Пролог

— Привет! С вами Искатель, — камера переключилась, и светловолосый парень помахал рукой, приветствуя зрителей. — Как я и обещал, сегодня мы отправимся искать таинственный бриллиант Сердце алхимика. Вы видите развалины усадьбы, в которой жил со своей женой настоящий алхимик больше ста лет назад, — теперь телефон снимал полуразрушенное старое здание и бирюзовую морскую гладь. — А впереди маяк, в котором спрятано сокровище. Если вы не смотрели мои предыдущие ролики, то очень коротенько история такова: в этой усадьбе когда-то жил о-о-очень богатый человек. Был он алхимик и немного колдун. В стенах маяка он спрятал огромный бриллиант, очень редкий. Откуда я знаю? Я нашёл дневник его жены, Софии. Там описаны такие ужасы, что этому дневнику я посвящу отдельный выпуск. Это будет просто бомба! Если хотите подробностей — ставьте лайки под видео, где я рассказываю о дневнике. Ссылку я оставлю внизу. Как только видео наберёт миллион лайков, я расскажу вам о дневнике. И обязательно подпишитесь! А пока давайте займёмся сокровищем. Лёха направил телефон на разрушенный дом, камера послушно снимала. От дома почти ничего не осталось. Когда-то высокий двухэтажный особняк не пережил потрясений революции, войны и не менее сложного мирного времени. Исписанные граффити стены, пустые дверные проёмы, прогнившие полы и полное отсутствие крыши — это всё, что осталось от богатой, наполненной мистическими тайнами усадьбы. Впереди на высоком берегу возвышался маяк. — Сейчас мы войдём и поднимемся по ступенькам. Хочу показать вам вид, который открывается сверху. Как видите, внутри нет ничего интересного, только ступеньки. Смотритель маяка жил в отдельном доме, рядом с маяком. Но от его дома ничего не осталось. Я приготовил для съёмки настоящий факел. Лампы на маяке давно разбиты. Но если воткнуть туда зажжённый факел, то можно представить, как маяк светил. Вот я сейчас зажгу… ну вот, теперь у нас есть свет. Идём дальше. Искатель продолжил подниматься по ступеням. Причудливые тени, сотворённые светом факела, ложились на стены маяка. — Вот мы и пришли на первую площадку, — Лёха поднялся в круглую комнату через прямоугольное отверстие в полу. На стенах были узкие, вытянутые в длину окна. — Не поверите, но здесь когда-то совершались таинственные обряды. Думаю, этот пол впитал в себя немало крови. София писала, что сама видела, как здесь убили человека. Да, никаких официальных записей об этой истории нет. Поэтому маяк всё ещё стоит. А то разобрали бы его по камню в поисках сокровищ. Камера снимала изрисованные стены, вид из прямоугольного окна, луч света, упавший через окно на пол. Лёха отпихнул носком кроссовка окурок. — Я не знаю, где именно спрятан бриллиант. Есть несколько подсказок и догадок. Я не буду говорить о них, пока не отыщу сокровище. Может быть, солнечные лучи должны указать место, а, возможно, сама София придёт, чтобы помочь мне. Искатель засмеялся своей шутке. У него было отличное настроение. Его блог, наконец, стал обретать зрителей и подписчиков. Люди обожают таинственное и дорогое, и Лёха мог дать им и то и другое. Его ждут слава и деньги. Много денег. — Было очень сложно добыть информацию о камне. Я не буду открывать источник информации, потому что человек пожелал остаться за кадром. Когда-то камень украшал статую бога Тота. Это египетский бог колдовства, луны, мудрости и чего-то там ещё. Он покровительствовал алхимикам. Статуя была в полный божественный рост из золота и драгоценных камней. Конечно, однажды её распилили на куски и повыковыривали камни. Крупный красный бриллиант символизировал сердце. Красные бриллианты встречаются очень редко. Я даже не знал, что такие бывают, пока не прочёл дневник. Легенда утверждает, что кровавый бриллиант наделял своего владельца властью над разумом других людей. Ну у каждого красивого камня должна быть красивая легенда. Не известно, как он попал в руки нашего алхимика, но, согласно дневнику, дядька этот действительно мог контролировать чужой разум. Теперь поднимемся с вами на башню маяка. Это место, где зажигали лампы. Лампы светили в море, и корабли, лодки и прочие водоплавающие могли найти берег. Лёха поднялся по лестнице и оказался на самом верху маяка. Тёплый ветер попытался задуть огонь факела, растрепал Лехины волосы. — Ну вот мы и на месте. Вот здесь раньше были лампы. Теперь будет наш факел, — Искатель укрепил горящий факел и подошёл к краю башни. — Решётка совсем прогнила. Вот тут вообще ничем не перегорожено. А падать очень высоко, — камера продемонстрировала зрителям бескрайнее море, длинную песчаную косу, начинающуюся под маяком, и острые камни, на которых сидели бакланы. —Вот такая здесь красота. А если смотреть с той стороны, то видно могилу Софии. Она похоронена под маяком в 1900 году. А дальше была станица. Можете писать в комментариях, где бы вы спрятали бриллиант. Если верить дневнику, то это очень редкий камень. Спросите почему никто до сих пор не искал? Никто не знал. Есть только одно упоминание об этом камне, и оно в дневнике. После революции жители перебирались в станицу, в которой жили и мои предки. Недавно умерла моя бабушка, и мы готовили к продаже её дом. Вот на чердаке я и обнаружил дневник. Сокровища в усадьбе, конечно, искали. Монеты находили, мелкие украшения. Больших кладов не было. А на маяке, похоже, не нашли, или не искали. Где тут искать? Камни. Видите, как плотно уложены? Можно, конечно, давить на все камни, а вдруг… — Верни… — раздался рядом женский голос. Лёха обернулся. Рядом с факелом стояла молодая женщина. На ней было светлое платье, длинные волосы волнами спадали до талии. Она печально смотрела большими тёмными глазами на Лёху. Сквозь неё было видно сломанную решётку, камень, из которого был сложен маяк и степь, упирающуюся в горизонт. — Верни мне цветок, — отчётливо произнесла она. — Вы это видите? — взволнованно спросил Искатель. — Она совершенно прозрачная. Камера передаёт? Рядом со мной женщина в старинном платье. Молодая, красивая. Это не постановка! Она что-то просит. Она… Не приближайся! — испуганно вскрикнул он. — Оставайся на месте! Что ты хочешь? — Верни мне цветок, — тихо попросило приведение и сложило на груди ладони в молитвенном жесте. — Ты София? Ты можешь показать, где лежит Сердце алхимика? — спросил Лёха отступая. Приведение отшатнулось, будто испугалось. Лёха стал медленно двигаться к лестнице, ведущей внутрь маяка. — У него не было сердца, — сказала София. — Помоги мне уйти, маяк не отпускает меня. Верни цветок. Приведение протянуло руку, словно хотело прикоснуться к парню. Лёха, белый, как камни маяка, с трясущимися от страха ногами, резко отскочил назад и потерял равновесие, налетев на низкий бортик. Взмахнув руками в поисках опоры, он выронил телефон и полетел вниз. Когда его тело ударилось о камни, маяк вспыхнул ярким ослепительным светом. Его лучи прорезали закатное небо, а потом погасли. Море ласково гладило Лёхины волосы, смывая кровь набегающей волной, и что-то шептало. Глава 1. Саша. Призрак маяка Саша заблудилась. Её машина медленно ползла по просёлочной дороге, вздрагивая и подпрыгивая на ухабах. Справа за деревьями шумело море, набегая на невидимый берег. Путалась в тёмных кронах луна. Свет фар выхватывал впереди пустынную дорогу, конец которой терялся в черноте. Навигатор молчал. Полчаса назад эта шайтан-машина бодрым голосом предложила свернуть налево, после чего гаджет не проронил ни звука. До ближайшей станицы предположительно было ещё километров десять-пятнадцать в темноте по бездорожью. Время позднее, второй час ночи. Саша решила поставить палатку и переночевать на берегу. Разглядев в сплошном массиве деревьев прогалину, она свернула с дороги и остановилась. Пляж был пустынным и тёмным. Чёрное дикое море грозно накатывалось на тонкую песчаную полоску суши. Луна, ненадолго выскакивая из-за туч, серебрила поверхность моря, а оно рвало волнами лунные отблески. Ветер нёс запах солёной воды и прохладу. Саша поставила палатку, быстро поужинала бутербродами и собралась лечь спать. Справа в темноте заметался огонёк. Казалось, кто-то водит по земле лучом фонарика. Саша насторожилась. Луч света прыгал в стороны, иногда скрывался за плотной тенью, которая, вероятно, была высоким строением. Голосов слышно не было. Возможно, влюблённая парочка, ищущая уединения и острых ощущений. Немного понаблюдав за пляской света, Саша отправилась спать. Ранним утром солнечный луч проник в палатку и разбудил Сашу. Она вылезла наружу. Строение, за которым ночью пропадал свет от фонарика, оказалось старым маяком из белого кирпича с металлической решёткой наверху. Он стоял на крутом берегу, от него в море уходила длинная песчаная коса. Волны набегали на кусок суши, стараясь отвоевать