Отрывок из книги «Танец алого и золотого»

Глава 1. Воспоминание о мальчике в бамбуковой шляпе

В последнее время я вспоминаю его чаще обычного. Глубокая ночь, неестественная тишина, ветер колышет флаги винных лавок; на улице лишь заблудший ребёнок… да мальчик в бамбуковой шляпе, протягивающий малышке руку. Был ли он наваждением? Призраком в ночи? Или выдумкой маленькой девочки, рвавшейся на гору бессмертных из родительского дома?

- Глава школы Ван, что вы об этом думаете?

Думаю, что вы все мне чудовищно надоели.

- Думаю, что мы на сегодня закончили, - отвечаю главе дворца Скорби с вежливой улыбкой и едва сдерживаю наползающие на лоб складки: то, что я произнесла вслух, не лучше того, что хотела бы сказать. И то, и другое непозволительно грубо.

Мою ошибку, разумеется, не оставляют без внимания.

- Глава школы Ван, их поведение вызывает вопросы… - решает вмешаться в обсуждение глава дворца Великолепия, и у меня во рту становится кисло. Когда шишу Люй открывает рот, значит, всё действительно плохо!

- Они никого не убивают, верно? – прерываю я. – Напротив, помогают. Должно ли нам тревожиться сейчас?

Раздражение в моих словах столь явно, что даже глава дворца Нравственности, не склонный присматриваться к настроению окружающих, хмурит кустистые брови и щурится. Я стискиваю кулаки под рукавами, судорожно размышляя, как исправить положение, когда шишу Бай поднимается и, уважительно попрощавшись, покидает зал, вынуждая остальных поступить так же. Глава дворца Безмятежности – старший заклинатель своего поколения на совете, его речи и поступки имеют вес, а мои… Мало быть старшей по положению, без опыта навязанное положение ничего не стоит.

Я прячу лицо в ладонях, сгибаясь под грузом наваленных обязательств. Не успев походить в старших адептах, я стала главой школы в непростые времена. Внешние проблемы, внутренние проблемы, лежачие, ходячие…

Со стороны дверей раздаются нарочито громкие хлопки, и мне с тяжким вздохом приходится оторвать руки от лица – пожаловала ходячая.

- Занимательное было представление! – Ян Гуйцзу уверенно входит в зал и, подхватив чужую подушку, бросает её у моего стола. – Но мне не хватило зрелищности, шимэй!

Под мышкой у него зажата пара ароматных кувшинчиков. Рухнув на подушку, он без стеснения ставит один передо мной и прилипает губами к другому кувшину.

- Шисюн, - я подавляю неприязнь и отодвигаю вино подальше, - где ты их взял?

Ян Гуйцзу строит удивлённую рожицу, будто не понимает, о чём я его спрашиваю, и спустя несколько глотков отмахивается:

- Нашёлся кто-то добрый!

Я тру виски. Добрые ученики, приносящие из поселений вино, пряности и сласти осуждённому брату по учению, действительно находятся. Ян Гуйцзу удалось обаять многих в главном дворце с того злополучного дня, как его судили. Он проявил поразительно участие к обучению младших учеников, и сколько бы крови на его руках ни было, ему начинают доверять. Решение пощадить его выглядит правильным, однако…

- Знаешь, тебе следовало достать меч, - насмехается шисюн Ян. – Шишу Бай так не вовремя тебя остановил! Шишу Юаню или шишу Люй не помешало бы подрезать рукава!

- Я не собиралась никому ничего подрезать! – вспыхиваю, смахнув со стола неоткупоренный кувшин. То, что он разбивается, приносит мне странное удовлетворение.

Ян Гуйцзу поигрывает языком:

- Такое славное вино, шимэй, такое славное. Лишаешь последних радостей!

- Эта шимэй знает, что радостей у шисюна достаточно! – Потерев нос, я неохотно интересуюсь: - Зачем ты пришёл, шисюн?

Тень скрывает юное лицо, когда он кривится:

- В одной комнате дворца ночью было светло как днём. Не объяснишь, как так вышло, шимэй?

- Шисюн может проявить хоть немного почтения? – облегчение, принесённое разбитым сосудом, мгновенно испаряется, и я вперяю взгляд в лужу с осколками, похожую на мою жизнь.

- Я крайне почтителен, глава школы Ван, - хмыкает Ян Гуйцзу. Под моим мрачным взглядом он предлагает: - Почему бы тебе не спуститься с горы, шимэй? Ты сама помнишь, когда в последний раз на кого-нибудь охотилась?

Нахмурившись, я пытаюсь припомнить, какого духа наставила, какого демона отогнала или какого монстра усмирила хотя бы за этот год, и с досадой осознаю, что если кто и был, то за упрёками старших мастеров, попытками защитить учителя и Ян Гуйцзу от представителей других учений и наставлением учеников никого не видно.

- Не помнишь, значит, - заключает шисюн Ян. – Мне тут напели, что в городке неподалёку пропадают молодые мужчины…

- Как давно? – подскакиваю, рукавом отправив книги и свитки в полёт. Рвано вздохнув, подбираю с пола: - Почему я узнаю только сейчас? Надо кого-нибудь послать!..

- Шшшшш! – Ян Гуйцзу стремительным движением отбирает всё сваленное и прижимает мне палец к губам. – Весточку принесли не больше часа назад, во время чудного собрания. А послать я уже нашёл кого – тебя!

Он небрежно возвращает всё на стол и стряхивает с ладоней несуществующую пыль. Её нет, ведь я обращалась к этим правилам и записям бесчисленное количество раз. Я выучила всё наизусть и переписала бы не единожды, если бы потребовалось. Но как бы то ни было, подобное отношение к древним текстам злит.

- На Нинцзин хватает учеников, - я прячу руки в рукава, - расскажи подробнее до того, как я решу, кого отправить.

- Ты запылилась, шимэй, - шисюн Ян хмурится. – Потому я расскажу лишь тогда, когда ты сама решишь спуститься с горы.

- Это бесчестно!

- Я демон, забыла? – ухмыляется Ян Гуйцзу. – Мне мало известно о том, что такое честь.

Бороться с ним взглядами бессмысленно – проигрываю. Спрятав книги в бездонный рукав, я сбегаю из зала совета, и он не следует за мной.

Путь к библиотеке главного дворца лежит через многочисленные залы и учебные комнаты, распахнутые летом. Ветер гуляет по коридорам и покоям, пока младшие ученики, отдыхающие после утренних занятий, мастерят фонарики и воздушных змеев с разрешения старших учеников. С улицы доносится чистый смех тех, кто уже закончил с работой и имеет возможность поиграть. Как бы я хотела…

- Учитель, - заметив меня на пороге, Фэн Цзяньсюэ делает знак рукой, и адепты приветствуют:

- Дашицзе!

Я слабо улыбаюсь – не я брала ребят в ученики, не меня им звать учителем, и это радует.

- Утренняя тренировка принесла пользу? – я захожу в комнату и рассматриваю плоды их трудов.

- Они умницы, дашицзе, - подходит ко мне шимэй Вэй. Мы стали ученицами главного дворца в одно время, и она дружески трогает меня за напряжённые кисти. По старой памяти. – Не хочешь к нам присоединиться? Ты же любишь воздушных змеев. 

- Правда, учитель? – Фэн Цзяньсюэ удивляется наравне с младшими учениками. 

- Правда, - я вздрагиваю, не ожидая услышать этот голос сейчас.

За моей спиной стоит Нин Хэфэн.

- Учитель, - с надломом произношу под его изучающим взглядом.

Пока другие ученики приветствуют наставника, я с облегчением замечаю, что его веки посветлели и не выделяются на лице красными пятнами:

- Эта ученица счастлива, что вы спали дольше обычного.

- Эта ученица подарила мне свой сон? – укалывает меня Нин Хэфэн.

Я скольжу рвущимся наружу языком по плотно сомкнутым губам.

- Слышал, ты отправляешься за пределы школы, - он рассматривает фонарик одного из шиди и аккуратно поправляет рисунок на нём изящными мазками подобранной со стола кисти. Юноша сияет благодарностью и показывает фонарик сидящему рядом приятелю, тыча пальцем в бумагу и рискуя размазать чернила. – Будь осторожна, ты давно не бывала снаружи.

- Я не… - плечи дёргаются в негодовании!

Нин Хэфэн вскидывает руку – они с Ян Гуйцзу что-то решили вместе ещё до того, как шисюн завалился ко мне!!! Решили и…

И я не вправе обвинять учителя при моих братьях и сёстрах по учению. Стиснув зубы, храню молчание до того, пока мы не уходим в библиотеку вместе и не остаёмся наедине среди знаний, что сотни лет собирались здесь. Для простых жителей Поднебесной срок долгий, но для заклинателей дни бывают столь же скоротечны, сколь взмах крыла бабочки. 

- Вы отправили его ко мне, верно? – усталость сквозит в моём вопросе.

Наставник протягивает раскрытую ладонь, и я достаю из одежды и подаю ему тексты, которые он скоро возвращает на места. Будучи главой школы десятилетиями, он изучил каждую полку, каждую доску и каждый тайник этого зала.

- Порой мы сходимся во мнениях, - не отрицает Нин Хэфэн.

- У меня нет времени, учитель.

- Мы даём тебе время. Ступай.

- На вас накинутся, едва я ступлю за порог! – кулак врезается в стену, и от выпущенной духовной энергии пошатываются стойки.

Нин Хэфэн смеётся:

- Я не беспомощен, Лунгун.

- Старшие наведут свои порядки, - добавляю я.

- Разве тебя слушаются сейчас?

От досады хочется рычать. И сравнять дворец с землёй. Все дворцы.

- Почему сейчас?

Учитель берёт меня за локоть и прижимает руку к телу.

- Потому что ещё немного – и глава школы Ван упадёт с искажением ци. 

Высвободиться удаётся сразу – не столь крепко он за меня схватился:

- Должна быть иная причина.

- То есть эта недостаточно весома? – Нин Хэфэн сглатывает и морщится, внешне постарев лет на двадцать, – у меня кровь в жилах застывает. – Ещё один мой промах, как учителя.

Никому, кроме наставника, неизвестно доподлинно, какие мысли гуляют в его голове, но я пока ещё не утратила дара строить догадки. И мои догадки мне не нравятся, ибо какой смысл в том, что я стараюсь оградить учителя от бед, если сама же даю ему повод лишний раз поразмышлять о совершённых ошибках? Если мои упрямство и неосторожность наставник ставит себе в упрёк?

- Учитель! – задержав его, я без желания соглашаюсь заняться происшествиями лично. Даже если с расследованием пропаж справился бы кто-то другой, ради учителя – и только ради него – я рискну оставить школу ненадолго. 

Нин Хэфэн кивает и будто чего-то ждёт. Будто просто уговорить меня отправиться в город недостаточно. Перед глазами мутнеет, из-за чего я покачиваюсь и вынужденно опускаю веки. А стоит их поднять – как среди стоек с книгами мне мерещится мальчик в бамбуковой шляпе!

Белокожий, в белых чистеньких одеяниях, он улыбается широко, так, что заметны недостающие детские зубки, да руку протягивает, как в далёком детстве. В ярких золотых глазах не горит угроза. Кажется, пойду за ним – не пропаду.

- Лунгун, что случилось? Ты что-то видишь? – учитель с силой встряхивает меня за плечи, и мне больше не видно мальчика в бамбуковой шляпе. Впрочем, я знаю, что он не исчез навсегда.

Голова нещадно болит, однако я успокаиваю:

- Нет, учитель. Всё в порядке.

Я не уверена, что это действительно так.

Глава 2. Встреча в лунном свете

Примечания:

Фаньжун – благоденствие.

- Паровую булочку? – торговец подзывает к прилавку, и я приближаюсь, действительно захотев маньтоу. – Угощайтесь, молодая госпожа.

Мужчина присматривается к белым с золотом одеяниям заклинателя и переходит на шёпот:

- Так вы с горы Нинцзин? Вы пришли из-за сынка семьи Чжэн?

Хоть речь и тиха, я улавливаю неодобрение в последнем вопросе, словно господин чем-то обижен. Я прячу недоеденную булочку и мягко уточняю:

- Я слышала и о других пропавших. Вы что-то о них знаете?

