Елизавета Соболянская

Рыцарь для леди

Пролог

Я очнулась резко, словно вынырнула из воды, и застонала от боли. Сырость, полумрак, жесткая скамья подо мной. Значит, это не сон. Жаль.

— Леди? Леди Верден? — надо мной кто-то склонился. 

Я медленно моргнула несколько раз и наконец разглядела круглое печальное лицо с щеточкой усов:

— Доктор? Доктор Либб? Рада встрече! 

Ох, все-таки хорошее воспитание записано розгами на подкорке! 

— Как вы тут очутились, леди? 

Я обвела взглядом сырые подвальные стены и выдавила из себя смешок:

— Не спрашивайте, доктор. И если это в ваших силах, помогите мне умереть…

 

Глава 1

Лицо доктора расплылось, меня снова обступили тени, но я знала – если будет возможность, он выполнит мою просьбу. 

Когда-то я спасла его с женой и сыном. Просто выкупила по бешеной цене его дом и приказала своему кучеру отвезти испуганных мужчину, женщину и ребенка на станцию дилижансов в соседнее графство. Дом сожгли на следующий день. Негодяи вытоптали садик, полный цветов, за которыми любила ухаживать миссис Либб, разломали даже качели, на которых каждый день крутился их сынишка. И все из-за того, что доктор не смог спасти жену местного старосты. 

Что ж, бабуля часто говорила, что добро возвращается. Может быть, сейчас добрый доктор подарит мне легкую смерть… 

Я закрыла глаза – веки были свинцовыми и никак не хотели открываться. Рядом раздался болезненный стон. С большим трудом мне удалось повернуть голову. А этот мальчик, юный и прекрасный, как рыцарь Гавейн на старинных гравюрах – кажется, он тоже чем-то не угодил герцогу Дерринжеру, дядюшке молодого короля. Мы сталкивались с этим юношей в коридоре допросных камер. И потом в пыточной. И если меня поначалу оберегал титул и пол, то его – просто невероятная красота. Даже палач не решился испортить столь совершенное творение Всевышнего – так, мазнул ладонью пару раз по губам, разбив их в кровь, но, кажется, от этого юноша стал только красивее. 

— Миледи, — доктор склонился надо мной снова, — у вас кровотечение. 

— Я знаю, — постаралась сдержать гримасу боли. 

Малыш. Ребенок, которого мы с мужем ждали несколько лет. Как только меня ни обзывали его родственницы – и сухой веткой, и пустым ведром, а я и не заметила, что его редкие визиты в мою спальню закончились чем-то особенным. Только тут, выгибаясь от боли внизу, я поняла, почему чувствовала недомогание последние пару месяцев, но было уже поздно. Муж и его семья сразу отреклись от преступницы, укравшей безделушку у принцессы. Граф еще и поглумился, передавая меня на волю палача.

— Дорогая, мы устроим вам роскошные похороны! Думаю, юная Фелициата Лэйкомб быстро меня утешит.

О да, наследница из рода, лишь поколение назад получившего дворянство. Теперь граф Верден мог себе это позволить. Его положение в совете пэров стабильно. А утонувшая бесплодная графиня – подарок судьбы, не иначе. Что ж, умирая, я знаю, чего ему пожелать…

— Я могу объявить вас мертвой, — глаза доктора лихорадочно блестели, — и забрать тело в анатомический театр. Скажите, вам есть куда пойти потом? 

В моем сердце моментально воскресла надежда! Выжить? Уйти отсюда и отомстить? 

— Да! — жарко шепнула я. — Есть! И если можно, доктор, спасите этого юношу тоже… Он… пытался защитить меня. 

Доктор Либб бросил взгляд на вторую скамью и кивнул:

— Я постараюсь, миледи. Ничего не бойтесь и не двигайтесь! 

Я замерла, закрыв глаза. Право слово, в его просьбе не было ничего особенного, мне и так не хотелось шевелиться, боль казнила за каждое движение. 

Между тем док развил бурную деятельность. Начал кричать, ругаться со стражниками, а когда они вышли, быстро капнул мне и соседу что-то на губы:

— Не бойтесь, — напомнил он мне и задрал короткую тюремную рубашку, обнажая живот. 