эту поверхность у земли. На крупных камнях в воде рядом с косой сидели бакланы. Раскрыв чёрные крылья, птицы смотрели вдаль. Море шумело, шуршало пенным краем по мелкой ракушке, устилающей берег, шептало о счастье трёхнедельного отпуска. Эти три недели только начались и казались вечностью, тем самым Раем, ради которого многие живущие согласны умереть. Саша вволю наплавалась в тёплой воде, прогоняя усталость от долгого переезда. Позавтракала остатками вчерашнего ужина. Достала с заднего сидения складной деревянный мольберт и установила под деревом. Выдавила на палитру краски из тюбиков. Собрала в хвост густые светлые волосы. Легко прошлась по холсту карандашом. Прикоснулась к белой поверхности кисточкой с краской. И мир исчез. Больше не было войн и политических игр, не было голода в отдалённых районах Африки и разрухи в российской глубинке, не было бесконечного рабочего дня, не было вообще ничего. Было только море. Взбудораженное ветром, оно подняло с глубин песок, и волны казались золотыми. Они отражали голубое небо, которое тонкой плёнкой разливалось по поверхности воды. Волны наперегонки неслись к берегу, вспениваясь и шурша, оставляя куски пены на мелкой ракушке, устилающей азовский берег. Мазки легко ложились на холст. От маяка отделилась женская фигура и медленно пошла по косе. Саша удивлённо посмотрела на незнакомку. Было раннее утро. До ближайшего жилья далеко. Неужели она ночевала в развалинах ради красивого фото? Женщина была одета в длинное светлое платье. Саша видела, что фасон у платья старинный. Туристки на фотосессиях предпочитают обнажаться, выглядеть максимально сексуально, показывая себя со всех сторон, словно на продажу. А эта дама, по-другому и не скажешь, была полностью скрыта одеждой. В руке она держала зонтик, такой же старомодный, как и платье. За кружевной поверхностью зонта лица было не разглядеть. Саша взяла в рот кисточку, прикусив её поперёк. И быстро набросала изображение незнакомки карандашом. Женщина стояла на краю косы, ветер играл с зонтом, трепал подол платья. Море угрожало залить водой её ноги, но тут же отбегало назад, словно расшалившийся щенок. Незнакомка казалась лёгкой и стремительной, как надутый ветром парус. Краска торопливо ложилась на холст. Под Сашиной кистью рождался залитый солнцем мир, пронизанный бликами, августовской жарой и бесконечной свободой. — Классно! — раздался за спиной мужской голос. — Хотя и старомодно. Кто сейчас рисует? Мобилкой сфоткал и готово. Но это действительно очень красиво! Саша вздрогнула от неожиданности. На холсте появился лишний мазок. Она нахмурилась и стала быстро вытирать краску. — А это кто? — спросил парень, указывая на женщину на рисунке. — Там, — пробурчала Саша, указывая рукой на песчаную косу и продолжая борьбу с ошибочным мазком. — Там никого нет, — сказал навязчивый ценитель искусства. Саша посмотрела поверх холста. Песчаная коса была пуста. Волны облизывали её, оставляли пенные куски. — Наверное ушла, — сказала Саша, пожав плечами. Она посмотрела на незваного гостя. Парень был высоким, крепко сложенным и сильно загоревшим. Из тех любителей моря, которые могут днями кататься по волнам под цветным парусом. Просоленный, как сухая вобла. Парень улыбался широкой, открытой улыбкой, делавшей его похожим на морского котика. Наверняка он и думает морзянкой. Выгоревшие русые волосы у лба казались белыми. У парня были правильные черты лица, без изъянов и особенностей. Саша не стала бы его рисовать. Слишком привлекательный. Скучно. — Не пугайтесь, я не сделаю ничего плохого, — сказал парень. — Меня зовут Стас. Я работаю в станице, в музее и по совместительству вроде как смотритель маяка и прилегающих развалин. А вас как зовут? — Александра, — отгородилась она полным именем от неожиданного знакомства. В её планы не входили контакты с себе подобными. Саша собиралась ездить по побережью, рисовать и наслаждаться одиночеством. — А как в детстве звали? — не унимался парень, рассматривая рисунок. — Саша? Шура? — Котя, — призналась Саша. — Котя? Вам дали императорское имя и звали при этом Котей? — Почему императорское? — без особого интереса спросила Саша, удовлетворённо рассматривая рисунок. — Нашу последнюю царицу так звали, Александрой. И товарища Македонского. Мы же уже можем перейти на «ты»? Я думаю, после того как мы обменялись сакральной информацией о наших именах, мы стали близкими людьми. Вряд ли с нами произойдёт что-то более интимное, — добавил он и засмеялся. — А я знаю, кто это на твоём рисунке. Это София. Наша местная достопримечательность — И чем же она достопримечательна? — спросила Саша, добавляя объёма зонтику Софии. — Она призрак, приведение. Ты видела за маяком развалины? До революции там жил то ли граф, то ли князь. Он приехал из Москвы и привёз с собой молодую жену. София была больна чахоткой. Врачи прописали ей морской климат. Но молодая женщина прожила недолго. Умерла. Безутешный то ли князь, то ли граф похоронил её под маяком. Маяк тоже он построил. Как символ надежды. О них мало осталось сведений. Они жили очень уединённо. В революцию усадьба была разграблена. Со временем постройки стали разрушаться, — сказал Стас. Он снял с головы кепку, перевернул и надел козырьком назад. — Сейчас развалины на аукцион выставили. Построят тут частную гостиницу на условиях реставрации усадьбы. И потечёт к нам туристическая река. — Женщина на рисунке — призрак? Она мёртвая? Как такое возможно? — не поверила Саша. — На вид она была вполне материальная. Стояла на земле. Не летала, не просвечивалась. — У каждой старинной развалины всегда есть легенда, — авторитетно заявил смотритель развалин. — Говорят, София так любила море, что не смогла с ним расстаться. Иногда она выходит прогуляться по берегу. Стоит на косе, смотрит на воду. А потом исчезает. Иногда её видят на маяке у самой решётки. — Откуда выходит? Из могилы? — Саша готова была рассмеяться, но лицо у Стаса было совершенно серьёзным. — Знаешь, тебе не надо тут ночевать. Местные говорят, это плохо, когда призрак так открыто даёт себя рассмотреть. К беде это. Ты бы переехала. Я знаю тут недалеко отличный кемпинг. У них есть пресная вода и душ. Поедешь в сторону станицы… — Я не поеду. Что я маленькая призраков бояться? — возразила Саша. — Наверняка это туристка. Приехала на фотосессию. Я видела, ночью мелькал фонарик. Думаю, девушка и фотограф ночевали там, чтобы свет не пропустить. Утром хороший свет. Пошли посмотрим, уверенна они ещё там, в развалинах. Фоток надо много. Знаешь, как это делается? Я и маяк, я за маяком, я перед маяком, я вместо маяка, я — маяк, я на маяке, я под маяком… — Пошли, посмотрим, — согласился Стас. — Только у меня в музее есть портрет Софии. Она также нарисована на этой косе с зонтом. Картина очень старая, но сходство очевидно. Я покажу тебе, если хочешь. Станица тут рядом, в десяти километрах. Можешь снять комнату недорого. У нас мало туристов бывает. Из достопримечательностей — музей, церковь и София. А подаришь свою картину музею? Мы там больше на добровольных началах, платить нечем. — Посмотрим, её ещё закончить надо, — ответила Саша. Она вытерла кисточки, убрала в палатку набросок, надела шлёпанцы. — Пошли. — А не боишься, что я маньяк и сейчас тебя зарежу в развалинах и закопаю рядом с Софией? — насмешливо спросил он. — Я инструктор по рукопашному бою, — ответила Саша. — Девчонок драться учу, чтобы смазливые искусители типа тебя жизнь им не портили. — Да ладно! И какую борьбу преподаёшь? Самбо? Карате? Джиу-джитсу? Коготочками? — рассмеялся он. — Оригами. Сверну тебя в кораблик, и пикнуть не успеешь, — уверенно сказала Саша. Он улыбнулся, окидывая её стройную фигуру скептическим взглядом. Саша пошла впереди по направлению к маяку. — А куда делся то ли князь, то ли граф после смерти жены? — спросила она. — Да кто его знает? Сгинул куда-то, когда разразились вихри враждебные. Наверняка укатил куда-нибудь в Европу. Раньше здесь была станица. После революции все разъехались за лучшей жизнью. Кто-то у нас в станице осел, кто-то дальше уехал. Голод здесь был страшный. Никаких записей о графе не осталось. Всё, что известно об этом месте, оставили переселенцы в нашу станицу. Уже не разобрать, что там было правдой, а что сказкой, — охотно рассказывал Стас. — Почему же граф выбрал это захолустье? Он ведь мог привезти Софию в более цивилизованное место. В то время были крупные города на Азовском море? Или повёз бы на воды, к источникам. Я читала, что знать месяцами поправляла здоровье у минеральных источников. Или в Европу мог бы повезти, там наверняка были врачи лучше, чем здесь. Здесь точно никаких врачей не было. Какие врачи в маленькой станице? — рассуждала Саша. Была в этой истории какая-то тайна, Саша нутром это