- Как же не знать! – всплёскивает руками торговец. Внешне он не похож на молодого мужчину, но он мог бы иметь ребёнка подходящего возраста… - Мой сын пропал в начале лета, но всполошились все, только когда богачи потеряли своего мальчишку!

Ох, я угадала.

- Тише! – осекает господина его сосед, торгующий засахаренными ягодами. – Не кличь беду!

- Беда уже случилась! – стонет мужчина беспомощно.

Другие торговцы качают головами:

- Совсем от горя спятил!

Я показываю ладонь, прося их успокоиться. Ян Гуйцзу действительно рассказал в первую очередь о пропавшем мальчишке Чжэне. Его семья выловила на рынке младшего ученика, отправившегося продать яблоки из нашего сада, и рассказала о своей беде. Юноша тут же побежал на гору, не рискнув браться за дело в одиночку в своём возрасте. Умный мальчик.

- Значит, пропажи начались ещё в начале лета?

- Ещё весной! – вмешивается в разговор проходящая мимо женщина.

- Да твой малец просто напился и сбежал! – отгоняют её торговцы. – Всегда был безответственным пьяницей!

- Неправда! – мать грозит мужчинам кулаком, и я осторожно придерживаю несчастную женщину. Она так стара, что ей впору нянчить внуков. Неужели горе так сломило её? – Он был хорошим мальчиком!

Соседи торговца паровыми булочками выражают сомнения в её женском уме, однако я стараюсь успокоить всех, чувствуя, как школьные неприятности настигают меня и внизу: здесь тоже никто не слушает.

- Я вам верю, - обращаюсь к женщине. Перевожу взгляд с неё на мужчину с маньтоу и обратно. – Прошу, расскажите, как пропали ваши дети.

- Вам бы дедушку Чжэна спросить, - советует мне торговец, ранее прервавший потерявшего сына мужчину.

Со слов адепта моего дворца, переданных шисюном Яном, паренёк Чжэн пропал вечером, где-то в городе. За его пропажей мог стоять как голодный дух, так и какой-нибудь ночной гуляка, зашедший слишком далеко в своих развлечениях или разборках. Земля слухами полнится, так что семья Чжэн сразу испугалась, что их мальчик мог стать жертвой, как другие жители городка. Но обстоятельства их исчезновений я не знала.

- Конечно, - требуется оставаться вежливой. – Но сначала я выслушаю госпожу и господина.

- Как знаете!

Уж явно больше вашего.

Так к вечеру удаётся выяснить, что беды сыплются на Фаньжун несколько месяцев, копясь, как листья, что опадают по осени. Не доставляя беспокойства поначалу, к концу сезона листва, не смахнутая с дорог, забивается под ноги, люди спотыкаются, падают, обдирают носы, локти, коленки… Тогда-то и приходит понимание, что причину всех бед надо убрать.

Насвистывая незамысловатую колыбельную и тем самым привлекая голодного духа, что мог затаиться на этой земле, я неспешно иду к лесному озеру близь городка, рассуждая на ходу. 

Первым исчез сын госпожи с рынка. Будучи кормилицей семьи Чжэн, госпожа сумела отдать своего ребёнка в ученики лекаря из их дома. Юноша был прилежен, однако в середине весны просто испарился! Злые языки молвят, что причина в его никудышности, что судьбой не написано лечить, что выпивка погубила, что в последний раз видели с кувшином в руке да в винной лавке, что он просто не смог показаться на глаза в своём виде. Но если всё так, почему он даже записки не оставил? Почему не взял хоть какие-то вещи? Почему его учитель промолчал, ни ругая, ни хваля, пребывая в горе?

Под ступнями хрустит ветка, ночной ветер подпевает моей мелодии, но веяния тёмной энергии не чувствуются. Озеро показывается из-за ветвей, и я ускоряю шаг, не прекращая крутить в голове, что узнала.  

Вторым был один из слуг семьи Чжэн, что раскрылось, когда я заглянула в их дом. Порядочный и исполнительный, он будто оказался утащен из постели посреди ночи: разворошённое бельё, никаких прощальных посланий.

Третьим стал сын торговца маньтоу. Юноша вышел торговать в одиночку, когда отца свалила болезнь. Здоровьем мужчина крепок, уже к вечеру встал, решил проверить паренька и обнаружил лишь пустой прилавок, не сваленный, с не остывшими ещё булочками. Сына нигде не было!

На берегу светло из-за лунного света. Сюда меня привели местные рыбаки, обмолвившись, что один их друг утонул здесь, хотя прекрасно плавал. Как и прочие, он был достаточно молод.

Я в задумчивости цепляю носком камешек и наблюдаю, как тот летит к воде.

Последний - сын семьи Чжэн… Трое из пяти мужчин как-то связаны с семьёй Чжэн. Неясно, объединяет ли с ними что-то рыбака и торговца. Однако странно то, что все пропали в разных местах города, кто-то вообще на озере. Один дух, шныряющий по обширной территории, сомнителен: либо он очень силён, либо духов несколько.  

Напрягшись, я кладу руку на меч на поясе и стискиваю рукоять: плеска упавшего в озеро камня я так и не услышала.

Засвистев громче, призывнее, я поднимаю брошенные на берегу ветки и швыряю их в воду одну за другой. Не дожидаясь, когда они упадут, подхожу к озеру, остановившись у кромки, и всматриваюсь, не беспокоится ли его гладь. Дашисюн Шэнь сказал бы, что я действую грубо, ведь в этот миг нарушаю все запреты, созданные, чтобы обезопасить от озлобившихся призраков: свищу, мчусь на подозрительный звук, иными словами, делаю из себя пылающую приманку. Не то чтобы он сам бы не действовал так же, всего-навсего крайне заботливо относился к младшим собратьям. И, наверное, не рисковал бы, не имея прикрытия.

Так и не дождавшись, когда предположительно затаившийся в воде дух явит себя, я придерживаю подол – и захожу в озеро по колено, провоцируя на атаку откровеннее некуда! Неумно, ведь на берегу я сражалась бы гораздо лучше, зато быстро!

Кулак вбивается вниз и поднимает столп брызг – дашисюн Шэнь должен был возглавить школу Нинцзин, а не я! Дашисюн Шэнь, а ещё раньше него – шисюн Ян! Однако мой учитель предал шисюна Яна, тот погубил дашисюна Шэня – и вот я старшая ученица без году неделя, вот я глава главного дворца, вот я должна быть справедливой, разгребать всё, другими сваленное, и не злиться! Не злиться!!! Не злиться!!!

Вместо колыбельной я теперь издаю что-то чрезмерно агрессивное, злое! Земля уходит из-под ног, и меня тащит дальше, на глубину, чтобы потопить и напитаться моей затаённой злобой. Затаившийся в озере дух, наконец, отзывается, считая себя достаточно могучим, чтобы подавить меня, пока мои глаза горят, наверняка заалевшие виною ударившей крови.

Я складываю пальцы в печать и устремляю меч в воду, чтобы духовной энергией столкнуться с тёмной, чтобы у меня было время отплыть назад к берегу. Барахтаясь, я отплёвываюсь от воды, что забивается в рот, ноздри и уши. Контролировать себя и клинок сложно, нужно убедить себя, что гнев – путь адептов школы Сюэсэ Хоянь, не адепта со священной горы.

Но у меня не получается, и я разъяряюсь лишь сильнее, мне грозит стать утопленницей, когда…

- Хах!

Когда шум воды и усилившегося ветра перекрывает смех, и передо мной появляется рука мальчика в бамбуковой шляпе.

- Ты!..

Нет, здесь никого нет! На Нинцзин бы почувствовали заблудшего духа, но раз его никто, даже учитель, не видел и не слышал, то значит, что он лишь видится мне в очередной раз, не более!

- Я! – передразнивает отнюдь не детский голос.

Хватка на запястье вполне реальная, для ребёнка слишком крепкая. Меня лёгким движением вытягивают из воды, подбрасывают в воздух, и, пока не приземляюсь на ноги, я успеваю рассмотреть улыбающегося парня, облачённого в чёрное одеяние заклинателя. Рукава его, чтобы не мешались, перевязаны красными лентами.

Вместе эти цвета носят адепты лишь одной школы.

- Отпусти! – прошу я, не тратя время на разговоры. Взметнув руку вверх, я ловлю призванный клинок, выскочивший из воды, и, порезав руку, кровью рисую удерживающий барьер на песке.

- Не поможет, - хмыкает за спиной тот, кого я ошибочно приняла за свою иллюзию. – Он удрал, едва я появился.

Напрашивается логичный вопрос:

- И зачем же ты тогда появился?

- Судя по твоему взгляду, затем, чтобы ты меня убила! – и хоть восклицает он так, на лице юноши ни следа страха.

Я поджимаю губы – мне прельщает идея, если не убить, то хотя бы поколотить незваного заклинателя. Он спугнул нежить, которую я столь старательно привлекала!

- Где мне прикажешь его сейчас искать? – складываю руки на груди, глубоко вздохнув.

- Мне казалось, ты тонула, - недоумевает тот, кого не звали.

- Всё было в порядке!

Пусть не было, ему не следовало лезть в мою охоту на неведомую тварь! Удовлетворяет лишь то, что понятно, что именно она потопила рыбака и что она вполне может оказаться тем же, кто охотится за другими, раз столь резво сбежала из озера.

- Разве светлой заклинательнице не положено поблагодарить? – поддевает меня юноша.

Он не глава какой-нибудь школы или дворца, не мой старший собрат, так что я в долгу не остаюсь:

- Разве тёмному заклинателю не положено было пройти мимо?

Он изумляется, будто по его одёжке неочевидно, что он из школы Сюэсэ Хоянь. Школы тёмных заклинателей, которая в последнее время выбралась из своей берлоги и заинтересовалась созданием доброй репутации, что и обеспокоило прочих глав дворцов на последнем собрании.

- Ох, какая злая! – картинно ужасается юноша. – Вас таким речам на отдельных уроках учат?

Я вскидываю бровь:

- Наставники в вашей школе не учат вас отвечать на вопросы? Упущение с их стороны.

Передёрнув плечами, я вытираю раненую ладонь о рукав, и тот пачкается в крови, вдобавок к тому, что и так висит мокрой тряпкой. Брезгливо сморщив нос, я возвращаю своё внимание адепту враждебного учения и уже готовлю едкий ответ на заслуженный упрёк, касающийся моего отвратительного отношения к вещам и приличиям, но заклинатель удивляет меня:

- Тебе бы одежду снять да высушить.

У меня распахивается рот, но ничего, кроме полуоха-полувздоха из него не вылетает. Он! Предлагает! Мне! Снять! Вещи! При нём, что ли?!

- О чём ты подумала? – юноша склоняется ко мне, так близко, что кожу на щеках обдаёт воздух, которым он дышит! – Ты всегда заливаешься краской, когда тебе дают дружеские советы? Это так интересно! Ты покраснеешь больше, если я посоветую тебе не сражаться с тёмными сущностями на их территории в одиночку? Или если покажу, где в твоём барьере была неточность?

Кончики наших носов почти соприкасаются, и я отскакиваю назад, как вспугнутая выходкой кого-нибудь из младших учеников.

- Это ты о чём подумал?! – я отворачиваю лицо и устремляюсь в лес, чтобы вернуться в город. – У меня нет желания с тобой возиться!

Зато есть желание переодеться в сухое! А ещё срочно остудить голову!

Я фактически бегу, но юноша нагоняет меня, перегоняет и, сцепив пальцы на затылке, бежит спиной вперёд:

- Зачем тебе возиться со мной, если я могу повозиться с тобой? Тебе же помощь нужна?

- Не нужна!

- Как не нужна? – надо признать его таланты, движение даётся ему без труда, хоть он и не смотрит, куда мчится. – Ты потеряла из-за меня того духа – значит, теперь я должен его тебе найти.

- Сама справлюсь!

- Ну и чего ты отказываешься? Сама же возмущалась, где тебе его теперь искать!

Он неожиданно останавливается, и я врезаюсь ему в грудь.

- Ну вот, остановилась.

«Это уже!..» - гневная мысль не успевает сформироваться, и я, не церемонясь, наступаю юноше на ногу и духовной энергией толкаю его так, что он теряет равновесие и летит вниз. Не рассчитываю только на то, что он и меня зацепит, и я полечу следом!