Отчего-то накатил стыд, хотя этот скудный предмет гардероба на мне задирали все, кому хотелось. В этой клоаке человеческой жизни нашлось много желающих “отведать” опальную графиню. Но доктор все делал не напрасно – кажется, он пытался остановить кровотечение, во всяком случае тяжесть внизу живота уменьшилась, а после я вообще перестала ощущать свое тело.

Когда стражники вернулись, я уже не могла двинуть ни одним мускулом. Полный паралич. Полуприкрытые глаза смотрели в низкий потолок, зрачки не двигались, дыхания не было слышно. 

— Ну и что вы предлагаете мне тут спасать? — доктор был непривычно высокомерен и строг. — Эта дама истекла кровью! А у этого юноши внутреннее кровотечение! Два трупа за пять минут! Если они были вам так нужны, следовало позвать меня раньше! 

— Спокойно, док, — старший стражник, тот самый, который гордился своим огромным членом и пихал его в меня при любом удобном случае, отвечал с ленцой человека, знающего больше всех, — никому они не нужны. Герцог распорядился скинуть тела в реку, куда-нибудь подальше! 

— Хм, — доктор Либб побродил между нашими скамьями и предложил: — Раз они никому не нужны, может, отдадите их мне? В анатомический театр? Студентам будет полезно увидеть органы, обескровленные естественными путями… 

Что-то звякнуло, словно кошель с золотом перешел из рук в руки. 

— Забирайте, док, — так же лениво ответил стражник, — только, как всегда, тихо! 

— Ну так помогите, — фыркнул Либб, — первый раз, что ли? 

— Это не ко мне, — раскатисто хохотнул старший, — меня эта дамочка больше устраивала живой. Эх, какая горячая была! Дралась и кусалась до последнего!  Вон, пусть Пит помогает, и старуху пришлю.

Через несколько минут надо мной склонилось морщинистое лицо в окружении черного чепца. Чьи-то руки споро накинули на меня мешковину и даже милосердно одернули короткую рубаху. Потом дерюгу зашили крупными стежками, и два человека схватили меня за ноги и за плечи, чтобы, чертыхаясь, вынести куда-то и бросить на что-то жесткое. Вскоре рядом грохнулось еще одно тело, и заскрипели колеса телеги. 

Мысли в голове скакали как бешеные. Анатомический театр. Это столичное новшество. Я слышала, туда отправляли тела преступников и бесхозные трупы, выловленные в реке. Значит, доктор Либб после спасения от погрома  отправился в столицу. Судя по всему, здесь он сделал неплохую карьеру. Средство, которое он дал нам, у него было с собой. Выходит, я не первая? Интересно. Впрочем, сейчас надо думать не о том. Куда я пойду, если к мужу нельзя? В голове всплыли слова бабули:

— Это мой подарок тебе. Добрачный. Если вдруг выяснится, что тебе некуда идти, знай, что у тебя есть дом. Улица Зеленая, девять. Запомни! 

Душу затопило облегчение.

Бабуля никогда не доверяла моему мужу и его семье. Считала, что Дэвид женился на мне только потому, что мой отец был адмиралом. Она вообще хорошо разбиралась в людях и презирала моего супруга и его родню. Общалась с ними редко и еще до свадьбы вручила мне шкатулку, запертую на ключ. Там были документы на дом и кое-какие фамильные драгоценности. Плюс кошелек. Все это бабуля мне только показала, сказав, что отвезет свой подарок в тот самый дом. В мои семнадцать лет странный подарок быстро забылся, а бабушка умерла три года назад, завещав свое невеликое имущество приюту святой Марты. 

О, как же я была наивна и слепа! Покачиваясь на ухабах в телеге для перевозки трупов, я мысленно горько усмехалась – двинуть даже губами я все еще не могла. 

Граф не просто так женился на тощей и мелкой дочке адмирала. Он надеялся упрочить свое положение в сенате и потому не прислушивался к прозвищам “наперсток”, “катушка” и прочим “милым шалостям” светских дам. 

