Светлые
Нара Андреева||Степанова Лана
Автор: Нара Андреева||Степанова Лана
Исключительными правами на произведение «Светлые» обладает автор — Нара Андреева||Степанова Лана. Copyright © Нара Андреева||Степанова Лана
Лана Степанова
Нара Андреева
Светлые
Дежурство выдалось в духе "сплошная безнадега, Богородица спаси". Проторчав полночи в операционной с травматологами, колдовавшими над очередной жертвой автоаварии - юным байкером, оставшуюся половину я пыталась вывести его из комы. Безрезультатно. Парнишка застрял между мирами всерьез и надолго. Наконец наступило утро и благословенная пятиминутка у главного, на которой я, благополучно отчитавшись, клевала носом, вполуха слушая коллег. Наверное, я все-таки задремала, потому что кто-то легонько потормошил меня. Я открыла глаза. Рядом со мной сидел Сергей Витальевич Анисимов, мой экс-любовник, а ныне друг и по совместительству непосредственный начальник.
Пару лет назад у нас был бурный роман, и дело шло к свадьбе, но как-то не сложилось. Нет, он-то был очень даже за, но, подумав пару недель над его предложением, оформить наши отношения, я пришла к выводу, что не готова к такому серьезному шагу. По разным причинам. Во-первых, два реаниматолога в одной маленькой квартирке - это перебор. Главным аргументом было то, что кроме постели и работы нас практически ничего не объединяло, хотя качественный секс — это, безусловно, здорово. Но. Классный любовник и жаркие ночи — это не предел моих мечтаний. Нет, Серега, конечно, был очень добрым, нежным и внимательным. Он любил меня, да. Проблема была в том, что я не любила его. А любви хотелось. Очень!
Свои мысли я озвучила ему, поскольку терпеть не могу вранья, экивоков и бесполезных расшаркиваний. Он прекрасно знал мою прямолинейность, все понял, как надо, и мы расстались без сцен, скандалов и битья посуды. И даже остались друзьями. Первой, к кому он притащил знакомиться свою будущую жену, была я. Сейчас Сергей счастлив. У него прекрасная супруга и прелестная дочка. Я же по-прежнему в гордом одиночестве.
— Хорош дрыхнуть, — ухмыльнулся Серега, — все Небесное Царство проспишь. Летучка кончилась, пошли в отделение.
Я поднялась с неудобного кресла, уцепила его под руку, и мы бодро потопали в сторону родимой реанимации.
В отделении он потащил меня к себе в кабинет.
— Пошли, я кофе сварил. А то уснешь за рулем.
Сил сопротивляться у меня просто не было, и я поплелась следом.
В кабинете он притянул меня к себе и зарылся носом в мою макушку.
— Устала Лара, — тихо пробормотал он. — Ты же знаешь, всех все равно не спасти... Давай, сейчас кофейку выпьем, поезжай домой и ложись отсыпаться.
Я осторожно выпуталась из его медвежьих объятий и присела на диван.
Сергей налил кофе в мою любимую кружку, с ярко-желтым утенком, и протянул мне. Я обхватила её обеими руками, вдохнув восхитительный аромат. Вот что-что, а кофе Серега всегда варил просто шикарный: с кардамоном, корицей и капелькой ванили. Не кофе, а мечта.
— Ну что, от Митьки так и нет вестей? — спросил он, присаживаясь в кресло напротив и отпивая глоток из своей чашки.
Я отрицательно покачала головой и грустно посмотрела на него. Митька... Мой пропавший друг.
Он был моим лучшим другом. Скорее названным братом. Знали мы друг друга с пеленок, как говорят, сидели на соседних горшках. Наши родители дружили семьями еще до нашего с ним рождения. Мы даже родились с ним с разницей в два дня. Жили в одном доме, ходили в один детский сад и в школе сидели за одной партой до самого выпуска. Мы были с ним, не разлей вода, доверяли друг другу все свои детские секреты, все мечты, а потом, повзрослев, и тайны, которые не положено было знать никому.
Митька вырос и превратился в красивого юношу: невысокого, тоненького и хрупкого. Его отец всегда сокрушался по этому поводу, говорил, что он больше похож на девчонку, но Митяй всю жизнь был слабым и болезненным мальчиком, и, видимо, превратиться когда-нибудь в мачо, ему было не суждено. Как ни странно, но более крепкие и сильные наши с ним одноклассники никогда не задирали его и даже защищали, если на него нападал кто-то из чужих. Не знаю — почему. Наверное, он был слишком легкий и светлый, "не от мира сего", как говаривала о нем наша классная Лия Вячеславовна. А еще он прекрасно рисовал. В нашем школьном выпускном альбоме помимо фотографий у каждого есть портрет, написанный рукой Митьки. И это, я вам скажу, шедевр. Даже не подумаешь, что нарисован он рукой семнадцатилетнего юноши.
Несмотря на невысокий рост и хрупкость, поклонниц среди девчонок у него было завались.
Изумрудного цвета глаза, с длинными девчачьими ресницами, нежный румянец, красиво очерченные губы, прямой правильный нос, не свернутый набок в уличных драках, идеально ровные зубы, мягкие светлые волосы и легкий налет задумчивой таинственности — практически убойный коктейль для неокрепшей психики юной девушки. Он мог бы при желании менять их, словно перчатки, еженедельно, но вот странность, Митька был один, я не в счет.
Я раз сто пыталась его познакомить со своими подружками из студии бальных танцев, где занималась с первого класса, но он упорно отказывался и краснел, когда я спрашивала — почему?
Почему? Я просто умирала от любопытства. Почему мой красивый и утонченный друг не встречается с девочками. Я достала его, наверное, до печенок, но единственное, что мне удалось узнать: Митька до сих пор был девственником! Во всех смыслах этого слова. Угу. В семнадцать с половиной лет. Прямо раритетное издание.
Я в этом вопросе преуспела гораздо лучше него. В девятом классе на весенних каникулах я поехала в Москву проведать бабушку, познакомилась там с очень симпатичным мальчиком и переспала с ним. Из чистого любопытства, да. А я, вообще, в юности была крайне любознательна. Если честно, мне не понравилось.
Приехав в родной город и доложившись о своих приключениях все тому же Митьке, получила от него качественную головомойку и длинную нотацию на тему: "лишаться девственности из любопытства — это пошло, если не сказать больше". Я была полностью с ним согласна, но что сделано, то сделано.
Ответ на мучивший меня вопрос я получила после школьного выпускного бала. Мы вдвоем сидели на скамейке в городском саду, пили из горлышка шампанское, были счастливы и в то же время немного грустили: впереди нас ждали новая взрослая жизнь и неизбежное расставание. Мои мама с папой - врачи, я собиралась пойти по их стопам, поэтому поступала в московский медицинский институт. А Митька собирался в Питер в художественное училище.
В самом разгаре нашего с ним веселья Митька вдруг замолчал, а потом тихо прошептал:
— Знаешь, Ларка, почему я не встречаюсь с девушками?
Я помотала головой и, затаив дыхание, принялась слушать, что он скажет дальше.
Митяй отчаянно покраснел, почему-то огляделся по сторонам и, опустив голову, еле слышно пробормотал:
— Мне нравятся мужчины.
Не сказать, чтобы я была шокирована. Чего-то подобного я и ожидала. Девушка я была продвинутая, ни разу не гомофобка, и известие о том, что мой лучший друг, скорее всего, гей, не произвело на меня впечатления.
Митька покосился на меня, видимо ожидая, что сейчас вскочу и кинусь от него прочь, как от прокаженного, но я спокойно сидела рядом и счастливо улыбалась.
— И чего ты скалишься? — подозрительно спросил он. — Тебе смешно?
— Нет, — моя улыбка стала еще шире, хотя вроде дальше уже и некуда. — Я просто очень рада, что ты наконец разобрался в себе и решился мне все рассказать. У тебя уже есть кто-нибудь?
Митька залился краской до кончиков ногтей, закрыл лицо руками и отчаянно затряс головой.
— Тогда почему ты так решил? Ну, что ты гей?
Дальше он выдал такое, что не сиди я на скамейке, то, наверное, грохнулась бы на землю. Он сказал, что с восьмого класса влюблен в Витьку Соколова - местного задиру и хулигана. Фил, так звала его уличная шпана, был высоким тощим и страшным, как смертный грех.
"Видимо, противоположности все-таки притягиваются" — мелькнула шальная мысль. Я, разинув от удивления рот, продолжала слушать исповедь друга.
К счастью Митяя его тайный возлюбленный ни сном, ни духом не подозревал о страданиях парня, иначе я и не знаю, что могло бы случиться. В нашем провинциальном городке к подобным вещам относились весьма предвзято, и меньшее, что ожидало бы Митьку, если раскроется его тайна, это изнасилование.
Выслушав рассказ друга, я допила остатки шампанского и устроила ему такой разнос, что бедный Митька даже в скамейку вжался. Я шипела на него, точно разъяренная змея, не орать же было на весь парк о столь деликатных вещах. Я говорила, что он круглый идиот, что совсем себя не ценит, что, если он и предпочитает кого-то своего пола, то не стоит опускаться до плебеев, вроде Фила.
Я много чего ему наговорила тогда, сейчас уже и не вспомню, но факт остается фактом: я на раз-два опустила бедного страдальца с небес на землю. Глупая детская влюбленность Митьки осталась на скамейке в пустынном утреннем парке вместе с бутылкой из-под шампанского. И в глубине души я надеялась, что все его закидоны насчет мужчин тоже. Но, что в этом мире стоит надежда?
Мы разъехались с Митькой в разные города: он — в Питер, я — в Москву, но связь друг с другом не потеряли. Общались в сети, часами болтали по телефону.