- Ай!

Со вскриком я приземляюсь на чужие кости, скрытые под кожей и одеяниями, и оказываюсь зажатой между твёрдых мужских ног. Положение постыдное и недостойное в высшем своём возможном проявлении!

- Дай мне слезть! – вожусь в молниеносно окольцевавших меня руках.

Я буду опозорена и высмеяна, если кто узнает! Ян Гуйцзу же не упустит случая помолоть языком! Что хуже, так это то, что я сама это не забуду и больше не сумею без покраснения взглянуть на собственное отражение!

Мне надавливают на спину, из-за чего тело едва ли не сплющивает о юношу:

- На твоём месте, - раздаётся хрипло и с ухмылкой, - я бы не шевелился.

Сердце заклинателя под моим ухом бьётся оглушающе. Приличия в моём сознании растворяются в потоке всплывающих картинок весеннего дворца, которые я не должна была видеть, но смотрела с соучениками в бытность ученицей. Такие неприличные книжонки, случалось, доставались нам от гостей, часто пребывающих в главном дворце. И там было… всякое…

- Ты дышишь тяжелее меня, - тёмный заклинатель дует мне на макушку.

Непорочность не является основой учения Нинцзин, однако сейчас мне хочется, чтобы являлась! Хотя тогда я потеряю поддержку шишу Бая, следующего по пути самосовершенствования вместе с супругой и ради неё готового…

- Я мягонький? – юноша подо мной цепляет прядь моих волос, прижимая к себе одной рукой.

- Жёсткий, как куча камней! – огрызаюсь я.

Его довольное мычание отрезвляет – да он же издевается надо мной, а я позволяю подобное из-за смущения! Преодолевая внутреннее ощущение непотребства, я ёрзаю, выползаю из-под его руки и, вскочив, проверяю, что одежда не сползла и всё закрывает.

Юноша остаётся лежать посреди тропы, словно получил уже всё, что хотел. Я порываюсь уйти, но, глянув на наглеца, замираю. Ярость диктует мне: необходимо стребовать с вмешавшегося в мои дела юнца что-то за то, что заставил поваляться с ним в грязи. По его вине, я горю из-за собственного вынужденного бесстыдного поведения!

Меня внезапно озаряет!

Носком сапожка касаюсь бедра наглеца:

- Что ж, ты хотел помочь? Вставай и помогай! Будем ловить сбежавшего духа на тебя!

- Так бы сразу! – юноша прыжком оказывается на ногах.

Глава 3. Ребёнок в корзине из-под редиса

Примечания:

Цыянь - режущий глаз, ослепительный.

Лилян – сила, власть, энергия.

Дацзе – старшая сестра, сестрица.

Из-за тёмной энергии в воде сменная одежда, хранящаяся в рукаве, промокла, как и та, что была на мне, так что на постоялом дворе приходится переодеться в вещи, купленные у хозяйки. Потуже затянув на себе халат, я цепляю ждущего в коридоре заклинателя за запястье и затаскиваю в тускло освещённую комнату. Обойдя развешанные по всем поверхностям одеяния, он уверенно садится на кровать. Я поджимаю губы – благовония в комнате горят, но не успокаивают, моё раздражение разгорается с ними.

- Знаешь, в таком свете… - начинает адепт из Сюэсэ Хоянь, правильное отношение к которому трудно определить.

- Что? – руки сами собой складываются под грудью.

- В таком свете я чётко вижу ямы под твоими прелестными глазками. Не хочешь прилечь вот сюда и поспать до утра?

Закатив «прелестные глазки», я подвязываю высохшей ленточкой волосы повыше:

- И упустить подходящее для поисков время? Все известные пропавшие пропали именно в ночные или предночные часы.

Пока я зажимаю один конец ленты зубами, парень возражает:

- До будущего вечера уже вряд ли случится что-то страшное. Так отчего бы не отдохнуть?

- Ты трусишь? – лента туго стягивает пучок. – Наглости в избытке, храбрости не так много?

- Не заигрывайся, - ровно произносит юноша. По спине от его тона бежит холодок, отдалённо знакомый. Я не соображаю, кого он мне сейчас напоминает, но вдруг соображаю другое:

- Как тебя зовут?

Имени его я до сих пор не узнала. Вежливость убежала в начале нашего знакомства вместе с озёрным духом.

- А, меня? – ощущение холода испаряется, парень неуместно веселеет. – Чжао Цыянь, молодая госпожа! Как прикажете величать вас?

Небеса, лучше бы и не спрашивала! От вольной речи к формальностям, нелепость же!

- Ван Лилян, - представляюсь я.

Имечко у тёмного заклинателя занимательное, с одной стороны, от него веет обожанием тех, кто его дал, с другой, призывом остерегаться. Но при всей своей интересности, это имя мне не знакомо. А вот ему может оказаться знакомо нынешнее имя главы школы Нинцзин. А вот моё прежнее взрослое имя – едва ли.

- Ван Лилян-а, - протягивает он моё имя по-дружески тепло. – Такое суровое имя не помешает чуточку смягчить.

Я повторно закатываю глаза.

- Ван Лилян-а, гляди же, какая кроватка удобная, - идею затащить меня в кровать Чжао Цыянь не отбрасывает, призывно хлопает по одеялу и сюсюкает, как с дитятком. – Чистенькая, никто не покусает.

Бесит!

- Что ж, тогда ложись, затеряйся в Царстве Снов и нарвись на какую-нибудь злобную тварюгу! – от души желаю я, подорвавшись, подобно бамбуку, брошенному в костёр, и распахиваю дверь в коридор.

Тяжкий вздох тут же рвётся наружу и будто зависает под потолком чёрной тучей. От бессилия прикладываю дрожащие пальцы ко лбу, а в мыслях только: «Надоело, надоело, как же надоело… и это что, детский смех?!» Отцепив ладонь от лица, я сталкиваюсь с мальчиком в бамбуковой шляпе. Он оттопыривает детские пальчики, манит ими за собой, не стесняется показать улыбку с недостающими зубками.

Я покачиваюсь, волевым усилием удерживаюсь на ногах и моргаю, прогоняя муть, заволокшую мир. Смех, однако, после этого не пропадает, он превращается в скорбный плач. Ребёнок перестал мерещиться – значит ли это, что плач настоящий? Откуда он?

- Слышишь? – оборачиваюсь к Чжао Цыяню. Слух у тёмного заклинателя должен быть не менее остёр, чем мой, он отличит, где иллюзия, где явь.

- Что? Я много чего слышу, - плечи его прыгают вверх-вниз.

- Будто ребёнок плачет, - поясняю я, почёсывая кулаки.

- А, это слышу!

Я сразу же срываюсь с места, вниз по лестнице, на первый этаж постоялого двора, откуда и доносятся тревожащие меня звуки. В спешке даже не захватываю фонарь, чтобы не было нужды всматриваться в темноту. Завывания дитя тем неуловимее, чем ближе я к кухне. Когда я вхожу на кухню и огненным талисманом, без раздумий затолканным в рукав при одевании, зажигаю найденную свечу, ребёнок уже не столько плачет, сколько давит всхлипы.

- Там, - я подскакиваю – Чжао Цыянь неведомо как образуется за спиной! Следуй он за мной изначально, я бы обратила внимание!

- Там, - повторяет адепт Сюэсэ Хоянь, подбородком указав туда, куда я и без него глядела.

- Знаю, - я крадусь к дальнему концу помещения, где сложены корзины с редисом. За белыми кучами, в самом уголке, вместо редиса в корзине сидит зарёванный мальчик.

Крохотный и потрёпанный, будто бы извалявшийся в грязи, он трёт липкие щёчки кулачками. Однако важно то, что щёчки эти – совсем беленькие, как и глазки: дитя морщится, но не краснеет.

Я присаживаюсь перед малышом и ласково зову:

- Здравствуй.

Мальчик сосредотачивает на мне слезящийся взгляд.

- Здравствуй, дацзе, - он будто отвык говорить, простому человеку ни слова бы не разобрать.

Губы мои чуточку подрагивают, но всё же складываются в тёплую улыбку.

- Ты потерялся? – я придвигаюсь на цунь ближе. Ребёнок не спешит убегать или закрываться, что считается добрым знаком.

Мне с заминкой отвечают кивком. Помявшись и поёрзав в корзине, в которой смотрится крошечной редисочкой, мальчик добавляет:

- Я потерял дацзе. А потом потерялся сам.

Не задумываясь, я оглядываюсь на Чжао Цыяня: тёмный заклинатель или светлый, он должен прийти к схожим с моими выводам. Оттого и рот закрыл, дав мне заняться делом.

- Я, - пальцем упираюсь себе в грудь, - похожа на твою старшую сестрицу?

Ребёнок кивает несколько раз.

- Потому ты заговорил со мной? Хочешь, чтобы я помогла тебе найти твою дацзе?

- Ты ведь можешь, дацзе? – с надеждой смотрит на меня это дитя.

Я со всей возможной теплотой треплю волосы мальчишки и обещаю:

- Могу. Клянусь, что приведу тебя к сестре.

Услышав желанную фразу, мальчик бросается в объятия – мне не остаётся ничего другого, кроме как подняться с ним в комнату на руках и укачивать, пока не уснёт. Чжао Цыянь молчит вплоть до тех пор, пока я не укрываю ребёнка одеялом.

- Тебе не следовало давать мальчонке подобные обещания.

Это верно.

- Как ещё мне было его успокоить? – грубо отзываюсь я.

- Если ты не найдёшь его сестру, он рассвирепеет и станет опасен. Тогда его точно не успокоить.

И это тоже верно.

- Но сейчас-то он безобиден. И он явно видит нас впервые, что означает, что в озере был кто-то другой. А этот ребёнок…

- Ещё жив, но раскололся на части, - подтверждает мои подозрения тёмный заклинатель. – Одна его половина где-то живёт и дышит, другая призраком воет в ночи.

- И собрать его воедино можно лишь приведя к сестрице, которую он ищет.

- Или просто найти вторую половину пацана и соединить их насильно, - хмыкает юноша.

Выбить бы ему дурь из головы!

- Ты хочешь разбить душу окончательно?! – шиплю от злости, не крича лишь из-за спящего мальчика. – Насилием можно только разрушать, но никак не создавать что-то!

- Тёмное искусство с тобой не согласится, - Чжао Цыянь взмахивает рукой.

Полы и рукава развешанных одежд покачиваются от дуновения энергии, выпущенной не мной, юноша же невозмутимо наблюдает за реакцией на свою пакость. Мне вспоминается учитель, чьи мысли отравил порочный базар, обиталище обмана и принуждения. Мерещатся Ян Гуйцзу, чья жизнь обернулась трагедией из-за чужой жестокости, и Фэн Цзяньсюэ, покинувшая Сюэсэ Хоянь и попросившаяся ко мне в ученицы.

- Даже светлые методы, направленные в насилие, уничтожают. Я не знаю противоположного, - выдыхаю, в конце концов.

- Так почему бы мне тебе его не показать?

Задержать дыхание. Снова выдохнуть. Опустить ресницы, чтоб глаза не видели.

- Не на столь хрупком примере, - зевок прорывается вперёд окончания фразы – ладонью не прикрыть даже.

Я не помню, как засыпаю, хотя детское сопение звучит во сне, как наяву. Смешиваясь со смехом мальчика в бамбуковой шляпе, ведущим меня за руку туда, где меня ждут, где будет легче и лучше, оно звучит потусторонне. Я мечусь по постели, сбиваю накинутое одеяло и просыпаюсь, маша руками и ударяясь запястьем о край кровати. Вспотевшая, беспокойная и ни капельки не отдохнувшая.

Ни ребёнка, ни тёмного заклинателя рядом нет. Посреди комнаты стоит бочка с согретой водой, что не стынет под заклинанием, высохшие одеяния сложены на столе в аккуратную стопочку. Подозрительная заботливость!

Чжао Цыянь появляется на пороге как раз тогда, когда я, спешно собравшись, цепляю меч на пояс. Мальчишка держится за его ладонь: в свете дня выглядит совсем беспризорником, но осколок души не то чтобы реально по-настоящему отмыть или вылечить, всё же он отражает состояние лишь части от целого, лишь целое возможно привести порядок.