Упрочил. Но отец быстро умер – догнали старые раны. С наследником тоже не получилось, осталась только моя должность в свите младшей принцессы. Какое-то время меня терпели – все же принцесса Амалия не любила менять штат, а должность у меня была ответственная. Но потом герцог Дерринжер сделал мне предложение. Опасное предложение. Он лично просил меня кое-что добавить к гардеробу моей госпожи. Я отказалась и в итоге оказалась в пыточной. А теперь, если выживу, я останусь никем. Графиня Верден мертва, кажется, на послезавтра назначены похороны в родовом склепе. Что ж, наверное, это хороший повод начать новую жизнь? 

 

Глава 2

Нас привезли к мрачному зданию королевского госпиталя. Я узнала здание, невольно подглядывая в прореху мешка. Принцесса раз в месяц навещала его, раздавая хлеб и целебные настойки. Только подъехали мы не к парадному входу, а к боковому. Следом подкатила коляска с доктором. Он выпрыгнул и скомандовал парочке санитаров, зевающих на крыльце:

— Эй, бездельники! Отнесите в мою анатомичку! И скажите Крюмсдалю, что я его жду! 

Мужики в грубых кожаных фартуках небрежно скинули нас на носилки и занесли в здание. Длинный коридор, спуск в подвал, ругань, и наконец нас стряхнули на что-то твердое. Дыра сместилась, и я ничего не видела. Зато слышала, как санитары бурчали между собой о том, что док с ума сходит, изучая висельников и приговоренных. 

— Зато и лечит лучше всех, — хмыкнул в итоге один из носильщиков, гремя деревяшками носилок, — если я заболею, лучше к Либбу попрошусь, чем к этим чистеньким господам во фраках и шляпах. 

— Вы еще здесь? — в помещении появился запыхавшийся доктор. — Крюмс где? 

— Сейчас, доктор, идем! — санитары убрались, и доктор торопливо запер за ними дверь.

— Миледи, прошу вас потерпеть еще немного, мне нужен свидетель, — со вздохом сказал мистер Либб. 

Вскоре в дверь стукнули. Доктор сам открыл и тут же запер дверь. 

— Крюмсдаль, где тебя шерги носят? — строго сказал он. — Мне тут парочка тел перепала, надо кровь смыть и привести в порядок.

— Для театра, док? — грубый голос звучал прямо над головой, и, если бы я смогла, я бы вздрогнула, но паралич не отпускал. 

— Нет, — отмахнулся мистер Либб, — смерть от кровотечения, ничего интересного. Просто родственники обещали заплатить за погребение. 

— А, понял. Помыть, нарядить, уложить? 

— Да, я пока схожу договорюсь о гробах и телеге. Пусть забирают, пока главный врач не пришел! — с этими словами мой знакомец действительно ушел, а мой мешок разъехался под лезвием ножа. 

— А дамочка ничего, — бормотнул грубого вида мужик, разглядывая меня. Потом он разрезал на мне рубашку и начал поливать ледяной водой из ведра. Вылил ведер пять, не меньше. Пригладил волосы, притащил откуда-то саван и умудрился натянуть на мое негнущееся тело. Потом, наверное, занялся моим соседом и тоже присвистнул, разглядев лицо. Правда, начав обмывать, бурчал уже что-то сочувственное. Похоже юный рыцарь выглядел еще хуже, чем я.

Примерно через час дверь открылась:

— Готово? — услышала я голос доктора.

— Готово, док. 

— Так, давай дамочку сюда, — что-то громыхнуло, и… меня подняли и одним движением переложили в деревянный ящик до половины наполненный стружками. Громыхнула крышка. Звуки стали глуше, но я поняла, что юношу тоже укладывают в ящик. — Все, покатили к выдаче, там уже телега ждет! 

Гробы на тележках поехали куда-то, потом с матом погрузили на очередную телегу. 

— Ф-фух, — док, судя по звукам, утер пот и распорядился: — Подбери для анатомички пару похожих тел, только головы отдели, мол, казненные преступники. А я пока этих родне передам. Вот, держи! — снова звякнул мешочек, и телега покатилась по брусчатке. 

Примерно на полпути я вдруг ощутила, что у меня замерзли ноги. Хотела поерзать, но вспомнила, что лежу в гробу, и замерла как прежде. 