Бабка без конца ворчала на меня из-за длинных счетов, но денег мне родители посылали достаточно и проблем собственно не возникало. У Митьки тем более, ему папа купил в Колпино отдельную квартиру. Митяй по-прежнему был один. Более того, он вообще перестал флиртовать с девушками и закрылся в своей раковине, будто чего-то ожидая.
Не скажу, что моя личная жизнь била ключом. Была пара романов, но в основном я сидела дома и занималась. Любовь и мальчики были отодвинуты на задний план. Моей целью было стать квалифицированным врачом, и как-то состояться в жизни, чего я, собственно, и добилась в конечном итоге.
Мы с Митькой приезжали друг к другу в гости по выходным, встречались на каникулах в родном городе. Нам было хорошо вместе. Но мы были всего лишь друзьями. И если у меня было хоть какое-то подобие личной жизни, то у Митяя её не было вовсе. Я начала волноваться. Его отрешенность от мира понемногу напрягала, а он только загадочно улыбался. И ждал. Наверное, чуда.
Чудо свершилось, когда нам обоим исполнилось по двадцать лет.
За десять дней до этого у меня умерла любимая бабуля, и я пребывала в глубоком трауре. Поэтому, когда Митяй появился с утра пораньше на пороге моей осиротевшей квартиры, сияющей, точно начищенный пятак, с букетом наперевес и сообщением, что он влюбился, настроение у меня было ниже плинтуса.
Вместо приветствия я напомнила ему, что у меня траур и его счастливая морда здесь неуместна, и проводила на кухню. Митька моментально покраснел, как девица на выданье, и его улыбку сменила скорбящая рожица, причем такая потешная, что я впервые за десять дней искренне рассмеялась.
Быстро приготовив завтрак и сварив кофе, я поставила тарелку с омлетом на стол, порезала хлеб и колбасу.
— Сначала поешь, потом будешь рассказывать, — я налила себе кофе и примостилась на соседнюю табуретку.
Обычно Митяй ел медленно, но сегодня ему видимо очень не терпелось поделиться со мной своим счастьем, поэтому он расправился с завтраком в рекордно короткие сроки. Я даже кофе допить не успела.
Прихлебывая горячий кофе, налитый мной в его персональную кружку, чуть смущаясь, он начал рассказ.
Повествование вышло довольно путанным и сбивчивым, но суть мне удалось ухватить: Митька познакомился с ним на художественной выставке, и вообще, Зак — самый лучший в мире, и он мужчина его мечты.
— Зак? — перебила я его. — Твой приятель - иностранец?
Этого мне только не хватало! Чтобы моего Митьку уволок за границу какой-то озабоченный придурок!
— Закария. Точно не знаю, откуда он. В смысле, из какой страны. Он очень скрытен.
— Какая прелесть! — мой голос был переполнен сарказмом. — Столько лет ждать и переспать с человеком, практически не зная о нем ничего кроме имени. В этом весь ты.
— Мы не спали! — возмутился Митька. — Мы просто, просто... ну, целовались пока и все такое. Он относится ко мне, как к младшему брату.
Я насторожилась:
— С этого момента поподробней, пожалуйста. Митька, сколько лет твоему бойфренду?
— Он на пять лет старше меня. Но он замечательный, он такой... — и Митька снова начал петь дифирамбы своему возлюбленному.
За два выходных я настолько устала от Митькиной трескотни, что, пожалуй, впервые в жизни страстно желала, чтобы он уже свалил в свой Питер и не приезжал ко мне как можно дольше.
В воскресенье вечером, провожая его на поезд и напутствуя, как заправская мамаша-наседка, я даже не подозревала, что "Красная Стрела" увозит не только моего лучшего друга, но и мою размеренную и устоявшуюся жизнь. Навсегда.
С момента появления Зака в жизни Митьки прошло три года. Мой друг влюбился в него по-настоящему с первого взгляда и на всю жизнь. Наверное, по-своему, он был счастлив. Наверное. Ибо такого "счастья" я и врагу бы не пожелала. Зак то появлялся на какой-то короткий срок, то вновь исчезал в неизвестном направлении. Причем надолго. Я видела, как Митька мучился от неизвестности и страдал. Но не жаловался. Даже мне. Вообще ни разу. Он просто уходил в себя и будто замерзал без своего любимого.
Поначалу он пытался его искать, и я усердно помогала ему, но наши поиски не увенчались успехом. Зак словно сквозь землю проваливался. И это было странно. Да и вообще, странности вокруг таинственного любовника моего друга можно было разгребать совковой лопатой.
Начнем с того, что ни разу за все это время я его в глаза не видела. Более того, Митька как-то раз привез фотки с какой-то выставки, где они с Заком были вдвоем, и случайный фотограф запечатлел их на Митькину "мыльницу". Он бережно вытащил снимки из конверта и разложил их на столе. Я с интересом посмотрела на фотки, потом подняла на него недоуменный взгляд. Фотографий было пять. И на всех был изображен Митька. В единственном числе. Зака на фотографиях не было.
Митька начал стремительно бледнеть и рухнул на стоявший рядом стул. Я бросилась на кухню, налила воды и притащила его другу.
— Выпей и успокойся.
Митька жадно пил воду, его руки тряслись, а зубы стучали о край стакана.
Я смотрела на него, и очень нехорошее подозрение закрадывалось в мою душу.
Если честно, я подумала, что у него съехала крыша. Видимо, Митька что-то такое прочитал в моем взгляде:
— Клянусь тебе, Ларка, он, правда, там был. Не надо на меня так смотреть. Я не сошел с ума.
Я клятвенно заверила друга, что верю ему и совсем так не думаю, взяв себе на заметку, потихоньку связаться в интернете с парой наших общих знакомых из Питера на предмет существования Закарии в реальности. Должен же был Митька хоть где-то появляться со своим бойфрендом.
В тот же вечер, когда расстроенный Митяй уже спал напичканный снотворным, я зашла в сеть, написав пару сообщений "В контакте", получила ответ.
У Митьки действительно был друг. Закария. Потрясающе красивый кареглазый блондин. Я немного успокоилась. Слава Богу, с головой у моего Митеньки все было в порядке. Тогда куда он пропал с фотографий? Ответ на этот вопрос я получила гораздо позже.
Где-то через пару лет Митькиных отношений с Заком во время нашего совместного отдыха в Испании я обнаружила на правом предплечье друга странную татушку в форме эллипса, всю испещренную загадочными символами и письменами. Я не особый любитель подобной нательной живописи, но на мое скептическое "фи" вместо вразумительных объяснений получила лишь мечтательную улыбку. Допытываться, что да как, я не сочла нужным, в конце концов, у каждого свои тараканы в голове. У Митьки на тот момент они были размером с лошадь. А потом у меня случился бурный роман с Сергеем. Митька естественно был в курсе событий. В один прекрасный день я познакомила их, и они быстро подружились. С Митькой всегда было легко.
В период моей жизни с Сергеем Зак дважды исчезал. Последний раз мне пришлось привезти почти невменяемого от горя друга в Москву. Всю дорогу он лежал на заднем сидении моей машины, свернувшись калачиком, и тихо шептал, что Зак в смертельной опасности и может погибнуть. Не выдержав, я затормозила на обочине, залезла к нему и, встряхнув хорошенько, почти приказала все рассказать. Но Митька твердил, что это не его тайна, что он наконец-то знает, кто такой Зак, но говорить ничего не будет, ибо я сочту его за сумасшедшего и немедленно закрою в ближайшем дурдоме. Мысль показалась мне вполне разумной. Митька пошевелился, и в распахнувшемся вороте рубашки я заметила у него на шее тяжелую золотую цепь. Обычно он носил только крестик на тонкой цепочке, но эта вещь была очень дорогой и очень старой.
Мне нравится антиквариат, и я немного в нем разбираюсь, во всяком случае, с легкостью могу отличить турецкий ширпотреб от действительно качественного золота.
Цепь на Митькиной шее была ОЧЕНЬ качественной.
— Митя, это что у тебя? — я осторожно потянула за цепочку.
Он отвел мою руку и сам вытянул цепь из-под рубашки.
— Это подарок Закарии.
Я, мягко говоря, охренела! На цепочке висел умопомрачительной красоты старинный перстень, явно ручной работы. Такая безделица на каком-нибудь аукционе стоила бы чертову уйму денег.
На червленом золоте в обрамлении каких-то драгоценных синих камешков, которых я в жизни своей не видела, сплелись в причудливом танце две змеи, настолько искусно вырезанные, что казались живыми. А по бокам мелкими бриллиантами были выложены вензелем две буквы, напоминающие латинские Z и M.
Это было похоже на фамильную драгоценность, которую люди передают из поколения в поколение. И вот эту безделушку, стоимостью в пару миллионов долларов, таинственный Зак подарил моему другу. Признаться, я его даже зауважала, хотя Митька мой бесценен.
Я спрятала цепь с перстнем Митьке под рубашку и наглухо застегнула воротник.
Не приведи Господь, кто-нибудь увидит его! У нас в стране убивают и за сто рублей.
Я привезла Митьку в Москву. Весь день мы с Серегой развлекали его, как могли: сводили в любимый ресторанчик, прогулялись по Арбату, а вечером играли в монополию.
Митька старательно делал вид, что ему весело, видимо, чтобы нас не обидеть. В половине двенадцатого он встал из-за стола, почему-то пожал руку Сереге, чуть задержав её в своей, а потом подошел ко мне и поцеловал. В губы. На моей памяти так мы с ним целовались лет в четырнадцать и то несколько раз просто затем, чтобы научиться.
Пожелав нам спокойной ночи, он прошел в комнатку, где ночевал, когда приезжал ко мне в гости, и на пороге обернулся.
В моей голове что-то назойливо свербело и никак не оформлялось в связную мысль.