- Ван Лилян-а хочет кушать? – напевает Чжао Цыянь добродушно.

- Вечер скоро? - однако я его настроение не разделяю: «Сколько времени потеряла?!»

Глава 4. Бесценное сокровище

В вечернем переулке задыхаются любые шумы: крики из винных лавок, топот спешащих работяг, ругань и споры – всё достигает ушей приглушённо. Я вспрыгиваю на крышу. Ребёнок сжимает меня, сидя на спине, и только благодаря крепкой хватке я не забываю о его присутствии.

Чжао Цыянь вышагивает внизу, в одёжке обычного горожанина, латанной в нескольких местах – спасибо хозяйке постоялого двора, что старьё своего мужа она отдала даром. Меч тёмного заклинателя висит на поясе вместе с моим клинком, но на другом боку, его тяжесть и чуждая энергия ощущаются и через ножны. Без столь грозного оружия сбежавший дух не должен опознать Чжао Цыяня и мгновенно увидеть в нём угрозу.

Юноша беззаботно насвистывает, привлекая духа, что определённо находится где-то в городе. Покинув озеро, создание, если именно оно ответственно за пропажи молодых жителей Фаньжуна, не вернулось бы туда, откуда его прогнали, так скоро да без добычи. А поскольку никто не исчез, то вывод напрашивается: дух ещё не выбрал жертву. Мы выберем за него. А, разобравшись с более опасной тварью, я помогу мальчику и вернусь на Нинцзин.

- Если гора к тому времени не рухнет, - уточняет мальчик в бамбуковой шляпе, появившись на крыше дома напротив. Золотые глазки видения сверкают, как драгоценные камни блестят на белом лице.

Я вздрагиваю: обычно он не говорит! Не обращается ко мне… подобным образом, не продолжает мои же рассуждения!

- Ты рискуешь упустить добычу, - улыбается он.

Пока я в неверии трясу головой, мальчик в бамбуковой шляпе пропадает. Зато я замечаю, что внизу за Чжао Цыянем ползёт тень, отделившись от стены. Если сейчас зажать её между нами и перекинуть парню меч, то никуда деться тень не успеет!

Оттолкнувшись, я слетаю с крыши и швыряю клинок заклинателю. Ребёнок догадливо отпускает плечи, расплетает ноги, давая мне возможность вооружиться. Пока я атакую, Чжао Цыянь рисует барьер со своей стороны. Стоит бесформенной быстрой тени метнутся в сторону заклинателя, как уже я рисую барьер со своей. Мы одновременно взмахиваем мечами – и под давлением тёмной и светлой энергии тень замедляется. Ей некуда сбежать, негде особо извернуться, потому каждый наш следующий удар попадает прямо по ней.

И вот тень оседает, клубы тёмной энергии расходятся, открывая истинный облик духа, сокрытого под ними. У меня расширяются глаза, и я оборачиваюсь на ребёнка, что недавно несла: у него и у загнанного нами духа одно лицо.

- Я ничего не делал! – вскрикивает мальчишка, по-детски отпираясь. – Это не я!

Метнувшись к выходу из переулка, осколок души врезается в барьер и в панике стучит по нему кулачками. В бессилии он молотит ещё и ногами, но, конечно, против заклинаний это не помогает. Картинка в моей голове складывается, и я тихонько приближаюсь к ребёнку.

- Конечно, это не ты, - убеждаю мальчика, опустившись так, чтобы наши лица оказались напротив. – Ты же был со мной, как же ты мог быть ещё и внизу?

Он хлюпает носом и недоверчиво прожигает взглядом мою грудь, через томительное мгновение всё же прижавшись ко мне дрожащим тельцем. Усадив его на локте, я подхожу к Чжао Цыяню, держащему пойманного духа. Точнее, ещё один осколок одной души: та часть, что мы встретили на постоялом дворе, отражает боль потери, другая – ярость, потому-то и лицо у них одно. Но если агрессивный и плаксивый ребёнок связаны друг с другом, то это означает, что проблему они делят одну на двоих. 

- Почему ты нападаешь на молодых мужчин? – решаю допытаться у рыпающегося мальчишки, которому не ускользнуть из хватки тёмного заклинателя. – Они как-то связаны с пропажей твоей старшей сестрицы?

- Дацзе? – мальчик прекращает вырываться, замирает, склонив голову. – Ты похожа на дацзе, но ты не дацзе! Никакая ты не дацзе! Верните мне дацзе!

Чжао Цыянь закатывает глаза, но мне сейчас не до него. Я повторяю вопрос:

- Зачем ты нападаешь на горожан?

- Кто-то из них увёл дацзе! И, если они не признаются, кто, то я сам узнаю!

Пойманный ребёнок становится достаточно словоохотливым.

- Ты потерял старшую сестрицу по вине какого-то парня?

- Небось замуж вышла, - фыркает Чжао Цыянь, и я раздражённо на него шикаю.

- Дацзе бы не ушла в другую семью без меня! – возмущается буйный ребёнок. При этом его собрат-осколок сидит, молчаливый и переставший хныкать.

- Конечно-конечно! – с напускной важностью соглашается Чжао Цыянь. К чему он лезет и бесит и без того враждебно настроенный осколок души?!

- Он сказал, что его сестру увели, - замечаю я. – А он, - я приподнимаю ребёнка у себя на локте, - сказал, что потерял её и потерялся сам.

- До чего-то додумалась? – юноша склоняет голову так, что ухом касается плеча. Чересчур наигранное любопытство!

- Дети часто теряются по ночам, - я припоминаю, как сама заблудилась малышкой и выжила и нашла дом лишь благодаря встреченному на улице мальчику в бамбуковой шляпе. – Ночью же легче всего кого-то похитить. Полагаю, какой-то парень похитил сестру, а младший брат с тех пор не может её найти. От горя и из-за сильной привязанности душа раскололась более чем на две части.

Дитя на руке ёрзает, привлекая к себе внимание. Под детским взглядом сердце сжимается от тоски, и я отчего-то заостряю внимание на чертах лицах мальчика. Словно кто-то резко сдёрнул пелену с глаз, я осознаю, что мне знакомо его личико. Нет, я не встречала такого ребёнка прежде, но я встречала взрослого! Здесь, в Фаньжуне!

Испытывая острую нужду проверить догадку, я сдёргиваю заклинание, преграждающее выход, и спешу на рынок.

- Куда спешим?! – кричит Чжао Цыянь, но я различаю его шаги за собой. – Мальчонку не урони!

«Сам не урони!» - не хочется тратить время даже на такой короткий ответ. Я без ошибок нахожу среди прилавков и ещё не ушедших торговцев мужчину, что завлёк меня паровыми булочками.

- Господин, - я буквально подскакиваю к столу, не ударившись лишь благодаря многолетним тренировкам. Торговец маньтоу отшатывается. – Господин, скажите, этот ребёнок никого вам не напоминает?

Мужчина, упавший наземь от стремительного появления пред собой, открывает рот, будто сейчас забраниться, но, посмотрев на дитя, давится ругательствами и не сразу находит в себе силы встать. Мальчик, которого я держу, волнуется, дышит тяжело. Я права! Точно права!

- Господин, - я опускаю ребёнка рядом с мужчиной, - скажите, у вас была когда-то старшая сестра?

Он мотает головой – я ошиблась?..

- Да как же не была? Была! – нас обступает народ. – Такая красавица росла!

Тогда…

Поразительно, однако, когда я оглядываюсь, вижу за спиной Чжао Цыяня, который понимающе ставит присмиревший злой осколок души рядом с другим и рядом с торговцем маньтоу. Мужчина берёт мальчиков за руки, и мне предстают не два ребёнка, а три: сейчас я вижу не только возраст мужчины, но и его более давнюю боль, скрытую за свежей болью от потери сына. И, что самое печальное, вторую беду он навлёк на себя сам, ведь виной пропажам – свирепая часть его души.

- Его сестру ведь похитили, верно? – обращаюсь я к окружившей нас толпе. Они совсем не понимают, что происходит, но рады поглазеть.

- Да, почти сорок лет назад, -  отзывается дедушка с голосом, всё ещё способным перекричать десятку молодых.

- Её пытались найти?

- А как же не пытаться? Да только никто, кроме его-то, - он указывает на потерявшего дар речи торговца, - и не видел, кто то был, да и тот не рассмотрел толком. Как же её найти? Её могли увезти из города той же ночью, а кого преследовать и не поймёшь.

Разумно. И всё же почему трое пропавших связаны с семьёй Чжэн? Сын торговца был похищен, потому что осколок почувствовал что-то знакомое, но не определил наверняка, что именно, потому что не столкнулся с самим собой. Рыбак… потому что молод, а осколок какое-то время прятался в озере? Что же семья Чжэн? Что если в их доме, в их членах он почувствовал что-то знакомое, как и в случае с собственным сыном?!

- Присмотри за ними! – хлопаю по плечу тёмного заклинателя, а сама несусь к дому семьи Чжэн. Я близка к разгадке!

В дом меня пропускают, едва замечают: всё же, белые с золотом одеяния достаточно приметны, да и они ждут от меня вестей. Не замечая обстановки вокруг, потому что она совсем не важна для дела, я оказываюсь пред хозяином дома.

- Дедушка Чжэн, - обращаюсь к нему так, как сами велели называть. – Ваша супруга… кем она была?

Под утро удаётся найти всех пропавших юношей: укрытые полотном из тёмной энергии, они лежат на дне озера и дышат, сохранённые живыми техникой столь злой, что я не могу к ним прикоснуться. Чжао Цыянь сам очищает их от напитавшей тёмной энергии и приводит в себя, пока я стою на берегу и размышляю, из-за чего вообще произошла вся эта череда пропаж.

Много лет назад из бедной семьи была похищена юная красавица и продана охотником за лёгкой наживой в семью крайне богатую. Девушка была столь ранима, что лишилась памяти, но в семье Чжэн, куда её продали, нашла счастье, родила наследнику дочь – но рано скончалась. А дочь её уже родила сына, того самого пропавшего паренька.

Тем временем, её маленький брат так и не смог оправиться от горя, от злости на жителей Фаньжуна, не нашедших её. Кто бы додумался искать её в доме богачей? А сама она дом не покидала, да и слишком скоро погибла. Душа мальчика раскололась, сам он рос не цельным. Осколки души крепли годами и за десятки лет стали достаточно сильными, чтобы так навредить. И пусть, узнав правду о сестре, тот мальчик, торговец маньтоу, собрался воедино и привёл нас к спрятанным юношам, пусть юноши выжили, но тёмная энергия отравила их так сильно, что я не знаю, будут ли они в своём уме когда-нибудь.

- Я закончил, - подходит ко мне Чжао Цыянь.

Усталый, он раздражает меня куда меньше, чем до этого. Чёрная ткань скрывает, но по запаху чувствуется, что его нижние одежды прилипли к коже. Он разминает плечи и тянет спину, когда я захожу ему за спину и делюсь духовной энергией, чтобы быстрее восстановился. Полагаю, сойдёт за спасибо, что не придётся говорить вслух.

- Эй-эй-эй! – на удивление возражает юноша. – Тебе нужнее, - оборачивается ко мне.

Мимолётный взгляд на приходящих в себя потерянных горожан, от которых уже не веет сбивающей с ног тьмой, как прежде, и обратно на Чжао Цыяня сообщает всё, что крутится на языке: потратил своих сил тёмный заклинатель порядочно, и теперь их следует восполнить.

- Поверь мне, со стороны ты куда страшнее, - парень тычет мне пальцем в лоб.

- Не хочешь – не надо!

Сразу вспоминается, как сильно я задержалась и как много дел меня ещё ждёт. Действительно, чего это я энергию на едва встреченного проходимца трачу?! Проходимца, который, однако, мне помог…

- Ван Лилян-а! – зовёт Чжао Цыянь и останавливает за плечо. – Постой-ка!

Развернув к себе, он извлекает из полы… нож. Непростой, ох и ой, какой непростой! Старый, острый и злой. Моя ладонь холодеет, когда заклинатель его в неё вкладывает, пальцы мгновенно примерзают к рукояти, как язык к железу в ужасно морозную зиму.

- Что это? – с усилием приподняв тяжёлый, как куча камней, предмет к лицу, я хриплю и выдыхаю облачко пара.