чувствовала. Уж слишком нелогичным казался поступок графа, который привёз больную жену в отдалённое захолустье. — Этого нам уже не узнать, — ответил Стас и подал ей руку. Берег в этом месте горбился. Саша приняла помощь, стала подниматься наверх. Шлёпанцы заскользили на сочной траве. — Думаю, в то время про эту болезнь мало знали. Может быть, больная жена, чувствуя скорую кончину, попросила привезти её к морю. Ну, а благородие ничтоже сумняшеся… — тут он заметил пристальный взгляд Саши и поправился: — недобиток буржуйский, особо не парясь, выполнил её мечту, потому что всё равно не шарил в медицине. В развалинах туристов не оказалось. Саша обошла кругом маяк. Старые стены были исписаны посланиями современников о том, кто и когда здесь был. На двери висел большой замок. Стас подёргал его, показывая, что дверь надёжно заперта. — Подняться наверх нельзя? — разочарованно спросила Саша. — Оттуда, наверное, красивый вид. — Нет, подняться нельзя. Там опасно. Строение очень старое. В прошлом году тут парень из станицы погиб. Пришлось запереть, — сказал Стас. — Как погиб? — София его убила. Она не любит чужаков. Столкнула его сверху, — ответил Стас, указывая рукой на металлическую решётку наверху маяка. — А он упал прямо на те камни. Умер сразу. Я его сам нашёл и помощь вызвал. Но было поздно. — Хватит меня пугать. Я не верю в призраков. Наверняка поскользнулся и упал, — хмуро сказала Саша. Она посмотрела на камни, на которых сидели бакланы. Представила, как на них лежит упавший сверху человек. Отвернулась. — Вон её могила, — указал Стас и направился к высокому камню. Саша пошла за ним. Креста на могиле не было. Стоял большой камень с выбитыми цифрами и едва различимым именем. Саша подошла ближе, наклонилась, пытаясь прочесть. — 1880 - 1900… она была такая молодая… София … тут нет фамилии… — Да, фамилии нет, — согласился Стас. — Остались одни легенды. — Мне кажется, или раньше здесь было что-то другое написано? Как будто перебито. Видишь, вот тут буква А? — Ну, может быть, — пожал Стас плечами. — Не присматривался. — На могиле земля перекопана, кто-то ухаживает? — спросила Саша. — Копатели. Всю усадьбу перекопали. Власти смотрят сквозь пальцы. Только когда Лёха с маяка сорвался, стали немного следить за порядком. Есть легенда, что тут зарыты сокровища в особо крупных размерах, — сказал Стас, притаптывая ногой разрытую на могиле землю. — Сокровища? Много? — в её вопросе отчётливо прозвучали деловитые нотки. — Котя, это легенда. Каждым развалинам полагается иметь сокровища и призрака, который их охраняет. Это комплект, понимаешь? — Стас посмотрел на неё, как на ребёнка, который уже научился читать, но всё ещё верит в Деда Мороза. — Но ведь призрак есть, так? Значит, что-то охраняет? Значит, есть сокровища? — с надеждой спросила Саша, быстренько смирившись с наличием приведения. — Было бы здорово их найти! —Нет сокровищ. Тут вдоль и поперёк всё перекопано. И металлоискателями всех мастей каждый сантиметр просвечен. Небось все пивные крышки за сто лет извлечены. Думаю, граф успел богатства вывезти. А если бы не успел, то времени прошло много, их точно выкопали, — разбил Сашину мечту Стас. Саша пошла к развалинам усадьбы. Когда-то это был большой двухэтажный дом. Стены его были выложены белым кирпичом, к дверям вели полукруглые ступени. Теперь же крыши у графского дома не было. Полуразрушенные стены были изрисованы уродливыми граффити. Трава прорастала сквозь изгнившие доски пола. Саша остановилась в дверном проёме. Этот дом был настоящим призраком. Было смутно стыдно за то, каким он стал. Когда-то он величественно возвышался на высоком берегу, утопая в зелени сада и запахах обильно цветущих роз. София, укрывшись от палящего солнца кружевным зонтиком, спускалась по берегу и шла к морю. Стояла на самом краю косы, и волны пытались ухватить край платья. В этом доме прошли последние годы её жизни. Какими они были? Как случилось, что дом превратился в истлевший скелет? Стас легко коснулся Сашиного плеча. — Да, это ужасно, — сказал он, словно услышав её мысли. — Я могу понять, почему злится София. Но на восстановление развалин у государства денег нет. Государству надо строить особняки новым графьям. Тебе, правда, нельзя ночевать здесь. София может тебя и не тронет, но вот копатели — другое дело. А ты одна. Может что угодно случится. Давай к нам в станицу? Я помогу тебе жильё снять удобно и недорого. — Я подумаю, — пожала плечами Саша и провела рукой по стене разрушенного дома. — Что-то не так во всём этом. Что-то не так… Ну допустим я — влюблённый в свою жену граф. Я знаю, что у неё чахотка и она наверняка скоро умрёт. Я богат. Я хочу продлить своей любимой жизнь. Я везу её в захолустье. Она умирает в двадцать лет. Это я убиваю её, потому что не предпринимаю попыток вылечить. Зачем я это делаю? А София точно умерла от чахотки? Вскрытие проводилось? — спросила она Стаса. Стас выразительно покрутил у виска пальцем. Саша усмехнулась. Она не собиралась никуда уезжать. Любопытство распирало её лёгкие, вытесняя оттуда воздух. Приключение началось, и Саша намеревалась пройти его до конца. Здесь каждый сантиметр был пропитан тайной. Тайну необходимо было раскрыть, необъяснимое объяснить, сокровища найти. В голове заметались варианты оценки и сбыта пока ещё не добытых богатств. Они спустились по берегу и пошли по косе, на которой Саша видела призрак графини. Ракушки здесь не было. Песок был мелким и жёлтым. Саша наклонилась, разглядев в песке металлический предмет. Подняла длинную старинную серёжку с зелёным камнем. Собралась показать её Стасу, но тут послышался звук мотора. Стас обернулся. — Ну вот, туристы. Пойду, покараулю, чтобы не лезли к маяку, раз уж я тут. Так мы за картину договорились? Подаришь музею? — спросил он на ходу. — Как заедешь в станицу, поворачивай направо, доезжаешь до церкви и рядом увидишь старое здание. Это музей. Спросишь меня. Покажу тебе Софию. — Привезу завтра, — кивнула Саша и спрятала серёжку в кулаке. Её можно было проверить у ювелира. Если это имитация, то призрак на косе был обычной туристкой, желающей альбом с фотографиями в старинном стиле. А если серёжка настоящая, то Саша рисовала приведение с натуры. А так не бывает. Она вернулась к палатке и незаконченной картине. Рисунок получался ярким, счастливым, наполненным летом и морскими брызгами. Жаль было отдавать. Но в музее есть изображение Софии, и любопытство не давало Саше уснуть. Что, если женщина на двух рисунках действительно одна и та же? Придётся поверить в приведения? Ночью Саша долго ворочалась в палатке, представляя себе молодую графскую жену. Разыгравшееся воображение щедро подкидывало сюжеты случившейся здесь трагедии. Море в ночной тишине присмирело и больше не билось о берег. Оно тихо замерло под лунным небом. Саша вылезла из палатки, желая успокоить воображение. Круглая жёлтая луна рассыпала по воде серебряную дорожку. Тёмное небо сливалось на горизонте с тёмной водой. Тёмной тенью торчал маяк. Время призраков. Саша поёжилась то ли от ночной прохлады, то ли от вспыхнувшего вдруг суеверного страха. Появление Софии сейчас было бы более чем предсказуемым и даже логичным. Под маяком загорелся тёплый свет. Пятно металось из стороны в сторону, тонким лучом выдёргивало из темноты стену маяка. Фонарик. Призраки ведь не пользуются фонариками? Значит, копатели. Здоровые мужики с лопатами. Возможно, пьяные. Уж точно без моральных принципов. Одинокая барышня может стать для них неплохой компенсацией за бессмысленное рытьё земли. В душе выпустил коготки страх. — Допустим, я — кладоискатель, — вслух сказала Саша, глядя на пляшущий свет. — Мне надо в темноте перерыть кучу земли и замести следы. Меня ждут несметные сокровища. Я сильный мужик, охваченный азартом бессовестного обогащения. Потрачу ли я ценное время на одинокую туристку? Нет, я куплю себе кучу разновсяких девчонок, как только выкопаю клад, — уверенно ответила Саша на собственный вопрос и отправилась спать.  