Поздно ночью, уже почти засыпая в объятиях Сергея, я наконец поймала ускользающую от меня на протяжении двух часов мысль — он ПРОЩАЛСЯ.
Вскочив с кровати, как ошпаренная, я полуголая понеслась в комнату Митьки.
Сергей бежал за мной. Я первая ворвалась в крохотную комнатку.
На дворе стоял промозглый и дождливый октябрь. Окно в комнате было закрыто наглухо и задернуто плотными шторами. Митьки в комнате не было.
Его не было вообще нигде. Мы перевернули всю квартиру. Меня колотило в истерике, пока Серега не влепил мне пощечину и не приказал успокоиться.
Я стояла посреди разворошенной квартиры, прижимала к груди Митькины куртку и ботинки, а по щекам безостановочно лились слезы. Мой друг исчез из моей собственной закрытой квартиры в одной рубашке и тапочках. Куда? Это было известно только Богу и еще Закарии...
Из воспоминаний меня выдернул тихий голос Сергея:
— Лар, может, ты здесь ляжешь? Поспишь пару часиков и поедешь.
— Спасибо, но я домой, — я залпом допила остывший кофе и поднялась.
Мысли о пропавшем Митьке всегда ввергали меня в тоску и уныние.
Мы искали его везде. Родители сходили в милицию и объявили Митьку в розыск. С тех пор прошло уже два года, а он до сих пор числился пропавшим без вести.
Я чмокнула Сергея в щеку и поплелась в ординаторскую переодеваться.
Смыться по-тихому не удалось. У самых дверей реанимации Сергей догнал меня.
— Ключи, — потребовал он и протянул руку.
— Что? — прикинулась я валенком.
— Ключи от машины.
— Сережа, пожалуйста...
— Никаких "пожалуйста", — его тон был сухим и непреклонным и не предвещал ничего хорошего. — Хочешь пополнить ряды наших пациентов? Ключи, я сказал!
Я вытащила из кармана куртки ключи от Туарега и подала ему. Спорить было бесполезно.
—Тачка ждет у главного входа, — бросил он вслед. — Приедешь домой — немедленно в постель!
— Слушаю и повинуюсь, папочка! — огрызнулась я, злорадно прикидывая, что завтра ему придется перегонять еще и мою машину.
У входа в больницу меня действительно поджидало такси — задрипанная "Волга", выпущенная вероятно еще в год моего рождения.
Скептически оглядев чудо советского автопрома, я подумала, что в этом корыте гораздо больше шансов оказаться на больничной койке, чем в надежном внедорожнике. Но выбора все равно не было.
Бросив прощальный взгляд на свою машинку, припаркованную рядом и терпеливо ожидавшую хозяйку, я мысленно сказала ей "прости" и, плюхнувшись для безопасности на заднее сиденье, назвала адрес.
Дом встретил меня тишиной и уютом. Сил на ванну уже просто не осталось. Я быстро приняла душ и, облачившись в любимую пижаму, рухнула в постель. Уснула я, наверное, уже по пути к подушке.
Разбудил меня телефонный звонок. Потянувшись к мобильнику, мельком взглянула на будильник на прикроватной тумбочке. Часы показывали без четверти восемь. Я продрыхла весь день. Очаровательно!
Не глядя на дисплей, нажала кнопку и поднесла трубку к уху.
— Алло.
— Лара...
Я моментально села в постели, а затем и вовсе вскочила на ноги. Сон как рукой сняло.
Из трубки, далекий и хриплый, раздавался голос моего пропавшего друга. Моего Митеньки.
— Митька! Митенька! — заорала я как ненормальная. — Ты, где был, Митька?!
Миллион вопросов роился в голове, и я не могла решить, какой задать первым.
Но Митька не дал мне озвучить ни одного.
— Ты можешь приехать через час? — перебил он меня и назвал адрес тихого сквера, находящегося где-то на задворках Якиманки, но по счастью не слишком далеко от моего дома. Его голос звучал глухо, словно из могилы, но меня ничего не волновало. Он нашелся, и это сейчас было главное.
— Я буду через полчаса, — по моим щекам бежали счастливые слезы. —Митька, ты нашелся! Господи!
— Будь там ровно в девять. Мы придем. И он повесил трубку.
Я недоуменно уставилась на разом притихший телефон. Потом потрясла головой. Может, мне приснилось. Нет. Звонок был реальный. Я заглянула в папку входящих. Да, звонок был, но номер скрыт. Черт! Опомнившись, я бегом кинулась в ванную. Времени, чтобы умыться, одеться и не опоздать, было не так уж и много. Меньше, чем через час я увижу Митьку, а дальше разберемся по обстоятельствам. Я примчалась в сквер за десять минут до назначенного срока, нервно закурила, стоя под фонарем, и стала озираться по сторонам. Местечко было довольно ухоженное. Стояло несколько довольно удобных скамеек, в центре размещался небольшой фонтан, не работающий по случаю ранней весны, в окружении клумбы, на которую летом высаживали цветы. Вероятно, днем скверик был любимым местом прогулок для мамаш с детишками и пенсионеров. Но сейчас, не смотря на довольно непоздний для марта вечер, в небольшом сквере кроме меня не было ни души. Лишь со стороны улицы доносился обычный городской шум. Я докурила сигарету и уже собиралась дойти до ближайшей урны, чтобы выбросить окурок, как вдруг все звуки разом исчезли, и меня будто пригвоздило к месту. Ощущение было такое, словно меня накрыли прозрачным звуконепроницаемым колпаком. Я машинально разжала пальцы, и окурок упал на мерзлый асфальт. Фонарь надо мной замигал и погас, в воздухе ощутимо запахло озоном. Мне стало страшно. Я чувствовала, как между лопаток потек холодный пот, а следом по спине пробежала волна мурашек. На уровне моих глаз появилась ослепительно белая точка, которая стремительно увеличивалась в размерах, образуя нечто вроде сферы, затем послышался приглушенный хлопок и передо мной прямо из воздуха материализовались две фигуры, закутанные в черные балахоны. Они стояли друг за другом. Один из них крепко, но бережно прижимал другого к себе. В руках у второго была, как мне тогда показалось, корзинка для пикника.
Вокруг стояла полнейшая тишина. Оба незнакомца одновременно подняли правую руку, сбросив с головы глухие капюшоны, скрывающие их лица.
В стоявшем ближе ко мне я с трудом узнала Митьку. Нет, это, конечно же, был мой пропавший друг, но он изменился. Митька вытянулся, теперь он выглядел выше и еще тоньше, чем был раньше. В его фигуре сквозила какая-то неземная легкость. Почти прозрачная кожа, тонкие черты лица — всё обострилось, словно то, что было в нём заложено от природы, довелось до совершенства, до абсолюта. Его зелёные глаза сияли на лице, как два цельных изумруда, а взгляд казался глубже и мудрее что ли. Да и сам он весь будто светился изнутри.
И ещё, создавалось впечатление, словно он только что с кем-то дрался. Это Митька-то! Вечный пацифист, который даже комаров не убивал, а просто отмахивался от назойливых мошек. Он был какой-то взъерошенный, правую щеку пересекала большая царапина, а левая рука замотана не очень чистой тканью, сквозь которую проступала кровь.
Его спутник тоже выглядел весьма потрепанным, но все равно он был невероятно, невозможно красив. Высоченный (я упоминала, что без ума от высоких мужчин?), хотя при моем метре пятидесяти шести все, кто выше ста семидесяти сантиметров, уже кажутся мне высокими.
Но Зак, а, судя по всему, это был именно он, был действительно очень высоким. Густая грива светлых, почти белых волос была собрана в длинный хвост. В глазах цвета темного шоколада полыхал такой яростный огонь, что казалось одной его силой можно рушить стены. Рука Закарии обвивала талию Митьки, но так будто он в любую секунду был готов рвануться вперед и загородить юношу своим телом, и его поза недвусмысленно давала понять, что значит для него тот, которого он прижимал к себе. Его фигуру, завернутую в черный балахон, я не могла рассмотреть. Зато очень хорошо разглядела его уши, заостренные кончики которых не смогли скрыть несколько выбившихся из хвоста прядей, спадавших ему на плечи. Господи, помоги мне! Передо мной стоял эльф!
Несколько коротких мгновений я смотрела на них, смаргивая слезы, поражаясь тому, как целостно, как, черт возьми, совершенно и прекрасно они выглядели... Я дернулась навстречу Митьке, пытаясь подойти и обнять его, но не смогла сделать даже шагу. Друг грустно улыбнулся мне и покачал головой, мол, не надо. Затем его губы сложились в слова, и я смогла прочесть: "помоги нам". Закария через Митькино плечо склонился над корзинкой и что-то произнес. В тот же миг свет будто чуть отступил, Митька быстро наклонился, и корзинка оказалась вне сверкающей сферы. Сияние вокруг них начало угрожающе потрескивать, потом тускнеть, Митька еще раз ободряюще улыбнулся мне на прощание, и все пропало. Вернулись звуки улицы, по-прежнему, горел фонарь, со стороны входа в сквер слышались какие-то голоса.
Я больно ущипнула себя, все, что произошло меньше минуты назад, никак не могло быть реальностью, потом посмотрела на запястье, думая, что торчу тут уже как минимум полчаса, однако прошло каких-то пять минут. Я потрясла головой, все еще не веря в происходящее. Окончательно я вернулась в свой мир, когда услышала странный звук. Я опустила глаза вниз. У моих ног стояла вполне себе реальная корзинка, из которой доносился слабый писк. Наклонившись, я подняла её с земли и осторожно приоткрыла крышку.
Из вороха меха, завернутый в нежно-голубую простынку, обрамленную белоснежными кружевами, на меня таращился крохотный младенец. Я захлопнула крышку, попятилась и рухнула на ближайшую скамейку. Ноги совершенно отказывались мне служить.