Катафалк вскоре остановился, и доктор сказал кому-то, что гробы нужно занести в придел на отпевание. Мой ящик подняли, покачали и понесли. Потом поставили. Я пригрелась под тонкой простынкой и, кажется, задремала. 

Проснулась, когда крышка открылась.

— Миледи, быстрее! 

Меня выдернули из ящика и сунули в руки узел с одеждой. Теплые чулки, грубые башмаки на три размера больше, платье, которое я натянула поверх савана, черный плащ и траурный чепец. Вещи были не новые и явно пахли лавандой и мылом. Похоже, доктор закупился в ближайшей лавке старьевщика. Неважно. Я жива! 

Пока я натягивала одежду, рядом так же быстро одевался юноша. Я даже не знала его имени, но это не беспокоило. Мы едва успели привести себя в порядок. Я занавесила лицо вуалью, красавцу доктор сунул в руки огромный клетчатый платок, и тут в придел, где стояли гробы, вошел священник! 

— Вот, святой отец, — мистер Либб трагичным жестом указал на гробы, — вдова просит вас совершить чин отпевания. Ее муж и сестра погибли в аварии, гробы открывать нельзя. Потом похороните несчастных на вашем кладбище. Вот деньги. Этой даме так плохо, что я рекомендую ей уехать домой, чтобы не случилось нервной горячки. 

Еще один мешочек с монетами, и мы вышли из тихой церквушки при кладбище, сели в экипаж, и тогда доктор спросил:

— Вам есть куда ехать, миледи? Я, к сожалению, не могу пригласить вас к себе. 

— Улица Зеленая, девять! — решительно сказала я, чувствуя, как начинают болеть многочисленные ожоги и раны. 

Мистер Либб повторил адрес извозчику, и экипаж тронулся. 

***

Зеленая улица оказалась тихой и удивительно приятной. Нет, не аристократический квартал, но и не окраины. Ряд крепких домиков, окруженных небольшими садами. Чистая мостовая, аккуратно накрытые решетками сточные канавы. Облетевшие деревья и поздние астры в палисадниках. 

Коляска остановилась возле крепких деревянных ворот, украшенных летящими ласточками. Я сморгнула набежавшую слезу. Ласточки украшали мой личный герб. Бабуля всегда была последовательна и предусмотрительна. 

Мы вышли, стукнули в калитку, дождались лая собак и недоверчиво приоткрытого оконца.

— Кто здесь? — недоверчиво высунулся пожилой мужчина. 

Слезы потекли по моему лицу. Я его узнала! Бабулин дворецкий! Она оставила ему и его жене пенсию и какие-то распоряжения. Я не вникала, просто передала бумаги. 

— Бриггс? — пришлось приподнять вуаль. 

— Миледи? — старик меня все же узнал и немедля загремел засовами. — Прошу вас, проходите! 

— Это со мной! — я кивнула на мужчин, и старик молча принял это. Он запер калитку и повел нас к дому. 

— Чего изволите, миледи? 

Я немного растерялась, но доктор не дремал:

— Голубчик, хозяйке и ее гостю сейчас нужна теплая ванна, бульон, ильмовая мазь и кровать. А остальное я напишу! 

Мы вошли в дом через кухонную дверь. Там у плиты хлопотала супруга Бриггса – миссис Лидия. Она служила у бабули экономкой и выглядела так знакомо и уютно, что слезы хлынули по моему лицу с новой силой. 

— Миледи, миледи! Успокойтесь! Вам нельзя волноваться! Кровотечение может снова открыться! 

Доктор и экономка подхватили меня под руки и повели наверх. 

— Помогите ему тоже, — я махнула рукой в сторону юноши, который растерянно стоял посреди кухни, и отдалась в заботливые руки миссис Лидии. 

Меня уложили в постель, обработали раны, напоили бульоном, микстурой и порошками, которые оставил доктор Либб. Он уверил меня, что кровотечение благополучно остановлено, и моему здоровью больше ничего не угрожает. 