- Нож убийцы, - поясняет Чжао Цыянь. – Его владелец жил несколько веков назад. Пишут, что на его счету тысячи жизней.

- И зачем ты показываешь мне его?

Оружие, подобное этому, считается бесценным. У ножей убийц всегда есть душа, яростная и напитанная затаённой злобой убиенных. Чем больше убитых – тем опаснее и острее клинок. И если это оружие забрало тысячи жизней, то…

- Я тебе его дарю, - вот так разбрасывается сокровищем Чжао Цыянь. – При желании, хватит и касания, чтобы отрубить палец. И он безошибочно притянет тебя к тёмной энергии, когда ты сама её даже не учуешь.

С трудом, но я выпускаю нож из рук, и тот падает в песок.

- С чего бы подарки? Тем более, такие? Я не возьму!

- Правильно, первый раз откажись. Откажись ещё второй, а потом поднимай и забирай себе, красавица, - он не спешит наклониться за клинком, словно по-настоящему, так вот просто отдаёт его.

- Я не возьму.

- Возьмёшь, ведь я его не заберу.

Он достаёт из ножен меч и встаёт на него.

- Тебе ведь будет жалко оставить такую вещь здесь, правда? Представь, что будет, если его кто найдёт. Сколько же невинных тогда погибнет, а?

- Ты!..

- До встречи, Ван Лилян-а!

Он улетает слишком быстро, чтобы имело смысл пускаться за ним в погоню. Нож приходится с крайней осторожностью поднять и отнести на Нинцзин на хранение. А дома, как и ожидалось, поджидают очередные неприятности!

Глава 5. Собрание школ

В распахнутые двери покоев с тренировочной площадки долетают звон мечей, кряхтение и стоны, к которым я без нужды прислушиваюсь – утренняя тренировка в самом разгаре. Во дворце Безмятежности или Великолепия в это время наверняка можно услышать музыку, тот способ духовной практики, который в главном дворце не прижился. Жаль, потому что сейчас я бы с превеликим удовольствием послушала что-то успокаивающее, а наведаться в обитель шишу Бая нет возможности.

- Тебя бы познакомиться с какой-нибудь лисицей, - Ян Гуйцзу подкладывает мне мяса в рис. Не в первый раз: в плошке образовалась уже горочка из кусочков, которые я не смогу проглотить при всём желании.

- У тебя и они в знакомых водятся, шисюн? – вырванная издалека, куда отстранилась, я откладываю палочки, но старший соученик вкладывает мне их обратно в ладонь и буквально заставляет есть, хотя кусок в горло не лезет с утра. Приходится подцепить немного риса.

- Я же был хозяином порочного базара! – с гордостью напоминает Ян Гуйцзу. Он жуёт с наслаждением и не позволяет мне говорить вплоть до тех пор, пока я не съедаю часть подкинутого мяса.

- И зачем же знакомить меня с лисицей? – интересуюсь и суплю брови.

- А как иначе научить тебя смеяться?

- По-твоему, у меня есть причины смеяться?!

Под давящим взглядом я доедаю всё, что было в плошке, а мне ещё и закуски подталкивают. Их я всё же отвергаю, как бы старший соученик меня ни осуждал.

- Разве произошло что-то плохое, шимэй?

- А нет? – встав, я быстрыми шагами меряю покои. – Представители Сюэсэ Хоянь изъявили желание появиться на собрании школ заклинателей! И как мне им отказать?

- Не отказывай.

- Не отказывать? – возмущённо переспрашиваю я. – А если не отказывать, то как мне тогда пресечь кровопролитие? Главы дворцов вымотали меня даже тогда, когда ученики Сюэсэ Хоянь просто ни с того ни с сего начали помогать людям, и ждали от меня каких-то пресекающих или иных действий. Чего они ждут от меня сейчас? Как потребуют поступить? И если я не поступлю так, как им хочется, какова вероятность, что в этот раз я их сдержу?

Рухнув на кровать, я стучу пальцами по лбу, чтобы отвлечься. Ян Гуйцзу приближается и садится рядом:

- Ты могла бы есть вместе со всеми учениками, а не здесь. И больше доверять хотя бы мне с учителем, способным прикрыть твою спину.

Воздух шумно выходит изнутри. Я схожу с ума, как же я могу доверить кому-то такое? Крестьянин или ещё кто мог бы предположить, что его прокляли, но не я, окружённая теми, кто почувствовал бы проклятие, подведи меня собственное чутьё. «Меня преследует мальчик, которого я видела ребёнком. В бамбуковой шляпе», - так и поведать?

- В твоё отсутствие, если ты не заметила, никто не умер, - хмыкает Ян Гуйцзу.

- Зато пришло это дурацкое письмо с прошением посетить Нинцзин. И не притворишься, что не получали!

***

Несколько дней спустя я бреду по бамбуковому лесу, стеной ограждающему дворец Безмятежности от остальной части школы. С нежностью и заботой доносится мелодия сяо, предназначенная кому-то определённому, никак не мне. Для всех так никогда не играют, хотя небожители отдали бы нефритовые горы и золотые изваяния, а смертные – последнюю еду, лишь бы услышать столь чувственную, личную игру. Мне же случайно повезло прийти именно в этот день и этот час, когда в хижине для медитаций уединились двое.

- Глава школы Ван? – Ли Лунмин, старшая ученица и супруга шишу Бая, замечает меня прежде, чем я захожу внутрь, в окно, у которого сидит.

Войдя, я удостаиваюсь уважительных кивков. Рука Ли Лунмин поглаживает округлый живот. Тяжесть сгладила худобу шимэй Ли, но, что бы ни говорили злые языки, не уменьшила красоту, сведшую главу дворца Безмятежности с пути одиночества и преданности всем людским идеалам.

- Глава школы Ван, вы разыскивали нас по определённому делу? – Бай Хэпин, прервавший мелодию, стоило его жене заговорить, кладёт сяо на небольшой стол и встаёт рядом с кроватью, где расположилась супруга. Ли Лунмин касается его пальцев – и без слов, по жестам понятно, как им помешали наслаждаться обществом друг друга.

- Во время разбирательства в Фаньжуне я натолкнулась на это, - вынув из бездонного рукава завёрнутый в талисманы нож, я выкладываю его на стол. – Не безопаснее ли будет отдать его в небесную столицу вашему ученику?

Бай Хэпин смело берёт оружие и вертит в руке.

- Вы показывали его дашисюну?

Я красноречиво закусываю губу.

- Или же вы не хотите, чтобы хоть кто-то знал, что тёмный артефакт у вас был? – понимает шишу Бай.

- Наличие у меня ножа убийцы вызовет ненужные вопросы, - не отрицаю я. – Мною и без того недовольны, как и моим учеником, как и шисюном Яном. Появление этого ножа может стать последней каплей в чаше терпения.

Осознание этого приходит не сразу, но, когда приходит, я в страхе устремляюсь к тому, кто не станет трепаться о моём подарке. Даже если клинок полезен и редок, засветить его у себя сейчас, перед собранием школ, я никак не должна.

- Дашицзе, - Ли Лунмин встаёт и в голос её звучит холодок. – Ты полагаешь скидывать ответственность с себя на моего учителя – идея достойного человека?

Она едва ли не заслоняет шишу Бая собой! Словно я ему навредить хочу!

- Я не прошу вас оставить нож, я прошу отдать его туда, где он никому не навредит, ни вам, ни мне, - оправдываюсь я. Перед младшей ученицей оправдываюсь!

- Сяо Лянь, - Бай Хэпин кладёт руку жене на плечо. – Глава школы Ван правильно обратилась к нам. Мы можем отдать артефакт Хэ Лунвану. К тому же, не ты ли хотела с ним свидеться?

Ли Лунмин успокаивается.

Что ж, мне не отказали в помощи. Теперь следует уйти как можно быстрее, чтобы не передумали!

***

В день собрания я хочу и не хочу видеть рядом с собой Фэн Цзяньсюэ.

Хочу, потому что она – одна из немногих, кто действительно знаком с представителями школы Сюэсэ Хоянь, с их методами, действиями, уловками и словесными хитростями. Иметь под боком советника, взращённого во вражеских стенах, крайне выгодно, когда впервые принимаешь адептов враждебной школы у себя дома.

Не хочу, потому что княжна демонов покинула тёмное учение без одобрения, самовольно разорвала с наставниками все нити судьбы и никогда не распространялась о прошлом, отмахиваясь, отшучиваясь или откровенно издеваясь над проявленным любопытством.

Показывать её гостям из Сюэсэ Хоянь – всё равно, что подвергать опасности и кричать, что не боишься ни волка спереди, ни тигра сзади. Кидать ученицу в пасть зверя, как добычу, у меня нет желания.

- Учитель, мой слух превосходит ваш, - девушка отвлекается от свитка и дёргает уголком губ. – Потому хватит прятаться.

Моё возвращение в главный дворец не остаётся незамеченным.

- Я и не пряталась, - выйдя из-за яблоневого дерева и присев на траву рядом с ученицей, я тяжко вздыхаю. – Расскажи мне о главе школы Сюэсэ Хоянь. Чего от него ожидать?

Лёгкий, насмешливый настрой княжны демонов испаряется, а алая метка демонической наследницы разгорается пламенем во лбу. Притронусь – обожгусь до кости. И без того тёплый летний воздух наполняется жаром, и я отсаживаюсь подальше, не отводя взгляда.

- Неприятно разочаровывать вас, учитель, но, по правде говоря, я даже не знаю, как он выглядит, - Фэн Цзяньсюэ издаёт смешок.

- То есть?

- Он не снимает маску с лица. Никогда и ни перед кем, даже перед моим отцом. Оно и понятно: ему есть, что скрывать, и он окружён людьми, которые не погнушаются убить его, по одному только обличью узнав обо всех слабостях. Но, если вам так нужен какой-то совет, скажу одно: адепты Сюэсэ Хоянь, глава в том числе, гораздо честнее.

- Ты только что сказала, что он прячет лицо, лишь бы его не прирезали из-за него!

- Верно, - кивает девушка. – Но знаете, в чём разница между тёмными и светлыми заклинателями? Тёмные не клянутся быть праведными и правдивыми, а вот светлые – да.  

- И в чём же честность?

- Не понимаете, да? – княжна демонов прикрывает рот ладошкой, покашливает. – От нас, связанных с тьмой, вы ожидаете любого зла, в то время как зло в ваших рядах проходит мимо.

Красочно выражаясь, от её речей словно когтем царапает внутри головы. Я обязана подумать, что именно меня настораживает в произнесённом ученицей, однако как же мне уже надоело размышлять обо всём подряд! Ощущение, будто передо мной трясут верёвочкой, к которой привязана бумажка с ответом, но сил нет, чтобы остановить её полёт, сорвать и прочесть, что же написано.

Я тру виски, притворившись, что не о чем тревожиться.

- Для собственной безопасности, переберись пока во дворец Безмятежности. Ты неплохо ладишь с шимэй Ли, насколько мне известно.

Демоница закашливается уже по-настоящему, а не для того, чтобы скрыть, что я её веселю. Очаровательное лицо прорезает неприятное удивление, две пышные косы подпрыгивают.

- Вы серьёзно, учитель? Я – наследница князя демонов, росла в Сюэсэ Хоянь, а вы хотите просто отправить меня восвояси? Вам не о моей безопасности беспокоиться надо!

- Что у тебя с этой техникой? – перевожу тему я, глянув на свиток, удостоившийся её внимания.

- Не затыкайте меня!

- Этот учитель спросила, что у этой ученицы с этой техникой.

Уши девушки краснеют, она вспарывает острыми когтями землю и всё же отвечает на поставленный вопрос. При представлении мне того, что изучила, у неё то горит, то гаснет демоническая метка.

- Вы мне не доверяете?

Слюна во рту становится вязкой, мешая произнести хоть что-то внятное.

- Вы хоть кому-нибудь доверяете?

- С чего ты взяла, что я не доверяю тебе? – сглатываю и давлю из себя встречный вопрос.

- Вы учите доверять другим. Но сами отстранились так, что вам больше не подходит ваше собственное учение.

Фэн Цзяньсюэ смотрит пронзительно, сложенные в печать пальцы испепеляет дальнюю яблоню тёмной техникой. Эти же пальцы могут вонзиться мне в сердце и проткнуть насмерть.