Утром она собрала палатку, побродила у маяка, рассматривая вскопанную на могиле землю, и поехала в станицу, чтобы подарить музею картину. Музей Саша нашла быстро. Она проехала мимо домов с табличками о свободных комнатах, по тенистым улицам, по которым туристы шли к пляжу. Мимо кафе на открытом воздухе и базарчика со множеством сувениров и магнитов, призванных прочно прилепить воспоминание о лете к дверце холодильника. Бело-голубая церковь с золотыми луковками куполов была видна ещё при въезде в станицу. Саша поставила машину возле церкви и вошла в старинное, недавно отреставрированное здание музея. При входе в зал на стуле сидела пожилая женщина. В её руках было вязание, на морщинистом лице задумчивое выражение, седые волосы спрятаны под белоснежный платок. Её бы Саша нарисовала. Вот прямо на этом стуле, с лучом света на свежевыкрашенном полу, с потемневшей от солнца кожей и морщинками у глаз. В ней было что-то из старых фильмов про казаков, что-то поющее, пахнущее молоком и варениками. Не хватало только толстого серого кота, играющего с клубком у её ног. — Вход сто рублей, — сказала женщина, прерывая поток Сашиного вдохновения. — Если хотите с экскурсией, то расписание на стене. — Мне Стас нужен. Я картину привезла, — сказала Саша. — В подсобке он. Туда, — женщина указала рукой в конец коридора. Саша пошла к подсобке. Деревянные широкие доски пола недавно были выкрашены коричневой краской и блестели в лучах солнца, обильно льющихся из окон. Из подсобки слышались голоса. Голоса спорили о чём-то. Ругались. Саша открыла дверь. — Да как тебе это вообще в голову пришло? — почти кричал Стас. Он стоял рядом с длинным столом, заставленном коробками. Спиной к Саше стояла черноволосая девушка. — И что теперь? Где ты собираешься её искать? — Я не думала, что так получится… — оправдывалась девушка, в голосе слышались слёзы. Её фигура показалась Саше знакомой. — Простите, — прервала перепалку Саша. Черноволосая девушка проскользнула в дверь мимо неё. Пожалуй, и этот портрет был бы очень неплох. Большие глаза незнакомки, блестящие от слёз, были полны драматизма. Пухлые губы кривились от сдерживаемого плача. Нос великоват. Саша проводила девушку взглядом. — Я картину принесла, — извиняющимся тоном сказала она. Подсобка была маленькой, заставленной вещами разной степени ветхости. В углу блестела свежим лаком прялка. На подоконнике лежал пионерский горн. На стуле возле стола — стопка книг с потёртыми корешками. Пахло пылью и старостью. — А, Котя, привет, — как ни в чём не бывало, отозвался Стас. — Я сейчас вернусь, ты располагайся. Не спешишь? Мне надо ещё одну коробку забрать. На окраине дом сносят, хозяин в музей вещи старые привёз. Может что сгодится на экспонаты. — А можно посмотреть? — спросила Саша, указывая на коробку. — Не разбей ничего, — разрешил Стас и улыбнулся. Он вышел. Саша положила картину на стол. Заглянула в открытую коробку. Сверху лежала книга пятидесятых годов прошлого века с изображением строителя коммунизма на обложке. Кувшин с синими цветами по белому фону. Вышитые крестиком салфетки с мережками по краям. Саша достала кувшин, покрутила его рассматривая. Под кувшином лежал прямоугольный предмет, завёрнутый в вышитое полотенце. Саша вытащила его из коробки. Развернула. Это была толстая тетрадь в кожаной обложке. На потёртой чёрной коже красовалась позолоченная надпись: «София». Саша провела пальцами по золотым завиткам, щедро украшавшим букву «ф», открыла тетрадь. На пожелтевшей от времени плотной бумаге красивым ровным почерком были написаны рецепты со старыми мерами веса. Чувствуя разочарование оттого, что перед нею не дневник с сердечными тайнами, Саша стала листать тетрадь. В некоторых местах чернила расплылись, многих страниц не хватало. На странице с советами, как лечить отмороженные руки, если прислуга долго полоскала бельё в проруби, Саша обнаружила детский рисунок, сделанный цветными карандашами поверх текста. Наверняка юному художнику влетело за такую вольность и больше рисунков в тетради с рецептами не было. Саша уже готова была закрыть тетрадь и посмотреть, что ещё скрывается на дне коробки, но, перевернув страницу, увидела, как изменился почерк писавшей женщины. Обычно ровные и кругленькие с завитками буквы стали торопливо подниматься над строчкой. София писала эти строки в сильном волнении или спешке: «Да смилостивится надо мной милосердный Бог и Царица Небесная, ибо не знаю я, что двигало мною, когда я уехала из дома с этим человеком. Словно волю мою и разум опутали тёмные силы. Словно кто-то другой говорил моим языком, а я только смотрела со стороны, и ужас сковывал меня…» В коридоре послышались торопливые шаги. Саша быстро закрыла тетрадь и сунула её в свою сумку. Когда Стас вошёл в подсобку с новой коробкой, она читала книгу со строителем коммунизма на обложке и вид имела преувеличенно заинтересованный. — Так интересно? — спросил он и поставил на стол коробку. — Надо было себя чем-то занять, — пояснила Саша и, вытянув шею, заглянула в новую коробку. — Потом разберу. Пойдём, покажу тебе Софию. Сравнишь со своим рисунком, — сказал Стас и направился к двери. Он вышел из подсобки. Саша взяла картину и поспешила следом. Музей располагался в трёх больших комнатах. Первая была посвящена дореволюционному прошлому станицы и окрестностей. В стеклянных витринах были выставлены старые письма и вырезки из газет. У стен стояли предметы быта. На стенах висели картины. В углу за стеклом стоял манекен в вышитой мужской рубахе, рядом казачья шашка. Экспонатов было на удивление много. — Вот она, — сказал Стас, указывая на картину на стене. — Наша прекрасная достопримечательность. Саша подошла поближе. Картина хорошо сохранилась. На ней была изображена молодая женщина в светлом платье с кружевным зонтом. Она стояла на песчаной косе и смотрела, как море сливается с небом. У Софии были светлые волосы, убранные в простую причёску. Выбившийся из общего порядка локон развевался на ветру. Художник рисовал её со спины, и лица не было видно. Саша тоже была художником. Теперь она была абсолютно уверена, что девушка, которую она видела вчера утром, не была призраком. Она не была Софией. — Что скажешь? — спросил Стас. Он ждал восторгов и удивления. — Я хочу в долю, — ответила Саша, не отрываясь от картины. — Не понял, — растерялся Стас. — Я хочу вместе с тобой искать сокровища. Что спрятал граф? Золото? Драгоценности? — спросила она. — С чего ты решила… Саша обернулась. — Ты очень рано оказался возле маяка. Туристов в это время ещё нет. Что им там делать в ночи? Думаю, ты не приехал к маяку, ты уезжал оттуда утром и увидел мою машину. Это твой фонарик я видела ночью. И могилу Софии ты раскопал. Там земля совсем свежая была. А потом ты решил уговорить меня уехать, чтобы я не мешала. Тебе ведь надо спешить. Скоро развалины продадут, начнётся стройка. У тебя не будет доступа к сокровищам. И призрак на берегу на самом деле совсем не призрак. Вот, — она прислонила к стене свою картину рядом с изображением Софии. — Посмотри. Девушка на моей картине выше, чем София, и полнее. Зонт она держит так, что мне не было видно её лица. Но волосы у неё тёмные. Это та девушка, которая была с тобой в подсобке. Вы разыграли этот спектакль, чтобы напугать меня? — У тебя хорошее воображение, — улыбнулся Стас. — Так хочется приключений? — Так я в деле? — настаивала на ответе Саша. — Нет никаких сокровищ. Ты сделала неправильные выводы. Да, я часто бываю на маяке. Это чтобы никто не лез наверх. А Наташка — особа романтическая, верит в призрак Софии. Пытается вызвать её на контакт. Вот и всё, — с улыбкой ответил Стас. — Ключ от замка, что висит на маяке, только у тебя? — спросила Саша. — Да. А что? — Я сбила утром замок. Внутри стоят лопаты. Две. Грязные. Фонарик. Ну всякое барахло по мелочи. И вот это, — Саша достала из своей сумки кепку Стаса, бросила её на стеклянную витрину с экспонатами. Изобразила из своей руки пистолет, направленный Стасу в голову. — Дыщ! Что ты ищешь? — Зачем мне с тобой делиться? — всё ещё улыбаясь, спросил он. — Возможно, у меня есть информация, которой тебе не хватает, чтобы найти клад, — сказала Саша. — Возможно? Или есть? — уточнил он. — Зачем мне выкладывать все карты? Возможно, я и сама справлюсь с поисками, — заявила Саша. Игра увлекла её, на щеках выступил румянец. Она чувствовала себя кошкой, загоняющей в угол мышь. — Не получится. Я сдам тебя в полицию, — уверенно сказал Стас. Мышь из него получалась плохая. — Поэтому я предлагаю сотрудничество, — настаивала Саша. —Ты о Софии узнала только вчера. Тебе нечего предложить, — равнодушно сказал Стас. Он взял со стеллажа кепку, надел её козырьком назад. — Ты разыграл свой спектакль, а я свой. Может быть, я именно за сокровищами приехала. Думаешь, я случайно остановилась в этом месте? До станицы было рукой подать, — блефовала Саша. — У меня почти нет ничего, кроме догадок, — сдался Стас. — Нет карты, нет письменных свидетельств. Только истории местных и легенды. Если у тебя что-то есть — говори. Это будет твоим входным билетом. — Угу, а потом ты меня сдашь полиции? Нет. Я буду делиться информацией по мере необходимости. Стас молчал. Саша выдерживала паузу. Она стояла напротив и в упор смотрела на него. Под прямым взглядом люди чувствуют себя неловко. Это мешает сосредоточиться. Стас кивнул. — Ладно. Есть версия, что граф после смерти жены спрятал все её драгоценности, чтобы они не напоминали о Софии. Вроде как страдал очень. Наташкина прабабка перед