Следующие события начисто выветрились из моей памяти, ибо обратный путь до дома я и до сих пор не могу вспомнить. Очнулась я в собственной квартире, сидя на пуфике в прихожей. Истошно звонил дверной звонок, а в моем кармане заходился "металликой" сотовый. Звонил Сергей. По ходу, и в дверь, и на мобильный. Видимо, я набирала его, но совсем ничего не помнила. Из корзинки доносился отчаянный детский плач. Я поднялась с пуфика, по-прежнему намертво вцепившись в ручку корзины, и открыла дверь. В прихожую вломился перепуганный Серега.
Схватив меня за плечи, он сильно встряхнул меня и рявкнул:
— Лариса, что у тебя стряслось?
Полным именем он называл меня, только если сильно злился или нервничал. Сейчас, похоже, происходило и то, и другое.
Я молча опустила глаза на рыдающую корзину. Он довольно грубо выдернул её у меня из рук и открыл крышечку.
Надо было видеть Серегины глаза, когда он заглянул внутрь! Но он быстро взял себя в руки, схватил меня за рукав куртки, потащил в комнату и усадил в кресло. Поставил корзинку на стол, прошел в кухню, что-то бормоча под нос, чем-то погремел там и вернулся со стаканом воды и мензуркой, из которой жутко несло валокордином.
— Пей.
Я попыталась отказаться, но он угрожающе посмотрел на меня:
— Выпей, я сказал, а то силой заставлю.
Я покорно выпила лекарство, и Сергей повернулся к столу. Очень бережно он достал из корзинки ребенка вместе с пушистым одеяльцем и аккуратно развернул его. Вытянув шею, я наблюдала за его действиями.
Да, я женщина, но у меня никогда не было детей, и я совершенно не умела с ними обращаться. Сергей же после окончания института одно время хотел быть неонатологом и даже прошел интернатуру, к тому же у него была трехмесячная Алинка, поэтому он ловко управлялся с малышом, что-то ласково ему приговаривая.
— Ларка, откуда у тебя ребенок? — спросил Серега, выпутывая младенца из пеленок и осматривая.
Я уже почти пришла в себя. Сбросив куртку в кресло, подошла ближе.
— Митька, — пробормотала я, рассматривая малыша. — Это его ребенок. Он отдал его мне. Сереж, давай позже, а?
Сергей посмотрел на меня как на умалишенную, но головой кивнул утвердительно, продолжая осмотр. По словам моего друга, ребенку от роду было не больше недели. И это был мальчик — крошечный, но совсем не сморщенный и красный, как обычные новорожденные. Белоснежная кожа, темные волосики, синие глазки, крохотный носик — весь он был такой хорошенький и хрупкий, словно стеклянный. Я осторожно протянула руку, коснулась шелковистых волосиков и открыла ушко. Оно было абсолютно нормальным, не таким, как у Зака. Если это и был эльфийский младенец — внешне он был очень похож на обычного человеческого кроху.
Мой взгляд упал на красивую кружевную пеленку. Материал напоминал тончайший батист, но структура ткани была немного иная. Я потрогала уголок, ткань была шелковистой на ощупь и почти невесомой. И тут я обратила внимание, что в углу был вышит какой-то рисунок. При ближайшем рассмотрении рисунок оказался гербом с монограммой. Две змеи, свившиеся в причудливом танце и незнакомые буквы. Где-то я уже такое видела... Минут пять малыш лежал спокойно в руках Сергея, будто позволяя себя осмотреть со всех сторон и убедиться, что с ним все в порядке, но потом опять зашелся криком. Боже!
— Похоже, мы голодные, — нежным голосом промурлыкал Серый.
Блин, я даже не подозревала в нем таких талантов.
— Ты побудешь с ним или в магазин сходишь?
— В магазин, — оставаться наедине с малышом я была пока не готова.
Держа кроху на согнутой руке и покачивая - другой, Сергей на газете с программой нацарапал длинный список необходимого.
В круглосуточном супермаркете недалеко от дома из списка выданного Серегой мне удалось раздобыть только детскую смесь, упаковку памперсов, влажные салфетки для новорожденных и две пластиковые бутылочки.
Я притащила все это богатство домой, и следующий час мы были заняты исключительно моим крохотным гостем. Точнее занят был Серега, я была, что-то вроде принеси-подай, периодически просто путаясь под ногами и попутно рассказывая ему обо всем, что со мной приключилось. Острые уши Зака я в рассказе благоразумно не упомянула. Моя повесть и так больше напоминала бред сумасшедшего. И только малыш, вымытый, облачённый в новый памперс, запеленатый в ситцевый платок моей покойной бабушки и мирно сосущий бутылочку со смесью у Сережи на руках, был доказательством, что я говорю правду.
— Почему ты решила, что это Митькин ребенок? — спросил Сергей. — Он тебе что-нибудь сказал.
— А чей же еще? - я пожала плечами. — Раз он передал его мне, значит его. А сказать он ничего не успел. Я только смогла прочитать по губам: "помоги" и все. У них там видимо напряженка со связью. Но у него явно что-то случилось. Что-то очень нехорошее, раз предпочел спрятать малыша здесь.
— Что делать-то думаешь? — друг положил уснувшего малыша в корзинку и пошел в прихожую.
— Как это - что? Это же Митькин ребенок. Я буду о нем заботиться и ждать возвращения Митьки. Придет же он за ним когда-нибудь.
— Совсем сдурела да? Да ты же с детьми даже обращаться не умеешь!
— А что ты предлагаешь? — я уперла руки в бока. — Отдать его в детдом что ли? Фигушки! Митька доверил его мне, вот я и буду ему приемной мамой. А обращаться с ним я научусь, не переживай. Твоя же Светка, в крайнем случае, поможет. Да и ты тоже. Или ты откажешься?
— Нет, конечно, что ты, Лар. Мы поможем тебе. Только учти — ребенок не игрушка.
— Я в курсе, — проворчала я.
— Тогда, знаешь — приезжай завтра к нам. Поживешь пока. Места много. Привыкнешь. Светка тебя всему научит. Да и лишнего внимания соседей не стоит привлекать. А то какая-нибудь бдительная бабуся стукнет ментам, что у тебя, откуда ни возьмись, образовался ребенок. Поди потом докажи, что ты его нигде не украла.
Мысль была очень даже разумной. И прощаясь с Серым на пороге квартиры, мы договорились, что завтра с утра мы с малышом переезжаем к Сергею.
Поздно ночью, баюкая на руках маленького эльфа, я окончательно поняла, что никогда в жизни не смогу с ним расстаться, что этот кроха будет моим и только моим мальчиком. И сколько бы трудностей и формальностей мне бы не пришлось преодолеть, я никому его не отдам. А еще я страстно желала, чтобы Митька вообще никогда не пришел, чтобы забрать его.
На следующий день мы с малышом переехали к Сереге. Опыта обращения с младенцами у меня не было никакого, и Светка — его жена взялась меня всему обучить. Мы с Серым не стали вдаваться в подробности о том, откуда у меня ребенок, сказали только, что я нашла Митьку и это его сын. Но он сейчас не может его забрать, и малыш пока поживет со мной. Светка была прекрасной женщиной, но слегка глуповатой, очень доверчивой и верила всему, что говорил ей муж.
На работе мне дали не использованный за прошлый год отпуск, и, пока Светка нянчилась с обоими малышами, я начала действовать.
Благодаря обширным связям друга и весьма кругленькой сумме, мы довольно оперативно оформили усыновление. Я назвала его Даниилом, дала свою фамилию и Митькино отчество. Так в моей жизни появился Шахов Даниил Дмитриевич. Маленький эльф превратился в обычного мальчика. Моего сына.
А потом я уехала к родителям. Появившись на пороге родительской квартиры с чемоданом и ребенком на руках, я вызвала у них бурю удивления и массу обид. Они упрекали меня, что я не сообщила им о том, что жду ребенка и всякое такое, но я упорно сносила их справедливые, в общем-то, обвинения в легкомыслии и неблагодарности. Сказала только, что я уже выросла и имею полное право распоряжаться своей жизнью по своему усмотрению. О том, что Данька не мой ребенок, я не сказала ни слова.
Родители очень помогали мне. Мама сидела с Данечкой, а мы с отцом мотались по агентствам недвижимости. Я намеревалась продать бабкину московскую квартиру и поселиться в родном городе. Подальше от греха и любопытных соседей.
В итоге, когда Даньке исполнилось четыре месяца, я уволилась с работы, купила прекрасную квартиру в новостройке недалеко от родительского дома, и мы с сыном переехали туда. Подружки моей матери и подъездные бабки в родном доме, конечно, шептались за моей спиной, что такая умница и красавица, как я, не смогла охомутать какого-нибудь московского бизнесмена, а принесла в подоле и осталась матерью-одиночкой. Но мне на них было плевать с высокой колокольни.
У меня осталось достаточно денег от купли-продажи квартиры, и я спокойно жила еще год на них и на пособие для Даньки. Когда моему сыну исполнилось год и два месяца, я начала искать работу и без проблем устроилась анестезиологом в одну из местных больниц. Данечка сидел с моей мамой.
После долгих раздумий и фантазий на тему, откуда у двух мужчин мог взяться ребенок, я пришла к выводу, что скорей всего им родила его какая-то эльфийка. А что — суррогатное материнство у нас, между прочим, очень даже популярно. Может и в мире, где сейчас обитал Митька, тоже есть нечто подобное.
Я понятия не имела, какой была его мать, но мой сын был очень красивым мальчиком. На Митьку он не походил нисколько, на его любовника — даже не знаю. Всматриваясь в тёмно-синие, почти чёрные, глаза Даньки я почему-то вспоминала пронзительный взгляд белокурого эльфа. Так что, скорее всего именно Зак был отцом мальчика.