- Вас сейчас очень легко переманить в другую школу, - заключает она. – И, судя по всему, вы не желаете, чтобы я вас от этого оградила.

- Ты придумываешь того, чего нет.

- Ой ли.

- Прекрати! – духовная энергия беснуется в меридианах, просится наружу, зудит тело и… Это. Очень. Плохой. Знак.

- Если вы столь убеждены, что я ошибаюсь, почему же спорите так рьяно? Дать ответ? Вы боитесь, что я права.

Меня трясёт, а кровь подступает к голове. Что-то влажное чувствуется в ушах, под глазами, в носу, и на траву выплёскивается… что-то красное. Тень мальчика в бамбуковой шляпе появляется тут как тут и  нависает надо мной – страшно повернуться за спину.

- Учитель! – Фэн Цзяньсюэ в страхе подбегает ко мне и, кажется, что-то кричит. Из меня же рвётся дурная кровь.

Окружение окрашивается в алый цвет, как будто Небеса решили излить на мир смертных кровавый дождь. Меня стремительно и крепко хватают за ноги! Вскрикнув, чуть не булькнув, я отбиваюсь, меч вырастает в ладони и сталкивается с чужим клинком, чей обладатель плывёт, не опознаётся мной. Из-под земли лезут чудовища, и против всех я одна, совсем одна… Почему одна?! Почему, почему, почему?!

- Ты не беззащитна, - знакомый мальчик в бамбуковой шляпе трогает меня за кисть. – Ты сильная.

Силы во мне действительно в избытке. Только вот… дышать трудно… и всё такое неразличимое… Сковывает! Ещё что-то сковывает!

Меня отрывают от земли, меч дёргают, схватившись за остриё, но я держу крепко, если и вырвут, то только с рукой! С кровью из меня льются проклятия, а когда их пытаются заглушить, то я кусаюсь.

Всё заволакивает тьма, и мне так не хочется, чтобы всё пропадало, но…

Но мир перестаёт тонуть в озере, окрашенном кровавым закатом, расслабившись, я выпускаю клинок…

- Учитель, - Фэн Цзяньсюэ выдыхает с облегчением и отходит от меня, сжимая испачканный побагровевший платок. Её большие глаза широко распахнуты, пот рекой течёт по вискам.

Меня резко разворачивает кто-то – за спиной стоят шисюн Ян и учитель, суровые и испачканные не меньше платочка, стиснутого ученицей. Нин Хэфэн переглядывается с Ян Гуйцзу и, подхватив меня на руки, уносит во дворец.

Как они и опасались, я пережила искажение ци.

В начале обучения едва ли не каждого адепта пугают искажением ци. Совершенствуясь, заклинатель накапливает в себе светлую энергию и на протяжении всей жизни должен быть осторожен и следить за её правильным течением. Излишняя спешка в обучении, неправильное использование техник, запрещённые техники, беспокойство в душе – всё это способно привести к тому, что заклинатель вспыхнет, как соломинка, и сгорит, если течение его духовной энергии не успокоить.

Учитель и старшему соученику едва удалось успокоить меня, потому, хоть я и провожу в тишине и покое оставшиеся дни до собрания школ, когда приходит время, они отказываются отдавать мне отнятое ранее духовное оружие.

- Вы хотите, чтобы я предстала пред почтенными мастерами без меча? – требование настолько оскорбительное и нелепое, что у меня брови к потолку стремятся!

Они же бровью не ведут.

- Именно, - с важным видом подтверждает Ян Гуйцзу.

Я ощупываю неестественно пустой пояс и оглядываюсь на запертые двери из покоев, не находя, что сказать, чтобы их образумить.

- Вы хотите выставить меня перед прочими ребёнком, у которого даже собственного достойного клинка не имеется? Перед главой школы Сюэсэ Хоянь?

- Оберни появление без меча в свою пользу, - Нин Хэфэн поправляет расписанные рукава. Сегодня он одет роскошнее обычного, хоть и не будет присутствовать в зале приёмов. – Покажи, что школа Нинцзин доверяет посетителям и несёт каждому лишь мир.

- Учитель, вы никогда не расставались с оружием! – возмущаюсь я, взмахнув руками.

- Разве я был лучшим главой школы в истории Нинцзин? – мужчина прожигает взглядом так, что, вновь почувствовав себя виноватой и глупой ученицей, я теряюсь с ответом.

Бьют в барабаны, извещая о приближении заклинателей других учений. Даже палочки благовоний на споры не остаётся, вследствие чего в спешке приходится потуже затянуть стягивающие волосы ленты и отправиться приветствовать прибывающих.

Каменные львы сторожат вход в главный дворец, а под их пастями – главы других дворцов в сопровождении старших учеников.

- Глава школы Ван! – мы обмениваемся поклонами. 

Моя старшая ученица сверкает золотом, и я не сразу узнаю её.

- Где твоя метка?

- Скрыла.

На диво красивое личико княжны демонов обильно покрывает золотая пудра.

- И почему ты здесь? – недовольно шепчу я.

- Вы хотите предстать пред всеми не только без духовного оружия, но и без старшего адепта? – демоница склоняется к моему уху. – Я бы ушла, но меня притащили шишу. Боятся, что я сговорюсь с кем-то из прошлых собратьев.

«Если гора разрушится и раздавит меня, буду ли я столь сильно возражать?» - мысли мучают не слабее духоты снаружи.

- Эта ученица просит прощения, учитель, - отвлекает меня от страдания Фэн Цзяньсюэ.

- Потом.

Налетает ветер, в воздухе появляются снежинки, будто могильный холод стал осязаемым. Кожу неприятно то морозит, то обжигает.

- Какое нахальство! – глава дворца Нравственности презрительно кривится.

- Шиди, - глава дворца Великолепия трогает его за запястье, призывая не горячиться.

Глава дворца Скорби хмур и молчалив, а глава дворца Безмятежности… полагаю, радуется, что не взял с собой беременную супругу. Тёмную энергию, намеренно пущенную впереди хозяев, почувствовали все мастера. А, вскинув головы, увидели и её обладателей на мечах.

Их всего двое. Один – в алых развевающихся одеждах, в чёрной маске, покрытой изморозью, с кожей белее снега и глазами ярче золотых дисков. Другой – в одеянии чёрном, с красными лентами вокруг рукавов, лицо его до оскомины на зубах знакомо, привлекательное и насмешливое, по нему сильно врезать хочется! Они спешиваются с мечей и затыкают их за пояса, действуя, как близнецы, приветственные поклоны их идеальны и правдоподобно вежливы.

- Глава школы Ван, - прохладный голос мужчины в маске морозит мои и без того застывшие в улыбке губы.

- Глава школы Сюэсэ Хоянь, - я выпрямляюсь и сталкиваюсь взглядом с заклинателем за спиной своего главы. Он подмигивает мне, будто прибыл поразвлечься со старой подругой. Не на собрание школ прилетел, а в дом увеселений за вином, фруктами и красоткой заглянул!

- Позвольте представить вам Чжао Цыяня.

«Уже знакомы», - пробегает мрачная мыслишка, а юноша выглядит так, словно сейчас ручкой помашет!

- Ваш старший ученик?

- Последователь, - исправляет меня глава Сюэсэ Хоянь. – Должен же кто-то исполнять поручения.

Мужчина выразительно поворачивается к Фэн Цзяньсюэ, держащейся расслабленно. Она фыркает в сторону Чжао Цыяня:

- Выскочка.

Я в напряжении слежу за обменом приветствиями мастеров, и за тем, как их становится всё больше. В результате ещё до того, как все прибывшие размещаются в зале приёмов, у меня раскалывается голова, и я почти не чувствую запаха разносимой учениками дворца еды, не особо вникаю в хитросплетённые обсуждения текущих дел. Высказываюсь лишь тогда, когда непосредственно спрашивают, что нисколько не красит меня, как хозяйку сего тяжкого пиршества. По крайней мере, в первый час не случается драки.

В перерыв я тайком выскальзываю, между прочим, из собственного зала и оседаю в тени коридора, зарывшись пальцами в волосы. Как же мне плохо! Плохо, плохо, плохо… А ведь этих интриганов ещё слушать и слушать, просто позже.

- Ван Лилян-а, у тебя причёска испортилась!

Зажимаю рот, чтобы не закричать от досады. Когда мы прощались и Чжао Цыянь сказал «до встречи», я рассчитывала, что судьба нас не сведёт или хотя бы не так скоро сведёт. А он находит меня в постыдном положении! Опять!

Глава 6. Бить или не бить?

- Зачем мы здесь?

Прежде супясь, я недоумеваю, когда Чжао Цыянь слабым толчком впихивает меня в дворцовую кухню. Ни слуг, ни поваров нет на месте, и я, не бывающая здесь часто, не знаю, должна ли ругаться на них за их отсутствие или их и не должно сейчас здесь быть.

- И откуда ты вообще узнал, где во дворце кухня?!

Когда я оборачиваюсь к юноше с возмущённым вопросом, он невозмутимо закрывает двери, оставаясь со мной наедине в царстве ароматов и обычно не слишком вкусных блюд. Что-то по-настоящему сладкое, кислое или до слёз и соплей острое на Нинцзин готовят только по особым случаям. Употребление пищи для удовольствия в среде совершенствующихся не поощряется, да и достойные заклинатели практикуют инедию.

- Планировки больших домов всегда схожи между собой, - Чжао Цыянь невозмутимо начинает шарить руками в продуктах, словно они принадлежат ему! – Сколько тут всего, ммм…

- Не хозяйничай на моей кухне!

Я с силой, за шиворот, оттаскиваю его от стола, на котором оставлены мытые овощи и фрукты.

- Властная, Ван Лилян-а, ох, какая властная! – смеётся Чжао Цыянь. – Глава школы Ван, а вы до меня-то тут бывали?

Его подчёркнуто вежливое обращение заставляет меня разжать сомкнутые на его халате пальцы и отойти.  Хотя насчёт своего имени я не лгала, однако вела себя в его обществе явно не как нынешняя глава всех последователей учения горы Нинцзин, и это стыдит.

- Бывала, конечно! – восклицаю я. – В ученичестве, помнится…

Или не помнится. Поджав губы, я кручу в памяти времена, когда мы с шимэй Вэй запустили воздушного змея как раз куда-то на территорию кухни, но смачный хруст рушит строящуюся приятную картинку.

- Ты! Прекрати есть мои огурцы! – я кидаюсь, пытаясь выдернуть из кулака тёмного заклинателя сворованный и уже надкусанный огурчик, но он вертится, как змей на воде – не поймаешь, ускользает! И даже попытки добыть огурец в прыжке не приносят результата – его рука длиннее.

- Отдай! – требую, как дитя, над которым старший брат смеётся.

- Забери!

У меня пар из ушей валит, а он… доедает! Доедает огурец с кухни моего дворца! И его взгляд уже устремлён к столу, где лежат ещё.

Мы кидаемся туда одновременно, но я быстрее успеваю закрыть собой еду.

- Тебя не кормят, что ли?

- Судя по тому, как главе школы Ван жалко огурчик для гостя, не кормят вас!

- Моё!

Чжао Цыянь за талию оттесняет меня в сторону и хватает за подбородок. Его отчего-то красные, совсем как ленты на запястьях, губы открываются:

- Тогда как насчёт урока готовки?

Грязная мысль куснуть от всей души… да хоть за те же губы, приходит и оседает румянцем на щеках и ушах. Я шлёпаю заклинателя по запястью:

- Занятий других не хватает?!

- Хватает, но раз ты так любишь огурцы…

Он просто сгребает все, что оставались, и выкладывает их на стол для готовки. Нож будто сам стремится в его раскрытую ладонь.

- Да ты прекратишь так себя вести или нет?! – подлетаю к нему.

Стоит оказаться рядом, Чжао Цыянь шикает:

- Наблюдай.

Один за другим заклинатель отрезает концы огурчиков, смахивает мелочь в сторону и раскладывает основные части, пока они не усеивают всю поверхность перед нами.

- Резать овощи и я умею, - фыркаю.

- Шшш! – влажный палец чуть ли мне в рот не залазит. Юноша вручает мне подобранный им среди кухонной утвари широкий нож и просит: - Бей.