смертью вдруг стала вспоминать, что слышала об этом, и даже участвовала в поисках клада. В то время усадьба ещё была целой. Кладоискатели ломали стены, искали под полом. Тогда имущество было растаскано окончательно. Тогда же стали появляться истории о призраке Софии. Прабабка утверждала, что видела призрак на маяке. И что маяк сам зажигается, когда на нём появляется призрак. Тогда была раскопана могила Софии в первый раз. Искатели забрали из гроба её серьги. Их передавали по наследству, пока их не получила Наташка. Она думает, что в них живёт дух Софии. Говорит, что София приходит к ней и требует серьги обратно. Я раскопал могилу до самого гроба. Можно было вернуть серьги скелету графини, но Наташка вчера потеряла одну серёжку. Она нарядилась, чтобы за Софию попрощаться с морем. Специально платье шила такое, как на картине. Думает, что призрак перестанет выходить на землю, когда вернёт своё имущество. Она не знала, что ты на берегу. И ты права, я увидел тебя, когда возвращался с маяка. — Ты кричал на неё из-за серёжки? — с упрёком в голосе спросила Саша. — Да. Если узнают, что мы разрыли могилу, наказания не избежать. Это вандализм и хулиганство. Возможно, эти серьги — единственное сокровище, оставшееся с тех времён в земле. За годы эти места вдоль и поперёк перекопаны. Может быть, сокровища графини уже нашли. Так что зря ты затеяла игру в кладоискателей, — ответил он. — Значит, ты собирался положить в гроб серьги и всё? — не поверила Саша. — Ну как-то так, — согласно кивнул Стас. — А сокровища Софии? — не унималась Саша. — Тебе совсем неинтересно, существуют ли они? — Котя, у тебя разыгралось воображение. Очень вредно столько времени проводить на солнце. — А как же дневник Софии? — не сдержалась Саша. — Откуда ты знаешь про дневник? — удивился он. — Смотрела ролики Искателя? — Я же говорю, у меня есть кое-какая информация, — уклончиво ответила Саша. Стас слишком заинтересованно спросил о дневнике, наживка оказалась верной. — Дневник действительно был, прабабка о нём говорила. Я долго искал его. Но он утерян. Времени прошло много. Был ли он у Искателя, тоже не известно. Ролик про дневник так и не вышел. Но если бы ты читала дневник, ты бы знала, что искать, а не выпытывала у меня что зарыл граф. Можем пригласить тебя на торжественное возвращение серёжек скелету графини. Если Наташка найдёт потерянную серьгу, — предложил Стас. — Не может быть, чтобы это было всё, — разочарованно сказала Саша. — Не может быть! У меня чуйка просто зашкаливает! Я необыкновенно везучая, когда дело касается выигрышей. У меня стопроцентное выигрывание в лотерею. Я абсолютно уверена, что сокровища есть! — Стопроцентное? И много выиграла? — Пятьсот рублей. В прошлом году. — И всё? Для необыкновенной удачливости немного. — Да я за всю жизнь один билет всего купила. И сразу выигрыш. Скажи, что это не сто процентов! — Котя, давай я помогу тебе устроиться. У меня здесь тётка сдаёт жильё. Это будет самая низкая цена, по великому знакомству. Поспишь на нормальной кровати, с кондиционером. Поешь нормально. Это тебя от жары так растащило на приключения. Вот лицо уже красное, обгорело. Начнёшь облазить, станешь некрасивой. Давай? А потом съездим на маяк. Поднимешься наверх, посмотришь на море. Почувствуешь себя призраком Софии. Замок надо починить, а то народ туда полезет. Мне потом отвечать, — сказал Стас. — За картину тебе огромное спасибо! Могу расплатиться пиццей и экскурсией по маяку. Саша разочарованно согласилась. Она устроилась в маленькой комнатке с кондиционером, телевизором и удобной кроватью. Эта комната приберегалась для «своих», как и та, в которой жил Стас. Тётка Стаса оказалась приятной женщиной с оценивающим взглядом и необъятной фигурой, взращённой на кубанском изобилии. Она накормила Сашу обедом и тут же выложила все подробности жизни своего племянника: живёт парень в Краснодаре, а на лето приезжает в станицу, присматривает за музеем. С Наташкой дружит с детства. Невесты у него нет. Потому что хороших девушек теперь днём с огнём не отыскать. А про маяк и Софию — сказки. Это всё Наташка со своими глупыми фантазиями. В детстве её даже к врачу в Краснодар возили, чтобы фантазии про призраков вылечить. Не помогло. После обеда Саша заперлась в комнате в прохладе и полумраке. Достала из сумки дневник Софии. Сказки или нет, а призрак когда-то был вполне живым человеком. И эта жизнь, в которой наверняка произошло что-то необыкновенное, будоражила Сашино воображение. Она вытащила из кошелька серёжку Софии. Зелёный камень в тонких золотых завитках тускло светился. Саша подошла к зеркалу, надела украшение. Серёжка была тяжёлой. Саша подняла волосы и наклонилась к зеркалу, рассматривая себя. Надо было вернуть Стасу серёжку. Наташа, наверное, места себе не находит. — Верни, — раздался тихий шёпот за спиной. Саша резко обернулась. Она даже не сразу испугалась, просто не верила в то, что видит. София стояла возле запертой двери, отрезая путь к бегству. На ней было длинное светлое платье, то самое, с картины. Золотистые волосы мягкими волнами спадали на плечи. Сквозь неё было видно дверь. — Верни, — повторил призрак. Голос шелестел еле слышно, но отчётливо. Глаза Софии, тёмные, как спелые вишни, грустно смотрели на Сашу. — Серёжку? — спросила Саша и принялась снимать украшение. — Цветок. Верни мне цветок, — ответил призрак и растворился в воздухе. Саша стояла, сжимая в руке серёжку, и смотрела на дверь. Наверное, ей положено было визжать от ужаса. Вероятно, должны были вспотеть ладони, ослабнуть ноги, а сердце должно было рваться из груди. И уж совсем очевидно, что в этой ситуации надо было выбежать из дома к людям и свету и сбивчиво рассказывать о призраке, икая от ужаса и заливаясь слезами. Саша молча стояла посреди комнаты. То, что сейчас произошло — невозможно. Так не бывает. Но раз уж оно случилось, его следовало немедленно расследовать и объяснить. — Ладно, хорошо… Предположим, я — призрак Софии. Я сто лет уже мертва, но периодически прихожу пугать молодых девушек. Зачем я это делаю? Мне нужен цветок. Какой цветок? А нет, к чёрту! Это уж точно перебор, — сказала сама себе Саша. — В призраках нет никакой логики. Но она, возможно, есть в записях. Она положила серёжку на столик и раскрыла дневник Софии. Глава 2. София. Замуж за дьявола Кареты останавливались у широкой лестницы, ведущей в особняк. Лошади фыркали, сыпал крупный снег, слышалась музыка. Из больших окон лился тёплый свет, разрезая на прямоугольники густую зимнюю ночь. София смотрела через щель в занавеске на окне кареты, как по припорошённой снегом красной ковровой дорожке, расточительно брошенной прямо на землю, бежит лакей в парадном ливрейном фраке. Его бакенбарды на английский манер присыпал снег, превращая молодчика в седобородого старика. Лакей открыл дверцу кареты и склонился в поклоне, ожидая, пока вновь прибывшие гости спустятся на землю. София подумала, что парню холодно стоять на таком морозе, и улыбнулась ему. Маменька строго на неё посмотрела. Они чинно прошли к широким ступеням. Сверкающий золотом и надменностью дворецкий поклонился им и проводил в дом. Здесь всё было пронизано музыкой, ароматами живых цветов и духов, невероятной роскошью и предвкушением. Этим предвкушением была до краёв полна заснеженная московская ночь, созданная только для того, чтобы ожидание чуда непременно исполнилось. София восторженно смотрела по сторонам. Она обожала балы. Бал — это само воплощение праздника, его сердцевина, волнующая, немного запретная. Дамы, заполнившие бальную залу, были похожи на экзотических бабочек. Они кокетливо обмахивались веерами, посылая кавалерам пламенные взгляды. Их наряды переливались бриллиантами, жемчугами и нежным свечением атласной ткани. Обнажённые плечи и соблазнительные декольте мелькали в танце, отражались в огромных зеркалах. Радужными солнечными зайчиками сверкали украшения. Свежие цветы гирляндами свисали с перил парадной лестницы. Мужчины в чёрных фраках были сама галантность. Ах, что это был за бал! Хозяин роскошного особняка, князь Пётр Владимирович Волошин расщедрился на приём так, что уже никому его не затмить. Именно этот бал должны были обсуждать всю постную весну, потом жаркое, скучное лето и дождливую осень в преддверии новой зимы. Много вечеров в приступе ностальгии сегодняшние приглашённые будут вспоминать, какое платье было у Марии Ивановны и как смешно кланялся Алексей Дмитриевич. Конечно, будут говорить о бриллиантах на необъятной груди вдовы Полины Семёновны. Несомненно, перечислят каждое кушанье на ужине. Сегодня обещали подать блюдо, которое, по уверениям Петра Владимировича, никто в Москве никогда не пробовал. Да что в Москве! Во всём божьем мире! Ведь это блюдо изобрёл его повар самолично, и рецепт хранится в строгом секрете. Но угадавшему все ингредиенты таинственного кушанья князь обещал дорогой подарок. И София, услышав об этом, принюхалась, надеясь в смеси ароматов духов найти намёк на таинственное угощение. Музыка, ах, что это была за музыка! Она обволакивала, возбуждала, несла за собой, словно река. Она вспыхивала яростно и неудержимо, рассыпалась колокольчиками весенней капели, затихала на короткие мгновения и снова обрушивалась всей мощью звуков и чувств. И София отдавалась этому потоку со всей страстью и удовольствием. Она скользила в танце по залу, едва касаясь ножками пола. Бал был волшебной сказкой, в которой Софи была прекрасной принцессой. А сказки, как известно, всегда заканчиваются счастливо для прекрасных принцесс.  