Меня очень долго беспокоили его ушки и, укладывая малыша спать, я подолгу рассматривала их. Но ушки не меняли своей формы и, слава Богу.
Еще, я не сделала ему ни одной прививки, как бы ни уговаривали меня педиатры. Я просто не знала, как отреагирует организм маленького эльфа на чужеродный вирус, и отказалась от них вообще. Малыш и так ничем не болел. Нас миновал даже банальный и привычный для всех крох насморк.
Когда мне говорили, что сын очень похож на меня, мол, такой же круглолицый и черноволосый, я просто млела от удовольствия! Данечка был очень смышленым и развитым ребенком. Он рано пошёл, а когда заговорил — почти не коверкал слова и правильно выговаривал буквы; был очень любознателен и с большим удовольствием разбирал игрушки и не просто ломал, а упорно пытался собрать обратно! В основном устранял поломку дед, но Даня тоже помогал и внимательно смотрел за починкой.
Он прекрасно ладил с детьми и охотно шел на контакт. Еще сидя в прогулочной коляске, Даня радостно махал прохожим ручкой, а когда бабушка научила его воздушным поцелуям, еще и поцелуйчики всем раздавал, умиляя окружающих. Крайне общительный он не чурался взрослых, мог спокойно обратиться к продавцу в магазине или попутчику в транспорте. А еще он очень любил петь! Прямо на улице. И всегда добивался всего, чего хотел — отказать ему было просто невозможно. Я следила за ним в оба глаза, пытаясь увидеть хоть какое-то проявление магических способностей, которыми, по моему мнению, обладали все эльфы без исключения, но ничего не обнаруживала. А уж мнению своему я доверяла! Я перелопатила гору литературы, облазила все интернет ресурсы, которые хотя бы словом упоминали об этом народе. Я почти наизусть знала их классификацию и ранги. Но в основном все это была чепуха и детские сказки. То, что мне было нужно, не упоминалось нигде. Да уж, реальные эльфы умели скрываться достойно.
Это было странное место. Тусклое безликое, будто припорошенное пеплом. Здесь не существовало законов, по которым жил мой мир, не на что было опереться, зацепиться взглядом. Сухая, изрытая глубокими трещинами, равнина уходила далеко за горизонт, и я пошел туда вместе с другими, бредущими рядом со мной безмолвными силуэтами. Клубящийся вокруг серый туман напоминал клейкое густое желе, и каждый шаг давался с неимоверным трудом. Чувства притупились, эмоции исчезли, стирая из памяти картины прошлого - осталась лишь безысходность, когда наконец равнина закончилась у широкой реки. Черная густая маслянистая жидкость, от поверхности которой поднимались ядовитые испарения, тускло блестела меж пологих берегов. Силуэты бредущих рядом людей, превращаясь в бесплотные тени, поднимались над жутким водоемом и уходили на другой берег, а я оставался. Я не мог перейти реку и не мог вернуться обратно, я потерял ориентиры, забыл кто я, откуда и что здесь делаю. Я не знал, как долго нахожусь здесь: неделю, месяц, год...
Вокруг царило безвременье. Мне казалось, я кричал, но звуки поглощались клубящейся вокруг серостью. Я уже почти смирился с неизбежностью —бесцельно бродить здесь до скончания времен, когда однажды из ниоткуда, из бесконечного далека не пришел смутно знакомый голос: "Возвращайся..."
Он звал меня, выдергивая из бессмысленного отупения. "Возвращайся..." И я пошел, с каждым шагом все больше узнавая его, цепляясь как за тонкую невидимую нить, за этот знакомый, теплый и бесконечно родной голос...
Сначала вернулись запахи — пахло чем-то удивительно свежим, как весной после грозы, потом звуки — чей-то тихий голос звучал где-то неподалеку, а затем свет - он ощущался даже сквозь сомкнутые веки.
Я открыл глаза — яркий, ослепительно-белый свет больно ударил, и я снова зажмурился.
Ко мне склонилась чья-то тень, и нестерпимый свет ушел, позволив открыть глаза. Я лежал на кровати в спальне фамильного замка, надо мной стоял Закария. Длинные белые волосы брата мягко коснулись моей груди, в темно-карих глазах светилась отчаянная радость.
— Кристиан! Ты вернулся!
Я поднял руку и осмотрел её. Она была такая тяжелая, словно к ней подвесили десятипудовую гирю, но это была моя рука — вполне себе настоящая, и это значило, что я был... жив?
— Я жив, — попытался сказать я, но из горла вырвался лишь сдавленный сип.
Прикрыв глаза и внутренне собравшись, мне все же удалось прохрипеться до более-менее связного тона:
— Сколько меня не было?
— Год, — голос Закарии дрожал от волнения. — Тебя не было год, Крис. Мы уже думали, что ты никогда не очнешься.
Ничего себе. Я снова закрыл глаза. Силы таяли, как прошлогодний снег, но мне нужно было знать.
К Закарии подошел невысокий юноша, насколько мне помнилось, его любовник, и встал рядом:
— Мы так счастливы, что ты снова с нами, Кристиан, — его лицо осветилось улыбкой.
— Что с моей семьей? — я чувствовал, что в моем голосе помимо надежды звучит страх. Потому что боялся самого худшего.
— Крис, мне так жаль, — лицо Закарии омрачилось. — Алана...Мы опоздали. Она погибла...
Что ж, этого следовало ожидать. Будь у неё в довесок к своенравию хоть капля мозгов, этого бы не случилось.
— А мой сын?
Повисла пауза. Зак и юноша переглянулись. Затем Закария встал на колени перед кроватью и быстро заговорил:
— Твой сын жив...
— Слава Мерлину! — вырвался у меня вздох облегчения.
—Но он не с нами, — продолжил брат.
— Как это? — я непонимающе уставился на Закарию.
— В тот день мы нашли его, но твоя жена была мертва, и мы не знали, что делать. Нужно было спрятать его, чтобы клевреты Бастиана, которые рыскали поблизости, не смогли до него добраться. Их еще было слишком много. Я создал сферу, и мы оставили его в мире людей.
— Ты отдал моего ребенка людям?! Как ты посмел? — я ушам своим не верил.
Если Закари и был весьма эксцентричен в некоторых своих поступках, то ума ему было не занимать.
— Прости нас. Но это был самый оптимальный выход. В первую очередь мы думали о его безопасности. Митя передал его своей подруге, которая ему, как сестра. Она целитель и сумеет позаботиться о нем. Мы думали, что сможем забрать его как можно быстрее. Но во время битвы ты обрушил Портал. До основания. Врата закрылись. И мы пока не можем ничего сделать. Мы с Дэймондом пытались, но ничего не получилось. Стайлс сказал, нужна твоя сила. Без неё никак. Вязь заклинаний рассыпается. Потому что ты истинный Правитель.
Я попытался приподняться, но не смог, был еще слишком слаб, и снова откинулся на подушки.
— Тебе нужно набраться сил, Кристиан, — подал голос, молчавший до этого момента, Митя. — Ларка очень хорошая! Я обещаю, она позаботится о твоем сыне.
— Да, правда, — поддержал его Закария. — Мы позже это обсудим. Когда ты немного придешь в себя. А после твоего окончательного выздоровления мы все вместе восстановим Портал, и ты вернешь себе сына.
—Уходите, — я отвернулся. — Мне нужно побыть одному.
Когда они ушли, я погрузился в тягостные размышления. Итак. Все настолько плохо, что хуже уже просто быть не могло. Что мне принесло возвращение в мир живых? Моя жена мертва, а сын в чужом мире, доступ в который закрыт. И закрыл его я сам.
Я убил Бастиана и остановил войну, но цена, которую я заплатил, была непомерно высокой.
Мысль о том, что мой сын находится в чужом мире, убивала меня, и уверения Мити, что женщина, которой они с Закари отдали его, сможет позаботиться о нем, нисколько не утешали. Магу, пусть даже такому крошечному, не место во враждебном мире. Это сейчас ему год и магия еще не успела пробудиться в нем, но что будет, когда он подрастет? У ребенка, родители которого — стихийные маги, причем далеко не самые слабые, магические способности могут проявиться в любой момент, а рядом с ним не будет никого, кто бы смог объяснить, как их контролировать. О реакции Митиной подруги на необычность малыша я и думать не хотел.
Если бы Даниэль не остался в мире людей, я вообще бы не стал заморачиваться восстановлением Портала. Разрушен, и слава Мерлину — одной проблемой меньше. Мне никогда не нравилась эта затея отца. Но все случилось так, как случилось, и ничего уже с этим не поделаешь. Мой сын — Наследник клана Мэллори, оказался по другую сторону разрушенного Портала, и его требовалось восстановить как можно быстрее.
Но я не имел ни малейшего представления, как это сделать и сколько времени потребуется на его восстановление.
Создавая Врата, великий Мерлин наряду со своей магией использовал силу двух Правителей, живших в те далекие времена.
В основе Портала лежали две пентаграммы, вложенные друг в друга и связанные между собой магией Избранных.
Используя стихийную магию на полную катушку, я не учел, что место нашей битвы с Тёмным находится слишком близко, тогда мне было не до расчетов и размышлений. И вот результат, по словам Зака, мой выброс разрушил эту связь, и, чтобы восстановить его, нужны заклинания, произнести которые могут только потомки тех, кто создал Врата. Наследники двух Правителей.
Когда мой отец открывал Врата, было проще. Они не были нарушены. Просто закрыты. И то, ему потребовалось не одно десятилетие, чтобы открыть их.
Я помню те времена, когда он не вылезал из библиотеки, зарывшись в горы свитков и манускриптов, чтобы найти нужную комбинацию заклинаний. А что делать мне? Как вытащить сына из мира людей, если Портала между мирами практически не существует и один из Наследников мертв?