— Ваши раны выглядят страшно, миледи, но при должном уходе от них не останется и следа. Я постараюсь достать все необходимые мази и порошки, а вы пока отдыхайте и хорошо питайтесь. Вам важно восстановить кровь! 

— А мальчик, доктор, скажите, с ним все будет хорошо? 

— Физически молодой человек пострадал меньше вас, — ответил лекарь, — если я правильно понял, он угодил в подвалы позже, и палач берег его по приказу некоего высокопоставленного лица. 

— Это так, — я осторожно дернула уголком рта, пытаясь изобразить невеселую усмешку. — Так он поправится? 

— Ваш внезапный гость находится в очень подавленном состоянии духа, — развел руками доктор. — Вы боец, миледи, и, я уверен, вскоре оправитесь, а он считает, что должен был умереть в том подвале, потому что нарушил свои обещания.

— Обещания? 

— Мальчик не просто семинарист, он учился по воле прихода. Я не смог убедить его в том, что обеты, нарушенные против воли, не несут в себе зла. 

— Я поняла, доктор Либб, спасибо! Загляните к нам завтра, я найду денег, чтобы помочь вам с покупкой лекарств. 

— Вы спасли мне жизнь, миледи, — строгим тоном ответил док, но я отмахнулась.

— Вы мне тоже. И не отказывайтесь, я знаю, сколько стоит итлийская смолка или кедровый бальзам. 

— Воля ваша, миледи. 

С этими словами лекарь наконец ушел, а я позвала Лидию и попросила приготовить купальню.

— Миледи! Ваши раны! 

— Ранам будет только лучше. А мне нужно промыть волосы щелоком, одежду сожги в печи во дворе. В тех подвалах было полно блох и вшей. И мальчика тоже нужно вымыть и переодеть. Попроси своего мужа, Лидия, этот юноша желал стать священником, не будем нарушать его скромность. 

Экономка вздохнула, но признала мою правоту – постельное белье подо мной почернело от грязи и мазей. 

Глава 3

Часа через три Бриггс сообщил, что купальня готова. Он лично отнес меня туда, усадил в корыто, выстланное простыней, и вышел. Лидия стянула с меня сорочку, добавила в воду соль и ароматные травы, подложила под голову полотенце и ушла перестилать кровать. Я задремала, наслаждаясь теплом и вкусным запахом. Раны саднило от горячей воды и соли, но я радовалась этой боли – она говорила мне о том, что я жива. 

Через полчаса прибежала расстроенная Лидия с вестью о том, что семинарист свалился с кровати и просил Бриггса оставить его умирать на холодном полу. Я разъярилась. Пожилым слугам и так непросто делать всё самим, соблюдая секретность. А этот капризуля еще доставляет им трудности! 

— Тащите его сюда! — скомандовала я. Экономка вытаращила глаза, а я пояснила: — Его все равно нужно мыть, а у меня нет сил идти к нему и читать нотации. 

Лидия вышла, и вскоре они с Бриггсом привели юношу и усадили его на скамью у стены. 

— Добрый день, — я сухо поздоровалась, даже не удивляясь тому, что голос звучит иначе. Сколько я кричала в том подвале, сколько плакала и проклинала… Неважно. — Мне доложили, что вы просите о смерти…

Мальчик поднял на меня взгляд, и я вздрогнула. Не такой уж он и мальчик. Просто чистая кожа, правильные черты лица и стройность создали такое впечатление. Ему лет двадцать, может двадцать два. А вот глаза… Но расслабляться нельзя. Не для того я вытащила его из застенков, чтобы похоронить в своем саду! 

— Меня зовут… звали леди Вивьен Верден. Графиня Верден. В подвалы меня отправили по приказу герцога Дерринжера. 

— Я Себастьян. Себастьян Трэвис. Учусь… Учился в семинарии при соборе святого Себастьяна. 

Я понимающе кивнула. Себастьян при храме Себастьяна – значит, сирота или подкидыш, которого учат на деньги общины или благотворителей. Иногда миловидных талантливых мальчиков отбирали в епископский хор, давая им тем самым и кусок хлеба, и возможность стать монахами. Этого Себастьяна, похоже, готовили в ученые монахи. Стал бы потом помощником настоятеля или декана семинарии, а там, глядишь, и во дворец бы угодил – исповедовать экзальтированных придворных дам и плести интриги. Не встреться на его пути герцог Дерринжер. 

