катил по мостовой, едва вписываясь в повороты. Улица Висельников оказалась на редкость узкой и извилистой — по мнению Эллины, идеальное место для преступника. А еще на ней приютился бордель. Гоэта не удивилась, обнаружив его неподалеку от игорного клуба. Мелькнула мысль: не там ли затаился преступник? Девочки часто прятали людей подобного толка. В любом случае, нужна подмога.

Эллина велела поворачивать к дому. Она опасалась застать там мужа, но Брагоньер не нарушил распорядка дня, пропадал на работе. Гоэта немного успокоилась и, не в силах заняться чем-то еще, принялась обдумывать случившееся. Профессия супруга накладывала отпечаток, да и сама Эллина прежде занималась розыском людей, пусть и не государственного масштаба — так, семейного.

Две смерти за столь короткий период будоражили разум. Гоэта не связывала их между собой, зато, припомнив детали первого визита к господину Женду, заподозрила того в сокрытии другого преступления. Больно странно он отзывался о смерти ученика. Уж не знал ли покойный неких деталей, которые заинтересовали бы следствие? Если так, Мелвил Тог умер вовсе не от сердечного приступа. Частенько под него маскировали отравление. Только вот господина Женда уже не расспросишь, разве только специалиста по душам звать. Однако таковых мало, а их услуги дороги, вряд ли корона станет утруждаться ради какого-то врача. Да и время ограничено, душа не вечно доступна для бесед. Выловить ее из других измерений способен некромант, только вот темные маги вне закона. Оно и понятно — слишком большой риск. Темные нестабильны, каждый ритуал влияет на энергетику. Нарушится баланс, таких бед натворят!

Инквизиция старалась, чтобы темных магов и вовсе не осталось на территории Тордехеша, но пока проигрывала войну. Ведьмы, некроманты, метаморфы прятались в Рейквистких болотах, откуда их невозможно выкурить. Эллина в свое время побывала в тех местах и едва не погибла. Если бы не знакомый некромант, Малис, гоэта пошла бы на ужин нечисти. Собственно, его молодая женщина и разыскивала, чтобы спасти мужа от пыток и смерти.

Словом, допрос души отпадал, оставалось надеяться на собственные силы.

Однако Эллина напрасно решила, будто неприятный разговор не состоится.

Брагоньер приехать домой обедать, стремительно вошел в столовую, на ходу бросив слуге перчатки. Гоэта уже заняла место за столом и чинно, как учил преподаватель этикета, разложила салфетку на коленях. Соэр чуть приподнял уголки губ. Чопорные манеры совсем не вязались с Эллиной. Она никогда не ела, как простолюдинка, и эта комедия… Брагоньеру казалось, словно он во дворце, сидит на скучнейшем приеме. Соэр не терпел подобные мероприятия: напрасная трата времени.

Едва заметная добрая усмешка быстро сошла с лица хозяина дома. Он отодвинул стул напротив Эллины — в свою очередь, она бы предпочла, чтобы муж сидел рядом, а не на расстоянии выстрела — и без предисловия спросил:

— Зачем ты это сделала? Ты знаешь, я запретил.

Гоэта вздрогнула, но сумела разыграть удивление.

— О чем ты?

— О твоих утренних приключениях. — Брагоньер опустил руки в принесенную слугой розовую воду и вытер полотенцем. — Мне все доложили.

— Кто: сержант или Жан?

Аппетит пропал. Эллина сжалась в ожидании скандала. К сожалению, супруг непреклонен и не терпит неповиновения. Раз так, гоэте предстоит пара неприятных минут.

— Оба. — Соэр разрешил подавать аперитив и закуски.

— Тебя интересует, где прячется убийца? — Гоэта прыгнула в омут, решив заинтересовать супруга полезными сведениями.

Брагоньер отложил нож и нехорошо посмотрел на жену. Та стушевалась, пожалев, что не смолчала.

— Правильно ли я понял, — голос соэра звучал официально, лишь подкрепляя худшие опасения, — что ты не вняла голосу разума? Твое положение — не оправдание глупостей.

— Мое положение… — Эллина скомкала салфетку. — Я не знаю, Ольер, — отвернувшись, пробормотала она. — Хочется верить, но пока никаких признаков.

Меньше всего женщина ожидала, что супруг встанет, подойдет к ней и сожмет руку. Ничего особенного, но как много иногда значит молчаливая поддержка! Особенно после прежних обвинений.

Брагоньер похлопал Эллину по руке и вернулся обратно.

— Рассказывай!

Он решил пойти у нее на поводу, не хотел, чтобы гоэта снова впала в черную меланхолию. По лицу видно, супруга понимает недопустимость собственного поведения, чуть позже, вечером, соэр подтолкнет Эллину к раскаянью.

Все отголоски работы. Прошло слишком мало времени, чтобы жена оставила былые привычки, осознала, ее дело — здесь, дома, а не на улицах.

Эллина удивленно подняла на мужа глаза: слушает только из вежливости. Всколыхнувшееся собственное достоинство заставило встать — тяжело убеждать, когда собеседник нависает над тобой.