Возможно, существует некий способ обойти заклинание, но его неплохо бы сначала найти. А для этого нужно восстановить силы, и как можно быстрей. Причем не только магические. Что могу сделать я, год пролежавший в коме и не имеющий сил даже на то, чтобы самостоятельно встать с постели?
Размышляя подобным образом, я пришел к выводу, что самое большее, что могу сейчас сделать, это привести собственно состояние если не к своей обычной норме, то хотя бы близкой к ней.
Когда в спальню через час зашел Закари, я потребовал принести из своей лаборатории все запасы восстанавливающих силы зелий, имеющихся в наличии и позвать сюда моего личного целителя.
Результаты моих усилий, помноженные на старания мистера Эдлунда, Зака, его сердечного друга и зелья, сваренные мною пару лет назад, находящиеся до сей поры под чарами консервации, как чувствовал, что пригодятся, не пропали даром.
Уже через неделю я мог, не цепляясь за плечо брата, довольно сносно передвигаться по комнате и свободно удержать в руках перо и бумагу. Я подолгу сидел у стола или, как вариант, полулежал в кровати, обложенный старинными свитками и гримуарами, в которых заключались знания не только моих предков, но и трактаты, написанные темными магами, большинство из которых считались запрещенными.
Попутно я досконально расспросил Митю о девушке, с которой жил мой сын. По его словам, она была прекрасным человеком и верным другом, работала врачом, так в мире людей назывались целители, и, вообще, была "своим в доску парнем". Не разделяя восторгов отца и брата относительно человеческого мира, я бывал в нем лишь пару раз, и плохо знал людей, поэтому мне приходилось полагаться на слова Мити, что девушка, которой Зак отдал моего ребенка, не обидит его и будет хорошо с ним обращаться. И я искренне надеялся, что так оно и будет. Для её же блага.
Через десять дней на пороге моей спальни появился лорд Дэймонд Стайлс — друг и партнер покойного Тайгера. Вообще-то он пришел в мой замок на следующий же день после моего возвращения в мир живых, но я не принял его. Не хотел, чтобы Тёмный видел мое плачевное состояние. Хотя, как сказал Закари, именно ему я был обязан своим возвращением: при помощи его лунной магии Зак смог найти меня по другую сторону бытия.
Проведенный им ритуал был весьма и весьма далёк от тех, которые использовали Светлые, но он помог брату достучаться до моего "Я", застрявшего между мирами и не имеющего возможности выбраться оттуда.
За год, пока я зависал в междумирье, Дэймонд практически не изменился. Внешне он выглядел, как всегда — все такой же роскошный аристократ. Вот только его необычные серебряные глаза потухли и не сияли больше, как когда-то в присутствии Тайгера. Как будто он замерз изнутри, и никто, и ничто не в силах был согреть его. Как будто Солнце ушло из его жизни, оставив лишь долгую бесконечную ночь... Тайгер исчез больше года назад, а Дэймонд, умный и рассудительный мужчина, до сих пор продолжал его ждать. Более того, Зак говорил мне, что он искренне верит в то, что Геллерт вернется. Хотя это и было чистой воды абсурдом. Никому еще не удавалось вырваться из Преисподней.
Хотя... его можно было понять. В какой-то степени. В свое время, будучи семнадцатилетним подростком, я тоже заглядывался на Тёмного принца. Я тогда учился в Калабриене, и мы часто устраивали совместные вечеринки со старшекурсниками Блэкмора. Тай на год младше меня, но уже в то время он был невероятно красивым юношей, даже для мага. Все мы недурны собой, но он... его красота была какой-то иной... потусторонней что ли?..
Сейчас, зная, кем с рождения был Тёмный Принц, это можно объяснить, но тогда в школьные годы его загадочная, а в чём-то и вовсе мистическая внешность привлекала многих, вне зависимости от пола. И я не стал исключением. Довольно часто я просыпался на мокрых от пота, перекрученных простынях, с каменным стояком, со стыдом понимая, что предметом моих эротических фантазий является Тайгер Геллерт. Но это были только мои фантазии. Я прекрасно понимал, что даже если бы Тёмный принц обратил на меня внимание, у нас бы ничего не получилось. И слава Мерлину, что мои мечты о нем так и остались несбывшимися юношескими фантазиями.
Тайгер избрал партнера под стать себе. Они были самой красивой парой по обе стороны Магического мира, и это признавали все. В первый визит Стайлса в мой замок, мы просто поговорили на отвлеченные темы. Я расспросил его о семье, на что получил довольно исчерпывающий ответ, что с его супругой и сыном все в порядке, а младший брат, в этом году пойдет в заново отстроенный Блэкмор. Дэймонд, в свою очередь, отметил, что для человека, год пролежавшего в магической коме, я выгляжу вполне сносно, и выразил надежду, что такими темпами я восстановлю свои силы за пару месяцев.
Мы обсудили некоторые детали восстановления нашего мира, весьма ощутимо пострадавшего во время войны, оба старательно избегая темы гибели его друга. Я, надеясь на свои собственные силы и знания, не желал впутывать Тёмного в свои планы, наивно полагая, что смогу найти решение самостоятельно, не прибегая к его помощи. Он же, похоже, вообще не хотел говорить о смерти Тайгера.
Однако уже через три месяца выяснилось, что без помощи лорда Стайлса обойтись просто невозможно. Вызванный в обстановке строжайшей секретности в дальней комнате моей подземной лаборатории дух предка огорошил меня известием, что молодого Геллерта среди умерших нет, но зато дал мне весьма дельный совет, обратиться к его партнёру. Если они связаны партнерством, остаточная магия Тайгера должна была сохраниться в Дэймонде до сих пор. А уж партнёрство их со стороны больше напоминало зависимость друг от друга, чем обычную сексуальную связь. Это было видно невооруженным глазом, даже нам — Светлым, и объяснить это странное явление не брался никто, хотя партнёрство в нашем мире было не таким уж редким явлением.
Еще три месяца я упрямо отказывался от идеи посвящения в свой план Тёмного, но потом, всё же согласившись с доводами разума, что только зря теряю время, решил поговорить с ним. Он довольно часто навещал Закарию, с которым за это время успел завести приятельские отношения, вызывая ревность у Мити.
Пока Зак со свойственной ему эксцентричностью не расставил всё по местам. Однажды он пришёл ко мне и заявил, что желает провести брачный ритуал со своим возлюбленным. Надо ли говорить, что я был категорически против. Закари настаивал, я сопротивлялся, как мог, и вопрос о брачном ритуале завис в воздухе.
Поговорить с Дэймондом я решился в один из холодных зимних вечеров. За окном бушевала вьюга, а Дэймонд пришедший навестить приятеля и не заставший его, был в этот раз в задумчиво-печальном настроении. Я пригласил его скрасить мое одиночество, скоротав этот вечер вдвоем. Он не отказался и теперь сидел, молча глядя на огонь в камине, думая о чём-то своем, и потягивал из бокала рубиновое вино.
— Дэймонд, — окликнул я его, — можно поговорить с тобой?
Стайлс вздрогнул, выходя из задумчивости, вопросительно посмотрел на меня и согласно кивнул.
— Я хотел поговорить с тобой о Вратах. Закария говорил мне, что вы пытались восстановить Портал, но у вас ничего не вышло. Почему?
— Потому что твой брат не Наследник, а я не из клана Избранных.
— А если мы с тобой попытаемся это сделать? Ты не откажешь мне?
— Кристиан, кому, как ни тебе, знать, чтобы восстановить Портал требуется сила двух Наследников. Я не смогу тебе помочь, при всём желании, ибо я не Тайгер, — он чуть поморщился при упоминании имени друга, словно от боли.
— Из достоверных источников я узнал — ты, возможно, можешь помочь. Вы состояли в партнерстве, и магия Тайгера должна сохраниться в тебе. Знак на твоей руке аккумулировал её в себе.
В ответ Дэймонд молча загнул рукав сюртука, расстегнул манжету белоснежной рубашки, обнажая предплечье. Я обалдело уставился на него, чувствуя, как все мои надежды идут прахом. Знака партнёрства на его руке не было.
— Ты все правильно понял, — тихо ответил лунный маг на мой невысказанный вопрос. — Мы провели ритуал разрыва за несколько месяцев до его исчезновения.
Он старательно обходил слово "смерть" в отношении Тёмного принца, предпочитая думать, что тот просто исчез. Хотя, пообщавшись со своим покойным предком, я уже сам не знал, что думать по этому поводу.
— Что же теперь делать? — растерянно спросил я. — Ты ведь понимаешь, портал необходимо открыть...
— Я все понимаю. Зак рассказал мне о твоём сыне. И я обещаю сделать всё, что в моих силах, чтобы помочь тебе. Но и ты, в свою очередь, должен пообещать мне кое-что.
— Что? — насторожился я.
— Позволь Заку жениться на своем избраннике, — попросил он, опустив голову. — Проведи брачный ритуал. Не лишай их возможности быть вместе! Закария любит Митю...
— Они и так вместе, — раздражённо возразил я. — Чего им еще не хватает? Не обязательно идти вразрез нашим обычаям, в угоду личным чувствам Закари. Их партнерство уже нонсенс. Митя — человек, а это против законов нашего мира! Ты же Тёмный маг. Вы все терпеть людей не можете, и, тем не менее, ты выступаешь на стороне Закари и его партнёра.
— Вот именно поэтому и выступаю, что Митя человек. Им отпущено слишком мало времени для счастья. Человеческий век настолько короток, что даже говорить об этом смешно. Не вина Закари, что он полюбил существо, чуждое нашему миру и обычаям. Любовь, знаешь-ли, не знает ни пола, ни возраста, ни того, кто ты — маг или человек. Она просто есть. И все. Если Зак не свяжет себя с ним узами брака, ты сам знаешь — что произойдет. Митя состарится и умрет, когда Закария будет в самом расцвете лет и магических сил. И твоему брату останется лишь оплакивать безвременно ушедшую любовь. Не лишай его возможности быть счастливым.