Я невольно повторила имя того, кто отправил меня на смерть за отказ.

О, сработало! В красивых медовых глазах промелькнула тень эмоции. 

— Приказ отдал герцог, а передал меня стражникам мой собственный муж. 

Я замолчала, вновь переживая тот момент. Это ведь случилось не во дворце – там я могла успеть к принцессе, чтобы просить ее о заступничестве. Нет, люди герцога дождались, пока меня отпустят на выходной, и забрали меня прямо из столичного особняка Верденов. А муж сам проводил их ко мне и издевательски комментировал, когда меня повели к выходу. 

— Что было в темнице, вы и сами знаете, мы с вами встречались в коридорах…

При воспоминании о подвалах и палачах мой невольный гость совсем спал с лица. 

— Только я там потеряла не только имя и честь, но и ребенка.

Голос мой звучал скрипуче, я еще не нашла в своем сердце места, где смогла бы оплакать нерожденного. 

— Так что предлагаю не пытаться покончить жизнь на полу мой гостевой комнаты, а взять себя в руки и… отомстить.

— Отомстить? Кому? — глаза молодого человека снова стали тусклыми. 

— Тому, кто заставил нас встретиться в том подвале, — криво усмехнулась я, — герцогу Дерринжеру! 

— Да я его видел один раз, когда он приезжал в наш колледж…

— И что-то ему сказали? — поинтересовалась я, замечая, что гость все же выпрямился и теперь выглядит более живым. 

— Ему – нет. Один из сопровождавших его свитских подошел ко мне после службы. Сказал, что герцогу понравился мой голос, и он хотел бы слушать его каждый день в своей спальне… 

Голос Себастьяна сорвался, а я понимающе усмехнулась: развратность королевского дядюшки стала притчей даже при Дворе. 

— Вы отказали и уже к вечеру угодили в подземелье? 

— Да, так и было. Туда тоже приходил тот придворный. Что-то говорил, обещал, угрожал, но я его плохо слышал. У меня так бывает: когда волнуюсь, полностью пропадает слух. 

Я прищелкнула языком – дурная привычка, за которую гувернантка больно била меня по губам, но поделать с ней ничего не смогла. Мальчик наверняка слышал немало гадостей за свою жизнь, и такая особенность – терять слух – это благословение Божье. А вот мне приходилось все это выслушивать и улыбаться. Приличная леди не может себе позволить быть хмурой, усталой или раздраженной. Только милая улыбка и потупленные очи. Легкая походка и безупречный внешний вид. И каждую минуту помнить, что ты дочь-жена-фрейлина, и по тебе судят о семье, роде и твоей работодательнице. 

На миг я снова ощутила на плечах неподъемную плиту долга, а потом вдруг поняла, что темница избавила меня от него! Я теперь никто! Не жена, не мать, не дочь… Я могу стать кем угодно! Мне словно снова стало пять лет, и я рассмеялась под испуганными взглядами слуг.

— Себастьян, — сказала я, оборвав себя, — а кем вы мечтали быть в детстве? 

— Что? — юноша моргнул и неуверенно посмотрел на меня, как на сумасшедшую. 

— Я объясню. Мы с вами умерли. Отпеты и похоронены. Нас нет в этом мире, и это значит, что мы можем стать кем захотим! 

Трэвис снова моргнул, не понимая. Я устало махнула рукой:

— Поймешь позже. А сейчас вымойся и поешь. Позволь жизни быть.

Прямому приказу Себастьян не сопротивлялся – ушел за торопливо поставленную Бриггсом ширму, и вскоре там заплескалась вода. Я даже немного позавидовала – то ли потеря крови, то ли длительная голодовка в подземелье делали меня слабой, как котенок, и добрейшей миссис Лидии приходилось меня мыть, поднимать и кутать в простыню. 

Зато потом я пила восхитительный куриный бульон с пряными травами исухарями и спала – долго-долго! В самой настоящей постели, с чистыми, пахнущими лавандой простынями.