София стала выходить в свет в начале сезона и уже имела множество поклонников. Девушка была удивительно хороша собой: большие голубые глаза, светлые волосы с золотым отливом, высокая грудь и весёлый нрав. А к довершению образа первой красавицы был у Софии очень состоятельный отец. Её бальная книжка всегда была полна имён, и это вызывало жгучую зависть у подруг. Софи принимала эту зависть и мужское обожание как должное. Она знала себе цену. Никто из бледных дебютанток, скромно стоявших рядом с маменьками, не смог бы составить ей конкуренцию. В Софи было слишком много жизни, очарования, задора, кокетства, упрямства. «Слишком много», — качая головой, жаловалась её матушка необъятной Полине Семёновне. Вальс был похож на шаловливый осенний ветер, подхвативший танцующие пары, словно опавшие листья, и закруживший их по залу. София чувствовала себя лёгким облаком, такой же воздушной и сияющей. Подол её платья взлетал на поворотах, открывая внимательному взгляду белые атласные туфельки. В светлых волосах были заколоты белые цветы. София не могла себе позволить глубокого декольте и бриллиантов. Это было бы неприличным, ведь она была незамужней девицей. Но ей и не требовалось украшать себя чем-то, кроме юности и очарования, которое признали все находящиеся в зале мужчины. Софии ещё только семнадцать. Её кожа нежна, как яблоневый цвет. Её приданное так велико, что Софи могла быть старой уродливой каргой, но кавалеры всё равно выстраивались бы в очередь, чтобы потанцевать с нею. Ей была безразлична эта очередь. Сейчас её талии легко касался тот, кто давно уже занимал все её мысли и сны. И эта ночь была создана для того, чтобы сказка закончилась роскошной свадьбой. Мать строго следила со своего места за каждым движением дочери. Не слишком ли близко держится кавалер? Не слишком ли высоко взлетает подол платья? Не слишком ли кокетливо улыбается София? За все «слишком» София выслушает дома длинную нравоучительную проповедь. Но это потом. Она молча стерпит все упрёки. Софи не была покорной дочерью. Но она знала, как и с кем себя надо вести, чтобы получить желаемое. Матери было неважно, впитает ли Софи её нравоучения, важно было то, что она чувствовала, что её материнский долг выполнен. Софи даст ей эту возможность. Она опустит ресницы и будет вспоминать, как Владимир смотрел на неё, пока длился вальс. Как вложил ей в руку записку. Как загорелись её щёки от предвкушения. Это последний сезон, когда она незамужняя девица. И заветное объяснение случится уже сегодня. Надо только улизнуть от всевидящего материнского ока. Вальс, наконец, закончился. София присела в реверансе. Воздушное платье изящно колыхнулось. Владимир медленно повёл её к месту, где сидела её мать. Невыносимо медленно! София улыбалась, была учтива и очаровательна. Она умирала от любопытства, сжимая в руке записку. Ей хотелось развернуть маленький лист бумаги и немедленно прочесть то, что там написано. Софи встала рядом с матерью, опустила ресницы и приняла облик покорной добродетельной девицы. Так было нужно, чтобы однажды стать замужней дамой со всеми вытекающими из этого свободами и удовольствиями. А записка жгла ладонь через перчатку. София отказала следующему кавалеру в танце, сославшись на усталость. Потихоньку отступая назад, девушка смешалась с толпой и, спрятавшись за колонной, развернула квадратный кусочек бумаги. «Я жду вас в зимнем саду», — было написано красивым строгим почерком. Сердце забилось быстро и громко. Софи приложила руку к груди. Шум бала словно отодвинулся куда-то. Вот оно! Признание! Сейчас он встанет перед нею на колено и будет горячо клясться в любви. Мысли поскакали вскачь, как норовистые лошади. Софи представила, как темноволосый красавец, о котором она мечтала ночи напролёт, возьмёт в свою руку её маленькую ручку и станет умолять о взаимности. Его большие карие глаза наполнятся страстью и страхом услышать отказ. Его губы… Ах, его губы! В лицо ударил жар, раскрашивая щёки.  София вспомнила, как в последнем, прочитанном втайне от матери любовном романе, героиня ответила на признание страстным поцелуем. Будет ли это уместным, когда двое влюблённых остаются наедине? И надо ли думать о приличии, если никто не видит? И как долго она должна выдерживать паузу, прежде чем позволит себя поцеловать, чтобы Владимир не подумал о ней плохо? И почему маменька не говорит с нею об этих важных вещах, вместо того, чтобы упрекать за слишком яркий румянец или громкую речь? Восторг ожидания сменился досадой. Она смяла записку и направилась к выходу из зала. Они были знакомы с Владимиром с детства. Их родители часто наносили друг другу визиты, и дети играли вместе. А потом молодой человек уехал учиться за границу. София и думать о нём забыла. В поклонниках у неё никогда не было недостатка. И худой, застенчивый мальчишка с вечно простуженным горлом не казался ей интересным. Но когда в начале сезона он появился на балу — высокий, статный красавец, с тёмными печальными глазами, она поняла: он её судьба. Это было ясно как божий день. Этот мужчина — всё, о чём она мечтала и чего хотела. Она полюбила его на всю жизнь. И он отвечал ей взаимностью, записка этому подтверждение. София улыбнулась. Она знала, что сегодня произойдёт волшебство. Эта ночь была создана для чуда, и оно случилось. Она вышла из бальной залы, стараясь не побежать, восторженно размахивая запиской. Необходимо ровно держать спинку, улыбаться легко и загадочно, словно думает она о чём-то далёком и возвышенном. Например, о золотистых облаках над Москвой-рекой ранним весенним утром. Ну, или о чём там полагается думать невинным барышням? Об облаках София не думала. Спускаясь по ступенькам, она представляла свой первый поцелуй. Его губы сначала робко прикоснутся к её губам, а потом страсть лишит их разума. Софи слабо представляла, что значит «страсть лишит их разума», но так было написано в романе, и очень хотелось испытать на себе эту самую страсть. Ах да! Необходимо было перед потерей разума немного посопротивляться напору кавалера, чтобы у него не сложилось мнение, что победа досталась слишком легко. Впрочем, при этом не следовало увлекаться, а то как бы он не решил, что дама отказывает ему. И Софи снова с досадой подумала о том, что маменька могла бы и поговорить со взрослой дочерью о тонкостях отношений с мужчинами. София легко касалась перил, украшенных позолотой и живыми цветами. Её туфельки мягко ступали по ковровой дорожке. В зале зазвучала мазурка. Маменька, наверное, уже заметила отсутствие дочери. Скоро она пошлёт на поиски брата. Надо торопиться. Навстречу Софи поднимался мужчина в чёрном фраке. Немолодой, с седыми волосами и представительной фигурой. София улыбнулась ему той самой мечтательной, скромной улыбкой, которая требовалась от воспитанной девицы. Он поклонился и улыбнулся в ответ. И тут София наступила на подол платья. Не удержавшись за перила, она стала падать. С ужасающей скоростью понеслись ей навстречу ступеньки. София вскрикнула и зажмурилась, выставив перед собой руки. Немолодой господин успел подхватить девушку, удержав её от неминуемого падения. Софи вцепилась в рукав его фрака и открыла глаза, всё ещё не веря в своё спасение. — Настя... — прошептал он. В его взгляде мелькнула растерянность, но тут же пропала. Мужчина держал её за талию и смотрел в глаза. Смотрел дерзко. Его лицо было так близко, что София чувствовала его дыхание. Надо было отстраниться и поблагодарить. Она не могла оторваться от его глаз. Большие и тёмные, они напоминали спелые вишни. Они были словно омуты, пугающие и манящие. В них можно было смотреть целую вечность. В них можно было раствориться. Погибнуть. Ну и пусть… Пусть… — Благодарю вас, — наконец сказала София, стряхивая морок и аккуратно освобождаясь от его руки, слишком долго задержавшейся на её талии. — Благодарю вас. — Разве такая милая барышня ограничится простой благодарностью? — улыбаясь, спросил он. Голос — бархатный, молодой, глубокий, такой