Я задумался. Дэймонд во многом был прав. Любовь Мити и моего брата была, как глоток свежего весеннего ветра посреди зимней стужи. Даже просто находиться рядом с ними было тепло. Будучи человеком, Митя рано покинет этот бренный мир, если учитывать, что век мага раз в пять длиннее человеческой жизни, и Зак снова останется один. Брачный ритуал даст возможность, по крайней мере, утроить жизненный путь его избранника.
Взвесив все "за" и " против", я согласился.
Забегая вперед, могу сказать — их свадьба вызвала грандиозный скандал в прессе и недовольство магов обоих сторон, но мы справились.
Уже на следующий день после моего разговора с Дэймондом мы стояли на месте обрушения Портала, утопая по колено в снегу. Растопив его, мы обнаружили выжженную дотла пустошь, лишь слабо угадывалась, покореженная сильным выбросом нижняя пентаграмма, да еле уловимая магия верхней, прослеживалась нами на ментальном уровне.
Стайлс вытянул из-за пазухи невероятной красоты медальон, состоявший из половинок сплавленных вместе старинных артефактов двух могущественных семей Тёмной стороны магического мира.
— Это один из медальонов, которыми мы обменялись с Тайгером, вступая в партнёрство, - объяснил лунный маг, позволяя ближе рассмотреть чудесную вещицу, но не выпуская из рук. — В нём заключена частичка нашей с ним общей силы. Они всегда помогали нам и оберегали в случае опасности. Второй пропал вместе с Таем. Очень надеюсь, что оставшийся позволит мне помочь тебе.
С этими словами он встал в центр едва видимой пентаграммы и, опустив артефакт на цепочке к самой земле, повел им по кругу. Медальон засветился призрачным светом, и пентаграмма ответила ему, слабеньким, но вполне различимым сиянием.
— Слава Мерлину! — вырвалось у меня. — Сработало.
— Рано радуешься, - осадил мой пыл Дэймонд. — Потребуется еще куча заклятий и не один месяц работы, чтобы восстановить основание, и столько же времени на воссоздание второй пентаграммы. Её, если ты заметил, вообще не существует. А именно она уравновешивает всю конструкцию. И это только основа. Понадобятся годы, чтобы Врата не просто приняли свой прежний вид, но что самое важное заработали. Причём в обе стороны.
Мало найти твоего мальчика в мире людей, вам ещё нужно будет вернуться обратно, и желательно, чтобы вас не расщепило по дороге.
Чтобы заставить работать артефакт в полную силу, мне необходимо полнолуние, и оно должно быть максимально приближено во времени ко дню, когда мы с Тайгером совершили обряд партнёрства. До этих пор займемся подбором подходящих заклинаний. Тебе необходимо поднять все возможные факты из жизни ваших предков, не отбрасывая легенды. Как выяснилось, они вполне могут быть правдой. Я со своей стороны обращаюсь к книгам и пергаментам, имеющимся в моем распоряжении.
Вернемся, как только будем во всеоружии и наступит подходящее полнолуние для ритуала.
В результате, вернулись мы к порталу только через полтора года, до зубов вооруженные различными формулами, комбинациями заклятий и даже зельями, сваренными мною. За это время Дэймонд периодически выпадал из обоймы, запираясь в замке Тайгера, но с этим приходилось мириться.
Наконец ясной июньской ночью, когда от полной луны было светло, как днем, мы приступили к ритуалу.
Стайлс скинул мантию, под которой кроме медальона ничего не было, я тоже разделся. В лунном свете фигура Дэймонда казалась призрачно-нереальной. Я со стороны не мог себя оценить, но выглядел я видимо точно так же, судя по едва заметному восхищению в глазах Темного мага.
За полтора года нашего совместного корпения над книгами между нами появилось нечто вроде привязанности, которую я, не то что бы боялся... Иногда казалось, стоит напрячься, и я смогу услышать его голос у себя в голове. И это несколько нервировало. Я никогда не был слабым магом, но отрицать могущество Тёмного было глупо, и привязанность к нему могла выйти мне боком.
Вместе мы наложили на место, где когда-то стояли Врата, кучу запирающих, скрывающих и заглушающих чар, чтобы ни одна птица или насекомое не смогли пробиться сквозь защиту и нарушить проведение ритуала. Наконец отзвучало последнее заклинание, окружившее всё пространство жемчужно-белой сферой, и я кожей почувствовал, как сгущается напряжение.
Мы уселись в центре очищенного пространства, Дэймонд снял с шеи медальон, зажал его в кулаке, вытянув руку вперед, и мы хором нараспев начали формировать поле призыва. Оно появилось почти сразу — полупрозрачная масса чистой магии дрожала и переливалась, рвалась в разные стороны, но направленная в самый центр облака рука лунного мага была тверда, хотя по его виску катились капельки пота. Облако было маленькое - призванная материя нестабильна. "Если он потеряет контроль, долбанет так, что от нас даже молекул не останется", — мельком подумал я. Но Стайлс держал! Мерлин его побери, держал поле! Правду говорят — магия любит не просто сильных, она любит наглых.
Тем временем лунный маг обуздал поле и отвел руку от уже стабильной материи. Снова зазвучал наш совместный речитатив, связывая магическое инфополе с будущей сердцевиной ритуала восстановления нижней пентаграммы. Дэймонд посмотрел на меня, и я, призвав пергамент с уравнениями, начал плести свое заклинание, описывая вокруг себя затейливые фигуры.
Затем настала очередь Дэймонда. Впервые в жизни я ощутил на себе воздействие чистой Тёмной магии, впервые понял тех, кто отказался идти к людям, навсегда связав себя с ней.
Темная магия была... сладкой, как дикий мед. Она щекотала обоняние обещанием неслыханных возможностей, текла под кожей горячими струйками силы, заставляла мелко дрожать на каждом выдохе, напрочь забывая о том, что нужно сделать вдох.
Я внимательно наблюдал, как Дэймонд вращал перед собой созданное нами инфополе, вплетая в последовательный график Мерлина струйки темных заклятий. Над нашими головами теперь облаком переливалось поле памяти. Если нам повезет и чары сольются с магией информационного поля всего нашего мира, пентаграмма будет восстановлена
Я сглотнул, завороженно наблюдая, как узкие цветные струйки заклятий скользили между тонких нервных пальцев Тёмного мага и послушно свивались в дрожащий клубок у поля, постепенно заполняя график и превращая его в полноценный макет-основу.
Облитая лунным светом обнажённая фигура Дэймонда вызывала почти благоговейный трепет.
Пергамент с нашими расчетами парил на уровне его глаз, но он, почти не глядя на последовательность цифр, продолжал вить тёмный кокон. Его шёпот был еле различим из-за грохота в ушах — так сильно билось мое собственное сердце от великолепия творимого ритуала, от восхищения вызванного его мощью. Сейчас не имело значения, что это Тёмная сила. Важно было, что эта сила подчинялась Дэймонду!
Она текла вдоль светившейся все ярче пентаграммы, явственней обозначая древние руны, начертанные самим Мерлином, щекотала нервы, упоительно поглаживала спину и звала... Звала к себе, заставляя кровь десятков поколений Мэллори с удвоенной скоростью бежать по моим венам от желания последовать этому зову.
Заклинания звучали всё громче, перед лунным магом теперь вращался конус, целиком сотканный из нитей заклинаний и выбрасывавший во все стороны щупальца-протуберанцы, словно хотел дотянуться до своего создателя. Но Дэймонд уверенно держал контроль.
Он приподнялся на коленях, блеснуло лезвие ритуального ножа. Кровь. Тонкая дорожка из надреза расчертила руку мага алыми разводами, осыпаясь на землю каплями, и мне невыносимо захотелось прижаться к его руке и поймать языком падающие горошины. Захотелось до острого вкуса железа во рту.
Стайлс вытянул руку точно над конусом, позволяя красной вязкой жидкости стекать к его основанию и впитываться, не оставляя следов. Затем направил готовый конус в верхний луч пентаграммы. Она задрожала, меняя цвет, втягивая конус вглубь. Воздух вокруг заискрился, наш ритуал начал слияние со всеобщим магическим полем. По лицу Дэймонда градом катился пот, кадык нервно дергался в попытках сглотнуть... И вдруг всё прекратилось.
Пульсация в висках схлынула, оставив после себя оглушающую, заполненную звоном тысяч невидимых нитей, тишину. Вся кровь прилила к сердцу и пульсировала там, заставляя его биться неровными сорванными толчками. Голова кружилась от страха. Если сейчас же ритуал не возобновится, разрушения прошедшей войны покажутся играми в детской песочнице. Половину магического мира снесет к Мордредовой бабушке!
Магия застывшего конструкта настойчиво требовала выхода. У Стайлса осталось совсем немного времени, чтобы устранить причину. Либо ликвидировать с таким трудом выстроенное инфополе. Температура вокруг нас ощутимо поднялась. По ногам забегали тысячи мурашек, кровь застучала в висках, толкнулась в кончики пальцев. Тёмная магия рвалась на свободу.
С замиранием сердца я смотрел на склоненную над неоконченным конструктом беловолосую голову, с ужасом ожидая катастрофы.
Стайлс вдруг поднял голову и пристально посмотрел мне в глаза. На красивом лице читалась холодная сосредоточенность.
"Ну же! — мысленно взмолился я. — Давай, Дэймонд! Ты найдешь выход. Я знаю. У тебя получится!"
Лунный маг что-то забормотал себе под нос и сфера, в которой мы находились начала заполняться молочно-белым туманом, почти скрывая его, но я всё равно успел заметить руку, опустившуюся к паху. Нетрудно было догадаться, что он собрался делать.