- А?

Закатив глаза так, что видны одни лишь белки, Чжао Цыянь ставит меня на своё место и, оказавшись за спиной, придерживая за плечи, в самое ухо повторяет:

- Бей.

От поясницы и до плеч как табун лошадей пробегается.

- Зачем мне заниматься такой дуростью?

Силюсь развернуться, но пальцы тёмного заклинателя впиваются в плечи, как звериные когти.

- Потому что я хочу битых огурцов!

- Сам и бей тогда!

- Глава школы Ван, вы пренебрегаете гостеприимством, - осуждает Чжао Цыянь, носом проводит по виску – к табуну присоединяется другой табун. – Силёнок на огурчики не хватит?

Нож плашмя обрушивается на огурцы. Раз. Другой. Третий в другом месте. Представляю ли я на их месте Чжао Цыяня, других глав школ и дворцов или просто огурцы, но давить что-то с каждым взмахом становится всё приятнее! Я ощущаю собственную силу и безграничную власть, наслаждаюсь правом разрушить что-то – без последствий и людских осуждений. Натянутые нити внутри рвутся, одна затрагивает собой соседнюю, и напряжение в моём теле спадает настолько заметно, что я хихикаю.

- Довольно-довольно, Ван Лилян-а, - разделяет мою пришедшую лёгкость Чжао Цыянь, отбирая нож. – Иначе невкусно будет.

Он скоренько нарезает битые огурчики и скидывает кусочки в нашедшуюся миску поистине великанских размеров. И тут же заводит руки за спину, и из-за его спины уже вырастает чеснок!

- Хочешь побить ещё и его?

Мои пальцы быстрее разума: выхватив зубчики, я разрушаю и их! И как-то сама передаю их заклинателю, чтобы кинул в миску.

- Дальше я сам! – Чжао Цыянь кидает мне платок. – Вытритесь, покорительница овощей!

- О, Небеса!

Я чересчур запоздало обнаруживаю, что заляпала одеяния, не говоря уж о коже!

- У тебя достаточно сменной одежды, не взывай к Богам, - невозмутимо замечает юноша, пока я отчаянно тру нос и охаю.

- Если меня увидят в таком виде!..

Не успеваю я разволноваться, а передо мной уже машут палочками с кусочком приправленного огурчика. Вспомнив более ранний порыв, я поддаюсь ему и подаюсь вперёд, чтобы подхватить еду зубами.

- Как собака!

Наступив парню на ногу, я отбираю палочки и залажу ими в миску.

- Вкусно! – хвалю вместо «спасибо». Намеренно или нет, а Чжао Цыянь избавил меня от мучительной головной боли.

Глава 7. Взглядом гору опрокинуть

Примечания: 

"Взглядом гору опрокинуть" - авторская отсылка на слова о жене ханьского государя У-ди: «На далеком севере живет такая красавица, что подобной нет в мире, она одна-единственная. Раз только взглянет - и рушится целый город. Взглянет еще раз - и опрокинет царство».

По легенде существовало десять солнечных воронов, чьё одновременное появление на небосводе привело к возникновению огромного пожара. Император Китая попросил лучника Хоу И сбить девять из них, что он и сделал, получив в награду эликсир жизни.

 

- Опасно разгуливать по дворцу без меча, - отвлекает от изучения сделанных за собрание записей хриплый голос, недостаточно знакомый, чтобы опознать его владельца лишь по нескольким словам.

Встав так, что рукавами скрываю исписанные листы, я с поклоном интересуюсь:

- Что друг на тропе самосовершенствования имеет в виду?

Едва мои губы смыкаются, как я поднимаю взгляд. Пред моим столом главы предстаёт немолодой мастер, волосы которого давно тронули седины, а глаза приобрели характерный старческий прищур. Серые одеяния мужчины скромны и аскетичны, без вышивки и украшений, из-за чего на фоне меня в златой ткани он видится бедняком, но это не совсем так. Школа, адепты которой носят этот цвет, достаточно древняя, с определёнными запасами денег и тайных свитков, но чересчур отдалённая от мирских дел, чтобы главенствовать, в отличие от Нинцзин.

- Ветер этой ночью особенно силён, - старый мастер указывает на распахнутые двери, выходящие не в коридор с одной стороны зала, а наружу, с другой, в ночную тьму.

Общение с Чжао Цыянем, вынуждена признать, было лёгким и не напрягающим, однако после мне пришлось переодеваться в чистое и продолжить собрание вплоть до темноты. И, честно, я ожидала, что все уже разошлись: этот глава более чем умел, раз скрыл своё присутствие.

- И всё же барьер спасает нас от страшных холодов, - взмахнув рукой, я духовной энергией закрываю двери.

- Не мешает ли такая защита духовным практикам?

Я чуть дёргаю пальцем, но приведённый в здравое состояние разум не туманится гневом мгновенно.

- Осторожные шаги надёжнее широких, хоть кого-то и ведут к одной цели.

Светлые, как стекляшки, глаза мужчины белеют, и меня вдруг посещает мысль, что на самом деле он слеп.

- Глава школы Ван права, - соглашается старый мастер. – И всё же, вы без меча.

- Не в отсутствии ли действий есть добродетель? Не полезность ли в пустоте?

- Ваш учитель хорошо вас обучил.

Мы обмениваемся прощальным почтением, и чужой глава покидает зал. На сей раз, я убеждаюсь в собственном одиночестве, запечатываю все двери и падаю на колени только тогда, когда никто более не мельтешит близко.

Разумеется, наш разговор был вовсе не о погоде и не о мече. Все они,  последователи других учений, обеспокоены появлений главы Сюэсэ Хоянь и последователя, и не доверяют им, как ураганному ветру, который не может даже волею судьбы совсем не причинить вреда. Меня попрекнули моей самоуверенностью, и переиначенные мною основы основ совершенствования были скорее насмешкой, чем обсуждением их правдивости, ведь мы оба прятали за красивыми речами речи правдивые, что неверно. И всё собрание из такого неверного и состояло.

Упрятав записи в рукав, я выхожу из зала на лужайку, вдыхая запах ночи. Развеваются флаги, ноги сами приносят к тренировочному полю, а сердце охватывает тоска по духовному оружию. Тут – слышу характерный разрезающий воздух свист клинка.

- Ван Лилян-а, лови!

Тяжёлая рукоять легко ложится в руку. Это меч Чжао Цыяня.

Следуя зову сердца, я делаю несколько выпадов, прежде чем остановиться и спросить:

- Почему ты не в отведённых тебе покоях?

Чжао Цыянь насвистывает что-то весёленькое и оскорбляющее благородный слух, двумя тёмными омутами взирает на моё заострившееся лицо. В лунном свете пляшут тени, и везде мерещится то, чего нет.

- Разведываю все секреты школы Нинцзин, - он шутит и склоняется ко мне, вцепившись в своё запястье кистью у поясницы. – Глава школы Ван так завораживает с мечом в руке.

- Не льсти, - фыркаю я. – В Фаньжуне ты не выглядел впечатлённым.

- Правда, что ли? – он поражается и, не разгибаясь, сокращает расстояние между нами. – Разве я не впервые вижу вас с клинком?

Сначала подмигивает мне прямо перед главным дворцом под взором прочих глав-соучеников учителя, вылавливает в коридорах, а теперь притворяется, будто мы не встречались до сего дня.

- Вы оказали мне помощь, как делают ваши собратья уже не в первый раз, - я передаю ему меч. – Преследование меня не прибавляет вам доверия. Мы не друзья.

Он тянется, чтобы забрать оружие, но в итоге накрывает мои пальцы поверх него. Я холодею под давлением ощущающейся в клинке тёмной энергии.

- Сдаётся мне, что большие друзья, чем все эти дуралеи в роскошном зале. Признайтесь, глава школы Ван, вы ненавидите каждого из них.

Я медленно втягиваю прохладный ночной воздух. Наша речь не столь громка, чтобы её услышал всякий посторонний, да и юноша вынимает из-за пазухи работающий заглушающий звуки талисман и показательно вертит его. Чжао Цыянь хочет, чтобы его слушала только я.

- Мне не положено ненавидеть, - мне бы отпустить рукоять, но вместо этого я лишь стискиваю её под теплом ладони тёмного заклинателя. Огонь заклинателя сглаживает неприятные веяния тёмной энергии, оставляя только… манящую силу.

- Если испытываешь ненависть, значит, положено.

На губах Чжао Цыяня не таится улыбка, она яркая, и я догадываюсь, что он наслаждается своим могуществом не меньше, чем я, дотронувшаяся до него лишь слегка.

Когда юноша забирает меч, я с тоской наблюдаю за тем, как он прячется в ножнах.

- Ты ведь хочешь потренироваться с ним, - мальчик в бамбуковой шляпе, порождение моего подсознания, встаёт рядом. Невинно интересуется: - Почему не попросишь? Он сам дал его поддержать, думаешь, откажет?

Поправив бамбуковую шляпу, мальчик пальцем указывает на клинок на поясе заклинателя. Забывшись, я хочу опустить руку иллюзии, но Чжао Цыянь трактует мой жест иначе:

- Хочешь? – И меч с пояса снимает.

- Нет.

Да.

- Знаешь, однажды я помог одному заклинателю пережить искажение ци. С помощью тёмного искусства. 

***

Ноябрь выдаётся дождливым: из дворца невозможно выйти, чтобы не ступить в лужу и грязь. Что хуже, юные адепты спотыкаются, и теряют в воде кто ленты, кто подвески, кто протащенные из поселений засахаренные орешки и ягоды. Клянусь, я даже видела, как Ян Гуйцзу, зорко следящий за тем, что попадает на гору из мира за пределами, вынул из мокрой травы пакетик с ягодками, помыл их, а после отыскал учеников, их потерявших, да ещё не заметивших пропажу, и нагло съел на их глазах! Тем самым, он пожурил их, ибо как можно заклинателям быть такими невнимательными и неловкими? Однако их оправданием является то, что и старшие адепты проклинают непогоду.

Замочив одеяния в пути, я жалею, что не подвязала вымокшие рукава, но в них сокрыто важное послание, потому мне не столь обидно. В главном дворце повсюду зажгли свет, приближается время вечерних чтений, а после и отбой, впрочем, как всегда, не уверена, что я лягу в назначенный час.

В предвкушении я добираюсь до жилой части дворца, где меня поджидает неприятная, в отличие от полученного послания, неожиданность. В моих покоях сидят Нин Хэфэн и Ян Гуйцзу. И не просто сидят, в ожидании попивая чай, а перебирают мои письма, развёрнутые и очевидно прочитанные!!!

Злость пробирает до костей, но я медленно закрываю дверь и креплю заглушающий талисман. Теперь можно кричать:

- Вы роетесь в моих покоях?!

- Как давно ты ведёшь переписку с Чжао Цыянем? – непривычно хмурый шисюн Ян как веером обмахивается цветной бумагой писем.

- Куда важнее то, о чём вы с ним беседуете, - учитель сжимает в кулаке то, что не захапано старшим соучеником.

- Знаешь, шимэй, о таком можно и меня спросить, - шисюн Ян протягивает мне письма, и я яростно выдираю их из его руки. – Я бы проследил за тем, чтобы не было вреда…

- Я запрещаю тебе учить её подобному! – Нин Хэфэн недовольно глядит на своего когда-то любимого ученика. – И кого-либо на этой горе!

Ян Гуйцзу дёргается, как от пощёчины, и потерянно смотрит на учителя, словно не верит, что тот сказал, что сказал. Его демоническая метка проявляется на лбу, бледнеет и вспыхивает, что похоже на дрожь.

- Учитель, вы снова… да и я бы… - старший соученик опускает ресницы.

Нин Хэфэн отводит взгляд, поняв, что сболтнул, и их застарелая обида и стыд друг перед другом обнажаются. Я же… отнимаю у наставника другую часть писем.

- Я глава этой школы. Мне решать, с кем мне разговаривать, что именно обсуждать и для чего. И вы не вправе находиться здесь в моё отсутствие! – гнев, из-за которого я не могла и звука выдавить после первого крика, приобретает словесную форму.