волнующий, никак не подходил его внешности. Как будто его наружность принадлежала другому человеку. — Что же вы хотите? — растерялась София. — Подарок. Подарите мне что-нибудь. Чтобы я мог вспоминать ваши чудесные глаза. Вы же не откажете старику в такой малости? Подарите мне цветок из вашей причёски, — попросил он. София вытащила из причёски шпильку с атласной белой розой, протянула своему спасителю. — Она великолепна! И вы отдаете мне её со всею своей благодарностью? — восторженно спросил он. Его седые брови вопросительно приподнялись, на лице появилось забавное выражение, как у ребёнка, получившего подарок и страшащегося, что его отнимут. — Да, — София улыбнулась. Наверное, нет ничего плохого в том, что она отблагодарила господина цветком. В конце концов, если бы не он, то лежала бы Софи сейчас в самом низу лестницы со сломанной шеей. Маменька всё равно не видит. Дома Софи скажет, что цветок выпал из причёски, а она не заметила. — И со всею своею душою? — словно не веря своему счастью, спросил господин. — Ну конечно, — засмеялась она. Он был забавным. — Со всею душою! — Добровольно и навсегда? Мужчина больше не улыбался. Голос его стал тихим и жёстким. Глаза-вишни смотрели, не моргая, и Софии стало неловко. Хотелось уйти. Смеяться расхотелось. Откуда-то потянуло холодом. Забилось сердце, как от быстрого бега. И музыка звучала словно издалека, премерзко растягиваясь и завывая, как ветер в печной трубе: «Ааауу… Виауу...» — Да, навсегда, — неуверенно ответила она. И испугалась. Ей показалось, что она лишилась чего-то важного. Но что может быть важного в атласной розе? Забрать цветок обратно? Может быть, позвать на помощь? София растерянно огляделась. — Однажды я позову тебя, и ты пойдёшь со мной, — тихо сказал он и спрятал цветок в карман. — На край света, — также тихо согласилась она. И услышала свой голос со стороны. Он был испуганным и покорным. Совсем чужим. — Благодарю за щедрый подарок, — улыбаясь, громко сказал он, галантно поклонился и пошёл вверх по лестнице. Музыка снова наполнилась ритмом, послышался чей-то смех. Удушающим ароматом заявили о себе лилии в гирлянде на перилах лестницы. Минуты страха, только что пережитые Софией, стёрлись из памяти, словно их и не было. Ей вдруг показалось, что она сейчас наступит на подол платья. Перед глазами пронеслись картинки падения, сердце ухнуло и провалилось. Но в последний момент Софи крепко схватилась за перила и удержалась. Она с облегчением вздохнула и побежала вниз. В зимнем саду её ждала судьба, и нельзя было опаздывать. Странный господин не занимал её мыслей, она забыла о нём, как только он ушёл. Успокоилось сердце. Мысли закружились вокруг счастливого будущего, которое видела София только с Владимиром. Зимний сад был устроен на первом этаже огромного особняка. Затейник-князь выписал из разных стран растения, которые не могли расти в суровом московском климате. В больших кадках наливались спелостью маленькие жёлтые лимоны. Цвели лилии, наполняя пространство душным сладким запахом. Мелкие розы покрывали невысокие кустики разноцветными бутонами. Здесь царило вечное лето и не было сейчас в заснеженной Москве места более романтичного и подходящего для предложения руки и сердца, чем этот зелёный оазис. София распахнула двери и вошла, оглядывая помещение в поисках Владимира. Он увидел её и пошёл навстречу. Он был взволнован. София решила, что это хорошо. Он был так красив, что перехватывало дыхание. Софи шла между кадками с лилиями медленно, сохраняя достоинство. Это правила игры, и их надо соблюдать. Суета ей не по статусу. Владимир учтиво поклонился. А хотелось, чтобы он сразу упал на колени и стал жарко целовать её руки. — Софи, вы прекрасны, как роза, — начал Владимир с досадной банальности. — Прошу вас, говорите скорее, о чём вы хотели со мной поговорить. Маменька, как только обнаружит, что меня нет, сразу пошлёт брата на поиски. Она очень строга, — поторопила его София. На самом деле ей не терпелось перейти к признаниям и восхищению в свой адрес. — Я не знаю, как начать. Я должен сказать вам нечто очень важное. Но боюсь… — снова не о том заговорил будущий жених. — Вам нечего бояться, я уже знаю, что вы хотите мне сказать, — прошептала София. Она стояла очень близко, нарушая все мыслимые приличия. Она приподняла голову. Она опустила ресницы. Её щёки заливал нежный румянец, а сердце билось как испуганная птичка. В романе, героиней которого София себя сейчас воображала, следующим шагом кавалера был поцелуй. Вот сейчас он приподнимет её подбородок, склонится, чтобы прикоснуться к её губам. А она отпрянет, чтобы дать ему возможность сломить её девичью нерешительность. — Откуда вы знаете, о чём я хотел говорить? — не в лад спросил Владимир. — Это же очевидно, — прошептала София, удивляясь вопросу. Её идеал не мог проявлять глупость или непонятливость. Долго она ещё будет стоять с запрокинутой головой? — Значит, это не разобьёт вам сердце. Я очень рад этому. Я боялся вам сказать, мне казалось, что вы испытываете ко мне нежные чувства. Но если вы все знаете и это вас не ранит, я рад всей душой! — быстро заговорил Владимир. В голосе его было облегчение. — Я не понимаю вас, — сказала София и открыла глаза. — Я говорю о помолвке. Я просил руки Дашеньки Волошиной, и её отец дал своё согласие. Скоро будет объявлено о помолвке. Мне казалось, что я должен сказать вам об этом лично, — объяснил Владимир. София непонимающе смотрела на него. Он выглядел таким счастливым, что стало больно. — Простите, я неверно истолковал вашу дружбу ко мне. Я подумал, что вы испытываете ко мне другие чувства. Это так самонадеянно с моей стороны… — Вы просили руки Дашеньки? А как же мы? Разве вы не оказывали мне знаки внимания? Разве вы не любите меня? — растерянно спрашивала София. Этого не может быть! Он не мог предпочесть ей эту бледную моль Дашеньку. София — жар-птица. Разве он этого не видит? Мир вокруг рушился, как карточный домик, грозя раздавить Софию тяжестью реальности. — О, Софи, простите, если я дал вам повод думать, что между нами … — смущённо заговорил Владимир. София не дала ему договорить. Она обхватила его руками за шею и неловко поцеловала. Его тонкие жёсткие усики щекотали её верхнюю губу. От него пахло папиросами и модным одеколоном. Владимир положил ей руки на талию, но не для того, чтобы обнять, а, скорее, чтобы отгородиться, и замер на мгновение в замешательстве. И этого мгновения хватило, чтобы изменить его жизнь навсегда. Так, по крайней мере, думала в ту секунду София. — Софи, — раздался позади мужской голос. София ещё крепче прижалась к Владимиру, пряча улыбку у него на груди. Брат пришёл вовремя. Сейчас он увидит их объятия, и Владимир, как честный человек, должен будет на ней жениться. Никто не позволит ему скомпрометировать Софию и не ответить за это. — Что здесь происходит? — спросил Андрей. Брат был на два года старше Софии. Он был задирой с самого детства и уж точно не упустит такой повод для дуэли. Как удачно всё складывалось! — Ах, — воскликнула София, демонстрируя смущение. Она подумала, не упасть ли ей в обморок, но передумала. В обмороке неудобно было бы контролировать, как творится её судьба. Она не боялась последствий. Всё шло так, как и должно было. Дашеньке серой мышке придётся искать себе другого жениха. Да сыщется ли такой, кто захочет взять её после скандала с отменённой помолвкой? Софии не было её жаль. За своё счастье надо бороться. София боролась. — Сударь, вам придётся объясниться, — угрожающе наступал Андрей. — Софи, иди сюда. София разжала объятия и отошла к брату. Андрей и Владимир дружили с детства. Вместе придумывали проказы и стояли друг за друга горой. Но что такое мужская дружба рядом с женской страстью? Софии казалось, что она уже слышит хрустальный звон, с которым разбилась эта самая дружба, уступая место враждебности. Хватило всего одной минуты, одного взгляда, чтобы осколки рассыпались у маленьких ножек Софи. — Мы давно любим друг друга, — сказала она брату, подливая масла в огонь. — Ради бога, не говори маменьке! Если она узнает, что мы тайно встречаемся, это разобьёт ей сердце! София умоляюще смотрела на брата и нервно теребила в руках веер. Сцена получалась эмоциональной и вполне романической. — Вы попросите руки моей сестры не позднее, чем завтра вечером. Иначе я пришлю к вам своих секундантов, — заявил Андрей и повёл сестру к выходу, удерживая её за локоть. У самой двери София обернулась, подбежала к Владимиру и снова обняла его за шею. — Я буду вам хорошей женой, — зашептала она. — Я буду любить вас вечно. И вы полюбите меня. Обязательно полюбите! Иначе Андрей вас убьёт. Вы ведь знаете его репутацию. Да и ваша избранница откажет вам, если узнает, что вы стрелялись из-за