Стайлс загнанно дышал, сдерживая стоны, а я с трудом подавлял желание последовать его примеру. В паху горело огнем, но я отчаянно вцепившись руками в траву, сидел, как изваяние, вмешиваться в Тёмный ритуал - значило мгновенно расстаться с жизнью.
Наконец он всхлипнул, отчетливо выкрикивая имя — на одно короткое мгновение я увидел созданный лунным магом фантом Тёмного принца, Дэймонд разрядился прямо в конструкт, рухнув лицом на землю, и пентаграмма, засветившись ровным зеленоватым сиянием, начала вращаться против часовой стрелки.
Туман, окружавший его, рассеялся. Дэймонд несколько секунд просто лежал на земле, зарывшись носом в траву, потом вновь поднялся на колени, откинув назад мешающиеся длинные пряди, осмотрел результат своих трудов и удовлетворенно хмыкнул:
— Это всё. Теперь твоя очередь.
Свою часть ритуала я закончил довольно быстро, меня как истинного Наследника магическое инфополе не стало подвергать неординарным испытаниям и требовать каких-то других действий, кроме распевного речитатива заклинаний. Поэтому к утру на месте обугленного и покорёженного нечто переливалась радужными гранями новенькая основа будущего Портала.
Вторая пентаграмма далась нам не в пример труднее первой: мне буквально на себе пришлось вытаскивать к границе перемещения потерявшего сознание Дэймонда, настолько он был вымотан.
Зато медальон на его шее сверкал не хуже восстановленных нами пентаграмм.
Дальше дело пошло быстрее, и уже в марте, когда моему сыну должно было исполнится четыре года, Врата были почти восстановлены. Почти. Ибо открывались лишь на несколько мгновений и были настолько узки, что Зак едва успел с помощью своей стихийной магии заглянуть туда. Но и этих нескольких минут ему вполне хватило, чтобы заработать себе полноценную головную боль на неделю вперёд, настолько информативно перенасыщен был людской эфир. Но это все было ерундой, по сравнению с тем, что нам уже удалось сделать. Мы восстановили Портал между мирами, а на устранение шероховатостей и мелких недоделок уйдет не слишком много времени. Моя заветная цель была близка - скоро я смогу увидеть своего ребенка.
Помимо этой у меня появилась еще одна причина навестить мир людей. Перебирая записи отца, я наткнулся на одну весьма любопытную тетрадь.
В ней говорилось о том, что один из источников начал проявлять слабенькую активность. Источниками в нашем мире назывались места, где грань между мирами была особенно тонкой, и почти все взрослые маги слышали о них, но их расположение знали только наследники древних аристократических семей. Таких мест было очень мало, и они тщательно охранялись. На одном из источников и построил в древние времена Мерлин свои Врата. Вполне естественно, что такие места существовали и в человеческом мире. Люди называли их места силы. Невозможно, разделив миры, собрать все источники в одном месте. Потому что находятся они в точках пересечения магнитных полей земли.
Уводя своих потомков в созданный ими магический мир, Падшие наглухо запечатали источники и оставили Хранителей, намертво вписав в их подсознания информацию о том, что ни они, ни их далекие потомки, ни при каких обстоятельствах не смогут покинуть места силы и будут смотреть за ними в оба глаза.
Разумеется, все хранители обладали слабыми проблесками магической силы, вполне достаточной для того, чтобы защитить спящий источник. Хранители и до сих пор жили именно там, где когда-то Падшие поселили их далеких пращуров. Временами они пытались сняться с места и переменить место жительства, но всегда неизменно возвращались обратно. Неодолимая сила тянула их назад, они уже не помнили, с чем это связано, но источники были под охраной, так или иначе.
Активность источника, пусть даже еле заметная, свидетельствовала о том, что он готов к пробуждению. А это ни к чему хорошему бы ни привело. Тем более что самостоятельно закрыть пробудившийся источник Хранитель не в состоянии.
Мой отец был немало встревожен этим обстоятельством, но ничего конкретного сделать не успел — Бастиан его убил. Взяв себе на заметку, разобравшись с насущными делами, обязательно изучить записки отца более тщательно, я отложил пухлую тетрадь в сторону.
Надо сказать, что за время работы над Вратами мое глубокое убеждение в никчемности людей значительно пошатнулось, благодаря новоиспеченному супругу Закарии. Именно в его светлую голову одна за другой пришли очень дельные мысли: сделать проекцию Врат непосредственно в моём замке и использовать сохранившийся у него мобильный телефон для связи с его подругой.
Надо ли говорить, что нам понравились обе идеи Мити. Первая снимала проблему утомительного перемещения к Вратам и обратно сделать проекцию портала Заку, благодаря его способностям, ничего не стоило. Вторая же позволяла все тому же Закарии почти мгновенно определить точку нахождения Лары.
Не знаю, кто больше обрадовался, когда я похвалил Митю за проницательность, он сам или Зак, смотревший на хрупкого молодого человека глазами полными любви и благодарности.
Положа руку на сердце, я даже немного завидовал брату, он был счастлив. Он нашел свою половинку, а мне, видимо, было не суждено познать любовь. Мой брак с Аланой был договорным. Ни о каких чувствах кроме взаимоуважения речи не шло. Знакомы мы были еще с колледжа, она была из древнего аристократического рода, хороша собой, весьма амбициозна и дальновидна — стать супругой Наследника рода Мэллори ей весьма льстило, к тому же она была довольно сильным водным магом. Если бы к этим её достоинствам прилагалась еще капелька мозгов, цены бы ей не было.
Мне же, целиком поглощенному алхимией, было без разницы на ком жениться и то, что у Аланы были отношения с лучшей подругой, меня ничуть не трогало.
Лишь бы отец, который тогда постоянно напоминал мне о необходимости брака, успокоился, наконец, и отвязался от меня. Встретившись несколько раз, мы с ней пришли к соглашению. Алана получает мою руку и имя, к которым прилагался высокий статус супруги Наследника Мэллори, я закрываю глаза на её отлучки к любимой подружке.
Наш брак устроил всех. Через полгода после свадьбы она забеременела, и необходимость в совместных ночах отпала. Почти всё время, пока носила ребенка, Алана провела в моем имении в компании Катрины, даже в ночь рождения Даниэля мы вдвоем метались по гостиной, не находя себе места, а потом счастливые до невозможности пили вино в честь моего сына.
Как так случилось, что во время нападения Катрины не было рядом с подругой, спросить теперь не у кого — по словам Зака, девушку и её мать нашли мертвыми в их собственном доме на следующий день после убийства моей жены.
Заку удалось довольно быстро создать точку проекции Врат в моем кабинете. Сами же Врата мы окружили мощными защитными чарами, чтобы в мир людей не лазали все, кому не лень, как было с предыдущим порталом, сделав особый упор в ограничении по возрасту.
То есть теперь магам, не достигшим двадцатилетия, доступ к Вратам был закрыт. До сих пор свеж в памяти случай, когда племянник Аланы, солгав родителям, что идет к людям, отправился в Трафальгар, где едва не погиб.
С мобильным телефоном, представляющим собой средних размеров чёрную коробочку с окошком посередине, Заку пришлось повозиться, но он справился. "Окошко", которое Зак назвал экраном, засветилось зеленым светом, Митя потыкал пальцами в пуговки, называемые кнопками, и коробочка запищала. Комбинация цифр, набранная Митей, несколько секунд посылала в человеческий эфир гудки, а потом отключилась, но все равно это было большим шагом вперед.
— Ничего, — успокоил меня Митя, — придет день, и мы дозвонимся до Ларки.
Я согласно кивнул, а что мне еще оставалось. Всё равно портключ, который я создал из своего хронометра, был бесполезен. Нужна была привязка к местности, хотя бы малюсенький выброс магии с той стороны. Я почти переселился в кабинет: дневал и ночевал рядом проекцией Врат, чтобы не пропустить всплеск магии моего сына. " Давай же, малыш, — мысленно умолял я его, - прояви себя". Если бы он только мог услышать меня...
Еще, я наведался в пещеру Падших — тайное место, доступное лишь немногим аристократам. Там, глубоко под землей, где наши далекие предки, когда-то прятали, пришедших к ним за помощью людей, произрастали удивительные кристаллы. Я не знаю, что за силы их создали, но с их помощью можно было понимать язык зверей и птиц, а также любые наречия людей из другого мира. И при достаточном упорстве научиться говорить на них. Из них же, в древности были изготовлены несколько палантиров. До наших дней, дошли только два — один хранился в нашей сокровищнице. Вторым владели Тёмные правители. Кристаллы эти были очень редкими, но при достаточном везении, их можно было отыскать. Мне повезло и я нашел небольшой кристаллик, достаточный для того, чтобы изготовить подвеску для сына. Чтобы, придя в наш мир, он мог понимать наш язык, а впоследствии его выучить. Такие же подвески были у меня и Закарии. Их изготовил для нас наш отец, когда мы были детьми. А когда заработал портал и Зак ушел в другой мир, подвеска ему очень пригодилась.
Наконец, после нескольких месяцев бесконечного ожидания ранним вечером в начале августа это случилось. Выброс был слабеньким и длился лишь пару минут, но мне и этого хватило, чтобы настроить портключ. И в эту же ночь Мите удалось-таки связаться со своей подругой. Я чуть было прямо сразу же не отправился за сыном, но Зак удержал меня, взывая к благоразумию, мол, ночь на дворе, своим появлением ты напугаешь и женщину, и ребенка. К тому же портал необходимо было досконально проверить ещё раз, чтобы благополучно вернуться обратно. На следующий день после полудня, в сотый раз проверив работоспособность Врат, я завернулся в мантию и активировал портключ, абсолютно не представляя, что ждёт меня в другом мире.