Учитель и шисюн Ян одновременно обращают всё своё внимание на меня, однако мои почтительность и слабость отступают под давящей яростью из-за того, что они залезли во что-то настолько личное, как письма Чжао Цыяня. Чжао Цыяня, который… не опускается до моего развития, как они, а помогает мне стать выше.      

- Лунгун, ты…

Нин Хэфэн собирается с ответом, но его прерывает колыхание заглушающего талисмана. Мановением руки содрав его, наставник, как и мы, различает зов за дверями.

Моё разрешение на доклад больше похоже на пожелание убираться вон, но ученик в бело-синих забрызганных грязью одеждах дворца Безмятежности всё равно предстаёт пред нами. Его лицо, тоже позорно замызганное, мне знакомо. Должно быть, он действительно спешил, раз позволил себе предстать в таком виде пред старшими последователя учения.

- Этот ученик хочет сказать, что его учитель рожает! – Цянь Синъюнь, единственный ученик шимэй Ли, обеспокоен и не слишком старается подбирать слова. – И шигун наказал срочно позвать мастера Нина!

Учитель срывается с места, едва адепт произносит его имя, чудом не оттолкнув парнишку в проходе. Мы с шисюном Яном переглядываемся – конфликт всё ещё не улажен, но продолжать ругаться в отсутствие учителя, да после таких новостей…

- С шимэй Ли всё в порядке? – уточняю я у Цянь Синъюня, не успевшего убежать.

- Этот ученик не знает, - качает головой Цянь Синъюнь. – Но шигун беспокоится.

Как и всякий любящий муж, надо полагать. Но, тем не менее, лучше проверить, как обстоят дела. Всё же глава дворца Безмятежности и его супруга – не последние люди на горе, и, если что-то во время родов действительно пойдёт не так, то это скажется на положении сил в школе – отнюдь не в мою пользу.

Ян Гуйцзу молча протягивает мне вытащенный из сундука зонт.

***

Зонт не спасает: ветер поднимается зловещий и выдирающий предметы из пальцев сильнейших заклинателей. Предзнаменования дурнее на священной горе и придумать сложно, и шисюн Ян рядом со мной хмуро поглядывает на небеса и потирает лоб, в том месте, где положено быть демонической метке.

- Не хочешь предупредить о чём-то? – сложив руки на груди, я обращаюсь к демону, но он не спешит отвечать, шикает на меня, и мы втроём скрываемся во дворце Безмятежности.

Цянь Синъюнь живо приводит нас к покоям главы дворца, где Нин Хэфэн и Бай Хэпин…

- Дашисюн, отпусти, - шишу Бай просит спокойно, но угроза в голосе присутствует, причём такая, что меня передёргивает.

- Ты там не нужен, - отрезает учитель, намотав на кулак рукав Бай Хэпина.

Серые глаза главы дворца Безмятежности практически чернеют.

- Дашисюн, - он свободной рукой цепляется за отворот на груди наставника, в том месте, где бьётся сердце.

В испуге мне вспоминается непреложная, хоть и неприятная для адептов главного дворца истина: Бай Хэпин превосходит учителя во всём. В совершенствовании, в стойкости, в бою, в знаниях, в выдающихся учениках, среди которых небожитель, - никогда им не удавалось сравняться. Моя обида на учителя становится не столь существенной, стоит осознать, что шишу Бай покалечит наставника, если взгляд его хоть сколько-то не прояснится, перестав напоминать своим блеском безжизненные драгоценные камни!

Я порываюсь вперёд, но Ян Гуйцзу молниеносно хватает меня и оттягивает за запястье. В то же время шишу Бай замечает нас и высвобождает одежду учителя из захвата. Нин Хэфэн, в свою очередь, отпускает рукав младшего соученика, тихо выдохнув.

Какие бы эмоции ни обуревали Бай Хэпина, к счастью для всех, он сумел их подавить. Одарив нас кивками, мужчина останавливается напротив дверей в покои и ждёт.

Не проходит и палочки благовоний, как дворец оглашает женский крик, сопровождаемый всплеском духовной энергии. Покои открываются, учитель и шишу Бай одновременно забегают внутрь, а шисюн Ян запирает их, прилепив талисман. Цянь Синъюня сносит ударившей из покоев волной силы – я ловлю его за мгновение до того, как он врезается в стену. Отверстия головы кровоточат у нас обоих.  

Ли Лунмин рожает девочку, но появление на свет этого ребёнка никому не приносит счастья. Бай Хэпин пропадает вместе с женой и дочерью, бросив учеников и школу и оставив за собой реку несуразных слухов. Кто-то полагает, что дитя великого мастера родилось мёртвым, и прославленный заклинатель жаждет скрыть, что наказан волею судьбы и Небес. Кто-то, что ребёнок оказался подлежащим уничтожению чудовищем, потому что связь учителя и ученицы порочна и неугодна богам. Кто-то, что шимэй Ли умерла при родах, как и младенец, и Бай Хэпин убежал и спрятался, чтобы воскресить их при помощи тёмной энергии, что он уже давно не следует праведному пути.

Однако все злые языки, так или иначе, сходятся в одном: отныне и впредь мастер Бай никогда не покажется людям. И лишь я, учитель, шисюн Ян, Цянь Синъюнь да целители, что помогали роженице в тот день, знаем правду, которую прочие не желают слышать.

А правда такова, что дать жизнь для Ли Лунмин, когда-то терявшей целостность души и тела, оказалось непосильно, и она, в раз утратив годы совершенствования в момент рождения малышки, впала в сон и рискует никогда не проснуться. Ученик Бай Хэпина, Бог Молний Хэ Лунван, укрывает наставника и его семью в самих Небесных Чертогах, потому что лишь там у Ли Лунмин есть возможность сохранить оставшиеся духовные и жизненные силы. Но не вылечится. Небеса лишь позволяют огоньку жизни в ней теплиться, но что-то должно заставить его разгореться.

Я устало тру лицо – не спала свыше пяти дней.

- Открой письмо, - мальчик в бамбуковой шляпе выплывает из ниоткуда и тычет в лежащее на столе послание от Чжао Цыяня, что я сегодня получила. Неудивительно, что преследующий меня кошмар явился именно сейчас, в очередную ночь без сна.

Я разворачиваю бумагу. Прочитав единожды, я недоверчиво перечитываю письмо ещё три раза, цепляясь за несколько фраз: «У твоей проблемы есть решение», «Пилюля бессмертия» и «я знаю, где её можно достать».

***

Под ногами перекатывается опавшая листва, мокрая и продырявленная временем. Солнце, однако же, светит поразительно ярко, и я натягиваю бамбуковую шляпу пониже, так, что мой взгляд из-под неё должен напоминать устрашающий взор какой-нибудь жуткой твари-убийцы. Возвышающийся лес – определённо тот самый, который Чжао Цыянь упоминал в своём письме, ибо только в лисьем лесу может быть одновременно так красиво и так потусторонне.

Подхватив с земли несколько жёлтых листов, я подбрасываю их вверх, чтобы они опали на меня дождём.

- Развлекаешься?

Спешно отряхнув ладони, я замечаю ожидающего меня Чжао Цыяня. Тёмный заклинатель прислоняется к дереву, сложив руки на груди и постукивая стопой по стволу так, будто хлопает ногой моему представлению. Содрав с ветки один лист, он крутит его в пальцах – и тот распадается в пыль.

- Покажешь мне, как это делаешь ты?

Парень улыбается, и улыбка сама наползает мне на лицо.

- Я забыла как, - я тут же отворачиваюсь, поняв, что рада его видеть – и он это отмечает.

Чжао Цыянь приближается и трёт мой нос красным рукавом, сегодня – с чёрными лентами. Он похож на трёхного красного ворона из божественной стаи, но не того из десяти, кто выжил и остался при богине единственным солнцем, а того, кого стрелок Хоу И подстрелил в числе прочих, но из-за хитрости птицы не добил и оставил ослеплять меня своим сиянием. Или сжигать дотла своим жаром. Крайне соблазнительным жаром.

- Тогда мне напомнить этой забывчивой главе школы, как это делается?

Тёмный заклинатель вкладывает в мою руку влажный листочек, и словно маленькое солнышко оказывается в ладони. Мы стоим грудь к груди, отведя сложенные вместе руки в стороны, и его тёмная энергия касается моих меридиан, наполняет их – мне остаётся только направить её в листочек, чтобы тот рассыпался. Я на него даже не смотрю, на листочек этот.

- А говорила, что не помнишь, - хмыкает Чжао Цыянь. – Тебе хорошо удаётся подчинять тёмную энергию.

В моей голове это прозвучало, как: «Тебе хорошо удаётся подчинять меня».

С той самой ночи после собрания школ, когда Чжао Цыянь дал мне свой клинок, я жду каждое его письмо. С того часа, когда он закончил рассказ о заклинателе, кому тёмное искусство спасло жизнь.

Тот человек, у которого исказилась ци, не справился и не смог выбраться из этого состояния, к тому же, рядом не нашлось ни одного достаточного сильного друга на тропе самосовершенствования, чтобы спасти его. Но был Чжао Цыянь, который… оттянул тёмную энергию в сердце заклинателя, то самое зло, которому проигрывает тот, кто утратил контроль над собой. И это помогло пострадавшему выжить.

- Если ты научишь управлять тем, чего боишься, - сказал тогда Чжао Цыянь, - то превзойдёшь всех, кто сейчас подавляет тебя.

С неловким кашлем, я выплываю из воспоминаний и отстраняюсь от юноши, обратив взор на широкую тропу, уходящую далеко в лес.

- Откуда тебе известно, что здесь обитает лисий клан?

Заклинатель щёлкает меня по носу, который уж больно любит:

- Всё-то тебе знать надо, Ван Лилян-а! У каждого мужчины, знаешь ли, за спиной должна быть небольшая тайна!

Я скептически гляжу на него:

- Небольшая тайна, молодой господин Чжао, - это то, куда ушла одна десятая денег, полученных с продажи яблок в этом году. Или то, почему никто до сих пор не сломал вам ноги, ведь вы определённо выводите из себя не только меня. То, что вы владеете сведениями о небесных лисах, - тайна уже отнюдь не маленькая. От одной-то лисы можно ожидать как благословения, так и смертельного проклятия, что уж о настоящем клане говорить!

Чжао Цыянь смотрит на меня внимательно, будто раздумывает, стоит отвечать или нет, и, наконец, признаётся:

- Мне довелось побыть любовником лисицы.

Во рту становится кисло, словно туда щедро налили уксуса. От тёмного заклинателя разумно ожидать распутства, с людскими женщинами и не совсем, но мысль о том, что я делю юношу с кем-то другим, заставляет внутреннее зло шевелиться под кожей.  

- Жизненные силы девать некуда? – спрашиваю, вскинув подбородок так, что можно дотянуться до неба.

- То была не молодая, а зрелая лисица, заинтересованная в приятном времяпровождении. Не в том, чтобы подпитать себя чужой энергией и довести до смерти.

- Вот как? – я жую губу. – И в приятное времяпровождение ей пришло в голову поведать об обители своего клана?

- Нет, конечно, она же не дурочка! – отрицает парень после смешка. – Я слушал её внимательно, узнал, что она живёт в семье, и однажды проследил за ней. Никогда не знаешь, когда пригодится то, что выяснишь. Тебе ведь сейчас пригодились мои знания, Ван Лилян-а.

С данным утверждением не поспорить.

Он сцепляет свои пальцы с моими, и мы вступаем в лес, чтобы, подумать только, выкрасть у лис пилюлю бессмертия!

Те лисы, что странствуют одни, часто молоды, неопытны, злы и пакостливы – им ещё далеко до вознесения и вечной жизни. Лисы, живущие кланом, – совершенно иной случай.

Первое – они более благосклонны к людям и, если покидают своё жилище, стремятся к красоте, знаниям, достойному вину и Небесам. Среди них есть молодые, есть старые, есть древние – и все с жемчужинами, способными накапливать совершенствование. Когда лис хочет умереть, он может отдать свою жемчужину – а кто-то другой может её поглотить и получить все блага и испытания.

Второе – в кланах всегда есть небесные лисы, те, что уже вознеслись. И вот они-то и приносят на землю такое сокровище, как пилюля бессмертия – награда, которую молодые лисички жаждут получить, чтобы без лишних усилий стать высшими существами. Награда, которую мы у них заберём.