— Ольер, давай прекратим? — Бунт на корабле набирал обороты. — Зачем тебе глупая кукла? Я не претендую на славу, не прошу денег за содействие, но не надо запихивать меня в лавки с модным платьем. В отличие от Анабель, я не забыла то, чему училась, до сих пор владею магическим поиском, капелькой иллюзий…

— К делу! — нетерпеливо оборвал Брагоньер и вернулся на место. — У тебя много свободного времени, а у меня дела, хотелось бы успеть пообедать.

Гоэта тяжко вздохнула и потянулась к бутылке вина. Муж попытался опередить, поухаживать, Эллина не позволила. Не нужна ей галантность человека, который… Любит ли?

В голову некстати полезли мысли о подоплеке женитьбы. Положим, Брагоньер испытывал сильные чувства, но вот не уважал, не считал равной. Это проявлялось прежде, и вот теперь. У него дела, она — бездельница. Его волей, между прочим! Можно подумать, Эллина добровольно слоняется по лавкам и салонам? Муж банально запретил работать.

Гоэта, совсем не как аристократка, в два глотка осушила бокал и промокнула губы. Они дрожали от еле сдерживаемой обиды.

— Лина, сядь, пожалуйста! — Соэр заметил перемену настроения второй половины. — Я тебя внимательно выслушаю. Остальное обсудим позже. Я попытаюсь найти необременительное занятие, чтобы ты ощущала себя нужной. С жалованием, — подчеркнул он, зная о стремлении Эллины к финансовой независимости.

— Из твоего кармана? — усмехнулась женщина и покачала головой.

Те же деньги на «булавки»!

— Из государственного. Ты не дура, — с легким раздражением добавил Брагоньер и в свою очередь наполнил бокал. — И не кукла. Я устал повторять, что пустоголовая девица меня бы не заинтересовала. Я тебя люблю. Надеюсь, — хозяин дома выразительно глянул на жену, — когда ты услышала заветные три слова, перестанешь закатывать истерики. Чтобы закрепить, повторю еще раз: я люблю вас, госпожа Эллина ли Брагоньер, и намерен любить всю оставшуюся жизнь. Значит, обязан ограждать от любых опасной и трудностей.

Гоэта расплылась в глупой улыбке и в порыве чувств расцеловала мужа, не заботясь о том, что их могут увидеть слуги.

Брагоньер скуп на нежности, а уж те самые три слова она ждала… Словом, долго. Супруг никогда открыто не признавался в любви, только намеками, всегда сухо, мимоходом, с оттенком недовольства: как подобного можно не замечать? Оно и понятно, соэр презирал чувства, уподоблял их болезни. И вот… За такое Эллина все простит.

Поведение Брагоньера тоже предстало в новом свете: он заботился, а не ограничивал. Возможно, гоэте следовало объяснить: так нельзя, ей хочется другого, найти компромисс, а не устраивать сцены.

Эллина ласково провела рукой по волосам мужа. Тот расслабился — выражение лица, осанка те же, но гоэта чувствовала — и поцеловал тыльную сторону ладони. Не придворным поцелуем — по-настоящему.

Уладив семейные неурядицы, Эллина перешла к делу. Как и обещал, супруг слушал внимательно, даже не жевал, а потом изъявил желание взглянуть на подозрительное место. Окрыленная вниманием, гоэта предложила проводить туда благоверного после обеда.

— По-моему, — наставительно заметил соэр, наконец уделив внимание еде, — это последнее место, куда жена может сопровождать мужа. Там появляются женщины определенного порядка с целью заработка.

— Переоденусь в мужчину, чтобы не позорить, — пожала плечами жена.

Если Брагоньер рассчитывал на ее высокую мораль, то просчитался. Ему ли не знать, Эллина не падала в обморок при слове «бордель», пила эль ни в одном сомнительном трактире и не краснела, как девочка, при виде страстно целующихся парочек. Зато она никогда не бывала в игорных домах. Сама бы не отважилась пойти, а вот с мужем — запросто. С ним не страшно.

— Значит, в остальном тебя ничего не смущает? — Зеленые глаза с едва заметной усмешкой глянули на Эллину.

Гоэта покачала головой и, чтобы немного позлить, из вредности добавила:

— Ну, если хочешь бесплатно отдохнуть от меня, так и скажи, не обижусь.

— Эллина ли Брагоньер! — окрик заставил выронить вилку. Вроде, муж несильно повысил голос, но от интонации пробежали мурашки по позвоночнику. Любимый мужчина уступил место следователю. — Оставьте ваши инсинуации. Для меня честь — не пустой звук.

Брагоньер сделал паузу, повертел в пальцах ножку бокала, и уже спокойно добавил:

— Хорошо, возьму с собой. Чуть позже. Заеду к четырем, никуда не уходи.

Эллина не верила собственным ушам. Муж сдался, допустил к расследованию! Захотелось прыгать, как ребенку.

Соэр же гадал, когда жене наскучит играть в следователя. Он надеялся, публичный дом со всеми его «прелестями» отобьет охоту к приключениям. Если нет, Эллине придется работать, сторонние наблюдатели, путающиеся под ногами, ему не нужны.

Судя по всему, Брагоньер таки ошибся, с ребенком опять ничего. Нужно сходить к Сорате, сделать щедрое пожертвование храму, поговорить со жрецом. Вдруг богиня наказывала на пренебрежение к своим заветам? После найти время на врача. Может, проблема в нем, Брагоньере? Неприятно, но нельзя исключать, профессия научила рассматривать самые неудобные и шокирующие варианты.