меня. Подумайте, какой скандал вас ждёт. Мы будем с вами очень, очень счастливы! — Софи, — повысил голос Андрей. — Немедленно иди сюда. Софи виновато опустила голову и пошла за братом. Владимир остался стоять среди лилий. Он не оправдывался, не пытался доказать свою невиновность. Он слишком благородный, чтобы обвинить Софию. Он настоящий мужчина и сделает всё так, как этого требует обычай и этикет. Завтра он попросит её руки. И душа София пела от счастья, как будто свадьба уже назначена. Андрей привёл сестру к матери и сказал, что им необходимо сейчас же уехать домой, потому что Софи нездоровится. София не решилась возражать. Да ей и не хотелось больше оставаться на балу. Ей надо выспаться и быть готовой к завтрашнему визиту Владимира. Она стояла рядом с маменькой, пока брат ходил прощаться с радушным хозяином дома, и сияла от счастья. — Софи, смотри, тот господин не сводит с тебя глаз, — сказала внезапно возникшая рядом Дашенька. Софи посмотрела через зал. — А знаешь, говорят, что он колдун. Ему пятьсот лет. У него было восемь жён, и все они умерли молодыми. Говорят, что он пьёт кровь юных девушек. Он привозит своих жён в старый замок на берегу моря и запирает их там. Он как Синяя Борода. Это совершенная правда! Мне рассказывала Наталья Ивановна. Она почтенная дама и не будет распускать слухи. — Синяя Борода не пил кровь, — снисходительно ответила София, разглядывая седовласого мужчину. — Он просто убивал непослушных жён. Это сказка для маленьких капризных девочек. Пожилой господин смотрел на Софию и улыбался. Она где-то видела его, но не могла вспомнить. Да и неважно! Она посмотрела на Дашеньку. Девушка была невысокой и простоватой для того, чтобы считаться красавицей. Её тёмные волосы не отличались густотой и не падали изящными завитками на плечи. Говорят, она носила фальшивую косу. А для того чтобы эту косу сделать, её мать приказала остричь дворовую девку в их имении. Девка от стыда чуть руки на себя не наложила. Знает ли Владимир, что у его бывшей невесты чужие волосы? София брезгливо сморщила нос. Что он в ней нашёл? Ручки у неё были маленькие и пухлые, щёки круглые, как яблоки. Купчиха, ни больше ни меньше. Ей бы сидеть в избе и баранки есть с чаем из самовара. Она была простушкой, эта Дашенька. Даже богатство её отца не могло исправить этого. К тому же Дашенька непроходимо глупа. Верила в сказки. Синяя Борода ей мерещится. Но где Софи видела этого господина? Может быть, это папенькин знакомый? А Владимир оказался глуп, если предпочёл ей Дашеньку. Можно ли любить глупца? В душе неприятно шевельнулось сомнение. «Я жениха у тебя забрала, а ты и не догадываешься», — мстительно подумала София. — Смотри, он улыбается! — не унималась Дашенька. — Тебе совсем нестрашно? У меня прямо мурашки по всему телу туда-сюда, туда-сюда… И Даша приложила к груди руки в белых перчатках. — Почему мне должно быть страшно? Я не его жена, — тут София наклонилась к сопернице и тихо сказала ей на ухо: — Я скоро выйду замуж! За самого лучшего мужчину в Москве. Только это пока секрет. Завтра он приедет просить моей руки! — Ах, Софи, это чудесная новость! Кто же он? — восторженным шёпотом спросила Дашенька. В её глазах светилась настоящая, искренняя радость. — Скоро узнаешь, — загадочно улыбнулась София. Она чувствовала себя победительницей. Она сама вершила свою судьбу и гордилась этим. Она так и не узнала, что в эту ночь помолвка Дашеньки и Владимира всё-таки была объявлена. София прекрасно спала этой ночью. Утомлённая танцами и впечатлениями, она не видела снов. Зимняя ночь беззвучно осыпалась снегом на московские мостовые. В доме было тепло и тихо. Андрей ничего не сказал родителям о сцене в зимнем саду. Он многозначительно посмотрел на сестру, желая ей спокойной ночи. Да пусть думает, что хочет! София всю жизнь слушала чужие указания и жила, как придумали для неё родители, общество, этикет и отец Пафнутий, которому она исповедовалась в мелких грехах. Никого из них не заботило её счастье. Её хотели видеть удобной и послушной. Но София этого не хотела. Она хотела любви. Любви вечной, страстной, всезаменяющей и всеобъемлющей. О такой любви мечтают все. В этом не было ничего плохого. И поэтому совесть Софии спала так же безмятежно, как и она сама. А что до Дашеньки серой мышки, так пусть сама борется за свою любовь, если она ей нужна. Проснулась София поздно. Ощущение победы растаяло и казалось, что вчерашний бал был всего лишь сном. В свете дня она уже не была уверена, что Владимир придёт просить её руки. Что, если он решит стреляться и отстаивать своё право на выбор невесты? Он может. Он бесстрашный и благородный. И такой красивый. София вздыхала и смотрела в окно. Там шёл снег. Она ждала. В голове её один за другим вспыхивали сюжеты, в которых она была то счастливой женой, то убитой горем сестрой, то отвергнутой невестой с разбитым сердцем и репутацией. Дом казался душным и тесным, навязчиво пахло пригоревшей кашей. Маменька строго отчитывала кухарку. Хотелось выйти на заснеженную мостовую, глотнуть свежего воздуха. София испросила разрешения нанести утренний визит Дашеньке, ведь ей совершенно необходимо дать подруге свою тетрадь с маменькиными советами. Маменька любила наставлять дочь. Она настаивала, чтобы та записывала рекомендации по ведению хозяйства в специальной тетради. И не видела ничего плохого, если этими советами воспользуется подруга дочери. София победно улыбнулась. Она спрятала тетрадь в муфту и вышла на улицу. Мороз разрумянит её, придаст глазам блеск и вернёт уверенность. А если Владимир приедет просить её руки в её отсутствие, так это ещё и лучше. Пусть ждёт. Мороз щипал щёки, и хотелось спрятать лицо в муфту. Хрустел под ногами снег. Крупные снежинки норовили усесться на нос. Софи совсем недалеко отошла от дома, когда рядом с нею остановилась карета. Приоткрылась дверца, и весёлый мужской голос сказал: — Дорогая, я уже отчаялся дождаться вас этим утром! Ну что же вы? Садитесь скорее. Вон как щёки разрумянились от мороза. Вы же совсем замёрзнете! София удивлённо посмотрела на говорившего. Это был пожилой мужчина, который смотрел на неё на балу. Синяя Борода, как называла его Дашенька. Колдун. Что ему нужно? — Ну что же вы, Софи? — нетерпеливо спросил он. София собралась вежливо отказаться от посещения кареты, но неожиданно для себя самой подала руку и вошла внутрь. Села. — Ах, вот и славно! Гони, голубчик! — крикнул седовласый господин кучеру и заботливо укрыл ноги Софии шерстяным одеялом. — Ехать далеко, я не хочу, чтобы вы простудились. Боже, как вы хороши, Софи! Боюсь, мне не удержаться! Но ведь вы не будете возражать. Вы никогда не будете возражать, — уверенно сказал он.  София смотрела на него, и ей казалось, что она провалилась в сон. Экипаж покачивался убаюкивая. Хотелось вскочить и убежать, но ноги не слушались. Хотелось закричать, но губы не разжимались. Она могла только смотреть на него. А он улыбался счастливой улыбкой победителя. Наверное, такая же улыбка сияла вчера на губах Софии, когда она смотрела на Дашеньку и думала, что забрала у неё жениха. — Меня зовут Кассий. Отныне я ваш муж, Софи. Мы повенчались в церкви в присутствии ваших родителей. Вы любите меня, дорогая. Теперь вы принадлежите мне, как принадлежит мне ваша душа. Душа, которую вы отдали мне добровольно и навсегда, — сказал он. София согласно кивнула. Всё, что он говорил, было правдой. Она вспомнила, как стояла перед алтарём в венчальном платье. Как их назвали мужем и женой. Как Кассий поцеловал её. Горели свечи, и пахло ладаном. Печальные лики святых смотрели на неё с икон. Маменька протягивала к ней руки и плакала. Почему она плакала? Морозное снежное утро было ненастным и ветреным. В диком танце кружили снежинки. Или это были не снежинки, а лепестки атласной розы? Что-то было не так в этом воспоминании, оно словно было вырванным из жизни. Оно было чужим. Но это не беда. Это ведь сон. Во сне так бывает.  Кассий склонился над нею и крепко поцеловал в губы. Поцелуй длился и длился. София чувствовала, как слабеет, и её охватывает блаженство. Стены кареты расплылись, и вокруг было только заснеженное поле, окрашенное в кровавый цвет встающим из-за горизонта необыкновенно большим солнцем. Софии снился чужой дом. Слуги, смотрящие на неё с жалостью, молчаливые, услужливые, незаметные, словно призраки. Она видела море. Оно было огромным и злым. Море вздыбливало волны и угрожающе шумело за стенами дома всю ночь. Потом ей снилась весна. Степь вокруг усадьбы щедро зацвела первоцветами. Им на смену пришли розы под окнами её спальни. Потом трава выгорела на жарком солнце и превратилась в сухостой. И снова шёл снег, и злое море грозилось напасть на дом и разрушить тихий мир, в котором год за годом спала София.